"Скрижаль". Книга 6 - Джонатан Эдвардс и Великое пробуждение

Ростислав Дижур. «Скрижаль». Книга 6. Джонатан Эдвардс и Великое пробуждение в североамериканских колониях Британской империи.

_____________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

Джонатан Эдвардс и Великое пробуждение в североамериканских колониях Британской империи.

Великим пробуждением, иногда — Первым великим пробуждением или Евангелическим возрождением — называют религиозное движение, которое происходило в североамериканских колониях Британской империи и в самóй метрополии в 1730-х и 1740-х годах. Оно привело к расколу протестантских церквей конгрегационалистов и пресвитериан и к появлению евангеликализма и методизма.

Одним из зачинателей этого движения в Новой Англии, его активным деятелем, историком и теоретиком, был пастор и богослов Джонатан Эдвардс. В детстве и юности Эдвардс проявил незаурядные способности естествоиспытателя, но в возрасте девятнадцати лет, сделав поиск личного спасения главным делом своей жизни, он окончательно отрёкся от научных исканий. Эдвардс проповедовал в церкви города Нортгемптона в Массачусетсе с 1727 по 1750 год, после чего в течение семи лет, почти до самой смерти, служил миссионером — читал проповеди индейцам. Собрание сочинений Эдвардса, изданное Йельским университетом, составило 26 томов.

Встретив упоминание о Великом пробуждении первый раз, Скрижаль решил понять, насколько основательно ему следует восполнить этот пробел в знаниях. И чем больше он вникал в ход исторических событий, тем больше он склонялся к мысли, что причины, ход развития и следствия этого религиозного движения уяснить действительно нужно, иначе он может упустить какой-то важный сдвиг в духовной жизни американцев.

В ХVI–ХVII веках приверженцы разных толков христианства в Европе, доказывая правоту своих убеждений, жестоко уничтожали своих противников, которые соблюдали церковные обряды несколько иначе и понимали веру по-своему. Однако наряду с фанатизмом и дикостью религиозных войн, под влиянием географических и научных открытий, с оживлением философских исканий и с появлением трудов свободомыслящих людей многие христиане стали осознавать, сколь велики возможности человеческого разума. С расширением кругозора европейцев, с началом эпохи Просвещения, агрессивность просвещённых христиан в отстаивании верховенства своих церквей пошла на убыль. Появление внеконфессиональных интересов у мирян, жизнь которых прежде была полностью сосредоточена на соблюдении требований культа, и угасание их рвения в делах богопочитания вызвали обеспокоенность ревнителей веры, и не только в Европе, но в Америке.

Скрижаль усвоил, что наметившаяся в 1730-х годах религиозная активность протестантов-кальвинистов, которые жили по обе стороны океана, была своего рода реакцией их идейных вождей на интеллектуальное пробуждение Европы. Эти пасторы, многие из которых были странствующими проповедниками, призывали христиан к вере, требующей не только соблюдения правил богопочитания, но и личных эмоциональных устремлений, — к вере в Христа всем сердцем. Для достижения такого истинного, личного обращения, как называли эту цель активисты Великого пробуждения, христианин должен был осознать свою порочность, греховность и даже ничтожество. Человеку полагалось искренне раскаяться, осудить свои грехи, и начав новую жизнь, искать неоспоримые свидетельства своего духовного возрождения. Таким свидетельством могло стать некое эмоциональное потрясение или внезапное озарение, — событие, которое знатоки-пуритане считали результатом сверхъестественного действия Святого Духа. В среде пробужденцев принято было думать, что христианину на перерождение личности требуются месяцы и даже годы личных усилий.

Большинство пуритан конгрегационалистских и пресвитерианских церквей, как все кальвинисты, верили, что Бог по своему усмотрению выбирает тех людей, которые будут спасены в Судный день, и что человек не может знать, окажется ли он в числе таких счастливчиков или нет. Однако инициаторы Великого пробуждения учили, что истинное обращение даёт христианину некоторую уверенность в исход Страшного суда над ним: такое перерождение личности с последующим усилением религиозных привязанностей якобы делает спасение человека более вероятным.

Скрижаль бегло познакомился с биографиями вдохновителей и лидеров Великого пробуждения в североамериканских колониях Англии — с жизнеописаниями Уильяма Теннента, Джонатана Эдвардса, Теодора Фрелингхейзена, Сэмюэла Блэра, — а также узнал о миссионерстве странствующих проповедников — Джорджа Уайтфилда, Бенджамина Помроя, Джеймса Дэвенпорта и Элеазара Уилока. Из прочитанного он заключил, что ему следует сосредоточить своё внимание на проповедничестве и литературном наследии Джонатана Эдвардса, который был не только одним из инициаторов и главных действующих лиц Великого пробуждения, но стал также идеологом этого движения и его первым историком; к тому же Эдвардс известен как самый талантливый из всех христианских богословов Америки. Скрижаль понял, что проследив за событиями в жизни Джонатана Эдвардса и прочитав труды этого пропагандиста-пуританина, он узнает о главных событиях той религиозной встряски, которая случилась в Массачусетсе и всей Новой Англии, а затем расходящимися волнами, помалу затихая, прошла почти по всем североамериканским колониям.

Джонатан Эдвардс родился в 1703 году в Коннектикуте, в городке Уиндсор, расположенном у границы с Массачусетсом. Его отец, Тимоти Эдвардс, и дед по материнской линии, Соломон Стоддард, были пасторами в конгрегационалистских церквях: отец — в Уиндсоре, дед — в городке Нортгемптон, который находился недалеко от Уиндсора, но на территории колонии Массачусетского залива.

Джонатан рос необычайно одарённым мальчиком. Его первые работы — «Душа», «Радуга», «Насекомые», «Цвета», — датируются временем, когда ему было 11–13 лет. Эти тексты отмечены духом проницательного, неутомимого исследователя. Скрижаль получил удовольствие от их прочтения. Из них следует, что Джонатан Эдвардс уже в подростковом возрасте жил интенсивной, насыщенной интеллектуальной жизнью. Названия этих ранних работ условны, как понимал Скрижаль, — так их назвали исследователи творчества Эдвардса.

В эссе «Радуга» Эдвардс рассуждает о причинах возникновения радуги; он ссылается на опыты Исаака Ньютона и описывает свои эксперименты, которые проводил, изучая особенности отражения и преломления света. Эссе «Насекомые» он начал словами: «Из всех насекомых нет никого прекраснее, чем паук, особенно в отношении его проницательности и замечательного способа работы». Эдвардс проделывал опыты с пауками для того, чтобы понять, каким образом паук может летать по воздуху, перебираясь с дерева на дерево. Он и в этом эссе ссылается на доказательства Ньютона. В своих исследованиях он проявлял необычайное для мальчика упорство, а в изложении фактов и выводов — удивительную способность передавать словами, в деталях, результаты своих наблюдений и свои мысли. Эдвардс подробно описывает, каким образом пауку удаётся парить в воздухе, и восхищается тем, сколь много удивительных придумок таится в природе. «Отсюда мы видим неиссякаемую доброту Творца, который не только обеспечил всё необходимое, но и [всё] для удовольствия и отдыха всевозможных существ, и даже насекомых и таких, которые наиболее презренны», — заключил Эдвардс. В эссе «Цвета» он высказал предположения о том, разные тела по-разному отражают лучи света, потому что отражение зависит от массы, плотности и упругости тел.

В 1716 году, в возрасте неполных тринадцати лет, Джонатан Эдвардс поступил в Йельский университет — третье по времени основания высшее учебное заведение в североамериканских колониях Англии; лишь Гарвардский университет и Колледж Вильгельма и Марии были основаны раньше. На втором или третьем году учёбы в университете Эдвардс прочёл «Очерк о человеческом понимании» Джона Локка. По свидетельству его младшего современника, друга и биографа Сэмюэла Хопкинса, Эдвардс сказал своим друзьям, что от прочтения этого трактата он испытал больше восторга и радости, чем испытал бы скряга, обнаруживший клад с золотом и серебром.

Этими первыми годами обучения в университете датируются работы Эдвардса «Бытие» и «Атомы». Редактор объединил их под общим названием «Заметки о естествознании» вместе с ещё одним эссе, озаглавленным «Разум», над которым Эдвардс начал работу в это же время, когда ему не исполнилось даже шестнадцати лет.

В эссе «Атомы» Эдвардс пишет о том, что из атомов состоят абсолютно все тела. Исходя из того, что разрушение любого тела является его уничтожением, а разрушить атом нельзя, он сделал вывод о тождественности бытия и неделимости.

В эссе «Бытие» Эдвардс ведёт речь о невозможности того, что до сотворения мира не существовало ничего. Состояние абсолютного ничто абсолютно противоречиво; какое-то существо должно быть вечно; оно не может обладать массой, иначе находилось бы в одном месте, а в другом ничего бы не было. Таким необходимым, вечным, бесконечным и вездесущим существом, которое нельзя разделить на части и которое пребывало до Творения, является пространство, утверждает Эдвардс. «Это пространство — Бог», — итожит он. А материя не просто делима, а делима до бесконечности: телá могут существовать в любой степени малости.

В этой совсем небольшой работе Эдвардс заявил также, что сознание и бытие — одно и то же. О том, что всё на свете ограничено исключительно пределами сознания, он высказался ещё более определённо. Всё существует или в сотворённом, или в несотворённом сознании, сформулировал он свою мысль, имея в ввиду под сотворенным сознанием — сознание человека, а под несотворенным — сознание Бога. Далее, в параграфе, предварённым словом «Следствие», Эдвардс выразил эту же мысль иначе: «...Те существа, которые обладают знанием и сознанием, являются единственными истинными, реальными существами, поскольку существование других вещей определяется только ими».

Прочитанное напомнило Скрижалю о содержании трудов Джорджа Беркли, который отрицал существование тел и материи; Беркли утверждал, что все вещи во вселенной существуют только в духе. Биографы и знатоки творчества Джонатана Эдвардса, который заявил о том же, датировали его эссе «Бытие» 1717–1718 годами, самое позднее — 1719 годом. Скрижаль заглянул в свой архив и увидел, что главный труд Джорджа Беркли — «Трактат о принципах человеческого знания» — был опубликован раньше: в 1710 году, в Ирландии, в Дублине. Но Эдвардс, как понимал Скрижаль, не читал сочинений Беркли, иначе бы непременно упомянул его имя, подобно тому как ссылался на Ньютона в описании своих опытов. Тождественность столь странных суждений двух людей говорила о том, что представления человека о мире необязательно являются уникальными.

В эссе «Разум» Эдвардс более определённо, более категорично высказался о существовании исключительно мира идей. В этом первом своём большом труде, над которым он работал в течение нескольких лет, Эдвардс утверждал, что материальные вещи — лишь тени бытия, подобные отражениям в зеркале: тела — это абстрактные идеи, пребывающие только в Боге. Представления о материальности вселенной Эдвардс назвал вульгарными. Существование вещей заключается в том, что Бог предполагает их в соответствии с порядком, который он установил. Согласно этому порядку, те или иные идеи при определённых условиях возникают в порождённых умах, которые сотворены в соответствии с разумом Бога и являются его эманациями. В одном из следствий своих рассуждений Эдвардс заключил, что кроме Бога, вообще ничего не существует.

Говоря о пребывании абсолютно всего, включая атомы, в пределах только божественного разума, Эдвардс не сделал исключений для тела человека:

[34] Когда мы говорим, что мир, то есть материальная вселенная, не существует нигде, кроме разума, [...] мы должны помнить, что человеческое тело и сам мозг существуют только мысленно, в том же смысле, что и другие вещи.

Таким образом, Эдвардс не соглашался с Джоном Локком, который считал, что главным источником идей и знаний человека является опыт, реакция чувств на контакты с внешним миром. Эдвардс утверждал, что сами органы чувств человека существуют не где-либо, а в уме, потому что органы чувств являются идеями. Согласно Эдвардсу, Творение тоже происходило исключительно в разуме Бога.

Изложение мыслей в этом эссе показалось Скрижалю несколько сумбурным. Видно, что Эдвардс работал над текстом урывками. Порой он противоречит сказанному ранее. Несмотря на многократные заявления о том, что абсолютно всё является порождениями ума, он размышляет над тем, существует ли пространство за пределами вселенной, пишет о свойствах тел, в частности — о связи разума с телом, и о том, может ли тело быть бесконечным, и о том, непременно ли мысль связана с материей или же может существовать без материи. Его суждения порой касаются связей, находящихся в пределах овеществлённого мира, где действуют законы физики:

Существование и движение каждого атома в большей или меньшей степени влияет на движение всех других тел во вселенной, больших или малых, что наиболее очевидно из законов гравитации и движения.

Для Эдвардса очевидно, что существование бесконечно малых вещей и малейшее движение, где бы оно ни случилось, имеет свой смысл в существовании мира, своё предназначение в качестве необходимого звена, которое в своё время — возможно, даже через миллион лет — окажется целесообразным. В эссе «Разум» Эдвардс рассуждает и о том, что такое пропорция, красота, истина, сознание, воля, чувства, счастье, любовь, знание, память, прошлое; он пишет о восприятии, о добре, о вдохновении пророка, который получает знание от Бога, о достоинствах логики, о гармонии в музыке, о природе времени и пространства.

Бог, в представлениях Эдвардса, — сама истина. Поскольку Бог обладает совершенными идеями обо всех вещах одновременно, он знает всё сразу. Люди же знают одновременно очень мало, поэтому им нужны рассуждения. Совершенство Бога, согласно Эдвардсу, заключаются в любви к себе. Бог проявляет себя по отношению к самому себе не иначе как бесконечно любя себя и наслаждаясь собой. Резким диссонансом ко всему, что было сказано в этом эссе, прозвучали также суровые слова о красоте мстительного правосудия Бога.

В годы учёбы в университете, а возможно в течение нескольких последующих лет, Эдвардс вёл записи под названием «На что следует обратить внимание». В них он наметил направления своих дальнейших исследований. А круг его интересов был необычайно широк.

Эдвардс собирался доказать, что преломление и отражение света зависит от гравитации, что телá притягивают разные виды лучей по-разному и что «есть некоторые другие свойства света и сред, ещё совершенно неизвестные». Этот параграф заканчивался словами:

...Также искать другие странные явления, сравнить их и посмотреть, какие качества можно из них извлечь; и если мы сможем их обнаружить, то вполне вероятно, что мы сможем войти в Новый Мир Философии.

В этом пассаже проявились личные здоровые амбиции молодого человека, который своими открытиями мечтал встряхнуть, обновить мир науки; за чтением эссе «Разум» Скрижаль обратил внимание на то, что Эдвардс говорит «мы», «наш», имея в виду себя.

Эдвардс хотел продолжить свои исследования того, как растут деревья; он планировал поведать миру о природе видимых частиц утреннего тумана, и о происхождении естественных каналов, по которым вода перетекает из глубины континентов в океаны, и о том, почему гром раздаётся с разной силой в зависимости от расстояния, которое проходят раскаты, и об особенностях зрения, обусловленных строением сетчатки, и о циркуляции крови в организме, и о целях дыхания.

Из записок Эдвардса следовало, что он проводил много времени в размышлениях о строении вселенной. Он намеревался доказать, что вселенная, весь звёздный мир, — это один огромный сфероид. Наблюдая Млечный Путь, он хотел узнать, где находится в нём Солнечная система; в его планы входило определение расстояния от Земли до Солнца при помощи наблюдений за освещённой частью Луны; он думал о том, каким образом использовать кометы, являющиеся отходами небесных тел. Здесь же, в своих записях, Эдвардс высказал предположение, что не только Солнце, но и другие звёзды, имеют системы планет, которые вращаются вокруг них. В студенческие годы и в течение нескольких лет после окончания учёбы в университете Эдвардс был одержим жаждой научных открытий. Об этом свидетельствует и короткое самовнушение в тех же записях: «Выяснить тысячу вещей, наблюдая за сфероидом Вселенной».

Эти страницы запечатлели мысли глубоко верующего человека, который в строе мироздания видел удивительную гармонию:

Показать, как движение, покой и направление наименьшего атома влияют на движение, покой и направление каждого тела во Вселенной; [...] и показать, как наименьшее неправильное вмешательство может в Вечности подорвать порядок Вселенной; и обратить внимание на великую мудрость, которая необходима для того, чтобы таким образом сначала расположить каждый атом, как дóлжно ему идти к лучшему на протяжении всей Вечности, и в корректировке — с помощью точных расчётов и допущением чудес, которые необходимы, и другими способами, посредством которых движение тел должно изменяться; а затем показать, что Бог, который делает это, должен быть обязательно Всеведущим и знать всё, даже самое малое, что должно произойти в Вечности. [...]

...В каждый момент в поддержании мира действует столь же великая и удивительная сила, как вначале, при его создании: первое творение является лишь первым проявлением этой силы...

Упорство, необычайные способности, светлый, проницательный ум этого юноши свидетельствовали о том, что он сделает великие открытия. Но его таланты остались невостребованными; их потеснили мысли о вечной жизни и заботы о взятой на себя миссии проповедника. Эдвардс круто изменил свои планы. В возрасте девятнадцати лет он отрёкся от всех научных исканий.

В ту переломную пору своей жизни — с августа 1722 по май 1723 года — Джонатан Эдвардс выполнял обязанности заместителя пастора в маленькой пресвитерианской церкви города Нью-Йорка. «Моё чувство божественного, казалось, постепенно усиливалось, пока я не начал проповедовать в Нью-Йорке...» — вспоминал он в автобиографии, которая датируется приблизительно 1740 годом. Эдвардс пишет в ней, что ещё за несколько лет до поступления в университет он испытывал волнение, когда задумывался о положениях религии; особенно его беспокоил вопрос о спасении своей души. Он тайно молился по пять раз в день и проводил много времени в разговорах о религии с другими мальчиками. Но впоследствии он прекратил эти тайные молитвы — «пошёл путями греха», как выразился Эдвардс. Он не пояснил, что именно его увлекло. Скрижаль не исключал, что этой сильной привязанностью была влюблённость в юное, земное создание, но всё же Скрижаль склонялся к мысли, что греховным, спустя годы, Эдвардс считал свои научные интересы, стремление понять суть физических явлений.

После сильной, жестокой внутренней борьбы, в которой ему удалось преодолеть свои грешные наклонности, Эдвардс стал практиковать религиозные предписания, но уже без того восторга, который испытывал раньше, в детстве. «Я сделал поиск своего спасения главным делом своей жизни... Я почувствовал желание расстаться со всем в мире ради интереса к Христу», — сообщил он в автобиографии о результате той борьбы.

С самого детства Эдвардс не мог согласиться с тем, что Бог избрал некоторых людей для спасения, а других обрёк на вечные муки в аду. Однако повзрослев, он принял это как совершенно разумное положение дел в мире, принял — и перестал сомневаться в справедливости такого мироустройства:

Абсолютный суверенитет и справедливость Бога в отношении спасения и осуждения — это то, в чём, как мне кажется, мой разум уверен, как в любой вещи, которую я вижу своими глазами; по крайней мере, так бывает иногда.

Здесь же, в автобиографии, Эдвардс пишет, что со временем — на протяжении полутора лет до начала проповедования в Нью-Йорке — чувство божественного в нём усиливалось. Во всех вещах он стал видеть проявление божественной славы. Эдвардс уже сожалел и даже горевал, что не обратился к Богу раньше. Сокровенные помыслы и представления о Боге у него связывались прежде всего с ударами молнии и раскатами грома:

И едва ли что-нибудь среди всех творений природы было столь сладким для меня, как гром и молния; раньше ничто не было для меня так страшно. Раньше меня необычайно пугал гром и поражал ужас, когда я видел грозу; но сейчас, наоборот, это радовало меня. Я чувствовал Бога, если можно так выразиться, при первом появлении грозы...

Спустя годы, Эдвардс сам стал громом и молнией для своей паствы: его проповеди наводили на прихожан такой страх и ужас, что люди стонали, кричали и теряли сознание. Пока же Эдвардс всё больше и больше времени проводил в размышлениях, часто гулял в одиночестве по лесу, медитировал, молился, пел и беседовал с Богом. Испытывая страстное желание быть во всём совершенным христианином, он постоянно думал о стяжании большей святости, о том, как стать чадом Божьим и учеником Христа. Всё существующее на земле по сравнению с красотой Бога уже казалось ему похожим на грязь, на осквернение этой красоты. Именно в Нью-Йорке, размышляя о своей прошлой жизни, 19-летний Эдвардс осознал, сколь нечестиво он жил прежде. В его автобиографии осталось свидетельство о том переломном дне в его жизни, когда он всецело посвятил себя Богу и когда он засвидетельствовал свою клятву на бумаге. Оригинал этой исповеди очевидно не сохранился; во всяком случае, о её содержании Скрижаль ничего не знал. Он лишь допускал, что клятва Джонатана Эдвардса могла быть не менее эмоциональной, чем памятка Блеза Паскаля. Об этом косвенно свидетельствовала торопливость речи Эдвардса с пропусками некоторых слов в сообщении о том поворотном для него дне. Видимо за основу сказанного здесь, в автобиографии, Эдвардс взял запись, сделанную семнадцатью годами ранее:

12 января 1723 года я торжественно посвятил себя Богу и записал это; отдавая себя и всё, что имел, Богу, чтобы впредь [ничто] ни в коем случае не было моим собственным, [обязуюсь] действовать как тот, кто не имеет права на себя ни в каком отношении. И [я] торжественно поклялся принять Бога как всю мою долю и блаженство, не глядя ни на что другое как на часть моего счастья и не действуя таким образом; и [принимая] его закон для постоянного правила моего повиновения, обязуюсь бороться изо всех сил против мира, плоти и дьявола до конца моей жизни.

Живя в Нью-Йорке, Эдвардс часто уединялся на берегу реки Хадсон для размышлений и тайного общения с Богом. «Я очень хотел продвигать Царство Христа в мире», — пишет он. Эдвардс сообщил также, что испытывал огромное наслаждение от чтения Библии — больше, чем от чтения любой другой книги.

В апреле 1723 года Джонатан Эдвардс покинул Нью-Йорк и вернулся домой, в Уиндсор, но ненадолго. В 1724–1726 годах он работал преподавателем в Йельском университете. В феврале 1727 года Эдвардс был рукоположен в сан священника в той церкви в Нортгемптоне, где пасторские обязанности исполнял его дед, Соломон Стоддард; эта церковь была одной из самых больших в Новой Англии по числу прихожан. В 1729 году, после смерти деда, Джонатан Эдвардс стал в ней старшим пастором. Он женился на Саре Пьерпонт — правнучке Томаса Хукера, основателя колонии Коннектикут. Джонатан и Сара прожили вместе тридцать лет и вырастили одиннадцать детей.

В июле 1731 года по просьбе бостонского духовенства Джонатан Эдвардс произнёс речь в Первой церкви Бостона перед выпускниками Гарвардского университета и представителями духовенства Массачусетса. Его речь вызвала такой большой интерес, что вскоре была опубликована. Издание называлось «Бог прославился в деле искупления величием зависимости человека от Него, во всём». В этом выступлении Эдвардс утверждал, что каждый человек полностью зависит от Бога — от чудесного проявления силы Бога; Бог милует, кого хочет миловать, а кого хочет — ожесточает. Люди нуждаются в благодати Божьей не только для славы, мудрости и счастья, не только для совершения добрых дел и для вечной жизни, но и для избавления от греха, от мук ада и от вечного гнева, говорил Эдвардс. Изначально человек имел вечную жизнь благодаря своей праведности, но теперь праведность не в нас самих, а в Боге, продолжал он; в нынешнем, падшем состоянии человек беспомощен; люди бесконечно осквернены и фактически лишены какого-либо достоинства.

Речь заканчивалась выводами. Скрижаль занёс в свой архив несколько пассажей из этих наставлений:

Бог сделал пустоту и несчастье человека, его низкое, потерянное и разрушенное состояние, в которое он погрузился из-за грехопадения, поводом к большему продвижению собственной славы... Очевидно, что весь мир принадлежит Богу, всё находится в простой, абсолютной и божественной зависимости от Отца, Сына и Святого Духа. […]

Если какой-либо человек имеет утешение и сильную надежду на вечную жизнь, пусть его надежда не поднимет его, но тем более склонит его к самоунижению и размышлениям о своей собственной чрезвычайной недостойности такого расположения и к возвеличиванию только Бога.

В 1734 году Эдвардс прочёл в церкви Нортгемптона проповедь, названную «Божественный и сверхъестественный свет, непосредственно переданный душе Духом Божьим, показанный как библейским, так и рациональным учением». В ней он убеждал паству в том, что Бог является автором абсолютно всех знаний. Наименьший проблеск божественного, сверхъестественного света, озаряющего душу, намного превосходнее всей просвещённости как величайших философов, так и государственных деятелей; этот духовный свет меняет природу души — роднит её с божественной природой; знание, полученное сверхъестественным путём, отстраняет человека от мира и побуждает его душу полностью отдать себя Христу, внушал прихожанам Эдвардс. В этой проповеди он безусловно говорил о том, к чему пришёл сам: он забросил свои исследования, пожертвовал своими научными интересами в надежде на чудесные озарения свыше — на прозрение по милости Божьей.

Осенью того же 1734 года Джонатан Эдвардс прочёл в своей церкви ряд проповедей, которые взбудоражили жителей Нортгемптона, что по сути и послужило началом Великого пробуждения. Тексты двух из этих речей были объединены и опубликованы четыре года спустя под названием «Оправдание исключительно верой», а проповедь «Правосудие Бога в осуждении грешников» была издана в Бостоне в том же 1734 году.

В «Оправдании исключительно верой» Эдвардс, следуя учению Кальвина, утверждал, что человек не оправдывается ни своими добродетелями, ни какими-либо своими действиями. Думать иначе, настаивал он, — значит умалять честь Иисуса, посредника между Богом и людьми, приписывать честь оправдания перед Богом исключительно себе, своим достоинствам, и тем самым претендовать на роль Спасителя. Говоря об оправдании исключительно верой, Эдвардс не ограничился ссылками на сказанное апостолом Павлом, а разъяснил, почему вера может спасти человека: вера является скорее средством для принятия Иисуса Христа, чем средством, с помощью которого можно удостоиться оправдания перед Богом; человек, соединяя свою душу с Христом, становится единым с ним и поэтому в глазах Верховного Судьи составляет с Иисусом одно целое. Таким образом вера, приобщающая душу к Иисусу Христу, способна избавить смертного от заслуженного вечного наказания, поскольку все вознаграждения, даже святых людей, Бог делает только ради Христа.

В проповеди «Правосудие Бога в осуждении грешников» — в столь же пространной, очевидно многочасовой, какими были предыдущие речи, — Эдвардс возвеличивал Бога и обвинял свою паству во всех грехах. Он призывал прихожан осознать свои злодеяния, свои пороки и своё презрение к Богу; он честил их за пренебрежительное отношение к таинствам, к молитвам, к соблюдению субботнего отдыха; он упрекал своих слушателей за увлечение похотями, за проявления гнева, жадности, гордости, за непослушание родителям и недостойное отношение к ним, за похвальбу богатством, знаниями и способностями, за то, что они растрачивают драгоценное время в тавернах, тогда как следовало находиться дома в поисках Бога, читать, медитировать или стоять на коленях перед Богом в тайной молитве. «Вы так безмерно любили этот мир и заботились о земных вещах, что это заняло ваше сердце; вы не оставили места Богу и религии; вы думали о мире больше, чем о своём вечном спасении, — громил слушателей Эдвардс. — ...Ради мира вы продали свою душу». Запугивая, устрашая свою паству, он всячески унижал человеческое достоинство каждого из прихожан:

Поскольку ты пренебрегаешь таким великим Богом, разве для Бога отвратительно пренебрегать тобой, маленькое, жалкое, презренное создание? — червь, просто ничто и меньше чем ничто, мерзкое насекомое, поднявшееся с презрением против Величия неба и земли?! [...]

Вы добровольно решили быть с сатаной в его вражде и противостоянии Богу; как же справедливо вы будете наказаны вместе с ним! [...] И как же справедливо Бог может отдать вас ему и оставить вас в его власти, чтобы погубить вас! [...]

У вас внутри сердце змеи, и вы готовы выплеснуть свой яд на Бога.

Всё, что утверждал Эдвардс, он стремился обосновать логически. Поскольку люди бесконечно обязаны Богу, которого надлежит любить, уважать и которому необходимо подчиняться, противоположные действия являются бесконечным злом, а за бесконечно отвратительное преступление абсолютно справедливо наложить нескончаемое и бесконечно ужасное наказание; поэтому грешники заслуживают того, чтобы быть навсегда отвергнутыми и уничтоженными, поучал Эдвардс. Оправдывая вечное осуждение грешников, он многократно повторял: вы справедливо осуждены; это справедливо, что вы должны быть уничтожены; это справедливо, что Бог позволяет вашей душе погибнуть.

Эдвардс внушал прихожанам, что власть Бога над людьми безгранична: Бог дарует спасение тому, кого сочтёт нужным, и вовсе не обязательно за какие-то дела. Бог, если захотел бы, мог спасти всех людей или оставить всех на погибель. «Если Бог дарует это кому-то, это не доказывает, что он обязан даровать это кому-то ещё; и если он никому не обязан даровать, то он не обязан даровать это вам. Бог никому не должен», — настаивал Эдвардс; Бог имеет такое же право на свою благодать, какое человек — на своё имущество, к тому же Бог проявляет своё милосердие не в интересах людей, а только ради Христа.

Проповеди Эдвардса звучали всё резче и пугающе; они доводили жителей Нортгемптона до слёз раскаяния, до рыданий. У впечатлительных натур такие приступы доходили до нервных срывов, до истерик. Город преобразился. Даже молодые люди, которые прежде в вечернее время развлекались, стали по совету своего пастора собираться группами для обсуждения религиозных вопросов. В письме, известном под названием «Правдивое повествование об удивительной работе Бога...», Эдвардс, рассказывая об этих и других результатах своих трудов, сообщал:

И даже на свадьбах, которые раньше были просто поводом для радости и веселья, теперь не было никаких разговоров ни о чём, кроме религии, и не было ничего, кроме духовной радости.

В этом письме, адресованном бостонскому проповеднику Бенджамину Колману, Эдвардс не утаил и того, что в душах людей укоренился страх:

Некоторые испытывали такое чувство неудовольствия Бога и великой опасности быть проклятыми, что не могли спать по ночам; а многие говорили, что, когда они ложились, мысли во сне ужасали их; они едва ли избавлялись от ужаса во сне и просыпались со страхом, тяжестью и страданием, которые всё ещё пребывали в душе.

Скрижаль невольно вспомнил о том, как Жан Кальвин коренным образом изменил будни прежде весёлых жителей Женевы. Джонатан Эдвардс, приверженец учения женевского реформатора, был не менее требователен к единоверцам, и к своим прихожанам в частности.

В течение первой половины 1735 года в церковь Нортгемптона вступили более трёхсот человек — «спасительно приведены домой, к Христу», как выразился Эдвардс в том же письме. Приём в члены его конгрегации, так же как принятие во многие другие церкви Новой Англии, не являлся простой формальностью. Джонатан Эдвардс, разделявший убеждения значительной части кальвинистов-пуритан Массачусетса, полагал, что ни крещение, ни совершение причастия ещё не делает человека истинно обращённым христианином: завет между Богом и человеком совершается не посредством обрядовых действий, а может быть заключён только в сердце. В годы служения Эдвардса в Нортгемптоне христианин мог стать полноправным членом этого церковного прихода только в том случае, если он осознал свои грехи, испытал своего рода духовное возрождение и очевидно убедил в этом громовержца-пастора. Различий в таких требованиях по отношению к мужчинам и женщинам не было.

Религиозный пыл, охвативший город, распространился далеко за пределы не только Нортгемптона, но и Массачусетса. Эдвардс в своих проповедях называл такое развитие событий пробуждением — awakening. Вóлны этой горячности вскоре прокатились по всем американским колониям Британской империи, и случившееся стали называть Великим пробуждением.

Проработав в известной финансовой компании чуть больше двух лет, Скрижаль в очередной раз вынужден был думать, что делать дальше. Начальница заранее сообщила ему о завершении его контракта. Вызвав его к себе в кабинет, она сказала, что на днях из Индии прилетит парень, которому Скрижаль в течение ближайшего месяца должен передать весь комплекс созданных им программ и научить этого парня пользоваться своим детищем.

Вскоре Скрижаль понял, что его система тестирования, которая успешно вылавливала ошибки в главном программном продукте компании и которую он продолжал усовершенствовать, отработала своё и вскоре умрёт; с каждым днём ему становилось это всё очевидней. Помимо того что прилетевший индус оказался человеком с довольно ограниченными умственными способностями, он относился к своей миссии с прохладцей: вопросов почти не задавал и часто подолгу балагурил со своими соотечественниками. Скрижалю приходилось ловить его, усаживать рядом с собой и продолжать рассказывать, что к чему.

Вместе со Скрижалем теряли работу и несколько его сослуживцев-программистов: компания заключила контракт с консалтинговой фирмой, которая находилась в Индии, где умственный труд по сравнению с оплатой труда в Соединённых Штатах стоил очень дёшево. Подобно тому как производство товаров уходило из Соединённых Штатов в Китай, тысячи и тысячи рабочих мест в сфере информационных технологий уходили в Индию. Хотя сделанное в Китае по качеству не выдерживало конкуренцию с американскими товарами, качество импортируемой продукции, похоже, заказчиков не волновало; им нужна была быстрая прибыль. Исключительно выгодой в замене местных специалистов на живущих в развивающихся странах, малооплачиваемых, руководствовались также собственники компаний, связанных с областью информационных технологий. Те начальники, которые полностью или частично переводили объём работ своих подчинённых за океан, получали продвижения по службе и премии за экономию бюджета. Качество выполнения производственных заданий по другую сторону планеты, как смог убедиться Скрижаль, таких корыстолюбцев и карьеристов тоже не очень интересовало.

В один из майских дней 1735 года прихожане церкви Нортгемптона пришли послушать очередную проповедь своего пастора. Она известна под заглавием «Когда нечестивцы наполнят меру своего греха, гнев сойдёт на них до крайнего предела». Скрижаль занёс в свой архив некоторые пассажи из этой устрашающей речи:

Гнев Божий изольётся и будет подобен огню. Бог явится не только в гневе, но и в ярости своего гнева... И он не обратит внимания на крики и стенания грешника, какими бы громкими и горькими ни были они... Тогда на нечестивых придёт наказание, которого они заслуживают. [...]

...Они брошены в ад и там скованы цепями тьмы до суда великого дня; и они знают, что их ждёт высшая степень наказания... Бог иногда выражает свой гнев в этом мире. Но здесь смешаны добро и зло. В будущем будет только зло. [...]

Душа будет как бы полностью раздавлена; этот гнев будет совершенно невыносимым. Она должна быть расплющена и будет до предела расплющена, и у неё будет не больше сил для сопротивления, чем у червя, который сопротивляется, чтобы не быть раздавленным под тяжестью горы. [...]

И что такое червь из праха перед яростью и под тяжестью этого гнева, который не могут вынести самые сильные бесы! [...]

...Никто не спасётся, кроме тех, кто находятся в ковчеге. Поэтому всем надлежит поспешить и бежать, спасая свою жизнь, чтобы оказаться в безопасности, — чтобы войти в Христа.

Эдвардс поучал прихожан негромким голосом, оставаясь невозмутимым. Но запал его нравоучений и угроз от проповеди к проповеди производил всё более тягостное, гнетущее действие на легкоранимых, впечатлительных людей, доводя одних — до обмороков, других — до кликушества. Как минимум два человека тогда же, летом 1735 года, покончили с собой, перерезав себе горло. Одним из них был Джозеф Хоули — дядя Эдвардса, муж его родной тёти. Скрижаль не исключал, что последним тяжёлым камнем, обременившим душу Джозефа Хоули, прихожанина церкви Нортгемптона, стала именно проповедь Эдвардса «Когда нечестивцы наполнят меру своего греха...», которую Хоули прослушал за несколько дней до самоубийства.

Рассказав в «Правдивом повествовании...» о суициде своего дяди без упоминания его имени, Эдвардс сообщил, что после этого трагического случая множество людей в Нортгемптоне и в других городах настоятельно советовали горемыкам, удручённым своей греховностью, сделать то же самое — перерезать себе горло. Привело ли это пагубное подстрекательство к новым самоубийствам, Эдвардс своему корреспонденту не поведал. Но из дальнейшего текста его письма следовало, что тяжёлое дыхание смерти, вызванное религиозным возрождением в Нортгемптоне и в других городах Новой Англии, быстро отрезвило многих здравомыслящих людей. Случаи мучительных раскаяний в грехах, — душевных надрывов, которые Эдвардс называл обращениями, — стали в Нортгемптоне редкостью.

В 1737 году это очень большое по объёму письмо, датированное ноябрём предыдущего года, было опубликовано в Англии, в Лондоне, под названием «Правдивое повествование об удивительной работе Бога в обращении многих сотен душ в Нортгемптоне и в соседних городах и сёлах Нью-Хэмпшира в Новой Англии». Книга стала известной. В 1738 году она была издана в Бостоне, после чего последовали её издания в Германии и в Нидерландах.

Эдвардс продолжал проповедовать в Нортгемптоне, нагнетая на паству страх. В одной из речей 1739 года, известной под названием «Вечность адских мучений», он в очередной раз внушал прихожанам, что смерть, которой Бог угрожает смертным, — это не уничтожение, а непрестанное страдание; оно длится без конца, и это не противоречит совершенствам Бога: такое наказание грешников абсолютно справедливо; Бог таким образом прославляет себя и показывает, что бесконечно страшно его оскорблять. К тому же вечное наказание нечестивых служит во благо избранным:

Вид адских мучений возвысит счастье святых навсегда. Это не только сделает их более чувствительными к величию и свободе благодати Бога в их счастье, но сделает их счастье действительно бóльшим, так как это сделает их более чувствительными к их собственному счастью...

В своих речах Эдвардс всё больше и больше заострял внимание слушателей на мучениях, которые предстоят грешникам в аду. Как минимум восемь его проповедей, датированных 1741 годом, посвящены этой теме. Скрижаля интересовала самая известная из них: «Грешники в руках разгневанного Бога» — Sinners in the Hands of an Angry God. Историки утверждали, что эта речь послужила катализатором Великого пробуждения, и что она является самой драматичной проповедью в истории американского протестантства, и что её относят к классике американской литературы. Прежде чем прочесть текст этой речи, Скрижаль решил узнать как можно больше о событиях, которые ей предшествовали.

В конце 1730-х — начале 1740-х годов по городам и селениям североамериканских колоний Великобритании разъезжали проповедники, которые призывали христиан покаяться и прийти к Христу. В путь пускались не только священнослужители, но и миряне: люди бросали свои дела и преодолевали большие расстояния, чтобы послушать выступления этих странствующих миссионеров. Пожалуй, самым известным из них был англичанин Джордж Уайтфилд. Начиная с 1738 года он много раз пересекал океан и собирал тысячи слушателей как в Северной Америке, так и на своей родине, в Англии. Так же как Эдвардс, он придерживался учения Кальвина и внушал своим слушателям, что Бог свободен в выборе тех людей, которые будут спасены. Уайтфилд путешествовал по североамериканским колониям верхом на лошади и чаще проповедовал под открытым небом, чем в церквях. В октябре 1740 года он, по приглашению Эдвардса, приехал в Нортгемптон, где четыре раза выступил перед собравшимися в местной церкви и один раз — в доме Эдвардса. «Прихожане необычайно млели от каждой проповеди; почти всё собрание было в слезах бóльшую часть времени», — вспоминал Эдвардс три года спустя в письме, адресованном пастору Томасу Принсу, автору «Христианской истории», который жил в Бостоне.

В этом же письме Эдвардс сообщил Принсу, что весной и летом 1741 года на его проповедях слушатели не только плакали, но и вопили, и падали в обморок. Детей в возрасте до шестнадцати лет он для наставлений собирал в частных домах. «...И комната наполнилась криками. И когда их отпустили, они, почти все, пошли домой с громким плачем расходясь по улицам во все части города», — поведал он Томасу Принсу об окончании одной из этих лекций. Молодых людей в возрасте от шестнадцати до двадцати шести лет Эдвардс поучал у себя дома. «...Встреча оказалась очень счастливой, — продолжал он. — Похоже, многие были очень сильно и приятно поражены теми взглядами, которые возбуждали смирение, самоосуждение, отвращение к себе, любовь и радость; многие падали в обморок от этих впечатлений». Рассказ о своих внушениях подросткам и молодым людям в Нортгемптоне Эдвардс закончил скромным упованием на плодотворность этих усилий — на благосклонность Бога к потрясённым душам: «Я надеюсь, что некоторые из них были спасены».

В самые бурные, наполненные событиями месяцы Великого пробуждения Эдвардс тоже разъезжал с проповедями, но значительно меньше, чем другие миссионеры, и только по соседним городам. Порой он присоединялся к одному или нескольким странствующим пасторам — и они вместе занимались делом массового увещевания грешников. Кульминацией Великого пробуждения, как понял Скрижаль, стали выступления радикальных евангелистов в Саффилде и Энфилде — в двух поселениях Массачусетса, расположенных по разным берегам реки Коннектикут. Эти богословы-лекторы, среди которых был и Эдвардс, встретились здесь в первых числах июля 1741 года.

Эдвардс проповедовал в Саффилде 6 и 7 июля. Сохранилось свидетельство очевидца о последствиях одной из них. Автор этого письма, оставшийся неизвестным, был из тех мирян, которые следовали за своими прославленными любимцами и преодолевали многие мили пути, чтобы послушать их речи. Сначала автор этого письма рассказал своему адресату, что из Хартфорда, расположенного в 17 милях от Саффилда, он ко второй половине дня добрался до городка Уиндсор, где ему удалось послушать выступления прославленных проповедников Бенджамина Помроя и Элеазара Уилока. Сказав, что Элеазар Уилок ясностью речи и красотой стиля превосходит, по его мнению, даже Джорджа Уайтфилда, автор письма сообщил, что он вслед за этими знаменитыми мужами отправился в Саффилд, где должен был выступать Джонатан Эдвардс. Сказанное далее в этом свидетельстве Скрижаль занёс в свой архив с небольшими сокращениями:

На следующее утро, то есть вчера, когда меня задержал дождь, я думал, что приду и услышу, для чего мистер Эдвардс пригласил людей накануне. Я опоздал и пропустил проповедь, но пришёл сразу после неё и достаточно скоро, чтобы увидеть её последствия. Это было в частном доме, где две большие комнаты были заполнены детьми, молодёжью и престарелыми людьми обоих полов числом, думаю, около 200... Я услышал беспорядочный, но очень волнующий шум, который, когда я подошёл ближе [к дому], исходил от людей разных возрастов и полов, которые страдали, но в разной степени. Самые низкие голоса казались рыданиями тех, кто потеряли близких друзей; более высокие были стонами и криками женщин в родовых муках; но над всем этим были вопли и крики, которые даже для плотского человека могли указать на ад и убедить его в том, что [кричащие] потеряли сознание. Когда я вошёл в комнату, увиденное не отличались от услышанного, но с очевидностью отражало то же самое страдание в нескольких его степенях, [от] тяжёлой утраты, родов ребёнка и адских мук.

8 июля Джонатан Эдвардс и по меньшей мере ещё пять священнослужителей, одним из которых был его двоюродный брат Стивен Уильямс, добрались до Энфилда. Именно здесь, в тот же день, Эдвардс выступил перед жителями этого небольшого поселения с проповедью «Грешники в руках разгневанного Бога». Уильямс и другие члены выездной бригады пасторов присутствовали на ней. В дневнике Уильямса осталась запись о том, что слушатели прервали речь Эдвардса громкими стонами и воплями: «“Что мне сделать, чтобы спастись? О, я иду в ад! О, что мне сделать для Христа?” и т. д. и т. д.». Эдвардс, по свидетельству Уильямса, так и не смог закончить свою речь. Несколько месяцев спустя текст этой проповеди был издан в Бостоне, после чего она стала известной. Скрижаль предполагал, что найдёт в ней запугивания обывателей, но степень этих устрашений значительно превзошла его ожидания. Он прежде не читал ничего подобного.

Речь «Грешники в руках разгневанного Бога» являлась орудием интеллектуального насилия над слушателями. Эдвардс изощрялся в стремлении предельно запугать людей, подчинить их своей воле. Казалось, он упивался взятой на себя ролью рупора разгневанного Бога. В словах о Боге, который непрестанно терзает людей, Скрижаль угадывал удовольствие, которое испытывал сам проповедник, наблюдавший за тем, как его слушатели корчились от страха и рыдали перед ним, умоляя о пощаде.

Сказав, что Бог сильно зол на огромную часть человечества, Эдвардс добавил: «И несомненно, на многих, которые сейчас находятся в этом собрании». Основание для адских мучений заложено в самой природе людей, утверждал он; дьявол готов схватить грешников как своих в любой момент — тогда, когда Бог позволит ему. Получалось, Бог в сговоре с дьяволом.

Эдвардс внушал жителям Энфилда, что не только грешники, но и необращённые люди ходят над пропастью ада и в любой момент могут рухнуть туда; любой шаг каждого человека может оказаться шагом в другой мир, причём даже благоразумие и мудрость не спасут смертного, если Бог решил рассчитаться с ним. Эдвардс рушил надежды даже праведников: «...Вся ваша праведность будет не более значимой, чтобы защитить вас и уберечь вас от ада, чем паутина сможет остановить падающий камень». Почти каждый человек, который слышит об аде, льстит себе, надеясь избежать столь ужасной участи, но спасены будут лишь немногие; бóльшая часть всех людей, которые умерли, несомненно попали в ад; у кого нет Посредника, у того нет надёжного убежища; пока человек не уверует в Христа, у Бога нет никаких обязательств уберечь его от вечной гибели, витийствовал Эдвардс. Он опять и опять на разные лады повторял уже сказанное:

...Люди в их естественном состоянии находятся в руке Бога над бездной ада; они заслужили эту огненную бездну и уже приговорены к ней; и Бог ужасно раздражён, его гнев на них так же велик, как на тех, кто уже страдают в аду от его неистовой ярости; ...дьявол ждёт их, ад зияет для них, пламя собирается и вспыхивает вокруг них и охотно охватит их и поглотит...

То, что вы слышали, касается каждого из вас, кто вне Христа. Этот мир страданий, это озеро горящей серы простирается под вами. Там ужасная бездна пылающего пламени гнева Божьего, широко разинутая пасть ада; и вам не на что опереться, не за что ухватиться; между вами и адом нет ничего, кроме воздуха; только сила и простое удовольствие Бога поддерживает вас.

Для нагнетания ещё большего страха на уже запуганных до полусмерти людей Эдвардс прибегал к изощрённым сравнениям:

Чёрные облака гнева Божьего сейчас нависают прямо над вашими головами, полные ужасной бури и великого грома...

Гнев Божий подобен большим водам, которые пока перекрыты; они возрастают всё больше и больше, поднимаются всё выше и выше, пока не найдут выход; и чем дольше поток сдерживается, тем быстрее и мощнее будет его течение, если однажды его отпустить... Если бы Бог не удерживал своей рукой этот потоп, он бы грянул — и огненные потоки ярости и гнева Бога устремились бы вперёд с невообразимым неистовством и обрушились бы на вас с безграничной силой...

Некоторые из сравнений Эдвардса убедительно свидетельствуют о его нездоровой психике, — о том, что он испытывал удовольствие от сознания своей неограниченной власти над слушателями. Продолжение его речи исполнено патологическим наслаждением от страданий и без того запуганных, предельно униженных им людей:

Лук гнева Божьего натянут, и стрела приготовлена на тетиве, и справедливость нацеливает стрелу в твоё сердце и натягивает лук, и это не что иное, как простое удовольствие Бога, разгневанного Бога, без какого-либо обещания или обязательства, которое хоть на мгновение удержит стрелу от опьянения твоей кровью...

Бог, который держит тебя над бездной ада, как паука или какое-то отвратительное насекомое над огнём, ненавидит тебя и ужасно раздражён: его гнев по отношению к тебе пылает, словно огонь; он считает тебя недостойным ничего другого, кроме как быть брошенным в огонь; ...ты в его глазах в десять тысяч раз отвратительнее, чем самый ненавистный ядовитый змей — в наших. Ты обидел его бесконечно больше, чем упрямый бунтарь когда-либо — своего правителя; и тем не менее не что иное, как рука Бога удерживает тебя от падения в огонь. Ничему другому нельзя приписать то, что ты не попал в ад прошлой ночью — что тебе позволили снова проснуться в этом мире после того, как ты закрыл глаза, чтобы заснуть.

Когда в речи Эдвардса должно было прозвучать сравнение человека с отвратительным насекомым, его проповедь в Энфилде, скорее всего, была уже прервана криками и стенаниями слушателей. Если же это случилось несколько позже, то он успел сообщить прихожанам, что у них есть шанс спастись, — что настал день милосердия, — но когда этот день пройдёт, все вопли будут напрасны: «Бог безжалостно раздавит вас под своими ногами». Продолжение этой речи могло вывести из равновесия даже выдержанных людей:

Если бы мы знали, что есть один, и только один, человек во всём этом собрании, который должен был так пострадать, то сколь ужасно было бы думать об этом!.. Но, увы! Вместо одного, сколь многие, вероятно, вспомнят в аду эту беседу? И было бы удивительно, если бы некоторые из присутствующих сейчас не оказались в аду очень скоро, даже до конца этого года. И было бы неудивительно, если бы некоторые люди, сидящие сейчас в этом молитвенном доме, здоровые, спокойные и чувствующие себя в безопасности, окажутся там до завтрашнего утра.

Опубликованная проповедь заканчивалась обращением ко всем слушателям. В ней Эдвардс призвал взрослых людей, и юношей, и девушек, и детей обратиться к Христу и стать счастливыми детьми Царя царей. Сопоставив религиозное возрождение, которое происходило в британских колониях Северной Америки, с великим излиянием Духа на иудеев во времена апостолов, Эдвардс прибегнул к ещё одному устрашающему сравнению; оно перекликалось с категоричным назиданием Иисуса — точнее, главного персонажа евангелий — о том, каким образом нужно поступать с засохшими ветвями. Эдвардс этими словами выказал презрение и безжалостность к большей части человечества: «Несомненно, что как было это в дни Иоанна Крестителя, топор необычным образом положен у основания ствола деревьев, чтобы каждое дерево, которое не приносит хороших плодов, можно было срубить и бросить в огонь».

В речи «Отличительные признаки работы Духа Божьего...», которую Эдвардс произнёс в том же 1741 году перед перед выпускниками Йельского университета, он

утверждал, что те необычные явления, которые происходят почти повсеместно в британских колониях — публичные истерики и вопли, сопровождающиеся излиянием слёз раскаяния или радости, — вызваны двумя причинами: либо тем, что кто-то осознал тяжесть своих грехов, свою ничтожность, мерзость и отвращение к себе, либо тем, что кого-то потрясло осознание величия Бога. Возражая оппонентам, которых такая истерия возмущала, Эдвардс назвал происходящее работой Духа Божьего. Если же это не так, то следует отказаться от Библии и от самóй религии откровения, заявил он. Эдвардс призвал своих молодых слушателей всячески способствовать продолжению этого дела. «Теперь Христос сошёл с небес в замечательной и чудесной работе своего Духа, и всем его ученикам надлежит признать его и воздать ему честь», — пояснил он. Независимо от того, является ли наблюдаемое пробуждение началом предвозвещённого пришествия Христа или нет, это — работа того же Духа, и того же рода, заметил Эдвардс. Равнодушным к происходящему он напомнил слова Иисуса в передаче Матфея и Луки, слегка перефразировав их: «Кто не с нами, тот против нас». В этой речи Эдвардс указал также на пользу знаний, обучения, и на то, что нельзя судить других: людей судит Бог.

Нарекания на завзятых миссионеров, которые нагнетанием страха доводили людей до истерик и даже до самоубийств, очевидно усиливались. Во всяком случае, в 1742 году Эдвардс завершил работу над большой по объёму книгой, написанной в защиту религиозного бума, который всколыхнул жителей колоний. Длинное название книги начиналось словами «Некоторые мысли о возрождении религии в Новой Англии».

Случаи, когда люди теряли дар речи, цепенели от страха, бились в конвульсиях или падали в обморок на проповедях, Эдвардс в этом труде объяснил прежде всего слабостью и порочностью природы человека, а также тем, что христиане в течение длительного времени находились в состоянии духовной летаргии. «Тело часто теряет сознание от любви Христа», — заметил он. Человек может испытать эмоциональное потрясение и от чрезмерного ликования, вызванного глубоким чувством величия Бога, и от осознания собственной чрезвычайной ничтожности.

Признав ошибки, которые в Новой Англии допустили не только слишком впечатлительные прихожане, но и многие миссионеры, Эдвардс принялся защищать всех причастных к религиозному подъёму в колониях. «В целом эта работа возникла в результате необычайно великого излияния Божьего Духа», — пояснил он. Эдвардс сравнил проповедника с врачом, который тоже сначала причиняет пациенту боль — режет живую ткань ланцетом, чтобы излечить, спасти человека. Больше того, Эдвардс заявил, что чем больше воплей звучит во время проповеди, тем больше осуществляется работа Бога:

Я признаю́сь, что когда я вижу в собрании великий плач... я радуюсь этому гораздо больше, чем просто проявлению серьёзного внимания и любви пролитием слёз; и это потому, что когда были эти вопли, я обнаруживал гораздо больший и превосходный эффект. Радоваться тому, что работа Бога выполняется спокойно, без особых затруднений, на самом деле означает радоваться тому, что она выполняется с меньшей силой или что влияние Божьего Духа не так велико.

Хотя это дело Божье сопровождается криками, нервными срывами и обмороками людей, оно приносит замечательные результаты, уверяет Эдвардс. Побочные отрицательные следствия повсеместного религиозного энтузиазма он оправдывает тем, что обыватели, склонные к пьянству, и сквернословы, и любители красоваться своими нарядами изменились в лучшую сторону; и прекрасные дамы, которые были поглощены мирскими удовольствиями, отказались от них, стали серьезными и скромными. В качестве положительных результатов этой работы Бога Эдвардс назвал и ряд других изменений в людях: грешники осознали низость своих проступков и теперь считают себя мерзкими существами, не заслуживающими ничего, кроме вечных мук; многие жители городов и поселений, молодые и старые, собираются уже не для выпивки и увеселений, а для чтения священных текстов, молитв и песнопений; индейцы и чернокожие тоже пришли к Богу; тысячи душ были обращены и таким образом спасены.

Случившееся за последние годы в Новой Англии Эдвардс назвал внезапной революцией, которая прежде вряд ли происходила в какой-либо другой стране. При этом он видел её лишь началом, предвестником великих событий:

Не исключено, что эта работа Духа Божьего, столь необычная и чудесная, является рассветом или по крайней мере прелюдией к той славной работе Бога, которая много раз была предсказана в Священном Писании и которая по мере её развития обновит мир человечества.

Слова Исайи — «60.9 Острова будут ждать меня...» — Эдвардс разъяснил как бесспорное указание пророка на Америку, куда Бог явится прежде всего. Поскольку Старый Свет распял Христа и проливал кровь святых, справедливость требует также, чтобы пришествие Иисуса случилось не где-нибудь, а именно в Америке, рассудил он. Именно Новому Свету Бог предоставил честь сообщения религии в её самом славном виде всему миру:

Старый континент послужил человечеству первоисточником во многих отношениях. Там жили первые родители человечества; там обитали Ной и его сыновья; там второй Адам родился, был распят и воскрес. И вполне вероятно, что в какой-то мере для уравновешивания этих вещей самое славное обновление мира начнётся с нового континента и церковь Божья пойдёт отсюда.

Эдвардс уточнил, что из всех британских владений в Америке именно Новая Англия является наиболее вероятной обителью, откуда эта работа Бога должна распространиться во все пределы земли. Он заявил, что обязанность правителей, магистратов, проповедников, каждой живой души — приложить усилия для продвижения этих начинаний Бога.

Потеряв работу, Скрижаль довольно быстро нашёл другую, тоже в Манхэттене, — в подразделении одного из крупнейших канадских банков. От претендентов на эту должность требовалось создать систему автоматического нахождения дефектов и проблем в постоянно обновляемой компьютеризированной платформе этого банка; финансисты использовали её для осуществления транзакций на фондовых биржах. Скрижаль занимался подобной работой в последние годы.

На следующий день после интервью он получил предложение занять эту должность в качестве штатного сотрудника банка с большой зарплатой и медицинской страховкой на семью. Скрижаль попал в хороший интернациональный коллектив. Здание банка находилось всего лишь в получасе езды на метро от его дома. И он решил, что проработает здесь до пенсии.

Вопреки оптимистичным ожиданиям Джонатана Эдвардса, религиозное движение в американских колониях Англии, названное Великим пробуждением, замедлилось. В том самом письме Томасу Принсу от 12 декабря 1743 года, в котором Эдвардс рассказал о своих наставлениях подросткам и молодёжи на организованных им собраниях, он сообщил, что к лету 1742 года активность народа в духовных делах снизилась, после чего добавил: «Осенью и зимой иногда случались необычные явления. Но в целом вовлечённость людей в религию и живость их привязанностей пошли на убыль».

В самóм Нортгемптоне Великое пробуждение закончилось не только спадом религиозного рвения жителей города, но и увольнением Эдвардса с поста проповедника местной церкви. В 1748 году недовольство многих прихожан своим пастором переросло в серьёзный конфликт. Разногласия имели ряд причин. Главной из них был строгий отбор, который Эдвардс проводил, определяя, кто из прихожан может стать полноправным членом церкви. Пастор Нортгемптона, как впрочем и многие другие проповедники-пуритане, считали, что следование принципам морали недостаточно для спасения — для милости Бога, дарующего избранным вечное счастливое послесмертие. Необходимым условием для этого, учили они, является внутреннее преображение человека: признание своей греховности и ничтожности с последующим искренним, всецелым обращением к единственному надёжному защитнику — к Иисусу Христу.

Дед Эдвардса, Соломон Стоддард, следовал другим обычаям, которые в 1660-х годах установились во многих конгрегационалистских церквях Новой Англии. Эти либеральные церкви предоставляли полноправное или почти полноправное членство в своих приходах всем или почти всем христианам. Сторонники этого движения называли его Большим конгрегационализмом, а противники — Половинчатым заветом, Half-Way Covenant. Эдвардс и прежде не делал поблажек в определении статуса каждого из прихожан, но после двадцати лет служения в церкви он ещё больше ужесточил свои правила разделения паствы. О том, что в Нортгемптоне назревал серьёзный конфликт, он сообщил в письме от 20 мая 1749 года шотландскому богослову Джону Эрскину:

Между моими прихожанами возникли очень большие трудности, связанные с ограничениями для допуска к причастию. Мой уважаемый дед Стоддард, мой предшественник в этой церкви, усиленно поддерживал причастие в качестве обряда обращения, и за исключением скандалистов, он призывал прийти всех, включая тех, кто знали, что они необращённые. Раньше я придерживался его практики, но у меня были трудности в этом отношении, которые долгое время усиливались, пока я не осмелился больше не следовать прежним путём, что вызвало большое беспокойство среди моих прихожан и подняло шум в округе.

Свои взгляды на то, кто из христиан является полноправным членом церкви или может претендовать на такое право, Эдвардс изложил в книге с длинным названием: «Скромное исследование правил Слова Божьего относительно требований, необходимых для постоянного и полного общения в видимой христианской церкви». К концу лета 1749 года книга была опубликована, и жители Нортгемптона могли её прочесть.

В «Скромном исследовании правил Слова Божьего...» Эдвардс, выказал глубокое уважение к своему деду, которого даже назвал самым выдающимся из богослов Новой Англии, но выступил против его убеждений и его церковной практики. В этой книге Эдвардс провёл разграничение между членами видимой церкви, которых он, как принято было у конгрегационалистов, называл видимыми святыми, или же необращёнными, и настоящими святыми — обращёнными христианами. В обоснование достоверности такого размежевания людей Эдвардс, помимо многочисленных, но неубедительных примеров из Библии, привёл примеры из мира наживы: в частности, он указал на различие между видимыми и реальными деньгами: одни являются фальшивыми и поддельными, а другие настоящими. Рассуждая на эту тему, он пояснил: «Настоящие святые, или [настоящие] обращённые — это те, которые таковы в глазах Бога; видимые святые, или [видимые] обращённые, — это те, которые таковы в глазах человека». Истинно святые христиане, согласно убеждениям Эдвардса, соблюдают завет с Богом внутренне, всей душой, полностью отдавая себя Богу, в отличие от тех верующих, которые делают это лишь внешним образом — следуя традициям исповедания, но сдерживая своё сердце от такой самоотдачи, чем лишают себя любви Иисуса и спасения в Судный день. Никто не запрещает всем христианам ходить в школу Христа, заметил Эдвардс, но из этого ещё не следует, что такая школа есть церковь Христа и что посещая её, человек может стать членом церкви — стать неотъемлемой частью тела Спасителя.

В «Скромном исследовании правил Слова Божьего...» Эдвардс утверждает, что никто не должен получать все права члена церкви Христа, кроме исповедующих истинное благочестие. Роль своего рода инквизиторов, которые решают, кто из прихожан является только видимым святым, а кто реальным, Эдвардс вменял в обязанность всем священникам: «И хотя пастор не должен действовать как досмотрщик сердца или повелитель совести в этом деле, это не мешает тому, что он может и должен досконально исследовать переживания душ, преданных его заботе и попечению...».

Скрижаль запомнил сказанное Эдвардсом в 1741 году, в речи «Отличительные признаки работы Духа Божьего...» — слова, которые отвечали назиданию Иисуса из Нагорной проповеди: не судить других людей; судит Бог. Но все эти годы Эдвардс в церкви Нортгемптона исполнял роль именно такого судьи, разделявшего своих прихожан на обращённых и необращённых, допуская к причастию только тех, кого признал настоящими святыми. И теперь, в «Скромном исследовании правил Слова Божьего...», осуждая практику неупорядоченного приобщения к церкви, он заявил, что во избежание заблуждений, пастору следует быть предельно строгим в своих решениях, потому что лучше допустить ошибку, отказав в приёме нескольким истинно святым людям, чем принять полноправным членом церкви одного необращённого христианина.

Категоричные суждения Эдвардса, высказанные в книге «Скромное исследование правил Слова Божьего...», очевидно ускорили развязку обострившегося конфликта. Во всяком случае, уже осенью того же 1749 года собрание жителей Нортгемптона призвало членов Совета церкви освободить Эдвардса от обязанностей пастора или же убедить его в том, чтобы он умерил свои строгие требования к мирянам. Споры продолжались до лета следующего года. Наконец в июне 1750 года Совет церкви собрался, чтобы найти выход из сложившейся ситуации. В итоговом документе этого заседания было, в частности, сказано:

Совет, после поиска Божественного присутствия и руководства, рассмотрел обстоятельства этого спорного дела и обнаружил, что мнения пастора и церкви относительно требований, необходимых для полного общения, диаметрально противоположны друг другу.

Совет рекомендовал пастве расторгнуть отношения с пастором. Вопрос об увольнении Эдвардса прихожане решили голосованием. Подавляющее число голосов, 230 из 253, было подано за его отстранение от должности.

Скрижаль подумал, что истинное пробуждение пуританской Америки наметилось не тогда, когда стали известны первые случаи истерик и припадков прихожан от грозных речей пасторов, а лишь по мере угасания этой религиозной горячки, — тогда, когда многие пуритане сумели преодолеть свои страхи и поняли, что каждый человек сам должен решать, как жить и верить. В отставке Эдвардса Скрижаль увидел одну из тех малых побед здравомыслия над зашоренностью догматического мышления, которые наряду с множеством других, коллективных и личных, преодолений интеллектуальной несвободы и косности приводят к раскрепощению сил народа и укрепляют его моральное здоровье.

Неделю спустя после увольнения, 1 июля 1750 года, Джонатан Эдвардс выступил в церкви Нортгемптона с прощальной проповедью. Он повёл речь о том, что пасторы и прихожане должны после разрыва отношений между ними или же после смерти встретиться ещё один раз — перед судом Христа, чтобы держать отчёт перед главным пастором. И тогда, в свете Судного дня, все обманы и заблуждения исчезнут, как ночная тьма; тайны каждого сердца станут известными; всем откроется истина, продолжал Эдвардс. Он уверял своих слушателей, что в день этого трибунала все прихожане узнают, был ли их проповедник искренним и заслуживающим доверия, — великий судья, Иисус Христос, вынесет справедливый, безошибочный приговор и пасторам, и тем, кого они поучали: истинным христианам и лицемерам; грешники подвергнутся наказанию согласно безжалостной строгости закона Божьего, а святые будут вознаграждены вечным спасением.

В этой прощальной проповеди Эдвардс назвал священников посланниками Иисуса Христа, которых Христос отправил в приходы в качестве своих уполномоченных, чтобы они действовали от его имени и выполняли его работу; в Библии они представлены как светильники, установленные в церквях, заметил Эдвардс. В день суда праведные пасторы будут заседать и судить вместе с Иисусом Христом; они расскажут Христу о каждом, кто относился к ним хорошо, и каждом, кто обращался с ними жестоко.

Обиды Эдвардса и его уверенность в том, что он в день последнего суда будет вместе с Христом судить своих недоброжелателей, читается в тексте этой речи не только между строк. Эдвардс прямо укорял своих прихожан в том, что они после стольких лет его служения порывают отношения с ним, хотя он бóльшую часть своей жизни и своих сил отдал трудам для их вечного благополучия. «...Низвергнут, но не уничтожен, — гордо заявил он. — Но теперь у меня есть основания думать, что моя работа, которую я должен был делать как ваш пастор, закончена: вы публично отвергли меня, и мои возможности исчерпаны».

В заключительной части этой речи Эдвардс обратился с напутствиями сначала к благочестивым людям, а затем — к тем пленникам греха и сатаны, как выразился он, которые пребывают в безблагодатном состоянии, «без Христа и без Бога в мире». И далее, поочерёдно, он дал советы духовно пробуждающимся христианам, молодёжи и детям. Всем прихожанам он пожелал найти себе пастора, который лучше него знает слово Божье, лучше него разбирается в душевном состоянии людей и который сумеет открыть глаза заблудшим, причём сделает это в самое ближайшее время, — до наступления Судного дня.

В августе 1751 года Джонатан Эдвардс переехал на восточную окраину Массачусетса, в маленькую деревню Стокбридж; она находилась на границе, отделявшей территории английских колоний от владений индейцев. Здесь он прослужил в должности миссионера шесть с половиной лет, почти до самой смерти. Приобщая к христианству местных жителей, индейцев, Эдвардс читал им незамысловатые проповеди. Именно в эти годы он создал самые известные свои богословские труды.

В богословских трудах Эдвардса, написанных до и после его переселения в Стокбридж, Скрижаль не увидел системного изложения религиозных взглядов. К тому же стиль письма Эдвардса изрядно страдал многословием и повторениями сказанного. Но в истолковании библейских сюжетов и в трактовке высказываний героев Священного Писания, а также в стремлении объяснить явления жизни Эдвардс проявил безусловно незаурядные, если не гениальные, способности своего ума. Хотя Скрижаль не мог согласиться с его утверждениями, в этих книгах он порой сталкивался с постановкой таких вопросов, которые побуждали к размышлениям.

В «Трактате о религиозных привязанностях» Эдвардс изложил свои взгляды о том, в чём заключается природа истинной религии. Это необходимо понять для того, чтобы великие возрождения религии не были бы впредь кратковременными; не зная отчетливо, за что нужно бороться, мало чего можно ожидать, пояснил он. На главный поставленный в этой книге вопрос Эдвардс ответил: «Истинная религия по большей части состоит из святых привязанностей». Первой и главной из них он назвал любовь к Богу — источник всех других привязанностей: из сильной, нежной любви к Богу неизбежно возникнет сильная ненависть к греху, страх греха, страх перед неудовольствием Бога, а также благодарность Богу за его доброту, и радость от присутствия Бога, и горе, когда его нет, и рвение во славу Божью. Любовь к людям не так обширна и универсальна, как любовь к Богу, заметил Эдвардс, но из неё возникают все другие добродетели, выказываемые по отношению к людям.

«Тот, кто не имеет религиозных привязанностей, находится в состоянии духовной смерти...» — постулирует Эдвардс. Он утверждает, что такие привязанности сопровождаются евангельским унижением, которое состоит в подавлении уважения к себе, в том, чтобы относиться к себе как к презренному, отвратительному существу. «Это является великой и самой важной вещью в истинной религии», — подытожил он.

В ответе на вопрос, поднятый в этом труде, Скрижаль кардинально расходился с Эдвардсом во взглядах. Давно уяснив различия между религией и верой, он был убеждён в том, что при всём разнообразии и множестве исповеданий и религиозных движений и при том что трактовок самогó слова «религия» не счесть, истинной религии — представлений о мире и правил богопочитания, объединяющих пусть даже небольшую группу людей, — не существует и не может существовать. А в вере человека — в этом исключительно личностном феномене — отыскание истины в связях души с высшей в мире силой достижимо не в презренном отношении к себе, не в унижении себя, а напротив, на пути осознания своей высокой общности со всеми носителями жизни и разума, — на том пути, который ведёт ещё дальше: до осознания себя носителем этих высших сил.

Одну из самых главных книг Джонатана Эдвардса «Свобода воли» Скрижаль нашёл довольно скучной, но он нисколько не пожалел о времени, потраченном на чтение, потому что книга побудила его к размышлениям.

Этот очень большой философскообразный, но всё же остающийся богословским труд Эдвардс начал с разъяснений того, что каждый акт воли совершается в состоянии свободы и имеет причину, а выбор — это сравнительный акт, в котором разум сопоставляет две или больше мотивации, и воля определяется предпочтительной, самой сильной из них. Хотя действия «моральных агентов», как называет Эдвардс людей в этом трактате, являются добровольными, Бог предвидит каждое из этих действий. Отталкиваясь от библейских текстов, Эдвардс показывает, что Бог заранее знал, что именно должно произойти и что ждёт каждого человека: будущие события для Бога являются такими же очевидными, как события прошлого и настоящего. Посчитав это положение доказанным, Эдвардс утверждает, что абсолютное знание Бога всего на свете не противоречит свободе воли человека.

Из сказанного в этой книге следовало, что выбор человека, принимающего решение, лишь кажется свободным; на самом деле выбор предопределён, — он известен Богу; просто сам человек об этой заданности своего действия ничего не знает. В глазах Скрижаля такой вывод рушил всё громоздкое логическое построение, возведённое в книге «Свобода воли».

Эдвардс несколько раз повторил, что целью естественного мира является нравственный мир. Скрижаль занёс в свой архив один из таких пассажей:

II.11 Очевидно, что моральный мир — это цель естественного: остальное в Творении — это всего лишь дом, который Бог построил с мебелью для моральных агентов: и хорошее или плохое состояние морального мира зависит от улучшения, которое они сделают, и таким образом зависит от их волений.

О законах вселенной Скрижаль думал несколько иначе. Процесс становления мира он понимал как естественный процесс, совершающийся без вмешательства сверхъестественной силы, которую принято называть словом «Бог». Вектор этой трансформации материи космоса Скрижаль видел повсеместно направленным от формирования косного вещества к появлению жизни с последующим одушевлением живых организмов и развитием способностей их разума.

Размышления Скрижаля, вызванные суждениями Эдвардса о разной значимости двух миров — естественного и морального — увели его ещё дальше. Он уяснил, что по мере усложнения структуры материи усложняются и законы, которым подчиняются все её проявления, виды и взаимосвязи разных материальных объектов.

Все физические тела, где бы ни находились они во вселенной, взаимодействуют по вполне определённым законам — и на атомарном уровне, и на планетарном, и на межгалактическом. Если при расчёте траектории полёта космического корабля не принять во внимание законы притяжения материальных тел или законы движения, полёт обречён на неудачу.

На определённой стадии организации космической материи — с появлением простейших существ, жизнедеятельность таких микроорганизмов начинают регулировать биологические процессы. С развитием животного мира, в качестве регулирующих норм существования живых особей выступают инстинкты. А при появлении высокоразвитых разумных существ вступают в силу другие, главные для них, законы — нормы нравственности.

В отличие от правил взаимодействия объектов косной материи, законы нравственности нельзя назвать строгими, поддающимися точным формулировкам и расчётам. Но человечество прожило достаточно долго, чтобы уяснить их непреложность. Некую неопределённость в последствия личных и общественных пристрастий и конфликтов людей вносит свобода выбора, которую обретают все разумные существа по мере усложнения их умственных способностей. Пределы этой свободы и целенаправленность действий человека, наделённого возможностью сознательного выбора, как раз и должны регулировать законы морали. И так же как межпланетный корабль обречён на крушение, если в расчётах траектории его полёта была допущена грубая ошибка, подобное может случиться и с человечеством, если земляне будут продолжать игнорировать главные законы, данные разумным существам для принятия решений и для правил сосуществования с себе подобными. Как называть эти установки — нормами нравственности, правилами морали, законами добра и зла, или как-то иначе, не столь важно.

После многолетнего всматривания в пределы духа человечества как в пределы собственной жизни Скрижаль уже знал, что эти неформализованные — приподнятые над миром формул — правила морали действуют безусловно, причём на разных уровнях: от личностного до межгосударственного. Только недалёким людям, включая диктаторов, остаётся неизвестным, что все деспотии обречены на гибель. И страна, народ которой допускает произвол и беззакония своих правителей по отношению к соотечественникам или по отношению к другим народам, расплачивается за это последующей разрухой. Так в ХХ веке было с Германией, развязавшей Вторую мировую войну, и с Советским Союзом, где в годы политических репрессий были уничтожены миллионы мирных жителей. Так будет с каждой страной, которая ведёт агрессивную внешнюю политику и культивирует враждебные настроения своих граждан против инакомыслящих, иноверцев или инородцев.

На личностном уровне действие законов нравственности ещё более очевидно, и примеров тому за последние четыре тысячелетия существования человечества Скрижаль, если бы стал припоминать, насчитал бы немало. Народный суд Афин постановил казнить Сократа, но где те судьи и где Сократ, сыгравший столь важную роль в духовном развитии Западной цивилизации? Убийство Цицерона как врага диктатуры нисколько не поставило под сомнение его духовную победу над теми людьми, которые стремились к власти любой ценой. И чего в сфере духа с её критериями истины добились те святоши, которые сожгли Джордано Бруно, кроме того что человечество в конце концов узнало об их подлости и коварстве? Вопросы были риторическими. Преступные действия и гонения, предпринятые против честных, совестливых людей заканчиваются тем, что о вероломстве и духовной немощи тех гонителей становится известно, а усилия правдолюбцев находят продолжение и вдохновляют других правдоискателей. Любой честный человек в бескомпромиссной борьбе с силами зла, в отстаивании справедливости, если не добивается своих целей и если даже оказывается уничтоженным физически, духовно побеждает: именно силы нравственных законов — вселенские силы — расставляют всё и всех в мире людей по своим, соответствующим принципам высшего правосудия, местам. На вопрос, почему так происходит, Скрижаль ответил бы столь же уклончиво, но по сути неоспоримо, как на вопрос, почему в каждом атоме и во всей вселенной действуют силы притяжения и отталкивания: так устроен мир.

В трактате «Природа истинной добродетели» Эдвардс, отождествив добродетель и моральное благо, по сути ответил на вопрос, что именно является основой нравственности: «...Истинная добродетель должна состоять главным образом в любви к Богу — Существу существ, бесконечно величайшему и лучшему». Сказав далее, что Богу принадлежит доля существования, которая бесконечно превосходит удел всего прочего, он добавил: «Так что все остальные существа, даже вся вселенная, — ничто по сравнению с божественным Существом [divine Being]». Без высшей любви к Богу не может быть истинной добродетели, заявил Эдвардс, и он пояснил — почему: личные привязанности человека в зависимости от обстоятельств могут ставить его частные интересы превыше всеобщих и даже вызывать враждебные чувства по отношению к миру в целом, а тот, кто любит Бога, основу всего, будет любить и отдельные существа пропорционально степени их достоинств.

Скрижаль и теперь, после прочтения «Природы истинной добродетели», решил понять, насколько он соглашается или расходится с Джонатаном Эдвардсом в понимании сути вопроса, рассмотренного в этом труде. Задумавшись над тем, чтó является главным в качествах и действиях истинно нравственного человека, Скрижаль в ряду общеизвестных моральных правил назвал прежде всего минимальные требования: не совершать злых дел, поступать по справедливости, уважать родителей, знакомых и незнакомых людей. Очевидными для него были также моральные нормы более высокого порядка: любить и защищать всё живое, быть честным, способствовать соблюдению нравственных норм другими людьми. Среди высших нравственных побуждений он выделил бы стремление к личному совершенствованию вплоть до осознания себя носителем высших сил. И всё же Скрижаль не стал бы утверждать, что именно это стремление является главным показателем уровня нравственности человека, подобно тому как Эдвардс назвал определяющим критерием добродетели любовь к Богу. Без усвоения каждого из требований морали и следования этим требованиям сам по себе факт стремления к личному совершенствованию недотягивал до критерия, который мог бы определять уровень моральных качеств человека. Поразмыслив, Скрижаль уяснил, что главным критерием добродетели является признание человеком безусловного верховенства нравственных норм над положениями гражданских кодексов, над повелениями правителей, над приказами начальников и назиданиями религиозных вождей в случаях, когда эти положения, повеления, указы и назидания расходятся с законами морали, установленными для высокоразвитых разумных существ.

Причину своего несогласия с утверждением «Истинная добродетель должна состоять в любви к Богу» Скрижаль видел прежде всего в том, что Эдвардс, как все богословы монотеистических религий и подавляющее большинство религиозных натур, понимали под словом «Бог» сверхъестественное существо, которое к тому же характеризовали как личность. Скрижаль с течением лет стал думать, что под словом «Бог», если уж не избегать употребления этого слова из-за множества его противоречивых толкований, нужно понимать естественный закон мира, включающий в себя целый ряд зависимостей и установлений, — от простейших, которые регулируют всё, что происходит с косной материей, до высших: до законов нравственности, которым должны следовать высокоразвитые разумные существа. И чтобы исключить трактовку этого закона-всех-законов как несущего в себе личное начало, Скрижаль считал, что слово «бог» уместней писать со строчной буквы. Если же закрыть глаза на расхождения в толковании этого слова, а в любви к богу видеть безусловную верность моральным установкам как своим главным жизненным правилам, то с натяжкой — правда, с весьма большой — Скрижаль мог согласиться с утверждением Эдвардса.

Трактат Джонатана Эдвардса «Природа истинной добродетели» был опубликован уже после его смерти вместе с «Трактатом о цели, ради которой Бог сотворил мир»; оба труда были изданы одной книгой в 1765 году.

В «Трактате о цели...» Эдвардс, признал, что в стремлении понять замысел Бога в сотворении мира слишком самонадеянно полагаться на возможности разума, в этом нужно руководствоваться откровениями самогó Бога — сообщениями Библии; тем не менее Эдвардс пустился в такие рассуждения и ответил на вопрос, вынесенный в заголовок этого труда. Он начал с утверждения, что высшей и конечной целью Бога в Творении является сам Бог: «Какой бы ни была конечная цель Бога, он желает этого ради самого себя». Развивая эту мысль на многих последующих страницах, Эдвардс приходит к выводу, что конечной целью в сотворении мира была слава Божья.

В изложении причин Творения Эдвардс использует слово «эманация», — использует в том же смысле, который вкладывали в это понятие неоплатоники. То, что создаётся в Творении, не отделяется от Бога, остаётся божественным. Бог, бесконечный источник блага, вполне естественно распространяет себя; творение — это вечное истечение его блага и славы:

Уважение к себе, или бесконечное наслаждение своей собственной славой — вот то, что побуждает его склоняться к её обильному распространению и наслаждаться её эманацией... Бог смотрит на сообщение себя и эманацию своей бесконечной славы как на относящееся к полноте и завершённости самого себя, будто без этого он был бы не в самом великолепном состоянии.

Разъяснив, что необходимо отличать внутреннюю славу Бога от внешней, которая является выражением внутренней славы, Эдвардс указал на то, что именно внешняя слава представляет собой цель Творения.

Если бы мир не был создан, сила Божья всегда бы оставалась бездействующей и бесполезной; кроме того, совершенства Бога не оказались бы познанными другими существами: они не узнали бы славу Божью и не увидели бы действий Бога, а значит, некому было бы ценить и уважать Бога, пишет Эдвардс. При этом он оспаривает суждения тех авторов, которые считают конечной целью сотворения мира не самогó Бога, а Божьи создания. «...Поскольку Бог совершенно независим и самодостаточен, всё его счастье и удовольствие состоит в наслаждении собой», — уверяет он. Бог во всех своих действиях должен ставить себя выше всех; сообщая свою полноту созданиям, Бог делает это для себя, любя самого себя, утверждает Эдвардс. Поскольку Творение получает абсолютно всё от Бога, оно не может что-либо добавить к Богу; Бог не может извлечь из него какую-либо выгоду, — это противоречит природе Бога, иначе получается, что Создатель становится зависимым от создания. К тому же Бог не мог сделать это ради других существ, бесконечно ничтожных по сравнению с ним: «Достоинство других ничто для него; так что ему принадлежит всё возможное уважение. [...] Вся система созданных существ по сравнению с Творцом оказалась бы лёгкой пылью на весах или даже ничем и тщетой».

Эдвардс предусмотрительно отверг возможные возражения своих оппонентов. Отвечая на одно из них — на то, что для Бога было бы эгоистично и позорно сделать себя конечной целью сотворения мира, — Эдвардс в очередной раз назвал человека червём из праха, worms of the dust, после чего опять крайне пренебрежительно высказался о смертных: «Мы должны смотреть на человека как на низменную и презренную личность». А коль так, — если Бог действительно совершенен и велик настолько, что достоинства всех других существ для него ничто, — значит Бог должен ценить себя бесконечно больше, чем свои создания, рассудил Эдвардс. Сказав, что откровение является самым верным руководством в таких вопросах, он привёл многочисленные цитаты из Библии, якобы неоспоримо доказывающие, что целью сотворения мира является слава Божья.

Прочитанное в «Трактате о цели, ради которой Бог сотворил мир» тоже заставило Скрижаля задуматься. Он спросил себя, как бы он сам ответил на вопрос о причине возникновения вселенной и жизни в ней. В том, что жизнь во вселенной явление повсеместное, он не сомневался.

Первым, очевидным, умозаключением было то, что существование мира указывает на существование движущих сил, которые привели к его появлению и к дальнейшим превращениям материи до появления разумных особей. Даже если мир в том или ином виде существовал всегда, нужно было признать, что такие силы, которые преобразуют материю из косного состояния в одушевлённое и разумное, существуют.

Следующий вопрос — о том, почему существуют эти силы, — тоже не вызвал у Скрижаля больших затруднений: их возникновение, преобразования, нарастание и убыль подчиняются действию того самого закона-всех-законов, который определяет закономерности и нормы существования абсолютно всего на свете — от косного вещества до носителей разума.

На главный вопрос — о цели появления мира, если он возник, и о цели всех трансформаций неорганической материи до появления самодвижущихся тел и развития у них способностей анализировать свои мысли и поступки, — Скрижаль после размышлений тоже дал себе ответ. Как в случае с уяснением того, почему законы морали в сообществе разумных существ в конце концов расставляют всё и всех по своим местам, этот ответ, с одной стороны, казался уклончивым, но с другой, по сути, неоспоримым: именно таким образом — в духе созидания, с дальнейшим неограниченным развитием того, что уже достигнуто во всех начинаниях этого всеохватного творческого процесса — действует закон-всех-законов.

100

Зять Эдвардса — муж его дочери — Аарон Бёрр занимал должность президента Колледжа Нью-Джерси, переименованного позднее в Принстонский университет. Это учебное заведение было основано в 1746 году пресвитерианами, сторонниками движения «Новые Огни», для подготовки и образования священнослужителей. В сентябре 1757 года Аарон Бёрр умер, и Эдвардс получил предложение стать президентом этого колледжа. После раздумий и колебаний Эдвардс дал согласие. В феврале 1758 года он приехал в Принстон, но месяц спустя, после осложнений, вызванных прививкой от оспы, скончался.

101

Ещё раз мысленно прослеживая вехи биографии Джонатана Эдвардса, Скрижаль подумал о том, что жизненный путь этого талантливого человека был очень похож на судьбу Блеза Паскаля. Оба они ещё в юношеском возрасте проявили незаурядные способности своего ума, которые прочили миру великие научные открытия. Оба они испытали духовный перелом, круто повернувший жизнь каждого из них. Паскаль испытал потрясение в возрасте двадцати одного года, что осталось задокументировано в его памятке; одно из самовнушений в этой записке гласило: «Забыть мир и всё, кроме Бога». Эдвардс был двумя годами моложе Паскаля, когда с ним произошло подобное. «Я почувствовал желание расстаться со всем в мире ради интереса к Христу», — сообщил он в автобиографии. Так же как Паскаль, Эдвардс, терзаемый страхом вечных мук, сделал поиск своего спасения главным делом своей жизни. Оба они реализовали свои способности на поприще богословия. Но если Паскаль, прежде чем оказаться на перепутье дорог науки и религии, успел сделать несколько открытий, а затем помог соотечественникам и всему миру понять степень лицемерия и подлости иезуитов, то Эдвардс растратил свои выдающиеся интеллектуальные силы главным образом на то, что в своих проповедях изобретательно внушал землякам страх и всячески принижал достоинства человека.

Знатоки истории церкви называли Джонатана Эдвардса самым выдающимся из христианских богословов Нового Света. Большой чести в таких заслугах Скрижаль не видел. Однако при всём этом он остался искренне благодарным Эдвардсу за то, что побудил его к размышлениям о главных законах мироздания.

102

Хотя Великое пробуждение было по сути великой депрессией колонистов, вызванной страхом посмертного воздаяния, события, происходившие в 1730-х — 1740-х годах в Северной Америке, принесли ряд положительных изменений в духовной жизни заокеанских подданных Британии. Эти сдвиги были обусловлены вовсе не теми стремлениями, которые вдохновляли деятелей столь нездорового, уродливого религиозного движения.

Умаление достоинства личности в проповедях пасторов-пуритан, их речи о беспомощности человека перед могущественным и своевольным Богом привели в значительной степени к противоположным результатам: многие жители американских колоний перебороли свои страхи и сумели порвать отношения с теми священниками, которые допускали к причастию только избранных ими христиан. Преодоление прихожанином духовной зависимости от своего пастора и осуществление права выбрать церковь по своему усмотрению способствовали росту чувства собственного достоинства в человеке, самоуважения, без которого невозможно искреннее уважение к другим людям.

В ряду положительных результатов Пробуждения, о которых узнал Скрижаль, была возросшая роль женщин в жизни колонистов. Уроки самоанализа, вызванные требованиями проповедников постичь степень своей греховности, побудили многих женщин осознать свою подчинённую роль в семье и в обществе, помогли им стать более решительными, более независимыми в своих действиях.

Миссионеры Великого пробуждения не только способствовали обращению в христианство чернокожих рабов, но призывали также рабовладельцев к гуманному обращению со своими бесправными слугами и к обучению их грамоте, — прежде всего затем, чтобы они могли читать Библию. И совестливые христиане прислушивались к таким требованиям, улучшали условия жизни своих рабов и слуг, а также стали давать им азы образования.

103

Религиозное движение в североамериканских колониях Британской империи, названное Великим пробуждением, обернулось ещё бóльшим размежеванием христиан по религиозным взглядам, и прежде всего оно привело к расколам в среде пуритан. Конгрегационалисты разделились на приверженцев двух течений, названных «Новые огни» и «Старые огни». Пресвитериане тоже образовали два лагеря, которые стали называть «Новая сторона» и «Старая сторона». Приверженцы «Новых огней» и «Новой стороны» активно участвовали в Великом пробуждении и поддерживали его идеалы, тогда как приверженцы «Старых огней» и «Старой стороны» не одобряли потрясений и конфликтов, вызванных слишком требовательными проповедниками и жёстким разделением прихожан на обращённых и необращённых. Даже в малых селениях Новой Англии, где прежде была одна церковь, прихожане, которые не разделяли убеждений своего пастора и его сторонников, отделялись и образовывали новую религиозную общину, основывали свою церковь с новым пастором.

Помимо того что Великое пробуждение усугубило раскол существующих в христианстве толков, оно вызвало появление новых движений: евангеликализма и методизма, для которых общим стало учение о втором рождении человека — о том сáмом, потребованном строгими проповедниками, сверхъестественном обращении души при содействии Святого Духа. В отличие от евангельских христиан, полагающих, что спасение даруется только Божьей благодатью, а кому — неизвестно, методисты считают, что спасение доступно всем.

104

В дальнейшем дроблении христианских толков и в усилении значения личного начала в верованиях сторонников этих церквей Скрижаль видел результаты действия уже подмеченного им процесса становления личной веры. Джонатан Эдвардс считал, что союз между Богом и человеком совершается не с помощью обрядовых действий, а может быть заключён только в сердце. Скрижаль поумерил бы степень категоричности этого утверждения и расширил бы его посыл тем, что свою прямую связь с высшими силами, присутствие этих сил в себе, можно уяснить и разумом, посредством размышлений.

105

Рьяные деятели Великого пробуждения утверждали, что человеку для спасения недостаточно соблюдать моральные нормы, — что спастись можно только поняв свою никчемность и внутренне переродившись. Скрижаль решительно не соглашался с такими проповедниками не только в принижении достоинства человека — носителя высших сил, но и в умалении значимости универсальных нравственных принципов. Потеснять их чем угодно, будь то любовь к Богу или своё спасение на Страшном суде, небезобидно, опасно: человек, совершающий любые противонравственные поступки, может оправдывать свои действия одной из таких, якобы высших, целей. Подчинять нормы морали чему-либо — значит посягать на верховенство главных законов существования и выживания высокоразвитых разумных существ.

____________________

Читать следующую главу

Вернуться на страницу с текстами книг «Скрижаль»

На главную страницу