Ростислав Дижур. «Скрижаль». Книга 6. Томас Джефферсон и становление демократии в Соединённых Штатах.

_____________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

Томас Джефферсон и становление демократии в Соединённых Штатах.

Томас Джефферсон был автором Декларации независимости США и многих законопроектов, принятых Генеральной ассамблеей Вирджинии в первые годы работы республиканского правительства этой бывшей британской колонии. С 1779 по 1781 год, во время войны американцев за независимость, Джефферсон был губернатором Вирджинии и координировал усилия вирджинцев по обороне штата.

В последующие годы Джефферсон занимал посты посла США во Франции, государственного секретаря страны, затем вице-президента, а с 1801 по 1809 год был президентом США. За годы его президентства правительству удалось, в частности, избежать войны со странами Европы, уменьшить на треть государственный долг и мирным путём увеличить вдвое территорию США.

Ещё в 1774 году в «Кратком обзоре прав Британской Америки» Джефферсон заявил: «Всё искусство управления состоит в искусстве быть честным», и всем последующим служением своему народу он доказал, что такое управление не только возможно, но и наиболее эффективно. Во многом благодаря его усилиям в Соединённых Штатах прочно укрепились принципы демократии, свобода слова и печати, а церковь была отделена от государства.

470

*

Отец Томаса Джефферсона, Питер Джефферсон, был вирджинским фермером, крупным собственником, уважаемым в колонии человеком. Он занимал должность мирового судьи. Вместе с другим геодезистом он составил первую карту Вирджинии. В 1754 и 1755 годах земляки избирали его членом Законодательного собрания колонии. Питер Джефферсон владел землями и склонами холмов, территория которых впоследствии получила название Монтичелло.

Мать Томаса Джефферсона, Джейн Рэндольф, была образованной, умной женщиной. Она родилась в Англии, недалеко от Лондона, в семье плантатора и торговца Ишама Рэндольфа, который являлся агентом Вирджинии в Англии. В 1725 году он вернулся с семьёй в Вирджинию. Так же как Питер Джефферсон, Ишам Рэндольф выращивал на своих плантациях табак, используя труд рабов и наёмных слуг. В 1739 году, в возрасте 19 лет, Джейн Рэндольф вышла замуж за Питера Джефферсона. Оба они, а также все их дети были крещены в англиканской церкви.

Томас Джефферсон родился в апреле 1743 года. С пяти лет он учился в английской школе, а с девяти — в латинской, где помимо латыни изучал греческий и французский языки. Его отец умер в возрасте 49 лет, оставив жену с шестью дочерьми и двумя сыновьями. Старшему сыну, Томасу, было 14 лет. Отец хотел, чтобы он получил классическое образование, и мать после смерти мужа перевела Томаса в частную школу англиканского священника Джеймса Моури — известного в Вирджинии педагога, который преподавал подросткам классическую литературу, математику, историю, географию, а также учил морали и хорошим манерам. Как большинство учеников Моури, Томас Джефферсон жил в этой школе. Занимаясь с удовольствием и усердием, он увлекался также игрой на скрипке и верховой ездой. Привязанность к лошадям и пристрастие к верховой езде не ослабевали на протяжении всей его жизни. Игру на скрипке Джефферсон вынужден был оставить, после того как в 1786 году сломал запястье, но любовь к музыке он тоже сохранил до последних дней. «Если и есть удовольствие, которому я завидую любому народу, то это музыка вашей страны, — посетовал он итальянцу Джованни Фабброни в письме от 8 июня 1778 года. — Это любимая страсть моей души, и судьба бросила мой жребий в стране, где она находится в состоянии прискорбного варварства».

471

*

После двух лет учёбы в школе Моури, весной 1760 года, Джефферсон поступил в Колледж Вильгельма и Марии. Он изучал гуманитарные и точные науки, а также очень много читал. Помимо углубления знаний латинского, греческого и французского языков, он в разной степени овладел итальянским, испанским и немецким.

В автобиографии Джефферсон рассказал, что к великому для него счастью он в колледже подружился с профессором Уильямом Смоллом, который занимал кафедру философии. Это был человек с широким кругозором и либеральными взглядами. Он ввёл Джефферсона в круг своих знакомых. Благодаря этой дружбе Джефферсон здесь, в Уильямсберге, где находилось правительство Вирджинии, познакомился с губернатором колонии Фрэнсисом Фокье, а также с юристом Джорджем Уайтом, который впоследствии вместе с Джефферсоном и пятью другими представителями Вирджинии подписал Декларацию независимости Соединённых Штатов.

Под руководством Джорджа Уайта Джефферсон в течение пяти лет, начиная с 1762 года, изучал право. Именно в это время парламент Великобритании принял сначала Закон о сахаре — он же Закон об американских доходах, — а затем Акт о гербовом сборе, что побудило американцев к борьбе за свои права. И первый решительный отказ британских колоний подчиняться диктату парламента прозвучал именно здесь, в Уильямсберге, где проходили заседания Генеральной ассамблеи Вирджинии. 29 мая 1765 года законодатели колонии утвердили резолюции о таком неповиновении. Патрик Генри, предложивший эти резолюции, в страстной речи напомнил депутатам, что у Юлия Цезаря был Брут, у Карла Первого — Кромвель и что королю Джорджу III нужно об этом помнить. Томас Джефферсон к этому времени уже дружил с Патриком Генри. «Я присутствовал на тех дебатах, однако у дверей вестибюля Палаты бюргеров, — вспоминал он в автобиографии. — И я слышал, как мистер Генри великолепно проявил свои таланты популярного оратора».

Начиная с 1767 года Джефферсон занимался адвокатской практикой. С каждым годом число дел, в которых он принимал участие в качестве адвоката или консультанта, быстро увеличивалось. Рос и его авторитет. К его услугам прибегали не только известные вирджинцы, но и влиятельные жители других колоний. В 1769 году Джефферсон был избран депутатом Палаты бюргеров — представительного органа Генеральной ассамблеи Вирджинии. Так, не порывая с адвокатурой, он ринулся в бурную политическую жизнь страны.

472

*

Принятием Актов Тауншенда в 1767–1768 годах британский парламент с одобрения короля в очередной раз грубо нарушил права жителей североамериканских колоний империи. А после того как Законодательное собрание Массачусетса разослало письма спикерам других ассамблей на континенте с призывом согласовывать свои действия, направленные на защиту общих интересов, лорд Хиллсборо, государственный секретарь по делам колоний, потребовал от правительства каждой североамериканской колонии Великобритании осудить массачусетсов за рассылку этого циркулярного письма.

К маю 1769 года, когда в Уильямсберге открылась сессия Ассамблеи Вирджинии, торговцы Нью-Йорка и Филадельфии уже поддержали бойкот коммерсантов Бостона, которые отказались от импорта целого ряда британских товаров. Законодатели Вирджинии, со своей стороны, решили опротестовать введение несправедливых по отношению к колонистам Актов Тауншенда. 16 мая они приняли резолюции, в которых, в частности, заявили, что право взимать налоги с жителей Вирджинии, согласно её действующей, утверждённой королём конституции, закреплено за Палатой представителей колонии и что обращение американских подданных короля к ассамблеям других британских колоний для составления совместных петиций с жалобами о нарушении их прав является законным и целесообразным действием. Таким образом народные депутаты Вирджинии оспорили действия парламента и не только отвергли требование лорда Хиллсборо осудить массачусетсов, но и выразили солидарность с ними.

Когда Лорд Ботетур — новый губернатор Вирджинии — узнал о содержании этих резолюций, он распустил Ассамблею. Однако представители округов колонии собрались на следующий день в большой таверне, где приняли соглашение о запрете импорта из Великобритании, причём они решили бойкотировать ввоз не только тех товаров, на покупку которых парламент ввёл налоги, но и многих других. Во вступительной части документа депутаты распущенной Ассамблеи призвали всех жителей Вирджинии присоединиться к этому бойкоту. Среди многих подписей, которые стояли под резолюциями, Скрижаль увидел знакомые ему имена. Спустя пять лет Патрик Генри, Джордж Вашингтон, Ричард Генри Ли, Ричард Блэнд и Пейтон Рэндольф, подписавшие этот документ, представляли Вирджинию на Первом Континентальном конгрессе. Под текстом резолюций стояла подпись и 25-летнего юриста Томаса Джефферсона.

473

*

Первого января 1772 года Томас Джефферсон женился на Марте Скелтон, овдовевшей вирджинке. Она была на пять лет моложе его. Эта просвещённая, разносторонне развитая женщина тоже увлекалась верховой ездой и много читала; она любила музыку и хорошо играла на клавишных инструментах. Молодожёны поселились в Монтичелло — в усадьбе, которую Томас Джефферсон строил к тому времени уже третий год.

В мае 1773 года умер отец Марты. Её наследство приблизительно удвоило собственность молодой семьи, однако и обременило значительными долгами покойного. Чтобы их оплатить, Джефферсоны стали продавать части своих владений, но бумажные деньги, вырученные за продажу земель, очень быстро обесценивались, — времена были тяжёлые, — а проценты по долгам продолжали расти.

Тогда же, в мае, умер Дэбни Карр — муж одной из сестёр Томаса Джефферсона, его ровесник и близкий друг. Овдовевшую сестру и её шестерых малых детей, которым было от трёх недель до шести лет, Джефферсон поселил в своём доме. Детей Карров он воспитывал как своих.

За месяц до смерти Дэбни Карр, который также был членом Палаты представителей Вирджинии, выступил перед депутатами со страстной речью: он настоятельно потребовал сформировать комитет по переписке для связей с ассамблеями других колоний на континенте. По сути это была инициатива Джефферсона, но он настоял, чтобы Карр, не так давно ставший депутатом, проявил свои таланты. Законодатели поддержали предложение Карра и основали такой комитет, в который включили и самогó Дэбни Карра, и Томаса Джефферсона. Когда новый губернатор Вирджинии лорд Данмор узнал об этом решении Палаты представителей, он распустил Ассамблею. Однако члены сформированного комитета встретились на следующий день в той же таверне Уильямсберга, где большинство из них четырьмя годами раньше подписали соглашение о запрете импорта из Великобритании. На этом первом своём заседании члены комитета составили письмо с обращением к спикерам других колоний.

474

*

После роспуска Ассамблеи губернатор Данмор три раза отодвигал день начала следующей сессии. Поэтому представители округов Вирджинии встретились только 5 мая 1774 года. За прошедший год в противостоянии американцев и властей метрополии случились важные события: парламент Великобритании принял Закон о чае и король утвердил этот закон. Затем произошло Бостонское чаепитие и колонии стали отказываться от разгрузки кораблей с чаем Ист-Индийской компании. Парламент в качестве наказания зачинщиков этого бойкота принял Закон о порте Бостона, в соответствии с которым в Бостонской гавани с 1 июня 1774 года запрещалось движение всех кораблей с грузами.

Когда депутаты Вирджинии узнали о закрытии порта Бостона, они составили резолюцию, во вступительной части которой заявили, что они глубоко поражены враждебными действиями по отношению к жителям родственной им колонии Массачусетс-Бэй и что они считают необходимым объявить 1 июня 1774 года днём поста и молитвы. Согласно принятой резолюции, члены Палаты представителей должны были в этот день, в 10 часов утра, явиться на свои рабочие места, чтобы вместе отправиться в церковь и обратиться к Богу с просьбой предотвратить тяжёлое бедствие, которое угрожает колонистам потерей гражданских прав и началом гражданской войны.

Скрижаль встречал сообщения, что автором этой резолюции был Томас Джефферсон, но по свидетельству самогó Джефферсона, он был в числе инициаторов этого начинания. «...Мы составили резолюцию...» — заметил он в автобиографии. Это постановление, датированное 24 мая 1774 года, было напечатано в виде листовок, и два дня спустя, когда губернатор Данмор прочёл его, он сразу же распустил Ассамблею.

На следующий день, 27 мая, депутаты собрались в той же таверне Уильямсберга, где встречались в подобных случаях прежде. Здесь они составили текст соглашения, в котором сообщали, что после игнорирования их законных просьб, обращённых к правительству Великобритании, и после насильственного прекращения торговли города Бостона они, члены Палаты представителей Вирджинии, видят единственный оставшийся способ отстоять свои конституционные права: они обратятся к законодателям каждой из североамериканских колоний Великобритании с призывом встретиться на общем конгрессе и выработать меры, принятие которых защитит общие интересы жителей континента. В этом соглашении депутаты заявили также, что нападение на одну из братских колоний с целью принудить её к уплате произвольных налогов, они рассматривают как нападение на всех британских подданных в Америке. Документ подписали 89 членов Палаты представителей.

Члены комитета по переписке Вирджинии известили законодателей других колоний о своих предложениях и решениях. Оставшиеся в городе депутаты подписали также обращение ко всем представителям округов Вирджинии с просьбой встретиться здесь же, в Уильямсберге, 1 августа 1774 года, чтобы обсудить вопросы, связанные с положением колонии, с отказом от торговли с Великобританией и созывом Континентального конгресса.

475

*

День введения в силу Закона о порте Бостона был отмечен постом и молитвами не только в Уильямсберге. Джефферсон сообщил об этом в автобиографии:

Мы вернулись домой и в наших округах пригласили духовенство встретиться с народными собраниями 1 июня, чтобы совершить обряды этого дня и выступить с речами, соответствующими случаю. Лица людей выражали беспокойство и тревогу, и действие дня на всю колонию было подобно удару электричества, пробуждая каждого человека...

Первый съезд Вирджинии, созванный доверенными лицами народа, проходил с 1 по 6 августа 1774 года в том же главном зале большой таверны в Уильямсберге, где депутаты встречались прежде. Томас Джефферсон был одним из двух делегатов округа Албемарл, но по дороге в Уильямсберг он заболел и вынужден был вернуться домой.

Итоговый документ этого съезда включал одиннадцать резолюций, которые делегаты обязались неукоснительно соблюдать до тех пор, пока не будут удовлетворены все претензии жителей британских колоний. После заверений в своей непоколебимой верности и привязанности к королю делегаты заявили, что считают своим неотъемлемым долгом перед избирателями, перед собой и потомками противостоять введению неконституционных актов британского парламента, — защищаться всеми справедливыми средствами. Участники съезда договорились прекратить импорт всех товаров из Великобритании за исключением лекарств и отказаться от ввоза рабов начиная с 1 ноября этого года. Они обязались также не использовать в своих семьях даже тот чай, который у них остался в наличии. А начиная с 10 августа 1775 года представители народа постановили прекратить экспорт всех товаров в Великобританию, включая табак — главную земледельческую культуру и самый прибыльный для вирджинцев товар. Делегаты рекомендовали жителям колонии воздержаться от выращивания табака, насколько это возможно, и выращивать вместо него продовольственные культуры. Участники съезда обязались не иметь дело ни с одним торговцем, который не подпишет это соглашение, и объявили, что нарушителя запретов на такой импорт или экспорт вирджинцы будут считать враждебным их стране.

Участники форума избрали семерых делегатов, которые должны были отправиться в Филадельфию на Континентальный конгресс. Томас Джефферсон, не участвовавший в работе съезда, составил для них проект инструкций и прислал в Уильямсберг два экземпляра этого руководства: один — Пейтону Рэндольфу, который обычно председательствовал на встречах делегатов, и второй — Патрику Генри. Джефферсон в автобиографии сообщил, что многие из участников съезда прочитали и одобрили этот документ, но сочли его слишком смелым.

Представители Вирджинии на Первом Континентальном конгрессе, который через месяц начал работу в Филадельфии, ознакомили посланцев других колоний с содержанием этих инструкций. Участники Конгресса тоже нашли их довольно дерзкими. Тогда же, в 1774, году друзья Джефферсона без его ведома и с некоторыми изменениями опубликовали этот текст в Уильямсберге в виде брошюры под названием «Краткий обзор прав Британской Америки». Вскоре она была переиздана в Филадельфии и в Лондоне. Хотя имя автора в изданиях не значилось, оно стало известно. И когда Палата лордов предложила законопроект об исключении помилования для вождей колонистов, в ряду лиц, не подлежащих амнистии, вместе с Сэмюэлом Адамсом, Джоном Адамсом, Джоном Хэнкоком, Пейтоном Рэндольфом, Патриком Генри и некоторыми другими активными борцами за права американцев был назван и Томас Джефферсон.

476

*

Найдя электронную копию «Краткого обзора прав Британской Америки», изданного в Уильямсберге, Скрижаль увидел, что брошюра состояла из 23 страниц. Текст на титульном листе гласил, что обзор сделан для делегатов народа Вирджинии одним из её уроженцев и членом Палаты бюргеров. В предисловии было, в частности, сказано, что в этой работе выражены чувства одного из делегатов своим коллегам и что его личному присутствию на недавней их встрече помешала случайная болезнь.

Выборочно прочитав отдельные параграфы брошюры, Скрижаль понял, чем Томас Джефферсон — юрист из Вирджинии, которому исполнился только 31 год, — заслужил такой авторитет среди сподвижников и почему влиятельные члены Второго Континентального конгресса поручили составить текст Декларации независимости Соединённых Государств Америки именно ему. Скрижаль решил внимательно прочесть всю работу.

477

*

Текст «Краткого обзора прав Британской Америки» начинался с рекомендации: Джефферсон посоветовал делегатам Вирджинии, чтобы они предложили участникам Конгресса обратиться к королю с жалобой на многочисленные нарушения прав британских подданных, живущих в Америке. Тут же следовало замечание, что представители колоний часто обращались к Джорджу III с такими петициями, но ни разу не получили от него снисходительного ответа.

Сделав исторический обзор того, каким несправедливыми актами парламента была за полтораста лет отягощена и ограничена торговля жителей британской Америки, Джефферсон категорично заявил: «Истинная причина, почему мы объявляем эти акты недействительными, состоит в том, что британский парламент не имеет права осуществлять над нами власть». Акты парламента, которые Джефферсон прокомментировал, он прямо назвал узурпацией власти, а притеснения последних лет охарактеризовал как преднамеренный, систематический план обращения колонистов в рабство.

Значительную часть этой работы занимает критика действий королей Англии, и Джорджа III в частности. Тем, кто подзабыл, Джефферсон напомнил, что король, согласно Конституции Великобритании, имеет право отклонить, не принять в качестве закона, любой законопроект, принятый обеими палатами парламента, однако монархи Англии в течение веков не использовали такое право, и Джордж  III тоже ни разу не сделал это. А непозволение выхода актов парламента за рамки справедливых решений стало крайне необходимым: поскольку добавление новых государств к Британской империи привело к появлению новых, порой противоположных интересов жителей разных её регионов, осуществление такой власти, которая препятствует законодательному собранию одного народа империи принять законы, наносящие ущерб правам и интересам другого народа, является великой обязанностью короля.

При том что Джордж III не отклонил дискриминационные по сути решения парламента, он к тому же отказал законодательным органам колонистов в утверждении их разумных, справедливых инициатив. Сказав об этом, Джефферсон привёл пример: запрет на ввоз рабов из Африки и отмена рабства являются великой целью жителей многих британских колоний, однако такие неоднократные постановления их ассамблей король каждый раз отвергал. Джефферсон назвал это постыдным злоупотреблением властью, вверенной королю Джорджу для других целей.

Осуждая действия короля по отношению к его заокеанским подданным, Джефферсон указал и на то, что Джордж III не имеет права высадить на их берега ни одного вооружённого человека, и что король прямо подчинил гражданскую власть военной, и что назначенные им губернаторы распускают законодательные собрания колоний, после чего отказываются созывать их в течение долгого времени, тем самым не давая делегатам народа осуществлять свои полномочия. В тексте прозвучало разъяснение, что претензии в адрес короля были высказаны здесь прямо, а не подобострастным языком, поскольку свободные люди выражают свои чувства свободно:

Пусть льстят те, кто боятся: американцы не владеют этим искусством. Воздавать хвалу там, где она неуместна, может быть и хорошо для продажных людей, но не подобает тем, кто отстаивают естественные права человека. Они знают и поэтому будут говорить, что короли — это слуги, а не собственники народа.

Выступая от имени представителей британских колоний Северной Америки, Джефферсон посоветовал королю Джорджу усвоить либеральные взгляды и стремиться исполнить свой долг, не приносить в жертву правá одной части империи из-за неумеренных желаний другой, но относиться ко всем беспристрастно, и тогда человечество воздаст ему должное, даже если он потерпит неудачу; в противном случае его имя останется пятном на странице истории. Сославшись на общедоступное понимание того, что правильно, а что неправильно, Джефферсон сформулировал главный принцип справедливой власти: «Всё искусство управления состоит в искусстве быть честным». В заключительной части этого послания прозвучало заверение в том, что британские подданные, живущие в Америке, не хотят отделяться от Великобритании и готовы в разумных пределах идти на жертвы ради установления мира, братской любви и согласия во всей империи.

478

*

Постановления Первого Континентального конгресса предусматривали отказ от импорта всех товаров из Великобритании, прекращение работорговли и ввоза рабов, а с 10 октября 1775 года, — если парламент к этому времени не отменит репрессивные по отношению к американцам акты, — прекращение также экспорта товаров колоний в метрополию. Помня, что эти и другие меры самозащиты делегаты изложили в одном из итоговых документов Конгресса, известном как «Положения Союза» и «Континентальный союз», Скрижаль перечитал текст «Положений».

Согласно одному из предписаний этого договора, датированного 20 октября 1775 года, жители каждого из округов и городов объединившихся колоний должны были избрать комитет, которому вменялось в обязанность наблюдать за выполнением «Положений», выявлять нарушителей этих договорённостей и публиковать в газетах сведения о них как врагах свободы, чтобы все приверженцы Континентального союза узнали их имена и прервали с ними все контакты. Такие комитеты стали называть комитетами безопасности.

Поскольку работа правительств под началом королевских чиновников в некоторых колониях была остановлена, комитеты безопасности превращались в органы местной власти. Помимо обязанностей, связанных с надзором за прекращением торговли с Великобританией, члены этих выборных органов занимались, в частности, формированием рот ополченцев из местных жителей и обеспечивали их вооружением.

Комитет безопасности округа Албемарл состоял из пятнадцати человек. Томас Джефферсон был его председателем. Какие обязанности он выполнял — Скрижаль не нашёл, а узнал лишь, что при учреждении этого комитета избиратели подали за Джефферсона 211 голосов — больше, чем за кого-либо из других кандидатов.

479

*

Губернатор Данмор всё ещё оттягивал созыв Генеральной ассамблеи Вирджинии. И в марте 1775 года делегаты округов, районов и городов колонии собрались на второй съезд; он прошёл в Ричмонде. К этому времени король получил от парламента полномочия на ведение войны с колонистами. Встречаться в столице, в Уильямсберге, было уже для представителей народа небезопасно.

Делегаты съезда одобрили работу Континентального конгресса, который состоялся осенью предыдущего года в Филадельфии, и выразили благодарность своим семи коллегам, принимавшим в нём участие. Эти же семь человек были выбраны для продолжения работы в Филадельфии на форуме представителей колоний, который стал известен как Второй Континентальный конгресс. Вирджинцы допускали, что губернатор Данмор всё же созовёт Ассамблею, и значит Пейтон Рэндольф — один из семи делегатов, который обычно председательствовал в Палате бюргеров, — вынужден будет уехать из Филадельфии для участия в работе законодателей. Поэтому съезд Вирджинии включил в группу своих посланцев на майскую сессию Конгресса ещё одного человека — Томаса Джефферсона.

Среди участников съезда в Ричмонде не было согласия по вопросу о дальнейших действиях вирджинцев в это предвоенное время. Итог встречи решила страстная речь Патрика Генри, которую он произнёс 23 марта. Генри заявил, что на них, делегатах, лежит ответственность перед Богом и своей страной и что они должны выбрать между свободой и рабством. Мы, сказал он, сделали всё возможное, чтобы решить конфликт миром: и подавали прошения, и протестовали, но петиции были проигнорированы, а протесты только ужесточили насилия. Надеяться больше не на что: Великобритания прислала свой флот и армию, чтобы связать американцев цепями, и лязг этих цепей уже слышен в Бостоне, заключил Патрик Генри. «Если мы хотим быть свободными... — мы должны сражаться!» — настаивал он. Сказав, что война уже началась и что ни одна сила не победит миллионы людей, вооружённых во имя святого дела свободы, он закончил свою пламенную речь словами: «Я не знаю, по какому пути могут пойти другие; но что до меня, дайте мне свободу или дайте мне смерть!».

В тот же день делегаты съезда Вирджинии постановили, что защитой свободному правительству может стать лишь хорошо организованное ополчение и что оно особенно необходимо в настоящее время для защиты прав и свобод народа. Последний пункт резолюций гласил: «Поэтому решено, чтобы эта колония была немедленно приведена в состояние обороны...». Здесь же были названы двенадцать членов комитета, сформированного для подготовки плана по вооружению и обучению нужного количества ополченцев. Из этих двенадцати вирджинцев Скрижаль успел кое-что узнать лишь о Патрике Генри, Ричарде Генри Ли, Джордже Вашингтоне и Томасе Джефферсоне.

480

*

После мартовского съезда Вирджинии до встречи делегатов Второго Континентального конгресса, которые должны были начать работу в Филадельфии 10 мая 1775 года, на Американском континенте произошли важные события. Ополченцы Массачусетса в битвах при Лексингтоне и Конкорде дали достойный отпор британским войскам. А на следующий день, ночью 20 апреля, начался конфликт, который крайне взволновал жителей Вирджинии: моряки Королевского флота по приказу губернатора лорда Данмора вывезли из склада в Уильямсберге порох, принадлежавший колонии. Эта конфискация, по сути кража, а также известия о сражениях при Лексингтоне и Конкорде побудили ополченцев Вирджинии взять оружие, с тем чтобы идти на Уильямсберг. Насилия удалось избежать благодаря действиям Пейтона Рэндольфа и некоторых других авторитетных лидеров колонистов. Конфликт закончился тем, что полтора месяца спустя лорд Данмор и его семья, опасаясь расправы, бежали ночью из дворца губернатора и поселились на борту одного из военных кораблей Королевского флота.

Весной этого года все губернаторы североамериканских колоний Великобритании получили из Лондона письма с резолюцией, которую предложил премьер-министр лорд Норт и которую парламент утвердил. Её содержание стало на континенте общеизвестным. В ней было сказано, что когда губернатор, Совет и Ассамблея любой из колоний примут меры и станут выделять средства для обеспечения общей обороны, а также для поддержания своего гражданского правительства и отправления правосудия, то такая колония не будет облагаться дополнительными пошлинами и налогами.

От каждого губернатора требовалось ознакомить законодателей управляемой им территории с примирительной резолюцией, как стали её называть, и побудить их согласиться с ней. Очевидной целью этой инициативы лорда Норта было разобщить и рассорить колонии, подорвать их союз накануне Второго Континентального конгресса.

Губернатор Данмор вынужденный созвать Генеральную ассамблею Вирджинии, назначил встречу депутатов на 1 июня этого же 1775 года. Пейтон Рэндольф уже находился в Филадельфии, но узнав о созыве Ассамблеи и предложении лорда Норта, он вернулся в Уильямсберг, чтобы руководить работой законодателей и не допустить рассогласования их постановлений с решениями Континентального конгресса. Рэндольф попросил Джефферсона составить ответ Палаты бюргеров на этот якобы примирительный жест правительства Великобритании. Джефферсон сделал это, и 12 июня Палата бюргеров в послании, обращённом к губернатору Данмору, сообщила ему своё решение. А Джефферсон днём раньше отправился в Филадельфию, чтобы принять участие в работе Конгресса вместо Пейтона Рэндольфа.

481

*

Прежде чем мысленно отправиться на Конгресс в Филадельфию, о главных соглашениях которого 1775–1776 годов Скрижаль уже знал, он нашёл текст подготовленного Джефферсоном ответа законодателей Вирджинии на примирительную резолюцию лорда Норта. В постановлении Палаты бюргеров было сказано, что после внимательного рассмотрения этой резолюции депутаты с болью и разочарованием заявляют, что они не могут принять навязываемое им условие, потому что оно всего лишь меняет форму угнетения колонистов, не облегчая тяжести этого бремени: парламент не отменил ни одного из своих недавних принудительных актов, но потребовал от колонистов денежных пожертвований в то время как войска Великобритании готовятся к массированному вторжению на Американский континент. В этом обращении к губернатору было заявлено, что постановление парламента неприемлемо ещё и потому, что оно затрагивает интересы всех колоний, а вирджинцы, представители которых принимают участие в работе Конгресса, стремятся к укреплению Континентального союза и не нарушат договор с союзниками:

Мы считаем себя обязанными честью и интересами разделить одну общую судьбу с нашими родственными колониями, и мы оказались бы дезертирами того Союза, к которому присоединились, если бы согласились на какие-либо частные меры отдельно от них.

Ответ Палаты бюргеров Вирджинии на новую, якобы примирительную резолюцию парламента заканчивался словами о том, что окончательное решение этого вопроса депутаты оставляют на усмотрение Континентального конгресса.

482

*

Члены Палаты представителей Вирджинии не были первыми из законодателей колоний, которые отклонили инициативу лорда Норта; чуть раньше это сделали ассамблеи Пенсильвании и Нью-Джерси. Но участники Континентального конгресса особо отметили аргументированное решение вирджинцев. И 22 июля, когда Конгресс сформировал комитет для ответа на примирительное постановление парламента, — а в состав комитета вошли Бенджамин Франклин, Томас Джефферсон, Джон Адамс и Ричард Генри Ли, — трое из них попросили Джефферсона составить такой текст. Через несколько дней члены комитета внесли незначительные изменения в подготовленный документ, и 31 июля депутаты одобрили его содержание.

Прочитав этот ответ Конгресса правительству Великобритании, Скрижаль осознал, сколь многого он не уяснил, не извлёк из короткой резолюции парламента о пути к примирению и сколь проницательным человеком, сколь внимательным к деталям — к сказанному и несказанному — был Томас Джефферсон.

483

*

В ответе Конгресса на утверждённое парламентом предложение лорда Норта прозвучало, что каждая из британских колоний в Америке имеет исключительное право решать, кому, сколько и на какие цели будут выделены и потрачены деньги её жителей; а передача денег парламенту или королевским чиновникам, что подразумевал премьер-министр в принятой резолюции, означала бы отказ от этого права, — в частности потому, что деньги колонистов могут быть использованы для их угнетения.

В постановлении Конгресса, которое подготовил Джефферсон, было также заявлено, что резолюция парламента является коварной, так как не указывает, какие суммы колонистам в случае её принятия придётся заплатить: она не ставит никакого предела алчности получателей денег и делает такие поборы бессрочными, тогда как сам парламент, поступая мудро, устанавливает размер субсидий и распределяет свои средства только на год. Жители колоний в качестве свободных людей внесли бы для обороны империи добровольный, весомый вклад, когда бы это ни потребовалось, как делали раньше, но теперь им не оставили никаких гарантий сохранения не только свобод, но и жизней.

Условия резолюции парламента, рассмотренной Конгрессом, являются также несправедливыми, утверждалось далее; Великобритания, обладая монополией на торговлю колонистов, требует от них дополнительных налогов, тем самым налагая на них двойное бремя, от которого жители других частей империи свободны. «Мы считаем это предложение совершенно неудовлетворительным...» — следовал вывод; помимо того что оно не отменило право парламента облагать американцев налогами, оно не аннулировало ограничительные по отношению к ним акты, принятые в течение последних одиннадцати лет. Постановление Конгресса заканчивалось словами о том, что лишь собственные усилия колонистов смогут предотвратить грозящую им гибель или позорное подчинение.

484

*

Томас Джефферсон принимал участие в работе многих комитетов Второго Континентального конгресса; в части из них он был председателем. Ещё до написания ответа на предложение лорда Норта, — пять дней спустя после приезда в Филадельфию в июне 1775 года, — он был привлечён к работе комитета, сформированного для составления очень важной декларации. В этом документе Конгресс решил изложить причины, которые побуждают жителей британских колоний взяться за оружие. Делегаты Конгресса включили Томаса Джефферсона и Джона Дикинсона в состав этого комитета после того, как первый вариант декларации их не удовлетворил. Джефферсон представил комитету свою версию этого манифеста, но Дикинсону, который ещё не потерял надежду на примирение с правительством Великобритании, она показалась слишком радикальной. Тогда, как рассказал Джефферсон в автобиографии, члены комитета попросили Дикинсона предложить свой текст, что он и сделал, сохранив из версии Джефферсона только последние четыре параграфа. Этот итоговый вариант документа, известный как Декларация о причинах и необходимости взяться за оружие, члены комитета одобрили, и 6 июля делегаты Конгресса утвердили его.

Скрижаль перечитал текст этой декларации ещё раз. Бóльшую её часть, написанную Дикинсоном, он нашёл довольно решительной, не допускающей уступок со стороны колонистов. В ней был дан обзор несправедливых и унизительных по отношению к американцам постановлений парламента. Здесь прозвучало также резкое осуждение враждебных действий британских войск, которые в Лексингтоне и Конкорде убили и ранили многих мирных жители Массачусетса. Первый из параграфов, перенесённых из рукописи Джефферсона в этот документ, начинался словами: «Наше дело правое. Наш союз идеален. Наши внутренние ресурсы велики, и в случае необходимости, иностранная помощь несомненно достижима». Чуть далее было заявлено, что участники Конгресса, представляющие интересы и намерения своих избирателей, единодушно решили, что лучше умереть свободными людьми, чем жить рабами. В заключительной части текста сказано: «...Мы взялись за оружие. Мы положим его тогда, когда прекратятся военные действия со стороны агрессоров и будет устранена всякая опасность их возобновления, и не раньше».

Теперь Скрижаль вполне понимал, почему спустя год при формировании комитета для составления Декларации независимости Соединённых Государств Америки делегаты Континентального конгресса подали за Томаса Джефферсона наибольшее число голосов и почему сформированный комитет доверил это уникальное по важности дело именно Джефферсону — одному из самых молодых участников Конгресса. Тогда, в июле 1776 года, ему было всего лишь 32 года.

485

*

Пятый съезд представителей округов, районов и городов Вирджинии проходил с 6 мая по 5 июля 1776 года. Его делегаты сначала предложили Континентальному конгрессу объявить Соединённые колонии свободными и независимыми государствами, затем приняли Декларацию прав Вирджинии, утвердили конституцию этой республики, а также избрали первого её губернатора. Им стал Патрик Генри.

Томас Джефферсон находился в Филадельфии, но зная, что съезд в Уильямсберге должен выработать конституцию Вирджинию, он послал Эдмунду Пендлтону — председателю съезда — свою версию этого документа. Хотя проект Джефферсона был получен с некоторым опозданием, делегаты включили в итоговую редакцию конституции преамбулу из предложенного им текста.

Новое правительство Содружества Вирджинии, как назвали страну представители народа на Пятом съезде, должно было начать работу в октябре этого года в Уильямсберге. В округах и городах состоялись выборы делегатов в Генеральную ассамблею. Жители округа Албемарл вновь избрали Джефферсона одним из двух своих представителей. В то же время Пятый съезд продлил его полномочия в составе делегации Вирджинии на Континентальном конгрессе.

Джефферсон оказался перед выбором. В письме Эдмунду Пендлтону, датированном 30 июня, он попросил выразить участникам съезда искреннюю благодарность за их неизменное доверие к нему, но сообщил, что положение его домашних дел заставляет его просить об избрании для работы в Конгрессе кого-то другого вместо него. Он не стал объяснять, что хочет находиться ближе к дому из-за ухудшения здоровья жены. К тому же годы спустя, в автобиографии, Джефферсон заметил, что считал своё присутствие более полезным в Ассамблее, которой предстояло заложить прочный фундамент для становления новорождённой республики. И в сентябре 1776 года он вернулся из Филадельфии в родные края.

486

*

К этому времени в Париже с секретной миссией уже около полугода находился посланник Второго Континентального конгресса Сайлас Дин. Он занимался организацией поставок оружия в Соединённые колонии. В соответствии с планом договора, который Конгресс составил для экономического сотрудничества с другими странами, делегаты назначили Бенджамина Франклина и Томаса Джефферсона официальными представителями Соединённых Штатов во Франции. Джефферсон от этой миссии тоже отказался, и вместо него в Париж с Франклином отправился Артур Ли.

487

*

В начале сессии Генеральной ассамблеи Вирджинии, которая открылась в октябре 1776 года в Уильямсберге, — первой в работе нового правительства республики, — Томас Джефферсон был включён в состав различных комитетов. С первых же дней работы в Ассамблее он стал также предлагать для обсуждения подготовленные им законопроекты, в частности — об учреждении судов на всей территории Содружества, о перемещении резиденции правительства, о правах наследства, о натурализации иностранцев.

Тогда же, в октябре, Джефферсон внёс в Ассамблее предложение о коренной реформе свода законов Вирджинии. «Когда я уходил из Конгресса в ’76 году, я был убеждён, что весь наш кодекс должен быть пересмотрен, приспособлен к нашей республиканской форме правления», — вспоминал он в автобиографии. Депутаты приняли его предложение и доверили эту задачу комитету ревизоров в составе пяти человек во главе с Джефферсоном. Джордж Мейсон, один из них, попросил освободить его от этого поручения, потому что он не был юристом. По той же причине самоустранился от участия в комитете и Томас Ли. Подготовкой реформы законодательства занялись Эдмунд Пендлтон, Джордж Уайт и Томас Джефферсон.

18 июня 1779 года в результате огромного объёма проделанной работы, бóльшую часть которой осуществил Джефферсон, комитет ревизоров представил на рассмотрение Ассамблеи Вирджинии 126 законопроектов. Некоторые из них, особо важные, были приняты в срочном порядке; утверждение многих из подготовленных постановлений растянулось, по разным причинам, на годы, причём депутаты вносили в них разного рода изменения; часть — вообще не была принята. Скрижаль решил найти и прочесть тексты тех законопроектов, которые Джефферсон, их автор, считал основополагающими.

488

*

В Декларации прав Вирджинии, принятой в июне 1776 года, было сказано, что все люди имеют равные права на свободное исповедание религии в соответствии с велениями совести. И одним из главных своих законопроектов Джефферсон считал тот, согласно которому свобода религиозных взглядов в провозглашённой республике должна была стать реальностью.

На сессии первой Ассамблеи Содружества, начавшейся в октябре 1776 года, свободомыслящие законодатели сумели отменить действие лишь нескольких из карательных и принудительных актов парламента, в частности — тех, которые объявляли преступным приверженность человека определённым религиозным взглядам, вменяли всем гражданам в обязанность посещать англиканскую церковь и делать взносы на поддержку её служителей. Хотя англиканская церковь являлась в Вирджинии господствующей, англикане к этому времени составляли уже меньшую часть населения страны. Сообщив в автобиографии, что депутаты этой Ассамблеи получили множество петиций с требованиями об отмене дискриминационных актов по отношению к иноверцам и приверженцам других церквей, Джефферсон добавил: «Это вызвало самые ожесточённые споры, в которых я когда-либо участвовал».

Законопроект Джефферсона об установлении религиозной свободы вошёл в пакет законопроектов, представленных Ассамблее Вирджинии 18 июня 1779 года. В преамбуле этого документа сказано, что Бог создал разум свободным и что все попытки изменить религиозные взгляды людей при помощи любого рода наказаний способны только порождать у гонимых привычку лицемерия. А принуждение человека платить взносы на поддержание даже той религиозной организации, чьё учение он разделяет, лишает его свободы помогать тому пастору, кого он считает наиболее праведным и достойным с нравственной точки зрения. Вступительная часть законопроекта указывала также на недопустимость ограничений человека в правах из-за его убеждений: «...Наши гражданские права не зависят от наших религиозных взглядов, как не зависят от наших мнений по физике или геометрии». В числе причин, которые обосновывают необходимость принятия этого постановления и гарантируют его безопасность для общества, прозвучало и то, что истина восторжествует, если её предоставить самой себе и что ей не страшен никакой конфликт, — заблуждения рассеиваются, когда любые взгляды можно открыто критиковать. Основной текст закона гласил:

...Никто не может быть принуждён посещать или поддерживать какое-либо религиозное богопочитание, службу или пасторство, а также не должен подвергаться принуждению, ограничению, домогательствам или обременению своего тела или имущества, а также не должен иным образом страдать из-за своих религиозных взглядов или убеждений; но все люди должны быть свободны исповедовать и аргументированно отстаивать свои мнения по вопросам религии, и это никоим образом не должно уменьшать, расширять или затрагивать их гражданские возможности.

Томас Джефферсон считал, что законы должны служить исключительно благу народа, а значит каждое поколение с этой целью может пересматривать, дополнять или отменять любой действующий акт. Поэтому далее в тексте он уточнил, что объявление предлагаемого закона не подлежащим изменению не имело бы юридической силы; но если впоследствии какое-либо постановление аннулирует этот акт или сузит его действие, то такое ограничение свободы человека будет нарушением естественного права. Законопроект об установлении религиозной свободы — в том объёме, в котором Томас Джефферсон представил его, — Ассамблея приняла лишь после окончания войны за независимость США, в январе 1786 года.

489

*

Самой главной из своих законодательных инициатив Томас Джефферсон считал разработанную им программу образования народа и распространения знаний. Он высказался об этом в письме, которое отправил 13 августа 1786 года из Парижа Джорджу Уайту — коллеге по работе в комитете ревизоров и своему бывшему учителю:

Я думаю, что самым важным законопроектом во всём нашем кодексе является распространение знаний в народе. Никакого другого прочного основания для сохранения свободы и счастья придумать нельзя. Если кто-нибудь думает, что короли, дворяне или священники являются хорошими хранителями общественного счастья, пришлите их сюда. Это лучшая школа во вселенной, чтобы вылечить их от этой глупости.

Развёрнутый текст программы Джефферсона, представленной на рассмотрение Генеральной ассамблеи Вирджинии в июне 1779 года, назывался «Законопроект о более широком распространении знаний». Во вступительной части документа сказано, что даже в странах с наилучшим государственным строем люди, которые стоят у власти, нередко превращают своё правление в тиранию. И дальнейший текст преамбулы разъяснял, что самым действенным средством предотвращения этого является просвещение народа, — с тем чтобы лучшие умы, независимо от материального достатка, происхождения или других случайных обстоятельств, благодаря либеральному воспитанию становились способными охранять права и свободы сограждан.

Общественные школы в британских колониях существовали на континенте ещё задолго до начала борьбы американцев за независимость от метрополии; так, в Массачусетсе обязательное начальное образование было введено в середине XVII века. Важнейшей особенностью плана, разработанного Джефферсоном, являлся систематический, целенаправленный поиск талантливых детей, чтобы обеспечить им возможность обучения начиная с самого раннего возраста, причём для детей бедных родителей — на общественные средства.

План Джефферсона требовал, чтобы жители каждого из округов Вирджинии ежегодно, одновременно с выбором своих делегатов в Ассамблею, выбирали трёх старейшин — честных и способных людей. Этим старейшинам первым делом надлежало собраться и разделить территорию округа на небольшие районы. Под контролем старейшин жители каждого из районов должны были построить школу, которую дети всех проживающих в нём свободных граждан, мальчики и девочки, посещали бы ежедневно. В здании школы, построенном из кирпича или камня, план Джефферсона предусматривал комнату для занятий, столовую, четыре комнаты для учителя и помощника и десять — двенадцать жилых комнат для учеников. Детей в таких начальных школах в течение трёх лет должны были обучать чтению, письму и арифметике, знакомить с греческим, римским, английским и арабским языками и с историей Америки. Такое образование законопроект устанавливал бесплатным для всех детей, а если родители или опекуны сочтут продолжение учёбы ребёнка необходимым, то его дальнейшую учёбу они оплачивали бы сами. Финансирование строительства и содержания начальных школ, а также выплату жалованья учителям должно было взять на себя государство, но часть расходов на содержание учителей законопроект вменял в обязанность жителям района.

Старейшинам, согласно плану Джефферсона, надлежало избрать из добросовестных, образованных людей округа надзирателей за начальными школами и закрепить за каждым из них ряд школ, в которые надзиратель будет регулярно приезжать, чтобы следить за соблюдением плана обучения. В обязанности такого уполномоченного входил внимательный анализ способностей каждого ученика, чтобы из тех мальчиков, чьи родители слишком бедны для оплаты дальнейшего образования своего ребёнка, выбрать самого способного из них и затем публично, в присутствии преподавателей и родителей детей-претендентов на такое место, рекомендовать его для бесплатного продолжения учёбы в средней школе этого округа.

После подробного описания того, кто, как и на какие средства решает вопросы строительства и содержания средних школ, в законопроекте сказано, что надзиратели за начальными школами каждого округа на своих собраниях выбирают инспекторов, в обязанности каждого из которых входит регулярное посещение закреплённых за ним средних школ. Для трети из тех способных мальчиков, которые продолжают обучение на общественные деньги, учёба здесь должна была заканчиваться через год. Из остальных ребят бедных родителей, которые проучатся в средней школе два года, только один, лучший по способностям, продолжал бы учиться ещё четыре года на общественные деньги. Из числа таких выпускников, получивших бесплатное образование в средних школах округа, инспекторам на открытых собраниях раз в два года следовало выбрать одного, самого талантливого подростка, который в течение трёх лет будет учиться в Колледже Вильгельма и Марии за государственный счёт с оплатой также питания и одежды.

Эта программа образования детей и подростков, нацеленная на поиск и обучение талантливых ребят — и тем самым на рост самосознания людей, ведущий к самоуправлению народа, — не раз выносилась на обсуждение в Палате представителей Вирджинии, однако дебаты не заканчивались принятием какого-либо решения. В 1786 году Ассамблея отклонила этот законопроект из-за невозможности нести требуемые расходы. Лишь в 1796 году депутаты утвердили закон о создании начальных государственных школ с трёхлетним обучением для мальчиков и девочек, но не больше того.

490

*

Другими составляющими задуманной Джефферсоном программы образования соотечественников были законопроекты о пересмотре конституции Колледжа Вильгельма и Марии и о создании публичной библиотеки. Тогда, в 1779 году, обе эти инициативы вместе с предложением о более широком распространении знаний были включены в пакет из 126 законопроектов, которые комитет ревизоров подготовил для Ассамблеи Вирджинии.

Во вступительной части законопроекта об изменении конституции Колледжа Вильгельма и Марии было сказано, что особой обязанностью депутатов Ассамблеи является помощь этому учебному заведению, где получают знания и укрепляются в добродетели будущие защитники прав и свобод своего народа. Одной из главных целей Колледжа Вильгельма и Марии, учреждённого англиканской церковью, была подготовка её священнослужителей. План Джефферсона предусматривал открытие кафедр для преподавания точных, гуманитарных и прикладных наук, а также практических знаний, включая курсы по сельскому хозяйству и торговле. Осуществление задуманного им должно было превратить этот узкоспециализированный колледж в университет. В ряду предложений, включённых в законопроект, был также пересмотр источников субсидирования этого учебного заведения: замена отчислений от продаж спиртных напитков и мехов, — из доходов, подверженных большим колебаниям, — на отчисления от более стабильных поступлений в казну: от налога на экспорт из Вирджинии каждой бочки табака. Палата представителей приняла на рассмотрение этот законопроект, но постановлений не последовало. Однако в том же 1779 году Джефферсон был избран одним из инспекторов Колледжа Вильгельма и Марии, и он осуществил часть из задуманных им реформ.

Законопроект о создании публичной библиотеки содержал предложение депутатам основать такую библиотеку в городе Ричмонде с ежегодным выделением суммы в 2000 фунтов стерлингов на пополнение её фондов и для покрытия её расходов. Из текста можно было заключить, что библиотека предназначалась не для открытого пользования всех желающих, а для исследователей и учёных. Ни о соответствующем постановлении Ассамблеи Вирджинии, ни о рассмотрении депутатами этого законопроекта Скрижаль сведений не нашёл.

491

*

В перечне 126 законопроектов, предложенных комитетом ревизоров на рассмотрение депутатов, было также постановление о рабах. Зная, что его подготовил Томас Джефферсон, Скрижаль захотел понять, в чём оно заключалось.

Помимо обширных земель, Джефферсон унаследовал от отца около 50 рабов. После смерти тестя в 1773 году чета Джефферсонов наряду с земельными владениями получила в качестве наследства ещё 135 рабов. Таким образом Томас Джефферсон стал одним из самых крупных рабовладельцев Вирджинии. Ещё до женитьбы, в 1769 году, — сразу же после избрания в состав Генеральной ассамблеи колонии, — Джефферсон попытался вынести на обсуждение депутатов вопрос о ликвидации рабства. «Я предпринял в этом органе одно усилие для разрешения освободить рабов, которое было отвергнуто», — вспоминал он в автобиографии о начале своей работы в Палате бюргеров.

В октябре 1778 года Ассамблея Содружества Вирджинии приняла закон, который запрещал ввоз рабов на территорию страны, наказывал огромными штрафами нарушителей этого постановления — как торговцев, так и покупателей, — а каждого ввезённого раба объявлял свободным человеком. Джефферсон по меньшей мере участвовал в дебатах Ассамблеи, когда шло обсуждение этого законопроекта.

Постановление о рабах, включённое в следующем году в пакет из 126 законопроектов, Ассамблея Вирджинии утвердила в декабре 1785 года, несколько изменив первоначальный текст. Первый пункт этого акта, содержание которого по сравнению с текстом первого пункта постановления 1779 года осталось практически неизменным, гласил:

Да будет принято Генеральной ассамблеей, что никакие лица не должны впредь быть рабами в пределах этого государства, за исключением бывших таковыми в первый день настоящей сессии Ассамблеи и потомков их женщин. Рабы, которые впоследствии будут доставлены в это государство и будут содержаться в нём в течение года или же в разные промежутки времени, которые в общем составят один год, должны быть свободны.

Текст законопроекта привёл Скрижаля в замешательство. С учётом уже существовавшего в Вирджинии запрета на ввоз рабов, оговорка о том, что новорожденные чернокожие дети и дети их детей останутся рабами, означала, что громкий зачин первой статьи этого акта никаким образом не менял положение бесправных жителей этой страны. Оставленная лазейка в тексте, которая вела к выводу о том, что дети, рождённые от свободной женщины и раба оказывались свободными людьми, была чисто умозрительной, потому что действовавший колониальный закон запрещал межрасовые браки.

Недоумение побудило Скрижаля к поискам. Из полной растерянности его неожиданно вывел сам автор этого странного законопроекта: найдя в автобиографии Джефферсона суждения о рабстве, Скрижаль понял, в чём дело; при первом прочтении этого фрагмента текста он кое-что упустил. Пассаж в автобиографии начинался словами:

Законопроект о рабах был просто сводом существующих законов без какого-либо намёка на план будущего и всеобщего освобождения. Было решено, что лучше воздержаться и пытаться вносить поправку всякий раз, когда законопроект должен рассматриваться. Однако принципы поправки были согласованы, а именно: свобода всех родившихся после определённого дня и депортация в надлежащем возрасте. Но оказалось, что общественное сознание ещё не готово к этому предложению и не потерпит его даже в наши дни.

Сказанное Джефферсоном Скрижаль понял таким образом, что три члена комитета ревизоров решили в законопроекте о рабах не предлагать Ассамблее никаких радикальных мер из опасений, что такая инициатива будет сразу же отвергнута, а предпочли добиваться намеченных целей постепенно, шаг за шагом — тогда, когда начнутся обсуждения. Но хотя от подачи этого законопроекта до его утверждения в качестве закона прошло больше шести лет, содержание первой, главной его статьи осталось после дебатов тем же; иными словами, замысел комитета ревизоров по освобождению рабов, — а скорее всего, замысел председателя комитета, — осуществить не удалось. Именно об этом и посетовал Джефферсон в автобиографии. Скрижаль осознал и то, что видимо все законодатели Вирджинии были рабовладельцами, которые на своих плантациях использовали почти бесплатный труд африканцев, и потому поступаться своим благополучием не хотели.

Чтобы понять взгляды Джефферсона о необходимости депортации чернокожих людей из страны после их освобождения из рабства, Скрижалю нужно было прочесть ещё немало писем и свидетельств. И он решил на время отложить это разбирательство.

492

*

К лету 1779 года истёк максимальный, трёхгодичный срок работы Патрика Генри на посту губернатора Вирджинии. И в июне 1779 года — в тяжёлое время для жителей всех штатов Союза — Ассамблея избрала нового главу администрации. Им стал Томас Джефферсон. Второму губернатору Содружества было только 36 лет.

Годом раньше правительство Великобритании изменило стратегию войны с бывшими колониями. Поскольку Континентальная армия американцев, которую усиливали военно-морские силы Франции, была сосредоточена в хорошо укреплённых районах северной части атлантического побережья, англичане решили перейти в наступление на неукреплённых для обороны и менее населённых землях южной части побережья: в Джорджии, в Южной Каролине и в Северной Каролине. Англичане рассчитывали на то, что многие местные жители, радостно встретив их, усилят ряды королевских войск, и это облегчит им завоевание северных штатов американцев.

Вирджиния находилась в центральной части Конфедерации — севернее трёх государств. Её завоевание представлялось, должно быть, англичанам лишь немногим сложнее, чем захват южных территорий. Хотя население Вирджинии по численности превосходило население Джорджии, Южной Каролины и в Северной Каролины вместе взятых, около половины её жителей составляли рабы. Оборонительных укреплений здесь тоже не было. Реки Вирджинии позволяли захватчикам доплыть к главным её городам, а страна располагала только четырьмя военными судами. Свои регулярные войска Вирджиния отправила для боевых действий в северные штаты, а местные ополченцы не умели воевать. К тому же их нельзя было собрать и держать в боевой готовности, потому что им нечем было платить: Вирджиния внесла на нужды общей обороны огромный вклад деньгами, который значительно превышал требования Конгресса; её казна пустовала. Страна не только отправляла на фронты своих военноспособных мужчин, но вносила огромный вклад для победы в этой войне тем, что снабжала войска и ополченцев Конфедерации продовольствием, посылала им лошадей, одежду и оружие, в котором остро нуждалась сама.

Ко времени вступления Джефферсона в должность главы Содружества Вирджинии британские войска уже овладели Джорджией и частично захватили территорию Южной Каролины. В мае 1779 года в результате рейда военно-морских сил и сухопутных войск англичан в Вирджинию они, практически не встретив сопротивления, захватили форт Нельсон, сожгли до полного разрушения город Саффолк и заняли портовые города Норфолк и Портсмут; вторжение сопровождалось убийствами и грабежами. Помимо пушек и корабельного снаряжения, они увезли с собой огромное количество табака.

Весной 1780 года по требованию главнокомандующего Континентальной армией Джорджа Вашингтона и подчинённых ему генералов регулярные войска, которые ещё оставались в Вирджинии, а также около 2500 ополченцев были отправлены в северные и южные штаты. К этому времени бумажные деньги фактически обесценились, а других просто не было. Женщины Вирджинии жертвовали свои украшения на общественные нужды, но спасти положение это не могло. Не только Вирджиния находилась на грани банкротства, но и сама Конфедерация.

493

*

В это тяжелейшее для американцев время Джефферсон занимался изысканием разного рода недостававших ресурсов и средств; он предпринимал меры для увеличения производства оружия и для размещения переселенцев из южных штатов, которые бежали на север вместе со своими рабами; он слал письма генералам с требованиями вернуть в Вирджинию те повозки, на которых было отправлено продовольствие для армии, чтобы транспортировать следующую партию грузов; он добивался также построения лодок, чтобы обеспечить доставку продовольствия по воде. Джефферсон вносил и личный, безвозмездный вклад в общее дело, жертвуя для помощи армии свою собственность — и лошадей, и фургоны. Для координации своих действий и решений он постоянно переписывался с Джорджем Вашингтоном, с другими генералами и Конгрессом, который продолжал работу.

Многие жители Вирджинии, включая законодателей, обвиняли своего губернатора в том, что оказывая колоссальную помощь Континентальной армии и другим штатам войсками, ополченцами и материальными ресурсами, — отдавая почти всё, чем страна располагала, — он делает слишком много в ущерб интересам своих земляков, оставшихся практически беззащитными. Джордж Вашингтон тоже был уроженцем Вирджинии. Он хорошо знал, насколько её истощили эти годы войны. Но он считал, что исход всех сражений с англичанами будет решаться в северных штатах. И губернатор Джефферсон оставлял Вирджинии лишь минимально необходимые ресурсы потому, что всецело доверял талантам и стратегическому ви́дению главного полководца Америки. Оба они думали прежде всего о спасении Континентального союза.

494

*

В 1780 году британские войска осуществили ещё два рейда на территорию Вирджинии. Первое из этих вторжений случилось в октябре, когда генерал британских войск Александр Лесли получил задание от Генри Клинтона, главнокомандующего британскими войсками в Северной Америке: Лесли должен был проплыть вверх по реке Джеймс, захватить города Питерсберг и Ричмонд, с тем чтобы уничтожить главные склады страны.

22 октября, узнав о вторжении англичан, Томас Джефферсон распорядился в срочном порядке собрать в каждом округе боеспособных мужчин, а также приостановил очередную отправку ополченцев для пополнения сил южной части Континентальной армии. Срыв этой отправки ополчения вирджинцев в Северную Каролину также входил в число задач генерала Лесли.

В этот же день Джефферсон в письме Джорджу Вашингтону сообщил о прибытии британского флота и о своих действиях, после чего продолжил:

...Ужасно предположить, что народ, способный и ревностно сражающийся со своим врагом, будет вынужден сложить оружие из-за отсутствия средств защиты... Что касается помощи людьми, то я не прошу ни о чём, зная, что если бы отряды врага оставили бы для вас помощь такого рода безопасной, вы не дожидались бы моей просьбы. Из войск, которые мы сможем собрать, нет ни одного человека, видевшего когда-либо лицо врага.

Генерал Лесли встретил отпор, которого не ожидал. Урон, нанесённый им Вирджинии, ограничился уничтожением различных припасов в её прибрежных городах. Спустя месяц Лесли получил приказ Клинтона следовать в Южную Каролину, где местные ополченцы разбили военную группировку своих земляков — сторонников королевской власти.

То, что не удалось генералу Лесли, вскоре в значительной степени осуществил бывший генерал Американской армии Бенедикт Арнольд, который перешёл на сторону англичан и получил звание бригадного генерала. В декабре 1780 года он по приказу Клинтона во главе войска, которое по разным оценкам насчитывало от 1600 до 1800 солдат, вторгся на территорию Вирджинии. Узнав об этом, Джефферсон 2 января отправил письма в штабы близлежащих округов с известием о случившемся и с призывом без малейшего промедления прислать в Питерсберг всех ополченцев Содружества под командованием офицеров. А флотилия Арнольда поднялась вверх по реке Джеймс и 5 января достигла Ричмонда — столицы Вирджинии, небольшого, ничем не защищённого поселения, где находилось правительство страны во главе с губернатором. К этому времени бóльшая часть оружия, которое осталось тут на военных складах, была по приказу Джефферсона увезена из города. Арнольд послал депутацию из местных жителей к губернатору с предложением не разрушать Ричмонд на условиях конфискации оружия и табака. Джефферсон категорически отверг этот шантаж, и солдаты Арнольда, предварительно разграбив ценности, подожгли несколько домов и складов, в результате чего сгорел почти весь город.

Покинув Ричмонд, англичане продолжили поиски складов оружия с целью уничтожить его, и они немало преуспели в этом. В списке потерь, сделанном рукой Джефферсона, значатся не только документы и книги Совета, но и пять полевых орудий, около пяти тонн пороха, сброшенного в воду, около трёхсот единиц оружия, боеприпасы, одежда для солдат, несколько лавок ремесленников с инструментами и три фургона.

Силы ополчения вирджинцев, собранные с опозданием, сумели атаковать армию Арнольда и нанесли ему потери. Англичанам пришлось отступить. Они спустились вниз по реке Джеймс и 19 января вошли в Портсмут, где Арнольд решил построить оборонительные укрепления.

495

*

Координируя действия разных групп ополченцев и спасая государственную собственность, губернатор Джефферсон за исключением времени на короткий сон и быструю еду, проводил часть суток в дороге, верхом на лошади, часть — склонённым над листами бумаги с пером в руках. В эти январские дни он отправил более сотни писем. Одно из них было адресовано президенту Конгресса с просьбой пересмотреть очередное требование к Вирджинии об отправке продовольствия на север, в войска Континентальной армии; Джефферсон объяснил причину своей просьбы. В письме представителям Вирджинии на Конгрессе он сообщил о случившейся потере пороха и о прошлогодних поставках около десяти тонн пороха на юг, что предельно сократило запасы страны. Джефферсон просил депутатов добиться как можно скорейшей отправки в Вирджинию от пяти до десяти тонн пороха.

В секретном письме бригадному генералу Континентальной армии Питеру Мюленбергу, который отвечал за оборону Вирджинии, Джефферсон попросил генерала поручить нескольким предприимчивым, надёжным людям захватить изменника Арнольда — «величайшего из всех предателей», как выразился он. Джефферсон считал, что над этим дезертиром нужно устроить публичный суд. За взятие предателя живым он пообещал участникам захвата 5000 гиней. Джефферсон оговорил в этом письме, что в случае смерти Арнольда он уменьшит вознаграждение до 2000 гиней.

496

*

Британские войска, находившиеся в Вирджинии, получили подкрепление из Нью-Йорка двумя тысячами солдат, и Арнольд уступил командование генералу, который прибыл с ними. Вскоре силы агрессора существенно пополнились подошедшими из Северной Каролины войсками Чарльза Корнуоллиса — главнокомандующего Южным фронтом британцев. А на помощь местным ополченцам пришло подкрепление во главе с 23-летним генерал-майором Континентальной армии Жильбером де Лафайетом, которого Джордж Вашингтон отправил на защиту Вирджинии. По численности войск у британцев было значительное превосходство. В письме Вашингтону от 28 мая 1781 года Джефферсон сообщил, что соединённые силы ополченцев и отрядов под командованием маркиза де Лафайета составляют около 3000 человек, а силы врага — около 7000.

Весной того же 1781 года британцы сумели захватить ряд городов и поселений Вирджинии. Они уничтожали всё, что могло служить американцам для целей войны, включая небольшие суда и производственные мастерские; они требовали от жителей стать в ряды Королевской армии, грабили ценности, конфисковывали продовольствие, сжигали табак, хранившийся на складах. При вооружённых столкновениях потери в живой силе, исчисляемые несколькими десятками солдат, были с обеих сторон, но американцы предпочитали уходить в оборону, чтобы сохранить жизни людей.

497

*

Второй годичный срок полномочий Томаса Джефферсона на посту губернатора подходил к концу. Джефферсон решил снять свою кандидатуру с выборов на следующий год. Считая, что страной в военное время должен управлять человек с опытом армейской службы, он рекомендовал друзьям-законодателям проголосовать за Томаса Нельсона, бригадного генерала ополчения. Генерал Нельсон действительно стал следующим губернатором Вирджинии, но перед тем как произошла эта передача власти, все члены Ассамблеи едва не попали в плен.

498

*

Выборы губернатора должны были состояться в первых числах июня 1781 года, но не в Ричмонде, оккупированном британцами, а в поселении Шарлотсвилл, которое находилось в трёх километрах от Монтичелло, главной резиденции Томаса Джефферсона. Когда генерал Корнуоллис узнал о месте этих заседаний, он послал в Шарлотсвилл конный отряд в составе около 250 человек во главе с полковником, чтобы захватить в плен Джефферсона и членов Ассамблеи. В ту ночь большинство из законодателей находились в Шарлотсвилле, а несколько человек ночевали у Джефферсона в Монтичелло. Чтобы никого из них не упустить, полковник разделил свой отряд, и всадники разошлись по двум разным маршрутам. Благодаря отчаянному конному рейду, который совершил той ночью фермер Джон Джуэтт, Джефферсон и члены правительства, находившиеся в Шарлотсвилле, были предупреждены о приближении британцев.

Большинство из законодателей, которые ночевали в Шарлотсвилле, успели скрыться. И всё же семь человек британцы взяли в плен. Джефферсон, разбуженный Джуэттом до рассвета, успел отправить свою семью и друзей в безопасное место, а сам задержался в доме, чтобы собрать и увезти с собой самые важные бумаги. От того времени, когда он умчался из Монтичелло на своём скакуне, до появления британцев на пороге его дома пошли считанные минуты.

Вскоре генерал Корнуоллис расположил свою армию невдалеке от Шарлотсвилла, и в течение десяти дней его штаб-квартира находилась на территории одной из плантаций Джефферсона, в принадлежащем ему доме. В письме историку Уильяму Гордону от 16 июля 1788 года Джефферсон рассказал, какой урон нанёс его хозяйству Корнуоллис:

Он уничтожил все мои посевы зерновых и табака, он сжёг все мои амбары, в которых находился урожай прошлого года, предварительно взяв столько зерна, сколько хотел; он использовал, как следовало ожидать, всё моё поголовье крупного рогатого скота, овец и свиней для пропитания своей армии и увёл всех пригодных к службе лошадей, а тем, которое были слишком молоды для службы, перерезал глотки; он сжёг все заборы на плантации, чтобы оставить её абсолютно пустой. Он увёл также около 30 рабов. Если бы это было сделано, чтобы дать им свободу, он поступил бы правильно, но это было для того, чтобы обречь их на неминуемую смерть от оспы и гнилостной лихорадки, которые свирепствовали тогда в его лагере. Впоследствии я узнал, что это была судьба 27 из них. У меня никогда не было новостей об остальных трёх, но полагаю, их постигла та же участь. Когда я говорю, что лорд Корнуоллис сделал всё это, я не имею в виду, что он носил факел в своих руках, но что всё это было сделано под его наблюдением... Я рассказываю об этом в значительной степени на основании собственных знаний, так как я был на этой земле вскоре после его ухода. Он обращался с остальными соседями примерно так же, но не с таким духом тотального истребления, с которым он, казалось, свирепствовал над моими владениями.

Джефферсон закончил письмо словами о том, что британцы неистовствовали в Вирджинии на протяжении только шести месяцев, с середины апреля до середины октября 1781 года, после чего все они были взяты в плен.

Битва, которая решила исход войны американцев за независимость, произошла именно в Вирджинии, в Йорктауне. Войска Континентальной армии во главе с Джорджем Вашингтоном и маркизом де Лафайетом, соединённые с армией французов во главе с графом Жаном де Рошамбо, одержали здесь решительную победу на объединёнными силами британцев и немцев. После трёхнедельной осады Йорктауна генерал Корнуоллис послал парламентёров в лагерь американцев и французов для переговоров о сдаче своей армии. Статьи о капитуляции были подписаны 19 октября 1781 года.

499

*

Ещё до капитуляции армии генерала Корнуоллиса — в июне 1781 года — Конгресс, который был создан в соответствии со Статьями Конфедерации и который принял полномочия Континентального конгресса, избрал четырёх представителей США для ведения переговоров с Великобританией о заключении мира. Ими стали Джон Адамс, Бенджамин Франклин, Генри Лоуренс и Томас Джефферсон. Переговоры должны были проходить в Европе. Джефферсон отказался от поездки по той же причине, по которой не поехал в качестве посла во Францию: из-за нездоровья его жены; так он объяснил свой отказ в автобиографии.

Марта Джефферсон страдала не только от физического недомогания, но и от нервного расстройства. Она пережила смерть двоих сыновей. А череда событий и переживаний за последние полгода подорвали её душевные силы. В январе, когда войска Арнольда вошли в Ричмонд, она с тремя малыми дочерьми бежала из столицы. Вскоре, в апреле, умерла младшая из них, — ей было пять месяцев. Марту не оставляли страхи за мужа, который один, без сопровождающих, разъезжал верхом по стране, где орудовали враги. В июне Марта тяжело пережила бегство с детьми из Монтичелло, когда британцы вот-вот должны были ворваться в их дом.

В это военное время, когда враги могли захватить любой американский корабль, Джефферсон не решался плыть в Европу вместе с семьёй, но оставить жену одну с детьми он тоже не мог. Из его писем де Лафайету от 4 августа и Эдмунду Рэндольфу от 16 сентября этого года следует, что он решил вообще отойти от общественных дел. В письме Эдмунду Рэндольфу, делегату Вирджинии на Конгрессе, Джефферсон именно этим объяснил свой отказ от поездки в Европу на переговоры о мире:

Если б мне можно было снова заняться общественными делами, то никакое назначение не было бы столь приемлемым для меня. Но я в последний раз распрощался со всеми подобными вещами, удалился на свою ферму, к своей семье и книгам, от которых, думаю, ничто никогда больше не отделит меня.

В этом письме Джефферсон заметил, что он отказался в срочном порядке уехать из страны по нескольким причинам, однако назвал только одну: необходимость присутствовать на следующей сессии Ассамблеи Вирджинии. Он не разъяснил, почему ему непременно нужно было участвовать в работе Палаты представителей. Скрижаль уже знал — почему. Некоторые законодатели обвиняли Джефферсона в том, что помогая Континентальной армии чрезмерной отправкой солдат и ополченцев Вирджинии, а также избыточным снабжением армии продовольствием, он тем самым предельно ослабил вооружённые силы и материальные ресурсы своей страны, что привело к её опустошению. Джефферсон не уезжал из Вирджинии ещё и потому, чтобы его критики не восприняли такой отъезд как бегство — как способ уйти от ответственности за свои поступки; он хотел на осенней встрече законодателей выслушать все предъявляемые ему обвинения, чтобы ответить на них.

500

*

На очередных выборах в Палату представителей Вирджинии Джефферсон был назначен делегатом от своего округа. Заседания Ассамблеи начались в ноябре того же 1781 года. На одном из них Джефферсон взял слово и сказал, что готов отчитаться за все свои действия на посту губернатора и ответить на любые обвинения. Вопросов к нему не последовало.

В записях журнала Палаты представителей о работе депутатов Скрижаль нашёл постановление от 12 декабря о том, что Генеральная ассамблея выражает искреннюю благодарность своему бывшему губернатору Томасу Джефферсону за справедливое, честное и рачительное управление исполнительной властью во время пребывания в должности. В резолюции прозвучало, что слухи, вызванные резкими обвинениями в адрес бывшего губернатора, сделали необходимым провести расследование. «...Если [его] руководство стало объектом открытого изучения, то одобрение, основанное на хладнокровном и обдуманном обсуждении, приобретает десятикратную ценность», — сказано далее о результатах проверки. Постановление заканчивалось решительным заявлением Ассамблеи о том, что признание порядочности и больших способностей Томаса Джефферсона, проявленных им на посту губернатора, сделано с целью публично опровергнуть все несправедливые, прежние и будущие наветы.

Несмотря на безоговорочное одобрение его действий, Джефферсон был глубоко задет тем, что законодатели усомнились в направленности и полноте его усилий во благо Вирджинии. Он не принял участие в работе следующей, весенней сессии Ассамблеи 1782 года и направил в Палату представителей просьбу освободить его от обязанностей члена Палаты. Причину прошения он не назвал.

Это было очень трудное время для семьи Джефферсонов. 8 мая Марта родила дочку и находилась в тяжёлом состоянии. Томас Джефферсон день за днём просиживал у её кровати.

Неделей позже, 16 мая, он получил письмо от депутата Джона Тайлера, которое начиналась словами: «Конституция, по мнению членов Палаты, не гарантирует принятия вашей отставки», а заканчивалось письмо угрозой: «...Палата может настоять на том, чтобы вы явились не навлекая на себя принуждение быть арестованным».

Джефферсон ответил не Тайлеру, — во всяком случае, такого письма Скрижаль не нашёл, — а Джеймсу Монро, своему ученику в области права и младшему другу, который впервые, несколькими неделями раньше, был избран в Палату представителей. В этом письме от 20 мая Джефферсон сообщил, что его намерение отойти от общественных дел и жить в кругу родных является решённым, продуманным. Не упомянув о болезни жены, Джефферсон пояснил: за 13 лет государственной службы он забросил свои личные дела до такой степени, что они пришли в разорение, и теперь семья требует его непрестанного внимания. Горькую обиду, засевшую в душе, он при этом не скрыл:

Я убедился... что постоянно жертвуя временем, трудом, имуществом, обязанностями родителя и друга, я не только не завоевал расположение своих соотечественников, что было единственной наградой, которую я когда-либо просил или мог почувствовать, но даже потерял то небольшое уважение, которое раньше имел.

Джефферсон испытывал боль от того, что он оказался подозреваемым в глазах мира и предстал перед судом за измену сердца, а не только за слабость ума, как выразился он. «Эти оскорбления... нанесли мне душевную рану, которую излечит только всеисцеляющая могила», — уверил он Монро. Каждый человек имеет право отказаться от выполнения любой общественной должности; именно так было и есть с тех пор, как Вирджиния стала республикой, заметил Джефферсон и добавил:

Противоречило бы здравому смыслу и даже смешно было бы предполагать, что человек имеет меньше прав на самого себя, чем один из его соседей или все они вместе взятые. Это было бы рабством, а не той свободой, которую Билль о правах сделал неприкосновенной и для сохранения которой было изменено наше правительство.

Заканчивая письмо, Джефферсон высказался о том, что он посвятил служению обществу всю активную часть своей жизни, и потому уверен, что ему будет позволено провести её остаток в душевном спокойствии.

501

*

Душевное спокойствие лишь грезилось ему. Через три месяца, 6 сентября 1782 года, Марта Джефферсон умерла.

Он очень тяжело пережил эту утрату. Острая боль от потери дорогого, очень близкого ему человека если не полностью вытеснила, то сделала мелочными все другие переживания.

А 12 ноября 1782 года Конгресс Конфедерации опять назначил Томаса Джефферсона своим полномочным представителем для переговоров о мире. Принимая решение, делегаты Конгресса рассчитывали на то, что он после смерти жены может взять на себя эту миссию.

И произошло именно так. Джефферсон вышел из депрессии. В письме от 26 ноября, адресованному маркизу де Шастеликсу — генералу французских войск, который участвовал в войне за независимость Конфедерации, — Джефферсон сообщил, что до недавнего времени он был мёртвым для мира, но назначение Конгресса, требующее пересечь Атлантику, вывело его из оцепенения разума.

В свои 39 лет Томас Джефферсон решил, что с общественными делами покончено. Однако его служение согражданам, жителям Америки, по сути только начиналось. С этого времени он спокойно воспринимал любые нападки со стороны своих политических оппонентов.

502

*

В декабре 1782 года Томас Джефферсон выехал из Монтичелло в Филадельфию, чтобы сесть на фрегат, который отплывал во Францию. Прождав там посадки в течение всего января и узнав, что корабль застрял во льдах под Балтимором, Джефферсон отправился в Балтимор. Здесь произошла задержка в связи с тем, что британские крейсеры, курсировавшие в Чесапикском заливе, могли захватить французский фрегат. Тем временем стало известно, что в Версале представители США и Великобритании уже подписали предварительный договор о прекращении военных действий. Получив указание Конгресса Конфедерации не покидать континент до получения особых инструкций, Джефферсон вернулся в Филадельфию. Так как дело шло к подписанию мирного договора, Конгресс отменил его поездку в Европу, и в середине мая Джефферсон был уже дома, в Монтичелло. А три недели спустя Ассамблея Вирджинии на ежегодных выборах включила его в состав своих представителей в Конгрессе.

503

*

На протяжении полутора лет, в течение которых Томас Джефферсон принимал участие в работе Конгресса Конфедерации он был председателем большинства самых важных комитетов и членом ряда других, а в отсутствие президента Конгресса временно исполнял его обязанности.

В сентябре 1783 года в Париже был подписан мирный договор между США и Великобританией. Первая статья договора гласила, что король Джордж III признаёт Соединённые Штаты, тринадцать названных в документе государств, свободными, суверенными странами, а также отказывается от каких-либо претензий на управление ими и на владение их территориями как для себя, так и для своих преемников. Необходимость в военных действиях отпала, и делегаты Конгресса избрали Джефферсона председателем комитета для организации церемонии принятия отставки Джорджа Вашингтона с поста главнокомандующего армии. Джефферсон возглавлял также комитет по ратификации Парижского мирного договора. По его предложению был создан Комитет Штатов, в который вошли по одному из членов Конфедерации. Этот комитет должен был действовать в качестве правительства во время перерывов в работе Конгресса, но он просуществовал всего лишь год.

Участвуя в работе комитета по денежной политике, Джефферсон предложил план создания общенациональной валюты с целью упростить запутанную, неэффективную и неудобную систему денежных расчётов, которая в каждом из государств Конфедерации строилась к тому же на собственном курсе валют. Джефферсон предложил на основе десятичной системы счисления учредить единый стандарт чеканки монет в Соединённых Штатах. В качестве общей валютной единицы его план предусматривал введение доллара, отчеканенного из серебра, четырёх более мелких серебряных монет, пяти монет из меди, начиная с номинала в сотую часть доллара и мельче, а также золотой монеты, равной по стоимости десяти долларам. Джефферсон подробно обосновал необходимость принятия единой валюты, а также изложил действия, которые приведут к осуществлению его плана, — к созданию национальной валюты. С небольшими изменениями Конгресс принял эту программу.

504

*

Одним из самых важных решений Конгресса Конфедерации было принятие плана по учреждению временных правительств в северо-западных территориях США. Эти земли отошли к Конфедерации недавно, частью — по Парижскому мирному договору, частью — переданы некоторыми из тринадцати штатов. Джефферсон возглавлял комитет Конгресса, занимавшийся разработкой такого плана, и проект постановления, представленный делегатам 1 марта 1784 года, подготовил именно он. Согласно законопроекту, вся территория, присоединённая к Союзу, делилась на девять новых штатов. В каждом из них следовало учредить временное правительство, которое будет выполнять свои полномочия до тех пор, пока численность населения не достигнет 20 000 свободных граждан, после чего такой штат принимает свою конституцию и устанавливает своё постоянное правительство.

В законопроекте были названы пять принципов, которым должна отвечать конституция каждого нового члена Союза и которыми должна руководствоваться местная исполнительная власть. Эти условия требовали от каждого из новых штатов навсегда оставаться частью Союза, подчиняться наравне со всеми другими штатами решениям Конгресса и Статьям Конфедерации, платить федеральные долги по установленному порядку, иметь республиканскую форму правления, а также до 1800 года ликвидировать рабство и подневольный труд, за исключением работ в качестве наказаний за преступления.

С небольшими изменениями и дополнениями Конгресс утвердил этот законопроект три недели спустя, 23 марта; постановление известно как Земельный указ 1784 года. Однако 19 апреля два делегата — один из Южной Каролины, другой из Северной Каролины — предложили удалить из указа пятое требование к правительствам новых штатов: пункт о необходимости ликвидировать рабство и подневольный труд. Чтобы сохранить текст неизменным, нужно было подтверждение семи штатов — большинства из тринадцати. В тот день на заседаниях присутствовали делегаты только десяти членов Союза. Шесть из них проголосовали за то, чтобы оставить этот пункт в Земельном указе. Три штата — Южная Каролина, Вирджиния и Мэриленд — подали голоса за его удаление. Решение Северной Каролины не учитывалось, потому что два её делегата проголосовали по-разному. Из трёх представителей Вирджинии только Джефферсон проголосовал за то, чтобы не менять предложенный им план. Таким образом для сохранения текста Земельного указа неизменённым не хватило гóлоса одного штата, — по сути гóлоса только одного депутата: представителя Северной Каролины, или Нью-Джерси, или Вирджинии. Так пункт о ликвидации рабства и подневольного труда был из Земельного указа удалён.

505

*

Томас Джефферсон возглавлял также комитет Конгресса, отвечавший за разработку принципов, на основании которых Соединённым Штатам следует заключать договора о дружбе и торговле с другими странами. В конце 1783 года этот комитет доложил делегатам о результатах своей работы; текст доклада внесён в журнал Конгресса под датой 22 декабря. Главным критерием в подробно изложенных здесь правилах товарообмена являлось установление торговых связей со всеми странами на равных, взаимовыгодных условиях.

Комитет рекомендовал заключить договора о дружбе и торговле с Россией, Венским двором, Пруссией, Данией, Саксонией, Гамбургом, Великобританией, Испанией, Португалией, Генуей, Тосканой, Римом, Неаполем, Венецией, Сардинией, Османской Портой, а также достичь соглашений о дружбе, или же о дружбе и торговле, с Марокко, Алжиром, Тунисом и Триполитанией. Франция, Нидерланды и Швеция в докладе не были упомянуты, потому что договоры с этими странами уже действовали.

Комитет рекомендовал также назначить комиссию из трёх человек в составе Бенджамина Франклина, Джона Адамса и Томаса Джефферсона на срок до двух лет с полномочиями делать и получать предложения по таким соглашениям, вести переговоры и подписывать официальные документы с последующей передачей их Конгрессу для ратификации.

Сохранился текст резолюции, которую Джефферсон подготовил, видимо, для того, чтобы Конгресс ускорил утверждение инструкций американским дипломатам. В этом документе без даты сказано, что не следует ждать, пока народы Европы пошлют своих представителей через Атлантику для заключения договоров о мире и торговле; такие ожидания не имеют под собой оснований, а задержка вредит интересам Конфедерации. «...Отказ вести с ними дела в Европе равносилен отказу вести с ними дела вообще...» — уверял Джефферсон. И 7 мая 1784 года, после внесения незначительных изменений в текст полугодичной давности, депутаты утвердили инструкции дипломатам. В этот же день они постановили, что для ведения переговоров о торговле с европейскими странами, помимо Джона Адамса и Бенджамина Франклина, которые уже находились в Европе, следует назначить ещё одного уполномоченного. По результатам голосования эта миссия была доверена Томасу Джефферсону.

506

*

Джефферсон решил отправиться в Европу вместе со своей старшей дочерью Мартой, которой было одиннадцать лет. Двух младших дочерей он оставил на попечение их тётки.

На пути в Бостон, откуда Джефферсон намеревался отплыть во Францию, он повсюду интересовался состоянием дел в торговле. Где — проездом, где — именно с этой целью он побывал в Нью-Джерси, Нью-Йорке, Коннектикуте, Род-Айленде, Нью-Гэмпшире и Вермонте. Отплыв из Бостона 5 июля 1784 года, он прибыл с дочкой в Париж 6 августа. Сразу же, как сообщил Джефферсон в автобиографии, он посетил доктора Франклина, и они отправили письмо Джону Адамсу, который находился в Гааге, с просьбой присоединиться к ним в Париже. Встретившись втроём, они первым делом решили составить образец договора, чтобы предлагать его потенциальным союзникам. Подготовив такой проект соглашения, они известили послов европейских держав, которые находились в Париже, о готовности Соединённых Штатов заключать двусторонние договора.

507

*

Получилось так, что единственная книга, написанная Томасом Джефферсоном, — «Заметки о штате Вирджиния» — была впервые издана именно в Европе. Теперь Скрижаль понимал, сколь большое влияние эта книга могла оказать, и видимо оказала, на читающих французов и англичан.

508

*

В 1781 году секретарь дипломатической миссии Франции в Соединённых Штатах маркиз Франсуа Барбе-Марбуа по поручению своего правительства разослал губернаторам тринадцати объединившихся республик письма с рядом вопросов и с просьбой ответить на них. Вопросы имели целью сбор статистических данных об этих бывших колониях Великобритании.

Джефферсон, как сообщил он в автобиографии, и прежде, год за годом, собирал разного рода сведения о Вирджинии. Обращённую к нему просьбу маркиза Барбе-Марбуа он счёл хорошим поводом привести свои записи в порядок и дополнить их. Друзья, которым он показал законченную рукопись, захотели иметь свои копии. Текст был большим. Переписывание вручную требовало много времени. Джефферсон поинтересовался у печатников, во что обойдётся издание небольшого числа книг. Названная сумма показалась ему чрезмерно большой, и он оставил эту мысль. В Париже он выяснил, что те же печатные работы стоили здесь вчетверо дешевле. И Джефферсон заказал издание двухсот экземпляров книги, озаглавив её «Заметки о штате Вирджиния». Почти весь тираж он отправил своим американским друзьям, а несколько книг подарил друзьям в Европе. Одна из них попала в руки французскому издателю, который без разрешения автора перевёл текст на французский язык, причём имел дерзость прислать автору свой перевод для проверки. Увиденное ужаснуло Джефферсона. «Я никогда не видел столь жалкой попытки перевода... — сообщил он в автобиографии. — Я исправил бóльшую часть материала, и в таком виде он был напечатан на французском языке». В электронной копии этой книги, которую нашёл Скрижаль, на обложке вместо имени автора стояло «M. J * * *»; место и год публикации — Париж, 1786. В книге было 390 страниц. Вскоре лондонский издатель попросил Джефферсона разрешить выпуск «Заметок» на языке оригинала и получил согласие. Так в 1787 году появилось лондонское издание с именем автора на обложке.

509

*

«Заметки о штате Вирджиния» содержали огромный объём информации: о географическом положении страны, о её реках, включая подробные характеристики каждой, о горах с их высотами, о водопадах и пещерах, о полезных ископаемых, о растительном и животном мире, включая сравнительный обзор животных в Америке и в Европе. В книге было много таблиц. Джефферсон привёл подробные сведения о климате Вирджинии с цифрами о количестве осадков, о минимальных и максимальных температурах по каждому месяцу года, а также о количестве дней по месяцам с каждым из шести направлений ветров. Одна из глав «Заметок» содержит статистические данные о численности жителей Вирджинии начиная с 1607 года с прогнозом роста населения в ближайшие 80 лет. Джефферсон рассказал об экономике государства, подробно расписав статьи доходов и расходов казны, о внешней и внутренней торговле, о законодательстве и отправлении правосудия. Главы книги содержат сведения о правительственных структурах страны с экскурсом в её историю, об индейцах, обитающих в Вирджинии, о её вооружённых силах, о принципах формирования ополчения и численности ополченцев по округам.

Самыми интересными в этой книге Скрижаль нашёл суждения Джефферсона о демократических принципах государственного управления, о чернокожих рабах, о необходимости распространения знаний в народе и установления свободы вероисповедания. Должно быть, столь же интересными и поучительными нашли те же страницы книги и образованные жители Франции, которые прочли их незадолго до начала революционных событий в Париже. Французы безусловно сравнивали достоинства республиканских институтов американцев с положением дел в своей стране, где монарх обладал абсолютной властью, а бесправный народ находился на положении полурабов. Видимо не с меньшим интересом читали «Заметки» и жители Англии, где парламент растлевала коррупция и продажность, где реальную власть обретали толстосумы, а не лучшие умы нации. Французы и англичане, верующие иначе, чем требовала государственная церковь их стран, сравнивали, наверное, и свою отверженность обществом со свободой вероисповедания, которой пользовались американцы.

510

*

В опубликованных «Заметках о штате Вирджиния» Джефферсон пояснил, что его земляки добивались такого управления страной, при котором власть была бы разделена и уравновешена между несколькими её ветвями, причём так, чтобы ни один человек не являлся носителем более чем одной формы власти одновременно и не смог бы выйти за пределы своих законных полномочий. С этой целью съезд Вирджинии основал республиканский политический строй на принципах чёткого разделения законодательной, исполнительной и судебной власти. Это не значит, заметил Джефферсон, что коррупция не может добраться до членов правительства и охватить часть народа, как произошло в Англии, — природа человека остаётся одинаковой по обе стороны океана и проявляется под влиянием определённых причин. После такой оговорки Джефферсон заключил: «XIII Противостоять коррупции и тирании надо прежде, чем они завладеют нами». И он рассказал о том, какому серьёзному испытанию была подвергнута приверженность вирджинцев республиканскому строю.

Во время войны Союза американцев за независимость, в очень трудное время, в Ассамблее Вирджинии дважды выдвигались предложения назначить диктатора и наделить его всей полнотой власти в стране — законодательной, исполнительной и судебной, военной и гражданской. Джефферсон не упомянул в «Заметках», что горячие головы оба раза хотели видеть диктатором Патрика Генри — того самого вирджинца, который в 1765 году публично, в Ассамблее, пригрозил королю Джорджу III напоминанием о Бруте, а десять лет спустя, на съезде представителей народа завершил речь словами: «...Дайте мне свободу или дайте мне смерть!». В декабре 1776 года, когда депутаты рассматривали предложение о назначении диктатора в первый раз, спикер Сената Вирджинии, полковник Арчибальд Кэри, частным образом передал Патрику Генри сообщение, что диктатор в день принятия полномочий почувствует кинжал в своем сердце ещё до захода солнца. Джефферсон об этом тоже умолчал, но он рассказал о второй подобной инициативе депутатов.

В 1781 году, сразу после попытки британцев захватить в плен всех законодателей Вирджинии, меньшинство из них собрались и сначала проголосовали за то, что сорок членов Палаты составляют кворум, а затем стали обсуждать вопрос о назначении диктатора. Предложение было отвергнуто большинством только в шесть голосов. Комментируя этот случай, Джефферсон в «Заметках» настаивал на том, что изменение конституции волей меньшинства представителей народа недопустимо и что пресекать зло нужно при первых же его проявлениях. Если сорок законодателеей, собравшись, могут решить, что они составляют кворум, то подобным образом, под видом законных решений, кворум может быть снижен до четырёх человек — и в стране будет учреждена олигархия, а если кворум уменьшится с четырёх до одного, к власти придёт монарх, деспот. Такие решения, подчеркнул Джефферсон, противоречат фундаментальному принципу Конституции Вирджинии, согласно которому избранники народа управляют государством как содружеством. Он пояснил, что в критических ситуациях, при необходимости роспуска или невозможности работы республиканского правительства, власть должна быть возвращена народу, которому она принадлежит и который делегирует её своим представителям в Ассамблее. В таких случаях управление должно переходить к местным властям — к администрациям округов и городов, и они худо-бедно будут справляться с общественными делами до тех пор, пока не будет созван съезд представителей народа и колёса законного республиканского правительства опять не заработают в полную силу.

Суммируя небольшой опыт вирджинцев, которые в трудный час сумели всё-таки отстоять принцип народовластия, а также ссылаясь на опыт братских союзных государств, которые тоже с честью преодолели все трудности прошедшей войны, Джефферсон заключил: республиканская форма правления уже доказала, что она способна выдержать самые суровые испытания.

511

*

В «Заметках» Скрижаль нашёл разъяснения о поправках, принятия которых члены комитета ревизоров Вирджинии намеревались добиться при утверждении законопроекта о рабах. Джефферсон в этой книге ясно изложил своё видение того, каким образом чернокожие американцы могут стать свободными людьми и что за этим должно последовать.

Томас Джефферсон был убеждён в необходимости немедленного освобождения рабов. Именно такого постановления он и его коллеги по комитету ревизоров решили добиваться, когда включили законопроект о рабах в число 126 актов, предложенных ими в 1779 году для обсуждения в Ассамблее. Поправка, которую, как надеялся Джефферсон, утвердят депутаты, заключалась в том, что детей всех освобождённых рабов необходимо за государственный счёт приобщать к обработке земли, или к ремёслам, или к наукам, — в соответствии со способностями подростков, мальчиков и девочек, — а после достижения определённого возраста их следует переселять в подходящие для колонизации земли. В качестве такого возраста Джефферсон назвал 18 лет для девушек и 21 год для парней. Бросить освобождённого раба на произвол судьбы, без средств к существованию, он считал тяжким преступлением. Миграция чернокожих американцев, по замыслу Джефферсона, предполагала активную, долгосрочную помощь переселенцам:

XIV ...Нужно обеспечить их оружием, хозяйственной утварью и орудиями труда, питанием, парой полезных домашних животных и т. п., признать их свободными и независимыми людьми и распространить на них наш союз и защиту, пока они не обретут силу.

Отличия между представителями белой и чёрной рас казались Джефферсону настолько значительными, что он не видел, каким образом они как свободные люди смогут ужиться вместе. Он не допускал мысли, что чернокожий раб или рабыня после освобождения будет иметь возможность строить семью с представителем белой расы.

Когда акт о переселении афроамериканцев — огромной части населения — вступит в силу и начнёт осуществляться, полагал Джефферсон, Конфедерации необходимо будет отправлять суда в другие части света за белыми эмигрантами и побуждать их переселиться в США за вознаграждение. Предвосхищая логичный вопрос, Джефферсон поставил его и дал краткий ответ:

XIV Вероятно, спросят: «Почему бы не принять чернокожих в состав государства, сэкономив таким образом на расходах, связанных с приездом белых поселенцев для заполнения освобождаемых вакансий?». Глубоко укоренившиеся предрассудки белых, десятки тысяч воспоминаний чёрных о полученных ими травмах, новые провокации, реальные различия, которые сделала природа, и многие другие обстоятельства разделят нас на партии и произведут потрясения, которые вероятно никогда не закончатся, разве что в случае истребления одной или другой расы.

Говоря о физических особенностях, интеллектуальном уровне и чертах характера чернокожих рабов в сравнении с представителями белой расы, Джефферсон объяснил бóльшую часть этих различий условиями жизни афроамериканцев на их исторической родине и характером их труда в Америке. Отмечая превосходства белых людей, он остановился, в частности, на их более правильных, красивых чертах лица и на умственных способностях. При этом он сделал оговорку: мнение о том, что афроамериканцы интеллектом уступают белым, следует высказывать с большой осторожностью; для обоснования таких выводов необходимо большое количество исследований. Говоря о чернокожих, Джефферсон отметил, что по сравнению с представителями белой расы они более одарены музыкально и более страстны в отношениях с женщинами. «XIV Склонность к воровству, за которую их клеймят, должна объясняться их положением, а не отсутствием морального чувства», — пояснил Джефферсон, и затем он распространил этот вывод на всех бесправных людей:

Человек, чьи интересы не защищают законы собственности, возможно чувствует себя менее обязанным уважать законы, созданные в интересах других... Та истина, что изменение условий, в которые поставлен человек, должно изменить и его представления о добре и зле, не является ни новой, ни относящейся только к чернокожим.

Джефферсон отметил, что в бывших колониях Великобритании после обретения ими независимости произошла существенная перемена в лучшую сторону в отношениях между рабовладельцами и рабами; положение рабов становится легче. Он выразил надежду, что ход событий мирным, естественным образом приведёт к полному освобождению рабов с согласия хозяев.

512

*

В «Заметках о штате Вирджиния» Джефферсон изложил содержание своего законопроекта о более широком распространении знаний. Главной целью этого, ещё не принятого тогда законопроекта, он назвал предоставление образования всем вирджинцам с учётом возраста, способностей и материальных условий каждого, что будет способствовать достижению полноты счастья и свободы граждан. Джефферсон высказал своё мнение о необходимости изменить систему преподавания в начальных школах:

XIV ...Вместо того чтобы давать в руки детям Библию и Завет в возрасте, когда их суждения ещё недостаточно созрели для религиозных исследований, их память следует здесь наполнять самыми полезными фактами из греческой, римской, европейской и американской истории. В их умы можно также вложить основы нравственности — такие, которые по мере развития и укрепления их суждений могут научить их, как достичь своего наибольшего счастья, показывая им, что оно не зависит от условий жизни, в которые их поставил случай, а всегда является результатом чистой совести, крепкого здоровья, занятий и свободы во всех справедливых устремлениях.

Дети в начальных школах должны изучать историю; знания о прошлом позволяют человеку пользоваться опытом других народов, помогают судить о будущем, а также о поступках и помыслах людей, пишет Джефферсон; история учит распознавать честолюбие, под какой бы маской оно ни скрывалось, а это очень важно, потому что любое правительство может деградировать.

Только образованные и нравственно здоровые граждане являются надёжными стражами своей свободы, и чтобы они могли пресекать любую коррупцию и контролировать действия властей, таких людей в стране должно быть большинство. Обеспечение этого Джефферсон считал делом государства, чему и послужит закон о распространении знаний, пояснил он; помимо подъёма образовательного уровня всего народа, эта инициатива предусматривает отбор одарённой молодежи из бедных слоёв населения, чтобы таланты, которыми природа щедро наделила как бедных, так и богатых людей, не погибли; таланты нужно отыскивать и развивать.

513

*

Когда в Париже появилось первое издание «Заметок», в Вирджинии уже действовал акт об установлении религиозной свободы, — действовал в том виде, в котором его подготовил Томас Джефферсон. Монархи Европы никак не могли узаконить подобное вольнодумство. Подумав об этом, Скрижаль вспомнил, что в том же XVIII веке, пятью десятилетиями ранее, отставной офицер русского флота Александр Возницын по приказу императрицы России был заживо, на глазах толпы, сожжён за переход из православия в иудаизм; вместе с ним был сожжён и еврей Борух Лейбов. Скрижаль помнил и то, что даже век спустя после принятия в Вирджинии акта о религиозной свободе правительство России изгнало евреев из сёл и деревень, а также из Москвы.

Рассуждения Джефферсона в «Заметках о штате Вирджиния» убеждали читателей в том, что каждый человек имеет право верить так, как считает нужным:

XVII Наши правители могут иметь лишь ту власть над естественными правами, какую мы передали им. Прав свободы совести мы никогда им не передавали и не могли передать. За них мы отвечаем перед нашим Богом. Законная власть правительства простирается только на те действия, которые влекут за собой причинение ущерба другим людям. Но мне не вредит утверждение соседа, что существуют двадцать богов или что бога нет. Это не опустошает мой карман и не ломает мою ногу. Принуждение может сделать человека хуже — сделать его лицемером, но никогда не сделает его честнее.

Единственные действенные средства против заблуждений — разум и свободное исследование, утверждает Джефферсон. Однажды государство объявило, что Земля плоская и заставило Галилия отречься от своего вывода, но Земля не перестала быть шаром. Истина говорит сама за себя; если подвергнуть разум насилию, то некого будет избрать справедливым, беспристрастным судьёй. Приводя примеры, Джефферсон доказывает, что единообразие в религиозных взглядах недостижимо; более того, различие мнений полезно, и свободный поиск истины необходимо поощрять. Он отметил, что Пенсильвания и Нью-Йорк, братские Вирджинии государства, уже долго существуют вообще без какой-либо официальной религии и при этом процветают. Они показали всему миру: для того чтобы религиозные распри унялись, нужно не обращать на них никакого внимания.

514

*

Весной 1785 года доктор Франклин, которому шёл 80-й год, получил от Конгресса разрешение вернуться в Америку. Вместо него послом США во Франции был назначен Томас Джефферсон. Известно, что граф де Вержен, министр иностранных дел Франции, при встрече с Джефферсоном полюбопытствовал: «Я слышал, вы заменили мистера Франклина, не так ли?», на что Джефферсон ответил: «Никто не может заменить мистера Франклина. Я лишь его преемник».

Обладая широчайшей эрудицией и многими талантами, Джефферсон был необычайно скромным человеком. Для парижан, восхищавшихся Бенджамином Франклином, он стал, быть может, не столь обожаемой, но не менее яркой и притягательной личностью. А после издания «Заметок о штате Вирджиния» его известность среди образованных французов и внимание к нему многократно возросли.

Франция переживала тяжёлый политический и финансовый кризис, который существенно обострила помощь королевства американцам в их войне с Великобританией. В стране назревали революционные события. Среди дворян стали популярными либеральные взгляды. Желание перемен, мятежные настроения росли и среди тех французских офицеров и солдат, которые вернулись с Американского материка домой после сражений за независимость Соединённых Штатов; они могли сравнить героическое стремление американцев к свободе с пассивным, бесправным, бедственным положением своих соотечественников. Дом Джефферсона в Париже служил местом встреч представителей высшего общества, интеллектуалов и вернувшихся из-за Атлантики французских офицеров. Джефферсон являлся для них не только ярким представителем дружественного народа, сумевшего дать отпор диктату короля и коррупционного парламента; он был также автором Декларации независимости молодой республики, — человеком, который хорошо разбирался в теории государственного управления и убедительно применил свои знания на практике.

515

*

В автобиографии Джефферсон сообщил, что его главные обязанности в Париже заключались в обеспечении выгодного для США сбыта китового жира, солёной рыбы и солонины; он должен был добиваться импорта во Францию из Америки риса на тех же условиях, на которых французы получали рис из Пьемонта, Египта и Леванта; он стремился ослабить монополию главных откупщиков Франции на импорт американского табака и добивался свободного ввоза продукции Соединённых Штатов на принадлежащие Франции острова. Эти задачи, по сообщению Джефферсона, ему во многом помогал решать маркиз де Лафайет.

Из письма, которое генеральный контролёр финансов Франции Шарль-Александр де Калонн отправил 22 октября 1786 года Томасу Джефферсону, Скрижаль узнал, что король отменил пошлины на импорт во Францию целого ряда американских товаров: бренди, мехов, шкур бобра и шкур, поступающих в необработанном виде; были сняты пошлины на импорт деревьев и семян деревьев, на всю древесину, предназначенную для постройки судов, и на все корабли, построенные в Соединённых Штатах. Правительство Франции отменило пошлины на экспорт оружия и пороха, которые покупали американцы, сняло налоги на книги и бумагу, на вина, экспортируемые из Бордо, Гиени и Турены.

516

*

В феврале 1786 года Томас Джефферсон получил письмо от Джона Адамса, который к тому времени почти год исполнял обязанности посла США в Великобритании. Адамс попросил Джефферсона немедленно приехать в Лондон, поскольку увидел какую-то возможность для установления торговых связей между двумя странами. Джефферсон прибыл в Лондон, и они составили краткий текст договора, но король и королева были столь нелюбезны при встрече с ними, что Адамсу и Джефферсону стало ясно: с американцами здесь ни о чём договариваться не хотят. Встреча Джефферсона и Адамса с министром иностранных дел Великобритании только подтвердила это.

517

*

После трёх недель пребывания в Лондоне Джефферсон вернулся в Париж. Несколько дней спустя, в письме от 4 мая, он поведал своему вирджинскому другу Джону Пейджу об отношении англичан к американцам:

Этот народ ненавидит нас, их министры ненавидят нас, а их король — больше, чем все другие люди... Наши инициативы по торговым соглашениям были встречены с насмешкой... Я думаю, что их враждебность к нам пустила свои корни ещё глубже, чем во время войны.

Фраза о возросшей степени враждебности англичан к американцам напомнила Скрижалю о разъяснениях Джефферсона, почему и как происходит нагнетание этой ненависти. В письме, отправленном 13 октября 1785 года из Парижа в Гаагу Гейсберту Карелу ван Хогендорпу, Джефферсон рассказал о том, как власти Великобритании промывали мозги обывателям:

Британское правительство, как вы можете предположить, очень хочет примирить свой народ с потерей Америки. Это необходимо для спокойствия, возможно даже для безопасности, короля и его министров. Наиболее эффективными двигателями для этой цели являются публичные газеты. Вы хорошо знаете, что это правительство всегда содержало своего рода постоянную армию журналистов, которые не обращая внимания на истинное положение вещей или на то, что должно быть похоже на правду, изобретали и помещали в газеты всё, что могло служить министрам. Этого достаточно для массы людей, которые не могут отличить ложные газетные заметки от истинных. Будучи вынужденными признать нашу независимость, они были вынуждены удвоить свои усилия, чтобы сохранить спокойствие в стране. Вместо нескольких газет, которые раньше были задействованы, теперь они привлекли все до одной. Поэтому ни одна газета не выходит без порции статей против Америки.

Перечитав это письмо, Скрижаль подумал, что методы удержания власти и самовозвеличивания, к которым прибегали бездарные правители, остались теми же и двести лет спустя. Так, в тоталитарном, полунищем и немощном Советском Союзе коммунистические газеты, — других не было, — используя те же методы пропаганды, очерняли свободолюбивые и развитые народы стран Запада.

518

*

Джефферсон осуждал практику навязывания народу тех или иных политических взглядов, тем более практику одурманивания людей ложью. Лучшей из стратегий правительства, которое действительно заинтересовано в благополучии своих граждан, он считал обеспечение и защиту свободы слова. Джефферсон полагался на здравый смысл американцев, объединившихся в Конфедерацию. В письме от 16 января 1787 года Эдварду Кэррингтону, представителю Вирджинии на Континентальном конгрессе, он убедительно высказался о том, что нужно доверять народу, просвещая его и всячески культивируя в людях неравнодушие к происходящему:

Основой наших правительств является мнение народа, и самой первой целью должно быть сохранение этого права; и если бы мне было предоставлено решать, должны ли мы иметь правительство без газет или газеты без правительства, я бы ни минуты не колебался, чтобы предпочесть последнее. Только я подразумеваю, что каждый человек должен получить эти газеты и уметь читать их. Я убеждён, что те общества (например, индейцы), которые живут без правительства, пользуются в своей общей массе несравненно большей степенью счастья, чем те, которые живут при европейских правительствах. У первых общественное мнение занимает место закона и сдерживает нравы так сильно, как законы когда-либо и где-либо сдерживали. Последние под предлогом управления разделили свои народы на два класса, волков и овец. Я не преувеличиваю. Это реальная картина Европы. Поэтому дорожите духом нашего народа и поддерживайте его внимание. Не будьте слишком строги к его ошибкам, но исправляйте их просвещением людей. Если однажды они станут невнимательными к общественным делам, вы и я, и Конгресс, и Ассамблеи, судьи и губернаторы, — все станем волками. Это кажется законом нашей общей природы, несмотря на отдельные исключения...

Томасу Джефферсону, поделившемуся этими мыслями с другом, было 43 года. Ему, как понимал теперь Скрижаль, только предстояло заложить основы демократии в Соединённых Штатах.

519

*

В полномочия Джона Адамса и Томаса Джефферсона входило ведение переговоров с берберами об освобождении, за выкуп, американских моряков, которых захватили марокканские пираты. Им обоим надлежало также выяснить, возможно ли заключение договоров о мире с представителями берберских стран — с Ливией, Тунисом, Алжиром и Марокко. Тем временем пираты Алжира захватили в Средиземном море ещё два американских судна с их экипажами.

Той весной 1786 года Джефферсон и Адамс в Лондоне навестили посла Ливии в Великобритании, и он заверил их, что мир с его страной, временный или бессрочный, возможен, и будет стоить Америке 12 500 или 30 000 гиней соответственно. Посол по-дружески посоветовал своим гостям заключить бессрочный мир как более выгодный, потому что в случае ежегодных продлений договора требования выплат будут постоянно увеличиваться. При выборе любого из предложенных вариантов посол Ливии запросил с потенциальных союзников мзду лично ему карман: 10% от названной суммы в случае заключения временного договора и 3000 фунтов стерлингов за бессрочный договор.

Адамс и Джефферсон рассказали об этой встрече в письме от 28 марта 1786 года, которое они отправили из Лондона министру иностранных дел США Джону Джею. Изложив министру предъявленные им условия договора, они сообщили, что полюбопытствовали у посла Ливии, чем вызваны претензии берберов к американцам, которые не причинили им никакого вреда. Скрижаль занёс в свой архив пересказ замечательного объяснения ливийца:

Посол ответил нам, что это основано на законах их пророка, написанных в Коране, согласно которым все народы, не признающие их власть, являются грешниками, и что их право и обязанность — вести против этих народов войну, где бы они ни находились, а также обращать в рабов всех, кого смогут взять в плен, и что каждый мусульманин, который погибнет в бою, обязательно попадёт в рай.

После возвращения из Лондона в Париж Джефферсон не мог смириться с мыслью, что американцы будут платить дань пиратам за безопасность своего судоходства, как делали это европейцы. И он разработал план союза государств с целью принудить пиратские страны к вечному миру — миру без уплаты дани. План заключался в том, что объединённые военно-морские силы союзников будут постоянно держать под контролем акваторию Средиземного моря. Координировать их действия Джефферсон предложил из Парижа, где находятся представители всех потенциальных союзников. План предусматривал, что эта конфедерация будет открытой для любого государства, которое захочет присоединиться к ней, и что даже в случае войны между любыми странами, подписавшими соглашение, воюющие стороны будут в полной мере соблюдать все взятые на себя обязательства.

Джефферсон в автобиографии сообщил, что Португалия, Неаполь, Сицилия, Венеция, Мальта, Дания и Швеция благосклонно отнеслись к идее создания такого блока. Из текста следовало, что именно Джефферсон сумел заручиться согласием этих стран. Последнее слово оставалось за Конгрессом США.

В частном письме Джеймсу Монро от 11 августа 1786 года Джефферсон высказался о том, какие преимущества извлекут Соединённые Штаты от подавления пиратства межгосударственными усилиями, но он допустил, что Конгресс может отклонить это предложение:

Если даже не говорить о чести и пользе создания такой конфедерации, всё же необходимость наличия у США определённых морских сил и счастливое использование этого повода для их создания решали бы её уместность. Скажут, что в казне нет денег. В казне никогда не будет денег, пока конфедерация не покажет зубы.

Выплаты сумм берберам по договорам с ними или выплаты по страхованиям торговых судов будут сопоставимыми с расходами на применение силы по отношению к пиратам, но окажутся менее действенными, заметил далее Джефферсон.

Поскольку Джон Адамс не поддерживал план создания такого военно-морского союза, — он считал, что мир нужно купить у берберов, — Джефферсон не стал обращаться в Конгресс со своим предложением, чтобы разделение взглядов между двумя послами США не вызвало сомнений у делегатов. Он открыл свой план маркизу де Лафайету, и Лафайет выказал желание возглавить этот союз. Безусловно по договорённости между ними, Лафайет в письмах Джорджу Вашингтону и Джону Джею, умолчав про инициативу Джефферсона и уже проделанную работу, изложил преимущества создания конфедерации государств для борьбы с пиратами. Джон Джей передал письмо Лафайета в Конгресс. Несмотря на то что делегаты Конгресса большинством голосов поддержали создание такого союза, Джон Джей счёл это предложение несвоевременным. Он считал, что квота вооружённых сил, которую союзники запросят с американцев, будет намного больше, чем Соединённые Штаты могли бы предоставить.

520

*

По предложению Джефферсона, сделанном до его поездки в Лондон, американский посланник Томас Барклай отправился с дипломатической миссией в Марокко. Целью миссии Барклая было заключение договора о дружбе между двумя странами. Текст соглашения Франклин и Джефферсон составили, когда Франклин был ещё в Париже.

С небольшими изменениями султан Марокко принял предложенные ему условия договора. При этом он спросил у американца, будет ли уплачена дань, или же он получит подарки. Барклай ответил, что ни об уплате дани, ни о подарках речь не может идти, иначе он просто уедет. Султан был заинтересован в этом соглашении. И договор о дружбе между Марокко и США сроком на 50 лет — первый между американцами и арабами — был заключён. Летом 1786 года Томас Джефферсон в Париже и Джон Адамс в Лондоне подписали этот договор со стороны США, и летом следующего года Конгресс утвердил его.

521

*

За пять лет пребывания в ранге посла США во Франции Джефферсон с разными целями побывал во многих городах Европы. В этих поездках он без устали обходил фермы и поля, изучая опыт земледелия и растениеводства европейцев. И отовсюду он отправлял через Атлантику посылки с семенами растений и сельскохозяйственных культур с подробными инструкциями по их использованию, — отправлял не только в Вирджинию, но в те штаты Конфедерации, где природные условия лучше всего позволяли достичь хороших результатов в насаждении этих новых для американцев культур.

Джефферсона интересовало абсолютно всё, что могло улучшить уровень жизни людей, сделать труд легче и более эффективным. В его дневниковых записях, сделанных в путешествии по Голландии и долине Рейна весной 1788 года, содержатся сведения о структуре почвы тех мест, в которых он побывал, об особенностях построек жилых домов, о том, каких домашних животных и птиц разводят местные жители, и что они выращивают, и какую рыбу они ловят в реках, и какие интересные приспособления используют, в частности — конструкции моста, парома, устройства для подъёма кораблей, фонаря, изгороди, тачки, вольера для птиц. Джефферсон заносил в дневник и то, что он узнавал о видах и особенностях выращивания винограда, о производстве вин и ценах на них, а также о многом другом. Эти сведения перемежаются рисунками и схемами описываемых приспособлений и конструкций.

Во время пребывания в Англии Джефферсон увидел большой станок для копирования писем. Изучив принцип работы механизма, он создал портативную модель, по которой рабочий в Париже сделал несколько малых станков. Сообщив об этом 26 декабря 1786 года в письме Уильяму Кармайклу, послу США в Испании, Джефферсон попросил его, в качестве одолжения, принять один из этих станков, использование которого значительно упрощает работу дипломата.

Увидев, что форма плугов, которыми крестьяне вспахивают почву, не является оптимальной, Джефферсон задался целью создать наиболее эффективную модель. В тех же записях, датированных осенью 1788 года, появились первые чертежи с подробным описанием, размерами и способом изготовления такого плуга. Уже после возвращения в Вирджинию он создал и успешно испытал своё изобретение в деле, после чего такие плуги стали широко применять во всей Северной Америке и в Западной Европе.

522

*

Живя в Париже, Джефферсон оказался свидетелем начала революционных событий в стране. Он пережил также суровую зиму 1788/89 годов. В автобиографии он рассказал, что беднота в городе осталась без хлеба и дров. Чтобы не погибнуть от холода, люди собирались толпами у костров, разведённых на перекрёстках дорог. Даже в самых богатых домах гостю, приглашённому на обед, предлагалось принести свой хлеб.

После того как в мае 1789 года состоялось открытие Генеральных штатов, Джефферсон ежедневно ездил из Парижа в Версаль и присутствовал на обсуждениях. В июне депутаты большинством голосов провозгласили эту ассамблею Национальным собранием, а в июле — Национальным учредительным собранием, целью которого стала выработка Конституции Франции.

Джефферсон был хорошо знаком с ведущими политиками королевства, добивавшимися участия народа в управлении своей страной. Он советовал им остерегаться крайних мер, ограничиться компромиссом с правительством и королём, которые, по его словам, готовы были признать законными свободу личности, суд присяжных, свободу совести, свободу печати и работу законодательного органа, состоящего из представителей народа и наделённого исключительным правом налогообложения. Джефферсон считал, что депутатам Учредительного собрания следует стремиться к установлению во Франции двухпалатного законодательного органа, подобного парламенту Англии, а дальнейшие улучшения в жизни французов можно осуществить со временем, постепенными изменениями конституции, — в результате совместной работы Палаты общин и Палаты дворян. Если же депутаты попытаются достичь чего-то большего, исправить всё сразу, они могут потерять всё и надолго отодвинут время достижения своих целей. События стали развиваться именно по такому, радикальному пути, который привёл к массовым казням и кровопролитиям.

20 июля, через неделю после штурма Бастилии, архиепископ Бордо — глава комитета, которому Национальное учредительное собрание поручило составить проект конституции, — прислал Джефферсону письмо с просьбой прийти на заседание этого комитета, чтобы принять участие в дебатах, — «обратить свет Вашего разума и Ваш опыт на благо Франции», как выразился архиепископ. Джефферсон деликатно уклонился от этой высокой, оказанной ему чести, объяснив свой отказ чрезвычайной занятостью и тем, что участие его, иностранца и ревностного республиканца, в полемике об урезании полномочий короля может вызвать нежелательные подозрения. В автобиографии он высказался об этом прямо: его миссия во Франции была при короле с обязанностями, ограниченными интересами США. Тем не менее Джефферсон давал частные советы маркизу де Лафайету и его друзьям. Он помогал также Лафайету в составлении текста Декларации прав человека и гражданина, которую Национальное учредительное собрание приняло 26 августа 1789 года.

523

*

Джефферсон давно просил Конгресс о предоставлении ему отпуска сроком на пять-шесть месяцев. Он хотел вернуться на время домой, чтобы помочь своим дочерям, — чтобы обустроить их жизнь, после чего он намеревался вернуться в Париж. Именно в эти дни, в конце августа, Джефферсон получил согласие Конгресса на отпуск.

524

*

В многочисленных письмах, которые Томас Джефферсон отправил за эти пять лет из Европы своим друзьям, он часто делился своими впечатлениями от общения французами, а также сравнивал особенности культур и государственного управления Франции и США. Он очень тепло отзывался о французах, их манерах, о благоприятном климате страны, о плодородии почвы и поражался порочности формы правления, которая укоренилась в Париже. В письме путешественнице, пытливой женщине, Элизе Хаус Трист от 18 августа 1785 года Джефферсон сравнил уровни благополучия французов и американцев:

Из двадцати миллионов людей, которые предположительно проживают во Франции, девятнадцать миллионов, я полагаю, более несчастны, более прокляты во всех обстоятельствах человеческого существования, чем самый несчастный человек во всех Соединённых Штатах.

В следующем месяце, 30 сентября, в письме Чарльзу Беллини, профессору современных языков, который преподавал в Колледже Вильгельма и Марии, Джефферсон рассказал о том, что сильно опечалило его во Франции, и о том, какие черты характера и достижения культуры следовало бы его землякам перенять у французов:

Я нахожу общую судьбу человечества здесь самой плачевной. Постоянно повторяется истина наблюдения Вольтера о том, что каждый человек здесь должен быть либо молотом, либо наковальней. [...] Любовные интриги занимают молодую, а честолюбивые — более пожилую часть вельмож. Супружеской любви у них не существует; счастье дома, которое лежит в основе этого, совершенно неизвестно. На смену этому приходят занятия, питающие и укрепляющие все наши дурные страсти и дающие лишь мгновения экстаза среди дней и месяцев беспокойства и мучений. [...]

...Я хотел бы, чтоб мои соотечественники настолько усвоили европейскую учтивость, что были бы готовы пойти на все те маленькие жертвы, которые действительно делают европейские манеры любезными и избавляют общество от неприятных сцен, которым грубость часто его подвергает. Здесь кажется, что человек мог бы прожить свою жизнь, не встретив ни единой грубости. В удовольствии за столом они далеко впереди нас, потому что с хорошим вкусом они соединяют умеренность. Они не заканчивают самые дружеские застолья превращаясь в животных. Я ещё ни разу не видел человека пьяным во Франции, даже среди низов народа. Если бы я продолжал рассказывать вам, как сильно я наслаждаюсь их архитектурой, скульптурой, живописью, музыкой, мне не хватило бы слов. Именно в этих искусствах они блистают. Последнее из них, в частности, — наслаждение, лишение которого у нас не поддаётся оценке. Я почти готов сказать, что это единственное, чему я от всего сердца завидую им и чего, несмотря на весь авторитет декалога, я жажду.

Джефферсон сообщал своим корреспондентам, что хотя у американцев меньше богатства, чем у состоятельных французов, но зато больше свободы, больше покоя и меньше страданий.

525

*

Очень интересными Скрижаль нашёл те отправленные из Европы письма Томаса Джефферсона, в которых он поделился с друзьями своими мыслями о восстании бедноты в Массачусетсе; оно известно как восстание Шейса — названное по имени главного его лидера. Восстание началось в августе 1786 года. Десятилетием раньше гордые массачусетсы отказались подчиняться приказам военного губернатора, назначенного королём; теперь же более тысячи жителей этой свободной страны взялись за оружие, чтобы заставить её республиканские, законно избранные власти, заседавшие в Бостоне, прислушаться к их нуждам.

После окончания войны за независимость США европейские торговцы перестали давать кредиты американским коммерсантам, как делали прежде, а требовали расчётов в твёрдой валюте. И коммерсанты Массачусетса, в свою очередь, стали отказывать в кредитах местным торговцам и фермерам. При необходимости платить большие налоги и расплачиваться наличными деньгами бедные жители страны оказывались в долгах. Пока губернатором был Джон Хэнкок, должников не преследовали. Но весной 1785 года на выборах губернатора Массачусетса победу одержал богатый торговец Джеймс Боудойн, после чего Ассамблея ввела дополнительные налоги на жителей республики для выплаты её внешнего долга, а кредиторы должников и сборщики налогов стали добиваться решения судов о конфискации земель и собственности у неплатёжеспособных граждан. Подобные события и связанные с ним волнения стали происходить в Коннектикуте и в Нью-Гэмпшире.

Один из неплательщиков Массачусетса, Дэниел Шейс, у которого было шестеро детей, во время войны американцев за независимость дослужился до звания капитана. Он участвовал в ряде сражений с англичанами, начиная с первых — при Лексингтоне и Конкорде. В 1780 году, после ранения, он вернулся из армии домой. И как многие ветераны и фермеры, Шейс предстал перед судом за неуплату долгов. Такие горемыки объединялись и подавали в Ассамблею Массачусетса групповые петиции о списании задолженностей, но законодатели оставили все просьбы без ответа. Марши протестов переросли в восстание. Его участники добивались закрытия судов с помощью силы и освобождали должников, сидевших в тюрьмах. Отряды ополчения Массачусетса по призыву губернатора Боудойна подавили этот мятеж. Несколько человек в рядах восставших были убиты, несколько десятков — ранены.

Весной 1787 года на выборах губернатора Массачусетса Джеймс Боудойн потерпел поражение. Губернатором опять стал Джон Хэнкок. Законодатели страны сократили налоги с граждан и ввели мораторий на долги. Восстание Шейса способствовало пересмотру Статей Конфедерации, что привело к принятию Конституции США.

526

*

Попытка революции в Массачусетсе ужаснула многих американских политиков и заставила их задуматься о необходимости создания сильного федерального правительства. Некоторые депутаты Конгресса теперь полагали, что для эффективного подавления подобных мятежей центральная власть должна быть монархической. Томас Джефферсон, напротив, увидел в восстании Шейса замечательный пример того, как народ может и должен добиваться своих прав.

527

*

Из тех писем Томаса Джефферсона, которыми располагал Скрижаль, первым с оценкой событий в Массачусетсе было письмо от 24 сентября 1786 года, адресованное Эзре Стайлзу, президенту Йельского колледжа. Это был ответ Джефферсона на сообщение о том, что совет Йельского колледжа присвоил ему степень доктора права. Поблагодарив Стайлза за высокую оказанную ему честь, он высказался о действиях восставших:

Волнения, которые произошли в Америке, насколько мне пока известно, не представляют ничего угрожающего. Они являются доказательством того, что у людей достаточно свободы, и я не хотел бы им меньше, чем они имеют. Если счастье массы людей может быть обеспечено за счёт небольшой, случающейся время от времени бури или даже небольшой крови, это будет драгоценная покупка. Malo libertatum periculosam quam quietam servitutem*. Пусть здравый смысл и всеобщая честность играют по правилам, и они скоро всё исправят.

____________

* Malo libertatum periculosam quam quietam servitutem (латынь) — «Тихому рабству я предпочитаю опасную свободу.

Два дня спустя, в письме, отправленном Уильяму Кармайклу в Испанию, Джефферсон сообщил, что он получил американские газеты со статьями о бурных собраниях народа, которые прошли в Массачусетсе, Коннектикуте и Нью-Гэмпшире, не причинив никому вреда. Людей, требовавших отсрочки судебных разбирательств, можно понять: им нечем платить свои долги, пишет Джефферсон. Он не сомневался в прочности, в жизнестойкости народовластия: «Я убеждён, что здравый смысл народа — это самая сильная армия, которую когда-либо может иметь наше правительство, и что он не подведёт».

В том самом письме Эдварду Кэррингтону от 16 января 1787 года, где Джефферсон назвал главной целью республиканских властей сохранение права народа выражать свои мнения, он заметил, что люди могут ошибаться, сбиваться с верного пути, но здравый смысл выведет их из заблуждения. Чтобы предотвратить такие ошибки, правительство должно публикациями в газетах давать своим избирателям полную и правдивую информацию о происходящем, считал Джефферсон. «Наказывать за эти ошибки слишком строго — значило бы подавлять единственную гарантию общественной свободы», — уточнил он.

Две недели спустя, в большом письме Джеймсу Мэдисону, делегату Вирджинии в Конгрессе Конфедерации, Джефферсон тоже коснулся волнений в американских штатах. Прежде всего он назвал три существующие в мире формы правительств с присущими им достоинствами и недостатками. К одной из этих категорий он отнёс страны, в которых власти учитывают волю своих граждан и тем самым обеспечивают им свободу и возможность достижения счастья, в Англии — в небольшой степени, в США — в значительной. Главным из пороков этих стран он назвал случающиеся в них волнения людей. «Но сопоставьте это с притеснениями монархии — и всё это станет ничем», — рассудил он. Столкновения мнений разных слоёв общества и партий делают своё доброе дело: они предотвращают вырождение правительства и привлекают всеобщее внимание к общественным делам; возмущения, мятежи — это лекарство, необходимое для укрепления здоровья правительства, уверяет Джефферсон. И он подытожил: «Я считаю, что небольшое восстание время от времени — это благо, и оно столь же необходимо в политическом мире, как бури в физическом».

В письме от 13 ноября 1787 года, адресованном Уильяму Стивенсу Смиту, секретарю посольства США в Лондоне, Джефферсон высказался ещё резче. «Не дай Бог нам когда-нибудь 20 лет не знать такого бунта», — прокомментировал он события Массачусетсе. Если народ сохраняет спокойствие, когда часть граждан возмущена или когда часть граждан заблуждается в чём-то важном, — это предвестник смерти его свободы, утверждает Джефферсон. «И какая страна сможет сохранить свои свободы, если её правителей время от времени не предупреждать, что их народ сохраняет дух сопротивления?» — спросил он. Сказав, что несколько жизней, потерянных за одно-два столетия, — приемлемая цена за нерушимость устоев свободы, Джефферсон заключил: «Дерево свободы нужно время от времени освежать кровью патриотов и тиранов».

528

*

Просматривая корреспонденцию Томаса Джефферсона за годы его работы во Франции, Скрижаль перечитал ещё одно, очень важное, как показалось ему, письмо. Оно было адресовано Питеру Карру — старшему из детей его родной сестры Марты и его друга Дэбни Карра, которых Джефферсон после смерти друга воспитывал как своих детей. Письмо датировано 19 августа 1785 года. Питеру Карру в то время было 15 лет.

Джефферсон начал письмо со слов о том, что его очень огорчило, — о том, что Питер за прошедшее время не продвинулся в самообразовании. Для молодого человека в таком возрасте время становится драгоценным, пишет Джефферсон; необходимо с помощью знаний развить свой ум, чтобы уметь с честью отстаивать интересы своей страны, своих друзей и свои собственные. Сказав, что именно такое стремление нужно сделать своей целью, он дал Питеру замечательный урок нравственности, содержание которого, как подумал Скрижаль, хорошо бы донести до каждого ученика школы и обсудить это наставление в классе. Джефферсон высказался о главных ценностях, которые даны каждому человеку, и о тех приоритетах, которые должны определять решения и руководить поступками человека для его блага:

Откажись от денег, откажись от славы, откажись от науки, отдай саму землю и всё, что есть на ней, лишь бы не совершить аморальный поступок. И никогда не думай, что в любой возможной ситуации или при любых обстоятельствах тебе лучше всего сделать нечто бесчестное, каким бы малым оно тебе ни казалось. Всякий раз, когда ты должен сделать что-то, хотя об этом никто, кроме тебя, никогда не узнает, спроси себя, как бы ты действовал, если бы весь мир смотрел на тебя, — и действуй соответственно. Поощряй все свои добродетельные наклонности и применяй их при каждом удобном случае, будучи уверенным, что они приобретут силу от упражнений, как делают это части тела, и что упражнения сделают их привычными. Практикуя безупречную добродетель, ты можешь быть уверен, что получишь самые возвышенные утешения в каждый момент жизни и в момент смерти. Если когда-нибудь ты окажешься в окружении трудностей и сложных обстоятельств, из которых не будешь знать, как выпутаться, поступай правильно и будь уверен, что это выведет тебя из худших ситуаций наилучшим образом. Хотя делая один шаг, ты не можешь видеть, что будет дальше, всё же следуй истине, справедливости и честности и никогда не бойся, — они выведут тебя из лабиринта самым лёгким способом. Узел, который ты считал Гордиевым, развяжется перед тобой. Ничто так не ошибочно, как предположение, что человек должен выпутываться из затруднения интригами, софистикой, лицемерием, хитростями, неправдой, несправедливостью. Это удесятеряет трудности, и те, кто следуют этим методам, втягиваются в дело так долго, что не могут свернуть с пути, но их бесчестье становится ещё более разоблачённым. Очень важно принять решение, не колебаться, никогда не говорить неправду. Нет порока столь низкого, столь жалкого, столь презренного, и тот, кто позволяет себе солгать однажды, находит, что гораздо легче сделать это во второй и третий раз, пока наконец это не войдёт в привычку; он лжёт, не придавая этому значения, а когда говорит правду, мир не верит ему. Эта ложь языка ведёт ко лжи сердца и со временем извращает все его добрые намерения.

Сказав, что честное сердце — первое благо, а знающая голова — второе, Джефферсон изложил племяннику план самообразования. Он посоветовал начать с изучения древней истории, перечислил авторов, чьи книги нужно прочесть и в каком порядке, после чего назвал философов, из книг которых нужно узнать и усвоить принципы морали. Здоровье не должно быть принесено в жертву обучению, заметил далее Джефферсон. Посоветовав Питеру сделать физические упражнения регулярными, он поделился с ним личным опытом, — пояснил, каким образом и в какое время дня лучше тренировать тело.

529

*

Не менее интересными в корреспонденции Томаса Джефферсона этих лет Скрижаль нашёл письма 1787 года, адресованные 14-летней дочери Марте.

Случилось так, что в сентябре 1786 года Джефферсон упал и сломал запястье правой руки. С тех пор, после упорных тренировок, он продолжал общаться со своими корреспондентами держа перо в левой руке. В надежде вернуть силу правой кисти с помощью минеральных вод он в конце февраля следующего года отправился на юг Франции. Лечение не было единственной целью этой поездки. Чтобы устранить препятствия и неудобства, с которыми сталкивались его соотечественники-коммерсанты, Джефферсон посетил все морские порты Франции, куда прибывали торговые суда американцев. Его дочь Марта оставалась в это время в Париже, и они обменивались письмами.

В почте, отправленной 28 марта 1787 года из Экс-ан-Прованса, Джефферсон внушал дочери, что ничто не может способствовать её счастью больше, чем порядочность и приобретение привычки к трудолюбию. Выказав радость по поводу того, что Марта занимается музыкой и рисованием, он заметил, что из всех язв человека ни одна не разъедает счастье столь пагубно, как праздность; усердие же приводит к порядку в делах, к бодрости ума и здоровью тела. Если привычка к трудолюбию не формируется в молодости, то она уже не появится, поэтому судьба человека зависит от того, насколько хорошо он использует короткое время взросления. Сказав об этом, Джефферсон заключил: «Если в какую-то минуту, милая моя, ты поймаешь себя на праздности, уйди от неё, как ты отошла бы от края пропасти». Тут же он уточнил, что дочь не должна считать себя незанятой во время физических упражнений, необходимых для укрепления здоровья.

В этом письме Джефферсон высказал неудовольствие в связи с тем, что Марта, по её словам, не может читать «Историю» Ливия в древнем написании. Посоветовав ей проявить настойчивость, он добавил: «Это часть американского характера — ничего не считать безнадёжным, преодолевать любые трудности с помощью решимости и изобретательности». После трогательных слов о самой нежной любви к Марте он заговорил о сильной привязанности к своим дочерям и скором уходе от государственных дел:

Никто в этом мире не может сделать меня таким счастливым или таким несчастным, как ты. Уход от общественной жизни скоро станет для меня необходимым. Я рассчитываю на твою сестру и на тебя, чтобы сделать вечер моей жизни спокойным и умиротворённым. Её утро было омрачено потерей за потерей, пока у меня ничего не осталось, кроме вас.

После смерти двух сыновей и двух дочерей, которые не пережили младенческого возраста, Джефферсон продолжал растить двух дочерей — Марту и Мэри. Младшей из них, Мэри, во время его переездов по городам Франции было 8 лет. Джефферсон ожидал её приезда из Вирджинии в Париж этим летом.

В последующих письмах, посланных из южных портов Франции, Джефферсон настоятельно советовал Марте в любой трудной ситуации поступать в соответствии с нормами нравственности, что помимо самого лёгкого способа решения проблемы сделает счастливым безгранично любящего её отца. В письме от 21 мая, отправленном дочери из Турина, он в очередной раз, но другими словами объяснил, почему скука — самый опасный яд: «Всегда занятый ум всегда счастлив. Это истинный секрет, великий рецепт счастья. Несчастными являются только бездельники».

530

*

В конце сентября 1789 года Томас Джефферсон вместе с двумя дочерьми отплыл на родину. В автобиографии он очень тепло и трогательно признался в любви к Франции, где прожил пять лет:

И я не могу покинуть эту великую и добрую страну, не выразив своего мнения о превосходстве её характера среди народов земли. Я никогда не знал ни более доброжелательных людей, ни большей теплоты и преданности в их необыкновенной дружбе. Их доброта и гостеприимство по отношению к незнакомцам не имеют равных, а радушие Парижа превосходит всё, что я представлял себе возможным в большом городе. Их выдающиеся достижения в науке, общительность их учёных людей, вежливость в манерах, непринуждённость и живость их бесед придают их обществу очарование, которого нет больше нигде. При сравнении [Франции] с другими странами мы имеем такое доказательство первенства, которое было дано Фемистоклу после битвы при Саламине: первую награду за доблесть каждый полководец присудил себе, а вторую — Фемистоклу. Так, спросите любого человека, который поездил по свету:

— В какой стране вы хотели бы жить?

— Конечно в моей, где все мои друзья, мои родственники и самые ранние и самые нежные привязанности и воспоминания моей жизни.

— Какая [страна] была бы второй в вашем выборе?

— Франция.

Джефферсон предостерегал своих французских друзей, что продолжение распрей в Национальном собрании между приверженцами разных партий может привести к гражданской войне. Тем не менее он хотел вернуться в Париж, чтобы стать свидетелем развязки революционных событий. Однако такой поездки не случилось.

531

*

Джефферсоны — отец и две его дочери — вместе с несколькими слугами вернулись домой 23 декабря 1789 года. За несколько дней до этого Томас Джефферсон известил своего управляющего о приезде, и все обитатели Монтичелло ждали наступления этого дня, как большого праздника. По воспоминаниям Марты Джефферсон, чернокожие рабы заметили их карету ещё издалека и побежали навстречу ей — приветствовать своего хозяина:

Они собрались вокруг неё толпами и чуть ли не руками втащили её на гору. Крики и т. д. и раньше были достаточно громкими, но в тот момент, когда она заехала на вершину, они достигли апогея. Когда дверца кареты отворилась, они взяли его на руки и понесли в дом, толпясь вокруг и целуя ему руки, одни — рыдая, другие — смеясь. Казалось невозможным удовлетворить их желание коснуться и поцеловать ту самую землю, которая его родила. Это были первые всплески радости по поводу его возвращения после долгого отсутствия, которое они, конечно, должны были почувствовать; но здесь, пожалуй, уместно добавить, что они всегда были очень преданы в своей привязанности к нему. Они считали его одним из величайших и знали, что он один из лучших людей и добрейших хозяев. Они свободно разговаривали с ним и доверительно обращались к нему во всех своих затруднениях и бедствиях; и он наблюдал за ними в болезни и в здравии, — интересовался всеми их заботами, советуя им, выказывая уважение, и веру в лучшее, и терпимость ко всем.

Живя в Париже, Джефферсон в письмах сообщал своим друзьям, в частности — Джеймсу Мэдисону за месяц до отплытия на родину, что после завершения своей миссии во Франции он больше не будет заниматься общественными делами. Однако уже в Вирджинии, на пути в Монтичелло, он получил письмо от Джорджа Вашингтона с предложением возглавить Государственный департамент США.

532

*

За время, в течение которого Томас Джефферсон выполнял обязанности посла во Франции, в Соединённых Штатах произошли важные события. Ограниченные полномочия федерального правительства, недостатки Статей Конфедерации — Первой конституции США — привели к необходимости пересмотра законов государства.

В сентябре 1787 года депутаты объединившихся республик Америки на съезде в Филадельфии приняли новую конституцию страны, в соответствии с которой законодательной властью был наделён Конгресс, состоящий из Сената и Палаты представителей, судебная власть вверялась Верховному суду и нижестоящим судам, а исполнительная — президенту США. В этом пространном документе подробно расписаны права, ограничения и порядок работы всех трёх ветвей власти, а также права всех штатов Союза и проживающих в них граждан. В феврале 1789 года первым президентом США выборщики единогласно избрали Джорджа Вашингтона. Вице-президентом по результатам голосования стал Джон Адамс.

В инаугурационной речи, обращённой к согражданам, к Сенату и Палате представителей, Джордж Вашингтон сказал, что известие об избрании президентом глубоко встревожило его и вызвало противоречивые чувства. Он признался, что хотел провести остаток жизни в кругу семьи и заботах о своём пошатнувшемся здоровье, что у него нет опыта гражданского управления и что он знает о своих недостатках; и всё же голос родины, доверие, которое оказала ему страна и веление долга убедили его принять это назначение. Вашингтон заверил соотечественников, что основы национальной политики США будут заложены на прочных, неизменных принципах морали, потому что существует неразрывная связь между добродетелью и счастьем, между принципами честной политики и процветанием общества.

В конце этой речи Джордж Вашингтон обратился к членам Палаты представителей с просьбой, подобной той, с которой он обратился к делегатам Конгресса в 1775 году, вступая в должность главнокомандующего Континентальной армией: он попросил не назначать ему жалованья за выполнение обязанностей президента США, а лишь компенсировать его расходы, которые за время президентства окажутся необходимыми для блага страны. Вряд ли кто-либо из членов Конгресса, присутствовавших тогда в Федерал-холле в Нью-Йорке, знал, в каком трудном материальном положении находился Джордж Вашингтон; ему пришлось даже занять денег, чтобы приехать на инаугурацию в Нью-Йорк, который тогда был столицей США. Депутаты отклонили просьбу президента и назначили ему зарплату.

533

*

В письме Джорджа Вашингтона Томасу Джефферсону от 13 октября 1789 года с предложением возглавить Госдепартамент США президент сообщил, что будет благодарен, если Джефферсон примет его предложение, но добавил, что воздержится от назначения нового посла США во Франции до тех пор, пока не получит ответ.

Джефферсон, по его свидетельству в автобиографии, прочёл это письмо с большим сожалением, — он хотел вернуться в Париж. В ответном письме, датированном 15 декабря, он прежде всего поблагодарил Вашингтона за оказанную честь, но высказался о том, что его таланты не отвечают обязанностям, исполнение которых требует должность государственного секретаря. Джефферсон признался, что его страхи, надежды и склонности внушают ему мысль остаться послом во Франции. Однако он изъявил готовность поступить так, как будет лучше для общественного блага, после чего обратился к Вашингтону с просьбой:

...Будьте так любезны, обозначьте мне ещё одной строкой своё последнее желание, и я сердечно соглашусь с ним. Если мне суждено остаться в Нью-Йорке, моим главным утешением будет работа под вашим присмотром; моим единственным прибежищем будет авторитет вашего имени и мудрость мер, которые будут продиктованы вами и беспрекословно выполнены мной.

Джордж Вашингтон в письме от 21 января 1790 года ответил, что не хочет внушать Джефферсону нечто несоответствующее его желаниям, но сказал, что успешная работа Государственного департамента имеет исключительное значение для настоящего и будущего счастья граждан Соединённых Штатов, и он продолжил:

Я считаю должность секретаря Государственного департамента очень важной во многих отношениях, и я не знаю никого, кто по моему мнению мог бы лучше выполнять эти обязанности, чем вы.

Вашингтон заверил Джефферсона, что обязанности государственного секретаря будут не такими трудными, как может показаться: после проведённого разделения внутриполитических полномочий между министерствами госсекретарь должен возложить на себя ответственность за управление Министерством иностранных дел. Таким образом Вашингтон подтвердил своё желание.

Джефферсон принял это назначение. В конце февраля его дочь Марта вышла замуж, и через неделю он выехал из Монтичелло в Нью-Йорк, где работало правительство. «В Филадельфии я посетил почтенного и любимого Франклина. Он был тогда на одре болезни, с которого больше не встал», — сообщил Джефферсон в автобиографии. Они попрощались. Спустя месяц Франклин скончался.

534

*

Томас Джефферсон приступил к работе в качестве государственного секретаря в марте 1790 года. Его коллегами по кабинету президента были Александр Гамильтон, возглавлявший Министерство финансов, Генри Нокс — руководитель Военного министерства и Эдмунд Рэндольф — генеральный прокурор, глава Министерства юстиции. В то время как Джефферсон — самый опытный и старший из них по возрасту — был приверженцем демократического правления страной, Гамильтон отстаивал необходимость сильного центрального правительства. Генри Нокс и Эдмунд Рэндольф держались в стороне от этих противоположных позиций.

Президент Джордж Вашингтон стремился к согласию членов своего кабинета. Порой спорные вопросы он вместе с ними решал большинством голосов, а порой он выслушивал мнения всех трёх министров и госсекретаря, после чего принимал решение по собственному усмотрению.

Томас Джефферсон, выполняя свои прямые должностные обязанности, находился в постоянной переписке с представителями США в европейских государствах. Он посылал им инструкции с разъяснениями о том, какого рода политики им следует придерживаться с правительствами этих стран по возникающим вопросам и международным конфликтам. C присущим ему тактом, умением найти нужные, точные слова, а также с учётом законов и обычаев народов он отстаивал политику строгого соблюдения договоров, заключённых США, и принятия разумных, взвешенных решений, которые уберегли бы американцев от вовлечения в очередную войну.

Получив представление о работе Джефферсона в должности госсекретаря, Скрижаль понял, что самым важным для страны в эти несколько лет было не состояние её международных дел, а усугубление спора между республиканцами и федералистами, между Джефферсоном и Гамильтоном. Именно от исхода этого противостояния, как понял он, зависело, какое общество и на каких устоях будут строить Соединённые Штаты.

535

*

Первые разногласия между Томасом Джефферсоном и Александром Гамильтоном возникли по вопросу о том, каким образом федеральное правительство будет выплачивать внутренние долги, которые взяли на себя Континентальный конгресс и правительство Конфедерации. Суть этого конфликта Джефферсон изложил в дневниковых записях, опубликованных после его смерти под названием «Анас» — The Anas.

Значительная часть внутренних долгов США причиталась непосредственным участникам войны за независимость Союза, а также фермерам, промышленникам и всем тем американцам, которые помогали Континентальной армии. Из-за нехватки денег в то военное время, им выдавали долговые сертификаты с гарантией выплат тогда, как только Соединённые Штаты смогут рассчитаться по этим кредитам. Сказав о первоначальных держателях сертификатов, Джефферсон продолжил:

Но бедствия часто вынуждали этих людей расставаться с ними за половину, пятую и даже десятую часть их стоимости, а спекулянты выманивали их у держателей с помощью самых мошеннических приёмов и убеждений в том, что им никогда не заплатят.

9 января 1790 года Александр Гамильтон представил Палате представителей отчёт о государственном кредите. В этом отчёте он изложил свой план погашения внутренних федеральных долгов, а также долгов отдельных штатов. Сертификаты, которыми расплачивалось правительство Конфедерации, Гамильтон предложил выкупить в полном объёме по их номинальной стоимости без учёта того, являются ли их предъявители первоначальными держателями долговых обязательств или нет. Люди, которые купили сертификаты, не должны страдать, пояснил он: такие покупки делались с согласия сторон по рыночной цене этих бумаг; к тому же трудности, которые возникли бы при попытке сделать возврат долгов справедливым, оказались бы огромными.

Джеймс Мэдисон, лидер Палаты представителей в Конгрессе, считал иначе. Месяц спустя, 11 февраля, когда депутаты обсуждали отчёт Гамильтона, он выступил с речью, в которой заявил, что возврат долгов государства своим гражданам должен быть сделан на принципах справедливости и человечности. Согласно его плану, каждому, кто купил такие сертификаты, должна быть возвращена самая высокая их цена, которая существовала на рынке, а разница между их номинальной и максимальной рыночной стоимостью должна быть передана первоначальному держателю долга. Даже те покупатели, которые приобрели сертификаты по максимальной цене, получая 6% годовых, не будут чувствовать себя обманутыми, сказал Мэдисон. Он заверил своих коллег, что отличить первоначальных держателей долговых обязательств от скупщиков вполне осуществимо и что такая компенсация долгов если не исцелит полностью раны многочисленных страдальцев, то облегчит их боль. Он закончил свою речь словами:

...Если бы на земле существовал трибунал, который мог бы заставить народы поступать правильно, Соединённые Штаты были бы вынуждены сделать нечто не отличающееся по своим принципам от того, за что ратую я.

Предложение Джеймса Мэдисона большинством голосов было отклонено. Конгресс принял решение о выкупе долговых обязательств в соответствии с предложением Александра Гамильтона. В дневнике Джефферсона есть свидетельство о том, что случилось, когда Конгресс уже готов был принять план министра финансов:

Курьеры и конные эстафеты по суше и быстроходные судна по морю летели во всех направлениях. Активные партнёры и агенты были объединены и наняты в каждом штате, городе и сельской местности, и эти бумаги были куплены по пять шиллингов и даже по цене всего два шиллинга за фунт, прежде чем владелец узнал, что Конгресс уже обеспечил их погашение по номиналу. Так у бедных и невежественных людей были украдены огромные суммы, а те, кто раньше были достаточно бедными, накопили состояния. Люди, обогащённые таким образом ловкостью лидера, конечно же последуют за вождём, который ведёт их к богатству, и станут ревностными орудиями всех его предприятий.

Когда Томас Джефферсон вступил в должность государственного секретаря, многие конгрессмены уже нажили состояния столь циничным образом. В это время в Конгрессе шло бурное обсуждение другого крайне сомнительного проекта, в принятии которого, как выразился Джефферсон, его заставили держать свечу. Автором этого плана тоже был министр финансов.

536

*

В том же отчёте, который Александр Гамильтон представил Палате представителей 9 января 1790 года, он предложил передать федеральному правительству все долги, оставшиеся у штатов после войны за независимость Союза. В качестве аргументов в пользу такой финансовой реформы он назвал необходимость усилить центральную власть, основать финансовую систему Союза, укрепить кредит страны и увеличить денежный капитал нации за счёт финансирования государственного долга. Он сослался также на удобство возврата долгов кредиторам из одного источника. Если же расплачиваться будут сами штаты, заметил Гамильтон, то начнётся спор, который может привести к опасному противостоянию между ними. После передачи всех долгов федеральному правительству план предусматривал их возмещение на равных для всех штатов условиях. Гамильтон лишь вскользь признал существование оппозиции этому плану как несправедливому и способному усложнить отношения между центральной властью и властями федеративных республик. Несправедливость такой реформы состояла в том, что почти все южные штаты, включая Вирджинию, погасили значительную часть своих платёжных обязательств, в то время как за северными штатами со времён войны за независимость остались большие долги.

537

*

Так же как в случае с предложением Гамильтона не делать различий между первоначальными держателями долговых расписок и предъявителями этих бумаг, оппозицию его плану объединения долгов штатов — суммированию без рассмотрения их обоснованности и без учёта уже погашенной их части — возглавил Джеймс Мэдисон, вирджинец. Депутаты большинством голосов отклонили план Гамильтона, однако бурная полемика между его сторонниками и противниками продолжалась. «Эта мера вызвала самый ожесточённый и яростный спор, когда-либо известный в Конгрессе до и после провозглашения Союза штатов. Я прибыл в разгар его», — вспоминал Джефферсон, ведя свои дневниковые записи. Он признался, что к тому времени, после долгого отсутствия в стране, ещё не успел вникнуть в перипетии её внутриполитической жизни.

Шёл июнь 1790 года, а споры в Конгрессе не прекращались. Представители южных штатов угрожали отделением их республик от Союза и пророчили его распад. По свидетельству Джефферсона, Гамильтон был в отчаянии. Когда они однажды, направляясь к президенту, встретились на улице, Гамильтон долго объяснял ему, в сколь критическом положении находится страна и стал просить о помощи. Джефферсон изложил его аргументы и просьбы в своём дневнике:

Он сказал, что члены администрации должны действовать согласованно; и что, хотя этот вопрос не относится к моему ведомству, всё же общий долг должен сделать его общей заботой; и что президент является центром, на который в конечном счёте ложатся все административные вопросы, и что все мы должны сплотиться вокруг него и совместными усилиями поддерживать меры, одобренные им; и что вопрос был проигран лишь незначительным большинством голосов, и вполне вероятно, что моё влияние на взгляды некоторых из моих друзей может привести к изменению результатов голосования, и правительственная машина, которая теперь приостановлена, может снова прийти в движение.

Джефферсон предложил Гамильтону встретиться на следующий день и сказал, что может пригласить несколько своих друзей с целью найти компромисс и тем самым спасти Союз от распада. Встреча состоялась. Джеймс Мэдисон на ней тоже присутствовал. Друзья Джефферсона и он сам согласились, что сохранение Союза важнее более взвешенного решения денежных вопросов и что для примирения штатов нужно убедить некоторых членов Конгресса изменить свою позицию, — поддержать план Гамильтона при следующем голосовании. Собравшиеся понимали, что для южных штатов такое решение окажется тяжёлым ударом, и чтобы хоть немного облегчить их боль, участники этой встречи договорились о том, каким образом они постараются достичь компромисса в Конгрессе.

538

*

В это время представители штатов спорили и о том, где именно должна находиться столица США. Депутаты южных республик не соглашались признать столицей ни один из городов на севере страны, а депутаты северных республик не хотели такой чести ни для одного из южных городов. С учётом этих разногласий и был достигнут компромисс в Конгрессе: Джефферсон убедил представителей Вирджинии поддержать план Гамильтона о формировании общенационального долга, а Гамильтон убедил некоторых приверженцев своего плана проголосовать за признание в качестве столицы Джорджтаун — город, находившийся на реке Потомак в Мэриленде на границе с Вирджинией. Таким образом оба постановления — Акт о резиденции правительства и Акт о финансировании — были приняты с малым перевесом голосов. В соответствии с актом, утверждённым 16 июля 1790 года, временной резиденцией федерального правительства и местом работы Конгресса по меньшей мере на ближайшие десять лет, до построения столицы на реке Потомак, стала Филадельфия. Вскоре округ, включавший в себя город Джорджтаун и город Александрию в Вирджинии, был назван именем первого президента США.

539

*

Именно в ожесточённых спорах о возмещении внутренних долгов страны депутаты в Конгрессе разделились на две партии. Одних, во главе с Джефферсоном, стали называть республиканцами, а других, ведомых Гамильтоном, — федералистами.

Александру Гамильтону удалось заручиться поддержкой большинства членов Палаты представителей и большинства сенаторов, и не в последнюю очередь благодаря тому, что конгрессмены в немалом числе оказались материально стимулированными — лично заинтересованными в осуществлении его финансовых реформ. «...Вся деятельность Законодательного собрания теперь находилась под руководством казначейства», — свидетельствовал Джефферсон в своём дневнике. Гамильтон, заметил он далее, был честным, бескорыстным человеком, однако твёрдо убеждённым в том, что коррупция необходима правительству.

В стране зародился и усиливался дух спекуляций. Авантюристы разбогатели на скупке долговых обязательств у обнищавших ветеранов армии и бедствующих семьях погибших солдат, на спекуляциях федеральными казначейскими бумагами и банковскими облигациями. Появился класс очень богатых людей.

О том, какие изменения произошли в Соединённых Штатах год спустя после принятия Акта о финансировании и полгода после основания первого банка США, Скрижаль узнал из письма Томаса Джефферсона Эдварду Ратледжу — депутату Генеральной ассамблеи Южной Каролины. В этом письме от 25 августа 1791 года Джефферсон, безусловно имея в виду реформы министра финансов, сказал о своей слабой надежде на то, что результат предстоящей сессии Конгресса окажется бóльшим, чем необходимость подставить левую щеку тому, кто ударил по правой. Далее в письме шла речь о событиях, которые последовали за первой пощёчиной стране:

Что вы думаете об этой сертификатомании? Корабли простаивают у причалов, строительство остановлено, капиталы извлекаются из торговли, мануфактур, ремёсел и земледелия, чтобы употребить их на авантюры, а рост общественного благосостояния, которому почти не было равных ни в одной стране, задержан и подавлен бешеным стремлением разбогатеть за один день. Ни один смертный не может сказать, где оно остановится. Ведь дух авантюры, если он однажды овладел человеком, неискореним. Портной, который заработал тысячи за один день, хотя и потерял их на следующий день, никогда больше не сможет довольствоваться медленным и умеренным заработком своего пошива.

В разговорах с Джорджем Вашингтоном, которые состоялись в последних числах февраля и 1 марта 1792 года, Джефферсон поднял разные темы, и в частности дал свою оценку действиям казначейства. Он высказался президенту о том, что Министерство финансов занимается разновидностью азартных игр, что политика этого министерства разрушает мораль и уже отравила само федеральное правительство.

540

*

Соединённые Штаты, как понял Скрижаль, многим обязаны своему первому министру финансов: именно Александр Гамильтон основал национальную финансовую систему США, именно его усилиями был создан первый национальный банк и Монетный двор страны. Но когда Скрижаль, рассчитываясь за покупку в магазине, достал из кошелька купюру в десять долларов с портретом Гамильтона, он почему-то вспомнил слова римского императора Веспасиана о том, что деньги не пахнут.

541

*

Расхождение между Джефферсоном и Гамильтоном во взглядах на приоритеты финансовой политики правительства не шло по силе ни в какое сравнение с принципиальными разногласиями между ними во взглядах на оптимальное, наиболее действенное устройство политической системы Соединённых Штатов. Джефферсон был страстным приверженцем демократии, тогда как Гамильтон считал самой лучшей формой государственного правления монархию, подобную британской, с двухпалатным законодательным органом.

В дневниковых записях Джефферсон оставил свидетельства о недовольстве многих соотечественников тем, что Статьи Конфедерации, в соответствии с которыми был основан Союз независимых американских республик, оказались неэффективными: совместные действия Конгресса и правительств штатов не обеспечили надёжную защиту страны от агрессии Великобритании. После завершения войны за независимость многие американцы уже считали, что Соединённые Штаты должны быть не федеративной республикой, а монархией. Накануне роспуска континентальных войск офицеры, собравшись, предложили Джорджу Вашингтону стать королём и пообещали ему поддержку армии. Вашингтон с негодованием отверг это предложение.

На том съезде, который состоялся в Филадельфии в сентябре 1787 года с целью замены Статей Конфедерации новой конституцией страны, со своим планом реформ выступил полковник Александр Гамильтон. На протяжении четырёх лет войны за независимость США он был адъютантом генерала Вашингтона, а на съезде в Филадельфии являлся одним из представителей штата Нью-Йорк. Два делегата этого съезда — Джеймс Мэдисон и Роберт Йейтс — задокументировали его речь, произнесённую 18 сентября. Сохранился также план выступления Гамильтона, составленный им самим.

Гамильтон пытался уверить делегатов в том, что большая власть штатов при существующих различиях в их интересах ведёт к роспуску Союза. Если прежде считалось, что полномочия Конгресса вполне достаточны для достижения общенациональных целей, то теперь все знают, что это не так: федеральное правительство слабо, Союз уже распадается, народ начинает уставать от избытка демократии, доказывал Гамильтон. Говорят, что голос народа — это голос Бога, но на самом деле это не так: народ редко принимает правильные решения, уверял он. Заметив, что республиканское правительство не может эффективно действовать в такой большой стране и что нужна сильная центральная власть, которая доминировала бы над властью штатов, Гамильтон заявил, что по его личному мнению лучшей формой управления государством является британская модель и что американцам вряд ли подойдёт какая-либо другая. Он предложил, чтобы законодательная власть в Соединённых Штатах состояла из Сената и Ассамблеи, причём члены Сената должны сохранять свои места пожизненно, разве только кто-то из них совершит недостойный поступок, а депутатов Ассамблеи будет избирать народ, по округам, сроком на три года. Высшая исполнительная власть, согласно плану Гамильтона, должна быть единоличной и пожизненной. Называть ли правителя монархом, губернатором или президентом — не столь важно, однако саму систему нельзя назвать монархией, потому что носитель верховной исполнительной власти должен быть подвержен импичменту, сказал он. Избрание правителя, так же как назначение сенаторов, должны проводить выборщики, поэтому форма правления страной, как заметил Гамильтон, останется по сути республиканской. В случае смерти или смещения верховного правителя его обязанности будет исполнять председатель Сената до тех пор, пока верховная власть не будет вверена другому человеку, пояснил Гамильтон. Командование вооружёнными силами страны и назначение высших должностных лиц, включая губернаторов штатов, согласно его плану, вверено центральной власти. Гамильтон заверил депутатов съезда в том, что пожизненный правитель менее опасен для свобод народа, чем временный, а результатом такой формы государственного устройства станет энергичное исполнение законов и надёжная защита американцев.

542

*

За чтением документов, которые сообщали о содержании этой речи Гамильтона на съезде в Филадельфии, Скрижаль не раз вспоминал письма Джефферсона, отправленные из Франции, в частности — адресованное послу США в Испании со словами о том, что здравый смысл народа — это самая мощная и самая надёжная сила правительства.

В отличие от Александра Гамильтона и немалого числа американских политиков, Томас Джефферсон не допускал мысли о превращении США в монархию. Подумав об этом, Скрижаль просмотрел свои выписки из корреспонденции Джефферсона того времени. В письме англичанину Дэвиду Хартли от 2 июля 1787 года Джефферсон сначала сравнил восстание Шейса в Массачусетсе со случающейся, но проходящей болезнью, а затем высказал убеждённость в дальнейшем укреплении сил демократии в Америке:

...Результат нашего эксперимента будет в том, что людям можно доверять самоуправление, без хозяина. Если б было доказано обратное, я бы заключил, что либо Бога нет, либо он злонамеренное существо.

В следующем месяце, 14 августа, в письме, отправленном из Парижа Джозефу Джонсу — близкому другу, депутату Палаты представителей Вирджинии, — Джефферсон сравнил эффективность работы властей в европейских странах и республиканских властей в Америке:

При всех недостатках наших конституций, и общей, и частных, сравнение наших правительств с правительствами Европы подобно сравнению рая и ада. Англии, как земле, может быть позволено занять промежуточное положение. И всё же я слышал, что среди вас есть люди, которые думают, что опыт наших правительств уже доказал, что республиканские правительства неудовлетворительны. Пошлите тех аристократов сюда, чтобы оценить благословения монархии.

В тот же день в письме Дэвиду Хамфрису Джефферсон заметил, что американцам необходимо остерегаться появления наследственных должностей, существующих в монархиях, и молиться об искоренении того класса человекообразных львов, тигров и мамонтов, которых называют королями.

Положение вещей, когда американцы, испытавшие на себе произвол короля Джорджа III и отвоевавшие свободу у англичан, считали за лучшее обратить Соединённые Штаты в монархию, казалось Скрижалю довольно странным. Понять мотивы таких предпочтений ему помогло сказанное Джефферсоном в интересном письме Джеймсу Мэдисону от 15 марта 1789 года:

Нас воспитывали в духе роялизма; неудивительно, что некоторые из нас всё ещё сохраняют это идолопоклонство. Наша молодёжь воспитывается в республиканстве. Отступничество от этого к роялизму беспрецедентно и невозможно.

Уже работая в Филадельфии в должности государственного секретаря, Томас Джефферсон отстаивал сохранение баланса в отношениях между федеральным правительством и правительствами штатов. Именно о необходимости удержать такой баланс интересов он высказался в письме от 23 декабря 1791 года, адресованному Арчибальду Стюарту, депутату Палаты представителей Вирджинии:

Я хочу сохранить границу, проведённую федеральной конституцией между общим и частными правительствами, в том виде, в каком она существует сейчас, и принять все разумные меры, которые не допустят, чтобы одно из них перешло через неё. Хотя эксперимент длился ещё не достаточно долго, чтобы показать нам, с какой стороны посягательства более опасны, тем не менее по природе вещей легко предвидеть, что посягательства правительств штатов будут вести к избытку свободы, что само исправит себя (как в недавнем случае), в то время как органы общего управления будут склоняться к монархии, которая будет укрепляться день ото дня, вместо того чтобы самоизлечиваться, как показывает весь опыт. Я предпочёл бы столкнуться с неудобствами, связанными со слишком большой свободой, чем с теми, которые связаны со слишком малой её степенью.

Сказав далее, что правительства штатов должны воздвигнуть такие барьеры на границе соприкосновения конституций, которые не смогли бы преодолеть нарушители ни с одной из сторон, Джефферсон поделился со Стюартом соображениями о том, каким образом, по его мнению, нужно изменить Конституцию Вирджинии.

Какой случай имел в виду Джефферсон в этом письме, говоря о недавнем приведении свобод в надлежащие рамки, Скрижаль не знал. Первой в его голову пришла мысль о ратификации десяти поправок к Конституции США, которые известны как Билль о правах; эти поправки были признаны утверждёнными 15 декабря 1791 года, — неделей раньше датировки письма Джефферсона Стюарту. Однако Билль о правах, напротив, гарантировал американцам защиту их свобод: свободы вероисповедания, свободы слова, свободы печати и собраний; эти поправки к конституции закрепили за жителями страны правá на суд присяжных в гражданских делах, на хранение и ношение оружия, на обращение к правительству с жалобами; они гарантировали защиту частной собственности и недопущение произвольных обысков и арестов. Главным автором Билля о правах был Джеймс Мэдисон, но существенную роль в появлении этих дополнений к Конституции США сыграли письма Джефферсона, отправленные Мэдисону из Парижа.

543

*

Продолжая выполнять обязанности государственного секретаря, Томас Джефферсон всё больше, всё активней возражал против политики Александра Гамильтона, которая выходила далеко за рамки полномочий Министерства финансов. Федералисты, в свою очередь, критиковали в прессе взгляды Джефферсона, причём автором некоторых статей в газетах был сам Гамильтон. В августе 1792 года, 4, 11 и 18-го числа, он опубликовал три статьи под псевдонимом «Американец» в «Вестнике Соединённых Штатов» — в газете, издательство которой переехало вместе с правительством из Нью-Йорка в Филадельфию. В этих публикациях, главным образом в первой из них, Гамильтон обвинял Джефферсона, в частности, за осуждение почти всех важных действий правительства, принятых большинством обеих палат Конгресса и утверждённых президентом. Джефферсон не отвечал на эти нападки.

544

*

Джорджа Вашингтона огорчало разделение государственных мужей на партии и конфронтация даже среди членов его кабинета. Он стремился умерить, смягчить разногласия между Джефферсоном и Гамильтоном, но это ему не удавалась. И в конце августа того же 1792 года президент отправил два частных письма: одно — госсекретарю, второе — министру финансов.

В письме Гамильтону от 26 августа Вашингтон заметил, что различия в политических взглядах неизбежны и в каком-то смысле необходимы, но нельзя обсуждать дела с запальчивостью. В случае когда два человека, вместо того чтобы прийти к согласию, устремляются в противоположные стороны, лучшее из решений — компромиссное; оно будет лучшим до тех пор, пока опыт не укажет верный путь или, что маловероятно, пока не станут абсолютно ясны последствия возможных решений. Не называя имён, Вашингтон выразил надежду на то, что члены правительства сумеют залечить раны, нанесённые друг другу, пойдут на взаимные уступки, иначе Союз штатов вряд ли удастся сохранить.

В письме Джефферсону от 23 августа Вашингтон сначала повёл речь о международных делах, после чего сообщил, что внутренние раздоры, которые подрывают жизненные силы государства, представляются ему ещё более серьёзными и огорчают его даже больше, чем то, что страна окружена врагами и что ей угрожает союз испанцев с индейцами. Также не называя имён, Вашингтон посетовал, что из-за оскорбительных подозрений и осуждений почти всего того, что было предпринято правительством, замечательная перспектива счастья и процветания, которая когда-либо представлялась людям, может быть потеряна, и возможно навсегда.

545

*

Гамильтон ответил президенту 9 сентября. В этом письме он выказал сожаление в связи огорчениями Вашингтона и пообещал, что если появится какая-то возможность прекратить существующие разногласия, он с радостью воспользуется ей, после чего уточнил: «…Однако я считаю себя глубоко пострадавшей стороной». Согласившись с тем, что споры подрывают силы правительства, Гамильтон добавил, что если миротворческие попытки президента окажутся безуспешными, то общественное благо потребует замены спорящих между собой членов администрации, и он, со своей стороны, охотно подчинится такому требованию.

Гамильтон честно признал, что предпринял усилия с целью отомстить государственному секретарю:

...Я не могу скрыть от вас, что в последнее время я воспользовался некоторым орудием для возмездия определённым общественным деятелям и что я нахожусь в положении, от которого не могу сейчас отступить. Я считал себя вынужденным к таким действиям по причинам как публичного, так и личного характера, причём самого серьёзного. Я знаю, что я был объектом постоянной оппозиции со стороны мистера Джефферсона с того первого момента, когда он прибыл в город Нью-Йорк для вступления в его нынешнюю должность. Из самых достоверных источников мне известно, что я был частым объектом самых недобрых слухов и намёков с той же стороны. Я давно видел, как под его покровительством в Законодательном собрании сформировалась партия, нацеленная на моё свержение.

Гамильтон поклялся честью, что если президент разработает план единения и сотрудничества членов своего кабинета, то он во время всего пребывания в должности будет добросовестно следовать полученным предписаниям.

546

*

Джефферсон в ответном письме президенту, также датированном 9 сентября 1792 года, высказался о том, что никому из членов администрации внутренние разногласия не доставляли большей озабоченности, чем ему. Он признал, что в своих частных беседах не одобрял политику, проводимую министром финансов, потому что её принципы несовместимы со свободой страны и рассчитаны на разрушение республики. Джефферсон заметил, что свои мнения он выражал открыто, тогда как Гамильтон обвинил его в прессе, скрыв своё имя за подписью «Американец». Ни стиль, ни содержание, ни злоба этих публикаций не оставляют сомнений в том, кто их автор, добавил Джефферсон.

Сказав, что большинство депутатов Конгресса проглотили наживку Гамильтона в стремлении извлечь выгоду из его планов, Джефферсон продолжил:

Это были уже голоса не представителей народа, а дезертиров от прав и интересов народа; их решения, не имевшие иной цели, кроме собственного обогащения, уже нельзя было считать постановлениями справедливого большинства, которое всегда следует уважать. […] Таким образом, цель этих планов, взятых вместе, состоит в том, чтобы перетянуть всю власть правительства в руки Федерального законодательного собрания, создать средства для подкупа в нём, разделить голоса на честные и преобладающие — нужные для принятия решений, — чтобы этот корпус находился под командованием министра финансов с целью шаг за шагом подрывать принципы конституции, которые он так часто объявлял бесполезными и подлежащими замене.

Джефферсон упомянул также об известных вмешательствах Гамильтона в иностранные дела государства, о самовольных — без его участия и ведома — встречах с послами Франции и Англии, о взглядах, которые Гамильтон внушил им, с чем разбираться затем — исправлять или принимать последствия этих переговоров — приходилось ему, Джефферсону. «Так кто же из нас пошёл дальше в контролировании ведомства другого?» — спросил он.

Длинный перечень разногласий с коллегой в администрации президента Джефферсон начал словами:

Полковник Гамильтон считал, что нужен король и Палата лордов. Здравый смысл Америки одобрил моё возражение и добавил Билль о правах, а не короля и лордов. Я также думал, что более длительный срок службы, не подлежащий продлению, сделал бы президента более независимым. Моя страна думала иначе, — и я безоговорочно согласился. Он хочет, чтобы общее правительство имело право издавать законы, обязательные для исполнения штатами во всех случаях. Наша страна думала иначе; согласился ли он?

Приближалось время вторых выборов президента. Джефферсон считал это удобным поводом, чтобы уйти в отставку. И в письме Вашингтону он в очередной раз высказал такое желание. Он сравнил себя с мореплавателем, который после длительного рейса увидел наконец землю и считает часы, оставшиеся до момента, когда сойдёт на берег.

547

*

О своём намерении уйти с должности Томас Джефферсон высказывался и раньше. Обязанности государственного секретаря требовали от него очень напряжённой работы. Одних только писем, по его свидетельству, он составлял в среднем по 10–12 в день. Того же — покоя, тихих радостей частной жизни, — хотел и Джордж Вашингтон, о чём он признавался Джефферсону в беседах с глазу на глаз. При этом они уговаривали друг друга повременить с уходом, остаться в правительстве ради блага страны. Тема их личных устремлённостей и взаимных увещеваний казалась Скрижалю всё более любопытной, — интересней, чем ход государственных дел США в то время. И он решил проследить за развитием именно этих стремлений.

548

*

Первый раз Джефферсон сообщил Вашингтону о своём желании уйти в отставку в одном из тех откровенных разговоров, которые состоялись между ними в последних числах февраля и 1 марта 1792 года; Джефферсон изложил содержание их бесед в дневнике. Он высказался тогда президенту, в частности, о том, что Министерство финансов силой своего влияния поглотило всю исполнительную власть.

Намерение Джефферсона уйти с должности обеспокоило Вашингтона. Он сказал, что ведомство государственного секретаря охватывает почти все участки работы правительства, тогда как задачи Министерства финансов гораздо более ограничены, — они заключаются только в получении доходов, поэтому отставка Джефферсона может шокировать общественность из-за опасных последствий.

Сообщений о том, что Вашингтон стал уговаривать Джефферсона не уходить, Скрижаль в этих дневниковых записях не увидел. Однако Джефферсон поведал здесь, что и сам президент с большим нетерпением ждал скорейшего окончания четырёхлетнего срока пребывания на своём посту. Вашингтон жаловался на ухудшение здоровья, недостаток энергии, усталость и слабеющую память; он испытывал непреодолимое желание покоя и уединения. И случилось так, что Джефферсон принялся уговаривать его остаться во главе исполнительной власти.

549

*

23 мая 1792 года Томас Джефферсон отправил президенту большое письмо. Причину этого послания он объяснил беспокойством, которое испытывает с тех пор, как Вашингтон открыл ему своё намерение уйти из правительства. Если бы обстоятельства в стране в последнее время не изменились, не стали бы столь тревожными, продолжил Джефферсон, он бы не осмелился просить президента о пересмотре своего решения. Поделившись опасениями, связанными с возросшим государственным долгом, он заговорил о самой большой опасности, нависшей над Соединёнными Штатами: о том, к чему ведут подкупы в Конгрессе, в результате которых коррумпированные депутаты оказались в большинстве в обеих палатах Законодательного собрания. Конечной целью этой подрывной кампании является переход от республиканской формы правления к монархии — по модели работы властей Англии, пояснил Джефферсон. Единственную надежду на спасение он видел в том, что в следующем году в Конгресс придут новые представители штатов и что их голоса изменят баланс сил в сторону интересов партии республиканцев. Сказав, что если это не произойдёт, Союз может распасться на несколько частей, Джефферсон призвал Вашингтона спасти положение, исполнить свой долг:

И это — событие, перед которым я трепещу и чтобы предотвратить которое считаю крайне важным продолжение вашего руководства делами. Доверие всего Союза сосредоточено на вас. Ваше пребывание у руля будет больше, чем ответом на каждый аргумент, который может быть использован для того, чтобы встревожить и привести людей с любой стороны к насилию и расколу. Если вы останетесь, Север и Юг будут держаться вместе, полагаясь на вас. И если первое исправление многочисленных начинаний потерпит неудачу, ваше присутствие даст время для попыток другим, не угрожая при этом союзу и миру штатов.

Я прекрасно осознаю́ тот гнёт, о котором ваша нынешняя должность заставляет задумываться, и то рвение, с которым вы стремитесь к домашней жизни. Но иногда случается возвышение человека, к которому общество имеет особые требования, как например, контролировать привязанности этой личности к определённому пути счастья и ограничивать его лишь тем единственным, которым следует идти в целях настоящих и будущих благ человечества. Это, по-видимому, ваше положение и обязанность, возложенная на вас провидением при формировании вашего характера и ходом тех событий, которыми нужно было управлять. Именно к подобным мотивам, а не к личным тревогам — моим и тех, кто не имеют права призывать вас к жертвам, — я взываю...

Джефферсон заметил, что если в новом составе Конгресса окажутся в большинстве честные люди, то уход Вашингтона в отставку будет не столь опасным; одна или две сессии Конгресса покажут, разрешится ли кризис. Заверив президента, что никаких эгоистических побуждений в мотивах написания этого письма не существует, Джефферсон повёл речь о своём уходе с должности государственного секретаря:

Для общественности совершенно безразлично, есть ли у меня цель завершить свой срок вместе с первым периодическим обновлением правительства или нет. Я слишком хорошо знаю свои собственные критерии, чтобы считать моё служение чем-то содействующим общественному доверию или общественной пользе. Многие люди к их выгоде и удовлетворению могут занять должность, на которую вы соизволили поставить меня. Поэтому мне нечего принять во внимание, кроме моей собственной привязанности, которая непреодолимо склоняет к спокойному наслаждению моей семьёй, моей фермой и моими книгами. Правда, я бы отдыхал среди них в гораздо большем спокойствии, если бы знал, что вы остались на страже; и я надеюсь, так оно и будет.

Ответ Вашингтона на это послание Джефферсон пересказал в своих дневниковых записях под датой 10 июля 1792 года. Состоявшийся между ними разговор Вашингтон начал с признания, что откладывал объяснения, — слишком болезненной была для него тема. Вашингтон напомнил Джефферсону, что после расформирования Континентальной армии он искренне хотел уйти на покой, но его убедили, что через два года его президентства делá в правительстве и в стране пойдут хорошо и он сможет передать власть другому; спустя два года он видел, что кое-что ещё предстоит сделать, а в конце третьего года своего президентства он решил, что не стоит нарушать ход вещей, так как срок его полномочий через год истечёт, и он уйдёт в отставку. И вот теперь он предупреждён, что с его уходом страна окажется в опасности. Вашингтон сказал, что не верит в существование замысла обратить страну в монархию. К тому же Вашингтон поделился с Джефферсоном опасениями, что в случае если он будет избран президентом на второй срок и если останется во главе правительства, то все его прежние заявления о нежелании участвовать в политической жизни сочтут притворством, — люди решат, что он, подобно другим честолюбцам, придя к власти, не хочет отказаться от неё. Эти записи Джефферсона не содержали однозначного сообщения об окончательном решении президента, но из них скорее следовало, что Вашингтон остался при своём желании уйти вскоре на покой.

550

*

В те майские дни 1792 года, когда Томас Джефферсон обратился с письмом к Джорджу Вашингтону с целью уговорить его остаться у власти на второй срок, хотя бы до ожидаемого изменения состава Конгресса, Вашингтон несколько раз поговорил о своей отставке с Джеймсом Мэдисоном. Собираясь уйти из правительства после окончания четырёхлетнего срока президентства, он попросил у Мэдисона совет, когда лучше и каким образом заявить об этом публично.

В тех доверительных разговорах с Мэдисоном Вашингтон сказал, что его желание отойти от общественной жизни становится с каждым днём всё более решительным и что это стремление побуждает его скорее отправиться на ферму, взять лопату в руки и зарабатывать таким образом на хлеб, чем оставаться на посту президента. Вскоре Вашингтон вручил Мэдисону письмо, датированное 20 мая, в котором попросил не только подумать о наилучшем времени и надлежащем способе оглашения своей отставки, но также подготовить текст такой официальной речи.

И месяц спустя, 20 июня, Джеймс Мэдисон послал Вашингтону текст прощального обращения президента к американцам, составленный в соответствии с пожеланиями Вашингтона. Мэдисон посоветовал президенту опубликовать эту речь в газетах через полтора месяца, в середине сентября или чуть раньше, в качестве прямого обращения к народу, и он обосновал эти рекомендации. В сопроводительном письме Мэдисон выразил также надежду на то, что президент откажется от своего решения, — принесёт ещё одну жертву интересам страны.

551

*

За месяц до вторых выборов президента США, 1 октября 1792 года, между Джефферсоном и Вашингтоном состоялся ещё один откровенный разговор, в котором оба они просили друг друга не бросать государственные дела; содержание беседы Джефферсон тоже передал в своём дневнике. Он сообщил, что президент к этому времени всё ещё не решил, как поступить. Убеждая Вашингтона не отказываться от президентства и приводя различные аргументы, Джефферсон назвал его единственным человеком в стране, которого американцы считают выше главы любой из партий. Вашингтон, в свою очередь, сказал, что не видит, кто бы вместо Джефферсона мог занять должность государственного секретаря, и просил его не торопиться с окончательным решением об отставке.

552

*

Джордж Вашингтон согласился быть кандидатом в президенты США. На вторых выборах главы государства, которые проходили со 2 ноября по 5 декабря 1792 года, он получил голоса всех выборщиков. Вице-президентом по результатам голосования вновь стал Джон Адамс.

553

*

В разговоре с Вашингтоном 7 февраля 1793 года Джефферсон в очередной раз поднял тему о своей отставке. Он пояснил, что состояние международных дел позволят ему уйти из правительства летом или осенью этого года.

Отношения между Томасом Джефферсоном и Александром Гамильтоном предельно обострились. В письме, отправленном Джеймсу Мэдисону четыре года спустя, Джефферсон образно пояснил, сколь трудным для него оказался последний год работы на посту государственного секретаря: «У меня не может быть желания увидеть сцены 93-го возрождёнными и ежедневно спускаться на арену, как гладиатор, чтобы принять мученическую смерть в каждом сражении». Джефферсон делал то, что мог, но первый раунд политической схватки с Гамильтоном он явно проигрывал.

554

*

В письме от 31 июля 1793 года Джефферсон сообщил Вашингтону, что последний день сентября является удобным временем для увольнения, и он объяснил — почему. Попросив согласия президента на отставку, он продолжил:

Я счёл своим долгом заявить об этом так рано, чтобы было время для прибытия преемника из любой части Союза, из которой вы сочтёте уместным вызвать его. Я искренне желаю, чтобы вы могли найти кого-то более способного, чтобы облегчить бремя ваших трудов...

Шесть дней спустя президент пришёл с этим письмом домой к Джефферсону, — в дом, который Джефферсон снимал в пригороде Филадельфии. Вашингтон стал сетовать на свои трудности: те, в чьей помощи он нуждается, собираются покинуть его, — случилось так, что Гамильтон тоже решил в скором времени уйти в отставку. Пояснив, сколь тяжело будет найти замену Джефферсону, Вашингтон принялся уговаривать его остаться в правительстве хотя бы до конца декабря.

Личные дела Джефферсона давно требовали его присутствия в Монтичелло, и он уже отдал распоряжения, которые подразумевали его возвращение домой этой осенью. За последние десять лет он лишь изредка появлялся там. Его дом был не достроен, фермы требовали ремонта.

На уговоры Вашингтона Джефферсон ответил, что если он не вернётся домой осенью, то для поправки личных дел потеряет ещё один год. Запись об этом разговоре в его дневнике заканчивалась словами:

И после всего он пожелал, чтобы я взял два или три дня, чтобы подумать, не могу ли я остаться до конца следующего квартала, — как человек, идущий на виселицу, он готов был откладывать это до тех пор, пока мог, — но если я буду настаивать, тогда он должен будет подумать и сделать всё, что в его силах; и так он ушёл.

Джефферсон ответил Вашингтону письмом от 11 августа. Он согласился остаться в должности до конца декабря, но добавил, что поездка домой этой осенью является для него необходимостью. На следующий день Вашингтон отправил ему письмо, в котором сообщил, что из двух зол выбирает наименьшее, — поездку Джефферсона домой осенью, чтобы удержать его на посту до января. При этом Вашингтон выразил пожелание, чтобы отсутствие Джефферсона в Филадельфии было настолько коротким, насколько это возможно.

Проведя в Монтичелло чуть больше месяца, Джефферсон вернулся к работе в правительстве. В декабре Вашингтон в очередной раз попытался отговорить его от ухода со службы, но Джефферсон не изменил своего решения. 31 декабря 1793 года он отправил президенту письмо об отставке со словами искренней благодарности за доброе отношение к нему, с пожеланиями здоровья и благополучия, с изъявлением чувства большого уважения и привязанности. Вашингтон ответил ему на следующий день таким же тёплым письмом. Выразив искреннее сожаление в связи с полученным ходатайством об отставке, он высказался о добросовестности и талантах, которые Джефферсон выдающимся образом продемонстрировал при исполнении своих обязанностей.

555

*

В первых числах января 1794 года Томас Джефферсон уехал с 15-летней, младшей дочерью Мэри домой. Она жила с ним в Филадельфии на протяжении почти всей его работы в должности государственного секретаря.

Джефферсону было 50 лет. Он уезжал в Монтичелло абсолютно уверенным в том, что распрощался наконец с государственной службой, что остаток жизни проведёт в кругу своей семьи и в обществе соседей, в обстановке покоя, в раздумьях и чтении книг.

556

*

Фермы Томаса Джефферсона находились в удручающем состоянии, и он увлечённо занялся их обустройством. Он настолько отстранился от политики, что даже не читал газет. Его переписка предельно сократилась; из-за множества домашних дел, которые Джефферсон считал теперь более важными, чем другие, он надолго откладывал написание ответных писем своим корреспондентам. Он решил выращивать на своих полях разного рода культуры в соответствии с разработанными им правилами севооборота; план был рассчитан на срок до шести лет. Рассказав об этих аграрных делах Джорджу Вашингтону в письме от 14 мая 1794 года и заговорив о существующей опасности войны с Великобританией, Джефферсон тут же оборвал ход своих мыслей словами: «Но я слишком дорожу спокойствием, чтобы допускать политическим вещам приходить мне в голову».

Всю осень этого года Джефферсон испытывал приступы ревматизма, и далеко от кровати он не отходил. Поэтому контролировать посевные работы, с тем чтобы они велись согласно его плану, он не смог.

Именно в первых числах сентября, когда приступы болезни уже начались, Джефферсон получил письмо от своего преемника на посту государственного секретаря страны — Эдмунда Рэндольфа. После сообщений о проблемах, с которыми посланники США столкнулись в Мадриде, и о большой опасности того, что штат Кентукки отделится от Союза, Рэндольф очень деликатно передал в этом письме желание президента Вашингтона, чтобы Джефферсон согласился отправиться в Мадрид в качестве посла и сделать всё возможное для предотвращения войны с Испанией, — войны, которая может привести к расколу Союза. Джефферсон ответил Рэндольфу коротким письмом от 7 сентября. «Никакие обстоятельства, мой дорогой сэр, больше не соблазнят меня участвовать в чём-либо публичном. Я считал это совершенно определённым, когда уезжал из Филадельфии, но каждый день и час с тех пор усиливали непреклонность этого решения». Он выразил сожаление, что не может исполнить желание президента, внимание и уважение которого очень ценит.

557

*

В письме, отправленном Джеймсу Мэдисону в последних числах 1794 года, Джефферсон намекнул своему другу, что хотел бы видеть президентом Соединённых Штатов именно его, а говоря о себе, заметил, что не отказался бы от своего уединения даже ради власти над Вселенной. Мэдисон в ответном письме лишь упомянул о своём неприятии и невозможности взять на себя столь ответственные обязанности. Он предложил продолжить этот разговор при их личной встрече, но в свою очередь намекнул на необходимость возвращения Джефферсона в политику. Этому, сказал Мэдисон, есть причины, которым не сможет противостоять никакая непреклонность и которые он при встрече выскажет.

В очередном письме, датированном 27 апреля 1795 года, Джефферсон уже прямо заявил другу, что кроме него, Мэдисона, в Соединённых Штатах нет человека, при президентстве которого он был бы абсолютно спокоен за ход событий в стране. О себе же Джефферсон опять сказал, что его отставка с поста государственного секретаря означала уход со всех без исключения должностей. Он назвал и другие причины, которые наглухо заперли для него уже захлопнутую дверь:

Моё здоровье полностью подорвано за последние восемь месяцев; мой возраст требует, чтобы я привёл свои дела в порядок... но превыше всего — наслаждение, которое я испытываю в кругу моей семьи и в сельскохозяйственных занятиях, которыми я так усердно занимаюсь. Маленький привкус честолюбия, которой был у меня в молодости, давно пропал... Вопрос для меня навсегда закрыт...

Далее Джефферсон повёл речь о том, как продвигаются дела, связанные с его планом развития сельского хозяйства, и сообщил о первых обнадёживающих успехах этих начинаний.

558

*

Несмотря на заверения Томаса Джефферсона об утрате интереса к политике, он высказывался предельно ясно, когда правительство Соединённых Штатов принимало решения, с которыми он не был согласен. А так как политику страны, включая курс в области международных отношений, теперь, после его отставки, выстраивал Александр Гамильтон, поводы для критики у Джефферсона были. Главным для таких его побуждений, точнее возмущений, послужил договор между Соединёнными Штатами и Великобританией, который в ноябре 1794 года в Лондоне подписал председатель Верховного суда США Джон Джей. Это соглашение известно как «Договор о дружбе, торговле и мореплавании» между США и Великобританией, но больше — как «Договор Джея». Его статьи устанавливали свободу в двухсторонней торговле и судоходстве.

Договор Джея нарушал политику нейтралитета США по отношению к враждующим и воюющим между собой странам. Он предотвращал для американцев угрозу войны с англичанами, но поскольку Великобритания находилась в состоянии войны с Французской республикой, он пренебрегал интересами Франции, которая на протяжении почти двадцати лет всячески помогала Соединённым Штатам. Договор Джея унижал также достоинства американцев, — унижал, в частности, тем, что не запретил англичанам захват американских моряков для службы в Королевском флоте Великобритании. Такую принудительную вербовку моряков англичане практиковали ещё со времён их войны с жителями североамериканских колоний. Один из пунктов Декларации независимости США, которую в 1776 году составил Томас Джефферсон, обвинял короля Джорджа III в принуждении пленных американцев воевать против своей страны, — убивать своих друзей и братьев или же погибнуть от рук соотечественников. С тех пор жестокая практика захвата американских моряков англичанами не изменилась. Произвол продолжался и после того, как министр иностранных дел Великобритании по поручению того же недалёкого короля Джорджа III подписал в Лондоне этот двусторонний договор о дружбе.

559

*

Когда содержание Договора Джея стало известно в Соединённых Штатах, по всей стране прошли стихийные митинги, демонстрации и городские собрания. Американцы публично сжигали чучела Джона Джея и копии договора. В Бостонской гавани разгневанные массачусетсы подожгли британский корабль.

Участники организованных собраний гневно осуждали случившееся. Они составляли петиции на имя президента Вашингтона. Протестовавшие требовали отвергнуть соглашение, которое не гарантировало защиту американских моряков и ущемляло интересы Соединённых Штатов. Такие письма летом 1795 года отправили президенту, в частности, горожане Балтимора и Нью-Йорка, жители Чарлстона из Южной Каролины, жители округа Моррис и гóрода Трентона из Нью-Джерси. Редакторы газет публиковали статьи, критиковавшие действия правительства.

560

*

Размежевание между противниками и сторонниками Договора Джея ещё резче разделили граждан США на республиканцев, лидерами которых все считали Джефферсона и Мэдисона, и федералистов во главе с Гамильтоном. Несмотря на отчаянное сопротивление в Конгрессе, которое республиканцы оказали ратификации этого договора, Сенат в августе 1795 года одобрил его большинством в две трети голосов, и президент Вашингтон подписал его.

561

*

В письме от 6 сентября 1795 года Джеймсу Монро, который находился в Париже в качестве посла США во Франции, Джефферсон сообщил, что такого всеобщего недовольства в стране, вспыхнувшего после обнародования Договора Джея, прежде не вызывало ни одно соглашение. Американцы, которые понимают смысл этих статей, осуждают их, а не знающие подробностей осуждают договор в целом за его враждебность по отношению к Франции, пояснил Джефферсон. «Это, на мой взгляд, полностью разрушило здесь монархическую партию», — заключил он.

В письме, отправленном неделей позже Генри Тейзвеллу — сенатору США от Вирджинии, который исполнял обязанности временного президента Сената, — Джефферсон выразил надежду на то, что доработка одной из статей Договора Джея приведёт к его пересмотру в Сенате. Последующие слова этого письма были вызваны очередными захватами моряков с американских судов капитанами британских кораблей в территориальных водах США:

Я также надеюсь, что недавние оскорбления англичан пробудят, наконец, в нашей исполнительной власти те чувства национальной чести и духа, которые они не упускали из виду в отношениях с другими народами, и это докажет непреложную истину, что уступчивость в ответ на оскорбление не является способом избежать войны.

В июле 1795 года Александр Гамильтон стал публиковать в Нью-Йорке статьи под псевдонимом Camillus в поддержку Договора Джея. Из корреспонденции Джефферсона следовало, что осенью этого года он уже читал газеты. В письме Мэдисону от 21 сентября он высказал верное предположение о том, кто скрывается под этим псевдонимом, и затем продолжил:

Гамильтон — действительно колосс для антиреспубликанской партии. [...] У нас были только средние выступления, чтобы противостоять ему. [...] И всё же твёрдый ответ мог бы полностью разрушить то, что было слишком слабо атаковано и набрало силы из-за слабости этой атаки.

Джефферсон призвал Мэдисона взяться за перо и дать решительный ответ Гамильтону.

После двусторонней ратификации договора о дружбе между США и Великобританией его статьи подлежали исполнению, в частности — финансированию, законодательными органами обеих стран. В письме Эдварду Ратледжу от 30 ноября 1795 года Джефферсон высказал надежду, что Палата представителей отвергнет это соглашение:

Я присоединяюсь к вам, считая договор отвратительной вещью. [...] Я надеюсь, что народная ветвь нашей законодательной власти не одобрит его и таким образом избавит нас от этого гнусного акта, который на самом деле является не чем иным, как договором о союзе между Англией и англоманами этой страны против законодательной власти и народа Соединённых Штатов.

В этом письме Джефферсон сравнил себя с древним патриархом, который живёт в кругу своих детей и внуков и возделывает свою землю. В ответ на ожидания, что он продолжит служить своей стране, высказанные Ратледжом, Джефферсон возразил, что он, как добросовестный солдат после 25 лет непрерывной службы, имеет право на увольнение.

562

*

Дебаты в Палате представителей, связанные с финансированием мероприятий, которые были прописаны в Договоре Джея, начались в середине апреля 1796 года. Именно в эти дни, 24-го числа, Томас Джефферсон отправил письмо своему другу Филиппо Маццеи — итальянцу, который приехал в Вирджинию ещё до начала войны американцев за независимость, а затем, вернувшись в Италию, покупал и отправлял через океан оружие для ополченцев Вирджинии. В этом письме Джефферсон кратко рассказал Маццеи о положении дел в стране:

Вместо той благородной любви к свободе и республиканскому правительству, которая триумфально провела нас через войну, возникла англиканская монархическая и аристократическая партия, чья общепризнанная цель — привнести формы британского правительства, и они уже сделали это. Однако основная часть наших граждан остаётся верной своим республиканским принципам...

29 апреля в Палате представителей состоялось голосование по вопросу о необходимости выполнения обязательств, взятых страной по Договору Джея. Мнения депутатов разделились поровну: 49 против 49-ти. Однако на следующий день, при повторном голосовании, за выделение необходимых фондов был подан 51 голос.

После окончания этой сессии Конгресса, в письме от 10 июля 1796 года, Томас Джефферсон сообщил о случившемся Джеймсу Монро. Несмотря на поражение республиканцев в борьбе за пересмотр Договора Джея, он в этом письме, отправленном в Париж, высказался довольно оптимистично:

Хотя англоманы в конце концов добились своего договора и до сих пор торжествуют победу над делом республиканства, для них тем не менее это была победа, купленная дорогой ценой. Она нанесла их партии самый радикальный удар, который они когда-либо получали... Они видят, что ничто не может их поддержать, кроме колоссальных заслуг президента перед народом, и в тот момент, когда он уйдёт в отставку, его преемник, если окажется монократом, будет подавлен республиканскими настроениями своих избирателей...

До президентских выборов оставалось всего лишь несколько месяцев. В Конституции США ещё не существовало ограничений на количество четырёхлетних сроков, в течение которых один человек может занимать должность президента. Однако Джордж Вашингтон исключил вероятность быть переизбранным на третий срок.

563

*

За полтора месяца до начала президентских выборов газеты страны напечатали «Обращение генерала Вашингтона к народу Америки по поводу его отказа от поста президента Соединённых Штатов». В этом обращении, датированном 17 сентября 1796 года, Джордж Вашингтон заявил, что он не войдёт в число кандидатов, из которых будет сделан выбор президента. Вашингтон сообщил, что хотел уйти со своего поста гораздо раньше, однако сложное положение, в котором находилась страна, не дало ему это сделать. Выразив глубокое признание согражданам за многочисленные оказанные ему почести, он призвал американцев нерушимо хранить их национальный союз и братскую любовь, а также строго придерживаться положений и требований конституции, обязательных для всех.

Затронув тему внутриполитической жизни Соединённых Штатов, Джордж Вашингтон высказался против партийных распрей в правительстве, а самыми надёжными для избранников народа критериями в принятии решений назвал принципы нравственности. В области межгосударственных связей он рекомендовал культивировать мир и согласие, развивать справедливые, честные, дружественные отношения со всеми народами. «Я придерживаюсь принципа, не менее приложимого к государственным, чем к частным делам: лучшей политикой всегда является честность», — заметил Вашингтон. Он подчеркнул, что даже торговая политика США должна основываться на принципах равенства и непредвзятости ни к одной из стран.

В конце обращения к соотечественникам Вашингтон признал, что вполне осознаёт свои недостатки и допускает, что за сорок пять лет служения народу, — служения с искренним рвением, — он совершил много ошибок. После этих слов в его послании прозвучала просьба ко Всевышнему предотвратить или смягчить зло, к которому эти ошибки могут привести, и он выразил надежду, что страна отнесётся к его просчётам со снисхождением.

564

*

После того как Джордж Вашингтон всенародно заявил о своём намерении уйти на покой, и даже до его обращения к народу, республиканцы в качестве главного своего кандидата на пост президента стали рассматривать Томаса Джефферсона, а федералисты — Джона Адамса.

Когда Скрижаль узнал, что несмотря на завязавшуюся политическую борьбу между приверженцами обеих партий, ни Джефферсон, ни Адамс в ней не участвовали, он решил прочесть письма Джефферсона, отправленные из Монтичелло той осенью начиная с сентября. Скрижаль хотел понять, что побудило этого человека кардинально изменить свои планы, своё категорическое решение навсегда уйти из политики.

565

*

Читая письмо за письмом Джефферсона, Скрижаль поражался всё больше и больше. Тематика этой корреспонденции никак не касалась ни возможного исхода выборов президента, ни событий, которые происходили в стране. В этих коротких, считаных письмах, отправленных из Монтичелло осенью 1796 года, шла речь о заказе стёкол и оконных рам, а также об устройстве молотилки. В письме от 10 октября, посланном в Филадельфию ботанику и врачу Бенджамину Смиту Бартону, Джефферсон увлечённо рассказал о найденной бедренной кости какого-то огромного животного, а также о костях, которыми он располагает, и о своём желании вычислить рост этого древнего монстра.

Темой письма от 10 ноября, посланного в Лондон в те дни, когда выборы президента США уже шли, была официальная корреспонденция времён войны американцев за независимость: адресат письма Джон Кэри планировал опубликовать эту корреспонденцию. Задержку своего ответа Джону Кэри Джефферсон объяснил тем, что он, как другие фермеры, был занят сельским хозяйством, и потому отложил своё перо до дождливых дней, а таких в Вирджинии немного.

В письме Джону Стюарту, датированном тем же — видимо дождливым — днём, Джефферсон подтвердил получение костей огромного, давно вымершего зверя, после чего поведал о своём желании большего:

Моё нетерпение заполучить бедренную кость таково, что я откладываю сообщение Философскому обществу о том, что у нас есть, в надежде добавить эту кость в коллекцию. Тогда мы сможем определить рост животного, не вдаваясь в догадки и расчёты...

Американское философское общество, в котором Джефферсон состоял, сформировало комитет, куда Общество включило и его. В задачи этого комитета входили поиски скелета мастодонта.

О том, что в эти дни происходили выборы президента страны, Скрижаль в ноябрьской корреспонденции Джефферсона по-прежнему не находил ни слова; пи́сьма касались продолжавшихся строительных работ в Монтичелло и расчётов со строителями. И только 28 ноября, когда до окончания выборов президента оставалось чуть больше недели, Джефферсон в письме зятю Томасу Манну Рэндольфу, который затронул эту тему, ответил:

Мало кто поверит истинной склонности моего ума по этому вопросу. Однако не менее верно и то, что я искренне желаю быть вторым в этом голосовании, а не первым. Соображения, которые вызывают это предпочтение, тверды, независимо от того, рассматриваются ли они в отношении интереса, счастья или репутации. Амбиции давно мертвы в моей голове.

Из этих слов Джефферсона следовало, что он готов занять должность вице-президента, но что именно побудило его смириться с возможностью если не возглавить правительство Соединённых Штатов, то принимать активное участие в политической жизни страны, для Скрижаля оставалось неизвестным.

Президентские выборы, третьи по счёту, завершились 7 декабря 1796 года. Десять дней спустя, когда результаты голосования ещё не были известны, Джефферсон отправил Мэдисону письмо, в котором пояснил, чего хотел и к чему готов:

Первым желанием моего сердца было, чтобы вам предложили руководство правительством. После вашего уклонения от него я хочу кого-нибудь, а не себя; и я ни на что так не надеюсь, как на то, что моё имя может появиться либо вторым, либо третьим. Эти [места] были бы безразличны для меня, так как в последнем случае я останусь дома на весь год, а в другом — на две трети его.

Чуть далее в письме Джефферсон пожелал, чтобы у руля страны оказались политики, которые думают, что смогут избежать трудностей. «У меня нет уверенности в себе для этого предприятия», — добавил он.

Так же как на первых двух выборах президента США, в соответствии с положениями конституции, каждый член коллегии выборщиков каждого штата подавал два голоса за тех политиков, которых считал достойными руководить страной. Получивший большинство голосов становился президентом, а тот, кто оказывался вторым, — вице-президентом. По результатам голосования президентом США стал Джон Адамс, занимавший в правительстве Вашингтона должность вице-президента; он набрал 71 голос выборщиков. Вице-президентом стал Томас Джефферсон; он получил 68 голосов. Пятое место в итоговом списке, с 15 голосами, занял Сэмюэл Адамс, губернатор Массачусетса.

566

*

В надежде понять, почему Томас Джефферсон пересмотрел своё решительное намерение навсегда уйти из политики, Скрижаль продолжал читать его письма, датированные началом 1797 года. Из этой корреспонденции следовало, что если бы Джефферсон получил большинство голосов выборщиков, он отказался бы стать президентом. Он считал эту должность необычайно трудной, тогда как второй пост — почётным и лёгким. Согласно действовавшей в то время Конституции США, обязанности вице-президента состояли в председательстве на заседаниях Сената, то есть ограничивались пределами полномочий законодательной власти. Вице-президент не мог принимать участия в работе представителей исполнительной власти, в частности — в тех совещаниях министров, которые проходили в кабинете президента.

Скрижаль, как показалось ему, нашёл то, что искал, в письме Джефферсона от 21 июня 1797 года. Оно было отправлено Элбриджу Герри, которого Сенат утвердил в качестве посла США во Франции. Видимо зная о нежелании Герри разлучаться с семьёй и отправляться на другой конец света, Джефферсон воззвал к его гражданской совести:

...Человек, любящий свою страну из-за неё самой, а не только из-за особенностей её интересов или власти, никогда не может быть разлучён с ней, никогда не может не отозваться, когда обнаруживает, что она в опасности, которую он способен отразить. Постарайтесь же, друг мой, отказаться на несколько месяцев от своих домашних удобств и осознайте: чтобы быть хорошим мужем и хорошим отцом, вы теперь должны быть также и хорошим гражданином.

После ратификации Договора Джея, который заключал в себе уступки Великобритании в ущерб интересам её врагов и отводил угрозу войны с британцами, Соединённые Штаты оказались на грани войны с Францией. И Джефферсон в этом письме подчеркнул, что Элбридж Герри своими усилиями способен обеспечить надёжный мир американцев с французами. В случае же отказа от этой дипломатической миссии, заметил Джефферсон, в стране могут случиться бедствия, из-за которых боль и чувство раскаяния Герри, осознание своей вины, будут несравнимыми с теми огорчениями, которые может причинить временная разлука с семьёй: раскаяние будет безграничным.

Должно быть именно эти аргументы, высказанные Элбриджу Герри, побудили самогó Джефферсона принять вызов большинства сограждан, которые верили в действенность республиканских институтов и видели именно его в качестве политика, способного воплотить их идеалы в жизнь. При всей усталости Джефферсона от политики он, видимо, посчитал, что в столь трудный для американцев час нельзя жить только личными интересами, как бы ему этого ни хотелось. Продолжая заниматься своим фермерским хозяйством и домашними делами, Джефферсон, судя по всему, решил, что если страна призовёт его, то в меру своих сил он исполнит свой гражданский долг.

567

*

После заключения договора о дружбе между США и Великобританией захваты американских моряков не прекратились. Больше того, теперь на американские суда нападали не только англичане, но и бывшие союзники. Условия Договора Джея, который ущемлял интересы Франции, возмутили правительство республики. И Франция начала враждебные действия против Соединённых Штатов.

Когда в Париж прибыл новый посол США генерал Чарльз Коутсуорт Пинкни, чтобы заменить Джеймса Монро, Исполнительная директория Франции отказалась его принять. В письме от 11 декабря 1796 года Шарль-Франсуа Делакруа, министр иностранных дел при Директории, сообщил генералу Пинкни:

Директория поручила мне уведомить вас, "что больше не будет признавать и не примет полномочного министра из Соединённых Штатов до тех пор, пока не будут удовлетворены оскорбления, нанесённые американским правительством, что Французская республика имеет право ожидать".

Поскольку правительство США отозвало Джеймса Монро, во Франции не осталось её официального представителя. Генералу Пинкни грозил арест в связи с незаконным пребыванием в стране, и ему пришлось покинуть её. Таким образом Французская республика фактически разорвала дипломатические отношения с Соединёнными Штатами. Американских граждан, которые приезжали во Францию, стали сажать в тюрьмы из-за отсутствия удостоверений личности, а получение таких паспортов было возможно лишь при содействии посла США.

568

*

Прежде чем вникать в ход дальнейших событий в жизни Томаса Джефферсона, Скрижаль решил проследить за тем, как развивались отношения между Соединёнными Штатами и Францией после высылки американского дипломата из Парижа. Этот конфликт, как стало ему известно, едва не привёл к войне между двумя республиками — странами, которые ещё недавно были союзниками.

569

*

1 мая 1797 года Тимоти Пикеринг, государственный секретарь Соединённых Штатов, отправил президенту Джону Адамсу отчёт о состоянии международных дел. В документе были изложены подробности срыва миссии генерала Пинкни, которому Директория Франции приказала покинуть территорию страны под угрозой тюремного заключения, как будто он был шпионом или опасным преступником. Большой раздел этого доклада содержал сведения о грабежах, которые французские военные корабли в нарушение международного права и договора с Францией совершили за прошедший год в отношении торговых судов США. Госсекретарь отметил, что количество этих ограблений превосходит числом разбои всех других народов, живущих к северу от стран варваров. Он пояснил, что французы конфискуют американские грузы и сами суда, если на борту есть имущество их врагов; такие захваты происходят также, если американские корабли направляются в британский порт или выходят из него; французы разрешили своим каперам грабить американские суда во французских портах Вест-Индии, а также захватывать американские грузы в Европе. С учётом того, что враждебные действия французов не ослабевали, а только усиливались, госсекретарь заключил, что Соединённые Штаты оказались перед выбором: прекратить международную торговлю — и значит подорвать благополучие своих граждан — или же прибегнуть к чрезвычайным средствам для своей защиты. В докладе были названы конкретные меры, которые следует рекомендовать Конгрессу для рассмотрения, в частности — оснащение фрегатов, вооружение американских торговых судов с целью защиты, приведение морских портов США в состояние обороны, формирование армии численностью 30 000 человек и производство оружия. Иными словами, выводы этого обзора международных отношений гласили, что Соединённые Штаты должны готовиться к войне.

Две недели спустя, 16 мая, президент Джон Адамс выступил в Конгрессе с речью, в которой сообщил делегатам о том, как правительство Франции отказало послу США в приёме, а также о дерзких, безнаказанных захватах американских грузов и торговых судов французскими кораблями. В заключительной части речи он предложил Конгрессу предпринять меры для защиты интересов страны от этой агрессии.

Сенат, где большинство составляли федералисты, согласился с президентом в том, что агрессорам нужно дать решительный отпор. Однако Палата представителей большинством голосов постановила, что необходимо предпринять ещё одну попытку переговоров с Директорией. И с этой целью во Францию отправились специальные уполномоченные США Джон Маршалл и Элбридж Джерри. К ним должен был присоединиться генерал Пинкни, который оставался в Европе в ожидании инструкций от Конгресса.

570

*

Когда трое уполномоченных США прибыли в Париж, агенты Шарля Мориса де Талейрана, министра иностранных дел Французской республики, в частных беседах сообщили им, что официальные переговоры с Талейраном состоятся при условии получения от них взятки в размере 1 200 000 ливров и предоставления Франции большого кредита. Дипломаты из других стран поддавались такому шантажу и давали Талейрану взятки.

После настойчивых намёков агентов на обязательность выполнения предварительных условий, в апреле 1798 года, Джон Маршалл и генерал Пинкни, возмущённые требованиями Талейрана, уехали из Франции. Элбридж Джерри остался, потому что Талейран в случае его отъезда, в частном разговоре с ним, угрожал начать войну против Соединённых Штатов. Джерри отказался вести официальные переговоры; он ждал инструкций от Конгресса.

Этот дипломатический конфликт стал известен в США как «Дело XYZ» — названный так по буквам, которыми в отчёте правительства Адамса были заменены реальные имена агентов Талейрана. После публикаций о подробностях этого скандала федералисты стали требовать войны с Францией. Многие республиканцы, крайне оскорблённые тем унижением, которому дипломаты США подверглись в Париже, теперь поддерживали федералистов. Поэтому число приверженцев политики республиканской партии резко уменьшилось. Дипломатический конфликт привёл к необъявленной войне между двумя странами.

К июлю 1798 года правительству США стало известно, что Талейран сообщил Джерри о готовности начать двусторонние переговоры без требований взятки и кредита. И З июля в Палате представителей состоялось голосование по резолюции о том, следует ли депутатам обратиться к президенту с просьбой поручить посланнику США, оставшемуся в Париже, начать официальные переговоры с Францией. Большинством голосов, 51 против 30, депутаты отвергли эту резолюцию. И в августе 1798 года Элбридж Джерри уехал из Парижа.

7 июля Конгресс постановил, что Соединённые Штаты освобождаются от исполнения договоров, ранее заключённых с Францией. Несколько дней спустя члены Конгресса приняли акт о поощрении захвата французских вооруженных судов вооруженными кораблями и судами, принадлежащими гражданам США, а также утвердили очередной закон об увеличении армии страны. Тогда же, в июле, Джон Адамс назначил уставшего от службы Джорджа Вашингтона главнокомандующим вооружёнными силами страны. Приняв на себя эту ношу, Вашингтон оставался дома, в Вирджинии. Своим заместителем, — старшим из генерал-майоров, — он назначил Александра Гамильтона.

571

*

Александр Гамильтон с детства мечтал о громких военных подвигах, и его мечта, казалось, вот-вот осуществится. Став заместителем главнокомандующего вооружёнными силами США при Джордже Вашингтоне, который в приготовлениях к войне выполнял пассивную роль, Гамильтон и его сторонники предприняли отчаянные усилия в Конгрессе, чтобы не допустить возобновления переговоров с Францией. Они склоняли к тому же и советников президента. Вместе с тем Гамильтон через Руфуса Кинга, посла США в Великобритании, продолжал вести тайные переговоры с британским правительством о совместном завоевании Южной Америки. Эта авантюра стала известна в истории как план Миранды или заговор Миранды. Франсиско де Миранда, родившийся в Южной Америке, в Венесуэле, которая являлась частью Испанской империи, ещё в 1790 году предложил англичанам отвоевать у Испании всю Южную Америку; и правительство Великобритании одобрило этот план.

Александр Гамильтон добивался окончательного разрыва дипломатических отношений с Францией и начала войны ещё и потому, что Испания вступила бы в войну на стороне Франции, и это облегчило бы ему необходимость обосновать захват испанских владений в Америке. Летом 1798 года его надежды на скорое начало войны с французами были уже вполне обоснованными. В очередном письме, датированном 22 августа и отправленном в Лондон, Гамильтон сообщил Руфусу Кингу:

Я получил несколько писем от генерала Миранды... Что касается рассматриваемого предприятия, то я очень хочу его исполнения, но я был бы рад, если бы главное представительство находилось в Соединённых Штатах, чтобы в случае необходимости предоставить все сухопутные силы. Командование в этом случае вполне естественно ложится на меня, и я надеюсь, что не разочарую благоприятных ожиданий... Великобритания не может одна гарантировать достижение цели.

В это почтовое отправление Гамильтон вложил письмо, адресованное Миранде, который находился в Англии. Сообщив Миранде, что для исполнения задуманного плана необходима поддержка правительства США, Гамильтон высказал надежду, что в течение осени это произойдёт, после чего, зимой, их проект осуществится. И далее он продолжил:

План, на мой взгляд, должен быть таким: флот — Великобритании, армия — Соединённых Штатов, правительство на освобождённой территории — приемлемое для обоих партнёров, с чем не будет никаких затруднений... Мы собираем армию численностью около двенадцати тысяч человек. Генерал Вашингтон вновь занял своё место во главе наших армий. Я назначен заместителем командующего.

Президент Джон Адамс знал, что план захвата испанских владений в Южной Америке существует: эту инициативу ему в подробностях изложил сам Франсиско де Миранда в письме от 24 марта 1798 года. Адамс не ответил ни на это, ни на следующее письмо Миранды, полученное пять месяцев спустя. Второе письмо он переправил государственному секретарю Тимоти Пикерингу с просьбой обдумать, полезен ли стране такой проект, и со словами: «Мы дружим с Испанией».

В отношениях между США и Испанией действовал договор о дружбе и взаимовыгодных торговых связях. Джон Адамс никак не подозревал ни о том, что Александр Гамильтон хочет возглавить военную кампанию против Испании в её колониях, ни о том, что члены его кабинета, включая Пикеринга, осведомлены о такой подготовке, ни о том, что сам этот заговор был близок к осуществлению.

572

*

В октябре 1798 года Джону Адамсу было уже достоверно известно о мирных инициативах Талейрана, который хотел возобновить переговоры с Соединёнными Штатами на равных условиях для обеих стран. И хотя Адамс знал, что опасность войны с Францией уже миновала, он держал содержание письма Талейрана в секрете от всех сограждан, включая членов Конгресса. Он считал, что отправлять новое посольство в Париж после всего случившегося будет унизительным для Соединённых Штатов. Поддерживая воинственную политику федералистов, он ратовал за приготовления к войне.

Тем не менее в решениях президента возобладал здравый смысл. 18 февраля 1799 года Джон Адамс назначил нового посла США для переговоров с правительством Франции и представил Сенату текст письма Талейрана, адресованного пятью месяцами раньше французскому дипломату, который являлся поверенным в делах США. В этом письме Талейран соглашался с мнением, что необходимо положить конец разногласиям, существующим между двумя странами. Он заверил своего адресата в том, что посланник Соединённых Штатов, кем бы он ни был, будет принят во Франции с уважением, подобающим представителю свободного, независимого и могущественного государства.

Сенат не одобрил решение президента возобновить прерванные переговоры и отклонил кандидатуру назначенного им посланника. И всё же вскоре Сенат утвердил трёх человек в качестве полномочных представителей США во Франции. Гамильтон встретился с Джоном Адамсом и под надуманным предлогом попытался уговорить его не отправлять посланников к Талейрану. Адамс не знал, что заключение договора о мире с Францией означало для Гамильтона срыв плана Миранды, а значит и крушение мечты о мировой славе полководца. Адамс не поддался на его увещевания.

573

*

Работа делегации США в Париже привела к соглашению, которое представители обеих стран подписали 30 сентября 1800 года. Оно положило конец необъявленной войне. Первая из двадцати семи статей этого договора гласила:

Между Французской республикой и Соединёнными Штатами Америки, а также между их соответствующими территориями, городами, посёлками и народами без исключения лиц или мест будет установлен прочный, нерушимый и всеобщий мир, а также истинная и искренняя дружба.

Торговля между двумя странами была объявлена свободной. Суда, а также имущество, захваченные с обеих сторон, возвращались владельцам. Согласно шестой статье договора, каждая из стран в портах другой получала привилегии наибольшего благоприятствования в торговле и в судоходстве.

574

*

В письмах Томаса Джефферсона, датированных этими годами его вице-президентства, Скрижаль увидел много интересных суждений. Джефферсон не раз высказывался о том, что американцы должны избегать войны как с французами, так и с англичанами, хотя и те и другие, ежедневно нарушая международные соглашения, дают для этого достаточно поводов. Трезвый ум, считал он, отвергнет и нападение США на Францию из-за якобы уязвлённой чести американцев — из-за требования взятки. Если же обстоятельства сложатся так, что боевые действия начнутся, кто бы их ни спровоцировал, то все американцы должны невзирая на разногласия дружно защищаться.

И всё же Джефферсон был уверен, что разгоревшиеся страсти в стране вскоре утихнут, что разделение американцев на два лагеря — партию войны, которую составляют федералисты, и партию мира: сторонников республиканских взглядов — не будет трагическим. Он предвидел, что необходимость платить дополнительные налоги, введённые на всех граждан в связи с подготовкой к войне, охладят пыл агрессивно настроенных людей; он знал, что присущий американцам республиканский дух возьмёт своё, — заставит делегатов Конгресса изменить воинственную политику страны; американцы, надеялся он, поймут, что правительство всё ещё обманывает их созданием дополнительной армии и флота в отсутствие врага, — в то время как французское правительство уже ясно выказало намерение сохранить мир с Соединёнными Штатами.

Джефферсон был убеждён, что в каждом свободном обществе должны существовать партии и сильные разногласия, это естественно; такое разделение людей по взглядам даже необходимо, чтобы приверженцы каждой из политических группировок сообщали народу о делах своих оппонентов, полагал он. Но если одна из партий в этой политической борьбе прибегнет к расколу Союза, то схватка кончится тем, что единая страна распадётся на независимые государства, которые не столь давно объединились для дружбы, для защиты, для надёжных гарантий свобод и обеспечения общего благосостояния.

575

*

В силу пределов полномочий вице-президента, которые были крайне ограничены конституцией, Томас Джефферсон не мог влиять на политику исполнительной власти; с президентом Джоном Адамсом он практически не общался. Председательствуя на заседаниях верхней палаты Конгресса, он не мог также противостоять решениям сенаторов, в подавляющем большинстве — федералистов. А летом 1798 года, наряду с законами, в соответствии с которыми была усилена подготовка к войне и Французская республика стала врагом США, Конгресс принял, и Джон Адамс утвердил, четыре акта с целью защиты государственных интересов; они известны как законы об иностранцах и подстрекательстве к мятежу.

Закон о натурализации — первый из этих актов, утверждённый 18 июня, — усложнил для иностранцев процедуру получения гражданства. Он увеличил необходимый для этого срок проживания в США с 5 до 14 лет. Каждый чужеземец, проживающий в США или прибывший, должен был отныне зарегистрироваться в окружном суде. Ни один подданный того государства, с которым Соединённые Штаты на момент подачи заявления о натурализации находились в состоянии войны, не мог получить гражданство.

Закон об иностранцах, утверждённый Адамсом неделей позже, дал президенту право выслать из Соединённых Штатов любого иностранца, если президент подозревает его в причастности к интригам или заговору против правительства. Капитанам всех кораблей, заходящим в любой порт США, закон вменял в обязанность немедленно по прибытии сообщать начальнику таможни в письменной форме подробную информацию о каждом иностранце, который находился на борту.

Третьим в этом пакете постановлений был закон об иностранных врагах, подписанный 6 июля. Он гласил, что в случае войны с любым государством президент США имеет право выслать из страны подданных этого вражеского государства, — мужчин в возрасте от 14 лет и старше, которые не являются американскими гражданами. Определять условия и сроки высылки с учётом степени угрозы общественной безопасности и требованиям гуманности закон уполномочил президента.

Самым болезнетворным и даже вредоносным для основ демократии Соединённых Штатов был закон о подстрекательстве к мятежу; он вступил в силу 14 июля. В отличие от первых трёх постановлений, закон о подстрекательстве к мятежу касался американцев. Он предписывал карать огромным по тем временам, до 5000 долларов, штрафом и тюремным заключением до пяти лет за любое из действий, указанных в его первой статье: за намерение противостоять каким-либо мерам, которые предпринимает правительство США, за оппозицию любому закону страны, за препятствование государственному служащему, кем бы он ни был, в выполнении должностных обязанностей, за попытку организовать мятеж и даже за незаконное собрание. Вторая статья этого акта предусматривала штраф до 2000 долларов и тюремное заключение сроком до двух лет за клевету на правительство: за публикацию или устное высказывание против представителей законодательной или исполнительной власти, включая президента страны, с намерением опорочить или вызвать неуважение к органу власти или к должностному лицу. Иными словами, критика действий правительства стала преступлением.

576

*

Закон о подстрекательстве к мятежу нарушал свободу слова и печати, которую американцам гарантировал Билль о правах. Причиной появления этого акта послужило осуждение действий правительства Джона Адамса со стороны республиканцев.

Одним из первых, кого федеральный суд призвал к ответу по закону о подстрекательстве к мятежу был Бенджамин Франклин Бейч, печатник и журналист, внук доктора Франклина. В возрасте двадцати одного года, после смерти деда, Бейч основал в Филадельфии газету, в которой публиковал статьи на разные темы. Вскоре тематика издания свелась к области политики. С 1794 года его газета стала выходить под названием «Аврора». Бейч в новостных колонках осуждал действия федералистов, в частности — условия Договора Джея; он публиковал материалы и статьи республиканцев, ратовал за реформы в стране на принципах демократии, критиковал действия правительств Джорджа Вашингтона и Джона Адамса. В июне 1798 года — ещё до принятия закона о подстрекательстве к мятежу — Бейч был арестован. Он умер до суда над ним в возрасте 29 лет от жёлтой лихорадки, эпидемия которой в очередной раз вспыхнула в Филадельфии.

Закон о подстрекательстве к мятежу не остался принятым лишь на словах, на бумаге. В числе первых американцев, осуждённых по этому закону оказался Лютер Болдуин, житель Нью-Джерси. Летом 1798 года президент Джон Адамс и его жена направлялись из Филадельфии в Массачусетс, в свой дом в Куинси. По дороге они остановились в Ньюарке, где в их честь прогремели залпы орудий. Несколько мужчин наблюдали за этим салютом около таверны. И Болдуин, который был среди них, сказал, что не огорчился бы, если б заряд попал в задницу президента. По ходатайству владельца таверны, федералиста, Болдуину было предъявлено обвинение за крамольные слова, порочащие президента Адамса. Федеральный суд признал Болдуина виновным и назначил ему штраф в размере 500 долларов. Приняв во внимание раскаяние преступника, суд снизил эту сумму до 150 долларов, но заключил Болдуина в тюрьму — до выплаты штрафа и судебных издержек.

577

*

За критику действий правительства Джона Адамса и самогó президента был осуждён Чарльз Холт, издатель газеты «Пчела», которая выходила в Коннектикуте, в Нью-Лондоне; ему назначили трехмесячный тюремный срок и штраф в размере 550 долларов. По тому же закону о подстрекательстве к мятежу, за публикацию статьи с критикой президента Адамса, был осуждён издатель Мэтью Лайон, представитель Вермонта в Конгрессе; суд наказал его четырьмя месяцами тюремного заключения и штрафом в 1000 долларов. За публикацию статьи с неодобрением действий президента Адамса был приговорён к шести месяцам тюремного заключения и уплате штрафа в размере 400 долларов экономист и политик Томас Купер. Журналисту Джеймсу Томсону Каллендеру за клевету на президента суд прописал девять месяцев тюремного заключения и штраф в 200 долларов.

Скрижаль нашёл интересным тот факт, что в американских газетах в это же время появлялись многочисленные статьи федералистов с нападками на Томаса Джефферсона, вице-президента США, однако Верховный суд эти обвинения странным образом не замечал. Ни редакторов газет, которые публиковали такие статьи, ни авторов этих публикаций суд не беспокоил.

Американцы ещё в колониальные времена остро реагировали на ущемление своих прав. Не молчали они и теперь. Петиции, адресованные Конгрессу, с протестами против принятого закона о подстрекательстве к мятежу поступали из разных концов страны. Такие петиции направили конгрессменам жители многих округов Нью-Джерси, Нью-Йорка, Пенсильвании, Вирджинии.

578

*

Первый громкий случай жёсткой критики правительства Джона Адамса, — случай, который вызвал наступление федералистов на свободу слова и печати в стране, произошёл больше чем за год до принятия закона о подстрекательстве к мятежу; он известен как дело Кэбелла. Тогда во главе поборников конституционных прав всех американцев и защитников обвиняемых выступил Томас Джефферсон.

579

*

В январе 1797 года конгрессмен Сэмюэл Джордан Кэбелл, член Палаты представителей от Вирджинии, разослал своим избирателям циркулярное письмо. Он осуждал в нём политику федералистов за уступки Великобритании, сделанные по Договору Джея, и за воинственность по отношению к Франции. Такая политика, отметил Кэбелл, соответствует желаниям аристократии США и ведёт к установлению монархии в стране, а с ней — и к тирании.

Циркулярное письмо Кэбелла получило огласку. Стало известно также содержание писем ещё нескольких конгрессменов-республиканцев с критикой правительства. И в мае федеральный окружной суд в Ричмонде под председательством одного из судей Верховного суда рассмотрел это дело как попытку разрушить Союз американских республик. Большое жюри, в котором значительную часть составляли федералисты, признало конгрессменов, в частности Кэбелла, виновными в клевете против счастливого правительства Соединённых Штатов, — against the happy Government of the United States, — а также в попытке разрушить единство народа и руководства страны. Вердикт присяжных квалифицировал действия обвиняемых не как преступление, а как зло.

Республиканцы были возмущены этим судилищем. Сэмюэл Кэбелл в обращении к согражданам, которое 31 мая напечатала филадельфийская газета «Аврора» Бенджамина Франклина Бейча, напомнил американцам, что ни один закон не запрещает им выражать своё мнение по вопросам религии и политики. Точную оценку приговору конгрессменам дал Генри Тэзвелл, сенатор от Вирджинии, в письме, адресованном 4 июня Джеймсу Мэдисону:

Похоже, суд и присяжные превратились в трибунал политических цензоров и сделали свои собственные мнения эталоном истины. Если они добьются успеха в своей атаке на свободу политических мнений, я полагаю, что следующим будет наступление на свободу религиозных чувств.

Самым действенным из этих ответов в защиту свободы слова оказалась петиция, поданная в Генеральную ассамблею Вирджинии. Тогда же, летом 1797 года, её составил Томас Джефферсон от имени жителей округов, чьим посланцем в Конгрессе являлся Сэмюэл Кэбелл. Монтичелло, где жил Джефферсон, находилось в одном из этих округов.

В тексте петиции было сказано, что согласно Конституции Вирджинии, представители народа в Законодательном собрании, находясь при исполнении своих обязанностей, свободны от надзора или принуждения со стороны судебной и исполнительной властей; их общение со своими избирателями должно быть свободным и не вызывающим страха. Эти права никогда прежде не подвергались сомнению и не нарушались даже чиновниками короля, отметил Джефферсон. Назвав суд над конгрессменами попыткой подчинить законодательную ветвь власти двум другим, он квалифицировал случившееся как преступление Большого жюри против всех американцев, — как попытку исключить народ из прямого влияния на правительство.

Текст этой петиции Томас Джефферсон обсудил в переписке с Джеймсом Мэдисоном и Джеймсом Монро, тоже вирджинцами. Итоговый, исправленный её вариант без указания авторства был подан в Палату представителей штата, и в конце декабря 1797 года депутаты Вирджинии согласились с положениями этой петиции. Подавляющим числом голосов они приняли резолюцию, в которой осудили попытку подавить свободу слова в стране и признали суд над конгрессменами нарушением фундаментальных принципов представительства народа в законодательной власти. Депутаты постановили напечатать полученную петицию вместе с текстами своих решений тиражом в тысячу экземпляров.

580

*

Сказанное Джефферсоном в письме Джону Тейлору, депутату Палаты представителей Вирджинии, поразило Скрижаля. Оно написано уже после того, как наступление на свободу слова и печати в Соединённых Штатах закрепил федеральный закон о мятеже; письмо датировано 26 ноября 1798 года. После слов Джефферсона о том, что он должен Тейлору политическое письмо, следовала оговорка:

...Неверность почты и обстоятельства времени против того, чтобы я сделал это полностью и свободно... Я не знаю, что меня огорчает больше всего: боязнь писать то, что я думаю, или то, что моя страна терпит такое положение вещей.

Томас Джефферсон, вице-президент США, не был уверен в том, что его корреспонденция не попадёт в руки федералистов; он послал это письмо не официальной почтой, а частным образом.

Дав оценку законам об иностранцах и подстрекательстве к мятежу как противоречащим конституции, Джефферсон продолжил:

Это уникальное явление, что в то время как правительства наших штатов являются самыми лучшими в мире, без исключения и сравнения, наше общее правительство в течение девяти или десяти лет стало более своевольным и поглотило больше общественной свободы, чем даже в Англии.

В подтверждение этих слов Джефферсон вложил в конверт вырезку из лондонской газеты с публикацией о том, что англичане упрекают американцев и даже краснеют, узнавая о том, что Конгресс США принял закон об ограничении свободы слова и печати.

581

*

После принятия пакета законов об иностранцах и подстрекательстве к мятежу Томас Джефферсон предпринял усилия, чтобы объединить протестные действия законодательных органов всех штатов против произвола федерального правительства. В октябре 1798 года он встретился в Монтичелло с братьями Джорджем и Уилсоном Николас. Оба брата были политиками, уроженцами Вирджинии, но Джордж жил в Кентукки, где в своё время участвовал в разработке конституции штата. Результатом этой встречи была договорённость о том, что Джефферсон составит проект резолюций для законодателей Кентукки, а Джордж Николас обеспечит подачу этого документа в Генеральную ассамблею штата. Джефферсон и братья Николас решили держать в тайне и саму договорённость между ними, и авторство проекта резолюций. Если бы такие действия получили огласку, все трое могли быть осуждены теперь по закону о подстрекательстве к мятежу.

События развивались довольно быстро. Уже в ноябре депутаты Генеральной ассамблеи Кентукки после обсуждения приняли резолюции, предложенные для рассмотрения одним из членов Палаты представителей; до 1821 года именно этого депутата считали их автором. Читая решения Ассамблеи Кентукки, утверждённые губернатором штата, Скрижаль подумал, что сказанное в них и всё, что связано с их появлением, должно быть известно не только политикам, но и каждому, кого волнует настоящее и будущее своей страны. Документ впечатлил его. Чтобы хорошо усвоить этот замечательный урок, который Джефферсон невольно дал неравнодушным, самостоятельно думающим людям, Скрижаль решил перечитать текст более внимательно.

582

*

В резолюциях Кентукки было сказано, что государства, объединившиеся в Союз, делегировали федеральному правительству определённые полномочия, сохранив оставшиеся права в целях самоуправления. Именно так звучит процитированная в тексте 12-я статья Билля о правах США: «Полномочия, которые Конституция не делегировала Соединённым Штатам и не отняла у штатов, сохраняются соответственно за штатами, или за народом». На основании этого положения, в резолюциях было сделано заключение, что в случае если федеральное правительство присваивает права, которые ему не были делегированы, его акты, подразумевающие наличие таких полномочий, не имеют силы, а значит именно такими, недействительными, являются законы о подстрекательстве к мятежу и об иностранцах.

Непризнание правомочным закона о подстрекательстве к мятежу было обосновано в резолюциях Кентукки ссылкой на 1-ю статью Билля о правах, где сказано: «Конгресс не должен издавать законов, касающихся установления религии, или запрещающих её свободное исповедание, или ограничивающих свободу слова или печати». Далее в резолюциях следовал вывод, что право определять наличие вины и меру наказания в тех случаях, которые названы в законе о подстрекательстве к мятежу, принадлежит исключительно штатам, каждому — в пределах своей территории. В связи с этим 3-я статья резолюций Кентукки разъясняла, что каждый штат сохраняет за собой право судить, насколько далеко может заходить свобода слова и печати не умаляя при этом необходимой степени свободы, и что каждый штат решает, до какой степени следует терпеть, а не уничтожать те неизбежные злоупотребления, которые нельзя отделить от свободы слова и печати.

Законодатели Кентукки принятыми резолюциями объявили также недействительным федеральный закон об иностранцах. Непризнание силы этого закона обосновано в тексте несколькими правовыми положениями, — цитированием Конституции США: «I.9 Миграция или ввоз таких лиц, которые любой из ныне существующих штатов сочтёт нужным допустить, не будет запрещён Конгрессом до 1808 года...», а также цитированием 5-й и 6-й поправок к конституции, где сказано, что никто не может быть лишён свободы без надлежащей юридической процедуры и что обвиняемый во всех уголовных преследованиях имеет право на публичное судебное разбирательство беспристрастным жюри присяжных того штата и округа, где совершено преступление; обвиняемый, согласно той же 6-й поправке, должен иметь возможность привлечь свидетелей, которых считает нужным, и получить помощь адвоката для своей защиты. После всех цитат следовал вывод о том, что закон, дающий президенту США права высылать из страны любого иностранца по своему усмотрению без публичного суда присяжных и без возможностей защиты, не имеет силы. В резолюциях Кентукки прозвучала и более общая оценка этого грубого нарушения прав штатов. В 6-м пункте документа сказано, что судебная власть в США принадлежит судам, а не президенту, — не исполнительной власти, которая своими действиями попирает к тому же решения законодательной власти.

В последних пунктах резолюций было заявлено, что Ассамблея Кентукки направит этот документ своим представителям и сенаторам в Конгрессе с предписанием ознакомить своих коллег с его содержанием и приложить все усилия к тому, чтобы на следующей сессии Конгресса эти возмутительные неконституционные акты были отменены. А губернатора Кентукки депутаты уполномочили отправить их резолюции законодательным собраниям всех штатов с целью указать на попытку федерального правительства лишить государства Союза возможности самоуправления не считаясь с интересами народа. В резолюциях Кентукки было прямо сказано, что нельзя — очень опасно — молчать; что попрание конституции законами об иностранцах и подстрекательстве к мятежу является попыткой свести управление Соединёнными Штатами к абсолютной власти одного человека, к деспотизму, к тирании, и если принятие подобных актов не остановить, они могут привести страну к революции и пролитию крови.

583

*

В следующем месяце, в декабре 1798 года, резолюции о неконституционности актов федерального правительства приняла также Генеральная ассамблея Вирджинии. Документ подготовил Джеймс Мэдисон, но авторство текста до поры тоже оставалось неизвестным; проект этих решений предложил рассмотреть коллегам один из членов Палаты представителей.

Скрижаль нашёл резолюции Вирджинии не столь решительными в отстаивании прав штатов, однако протест против тех нарушений Конституции США, которые допущены в актах об иностранцах и подстрекательстве к мятежу, прозвучал в них довольно ясно. В резолюциях было выражено глубокое сожаление депутатов Ассамблеи в связи с тем, что федеральное правительство в нескольких случаях проявило стремление расширить свои полномочия путём искажённого толкования положений конституции. Это стремление названо в тексте тенденцией, неизбежным результатом которой может стать преобразование республиканской системы управления Соединёнными Штатами в абсолютную или смешанную монархию. Здесь же было процитировано постановление съезда Вирджинии, который ратифицировал Конституцию США. Тогда, десять лет назад, съезд постановил, что свобода совести и печати не может быть отменена, сокращена, ограничена или изменена никаким органом власти Соединённых Штатов.

Законодатели Вирджинии в своих резолюциях призвали власти других штатов поддержать их и выразили уверенность в том, что представители народа этих штатов согласятся с вирджинцами и тоже заявят о неконституционности актов, принятых федеральным правительством. Утверждений о том, что законы об иностранцах и подстрекательстве являются недействительными или не имеющими силы, документ не содержал. Последний его параграф являлся просьбой к губернатору Вирджинии передать копию этих резолюций исполнительной и законодательной властям каждого штата, а также каждому из делегатов и сенаторов от Вирджинии в Конгрессе.

584

*

Хотя петиции от граждан с требованиями отменить законы об иностранцах и подстрекательстве к мятежу продолжали поступать в Конгресс из всех регионов страны, ни один из законодательных органов штатов не поддержал резолюции Кентукки и Вирджинии. Одни отмежевались от этих решений или просто не откликнулись, другие даже осудили их.

Самый решительный отпор стремлению республиканцев объединить усилия для защиты прав штатов решил дать человек, уже не состоявший в правительстве США. План подавления недовольства тех американцев, которые критиковали политику федеральных властей, подготовил заместитель главнокомандующего вооружёнными силами страны и неформальный лидер федералистов, — Александр Гамильтон.

585

*

Федералисты по-прежнему составляли большинство и в Сенате, и в Палате представителей США. Этому крылу законодателей Александр Гамильтон периодически присылал свои инструкции. Одно из таких писем без указания даты было адресовано Джонатану Дейтону, который до марта 1799 года являлся спикером Палаты представителей. Поскольку Гамильтон ведёт в нём речь о резолюциях Кентукки и Вирджинии, оно, скорее всего, было написано в январе или феврале. Это пространное, многостраничное письмо политическому лидеру Палаты представителей являлось программой действий, которую Гамильтон разработал для законодателей страны на ближайшие годы.

Посетовав на то, что несмотря на политические успехи властей, общественное мнение в стране не улучшилось, а среди самого многочисленного класса граждан влияние пагубных заблуждений даже возросло, Гамильтон продолжил:

Также очевидно, что оппозиция правительству приобрела более систематическую форму, чем прежде, — она стала более смелой в признании своих замыслов.... Недавнюю попытку Вирджинии и Кентукки объединить законодательные собрания штатов в прямом противодействии некоторым законам Союза нельзя рассматривать ни в каком другом свете, кроме как попытку сменить правительство.

После слов о том, что штаб-квартира оппозиционной партии находится в Вирджинии и что долг требует от сторонников правительства предпринять энергичные меры для противостояния этой партии, Гамильтон изложил своему адресату развёрнутый план таких действий. В ряду мер, которые Конгресс должен предпринять в целях укрепления силы исполнительной власти, Гамильтон рекомендовал повышение косвенных налогов, укрепление военно-морских сил, увеличение численности армии, учреждение Военной академии, принятие закона, который разрешает призывать ополченцев для подавления незаконных объединений и восстаний, ужесточение наказаний за подстрекательства к мятежу, закрытие газет чужаков-отступников, принятие закона, который предписывает рассмотрение дел о клевете против любого должностного лица США в федеральном суде. Чтобы повысить популярность правительства в народе, Гамильтон считал необходимым выделение фондов для улучшения магистральных дорог в стране и основание обществ для поощрения земледелия и ремёсел.

Наиболее радикальной из настоятельных рекомендаций Гамильтона законодателям был совет добавить в Конституцию США поправку, которая позволяла бы Конгрессу разделять республики, входящие в Союз, на более мелкие политические формирования с населением не более ста тысяч человек в каждом. Гамильтон обосновал такой план:

Разделение крупных штатов необходимо для безопасности общего правительства, а вместе с ним и Союза. [...] Большие штаты всегда будут чувствовать соперничество с общим руководством, часто будут склонны к интригам против него, а в определённых ситуациях смогут сделать это с решающим воздействием. Разделение таких штатов должно стать ключевым пунктом федеральной политики...

Далее Гамильтон заметил, что существуют опасения, из-за которых предлагать подобную поправку в настоящее время было бы нецелесообразно и даже опасно. Он закончил письмо словами о том, что прилагать усилия в борьбе с оппозицией должны также представители исполнительной власти, не только члены Конгресса, и что если президент требует стимулирования, — If the President requires to be stimulated, — то члены правительства, которые имеют доступ к нему, должны поработать над этим.

В письме от 2 февраля 1799 года Теодору Седжвику — члену Сената от Массачусетса, федералисту, — Александр Гамильтон высказался более откровенно. Письмо начиналось словами: «Что, мой дорогой сэр, вы собираетесь делать с Вирджинией?». Гамильтон настаивал на необходимости доказать конституционность тех федеральных законов, против которых выступили ассамблеи Вирджинии и Кентукки, а затем перейти в наступление на врагов правительства: осудить резолюции этих штатов. Заявив о том, что меры по увеличению армии США должны продолжаться, Гамильтон заключил, что когда достаточные вооружённые силы будут собраны, их необходимо направить в Вирджинию и, как выразился он, подвергнуть её испытанию на сопротивление.

586

*

В обострившемся конфликте между сторонниками и противниками ограничений свободы слова и печати и введённых санкций против иностранцев Джордж Вашингтон стоял на стороне федералистов. Он испытывал страх, что резолюции законодателей-вирджинцев, его земляков, и законодателей Кентукки с критикой законов, которые принял Конгресс и утвердил президент, приведут к страшному кризису Союза, и его родного штата в частности. Вашингтон поделился этими страхами с Патриком Генри в письме от 15 января 1799 года. Он высказал сожаление, что именно Вирджиния, где живут главные лидеры оппозиции, взяла на себя инициативу в нападении на федеральное правительство. В этом письме Джордж Вашингтон попросил прославленного борца за права колонистов и бывшего губернатора штата вернуться в политику — баллотироваться на приближавшихся выборах в Генеральную ассамблею Вирджинии, чтобы получив поддержку земляков, предотвратить наступление политического кризиса в стране. Патрик Генри принял вызов. Он участвовал в выборах и стал депутатом Ассамблеи, но три месяца спустя, в июне этого года, Патрик Генри скончался. А в декабре умер и Джордж Вашингтон. Он не был ни федералистом, ни республиканцем в том смысле, который обрели эти слова в Соединённых Штатах за годы его президентства. Этот решительный, честный, бескорыстный человек самоотверженно служил своему народу, и американцы ещё при жизни Вашингтона называли его отцом своей страны.

587

*

В каждом из многочисленных писем к дочерям Джефферсон повторял слова о своей любви к ним, о том, что от их здоровья зависит его счастье, что он тоскует по дому, что единственная цель в его жизни — видеть их и тех, кто им дорог, счастливыми, быть с ними рядом; он пишет, что другого счастья для него не существует, что только чувство долга удерживает его при исполнении своих обязанностей в Филадельфии, что один вечер, проведённый вместе с ними у камина, для него дороже веков жизни в столице. «Политика и партийная ненависть разрушают счастье каждого живущего здесь», — сетует он Марте в письме от 17 мая 1798 года. В письме от 11 февраля 1800 года, видно с тяжестью в душе, он поведал Марте: «Политика — такая мука, что всем, кого я люблю, я бы посоветовал не связываться с ней».

Тем временем приближались президентские выборы, и страна готовилась к ним. Республиканцы прочили в президенты своего лидера, Томаса Джефферсона, и ему нужно было принимать решение. В письме от 12 января 1800 года Джеймсу Монро, который стал губернатором Вирджинии, Джефферсон кратко, не прямо, но довольно ясно высказался о своих приоритетах. Он заметил, что больше всего хотел бы вернуться из Филадельфии домой, и продолжил: «Если что-нибудь превосходит это стремление, то лишь одно: желание, чтобы это правительство вернулось к своим республиканским принципам».

В письме зятю Томасу Манну Рэндольфу от 2 февраля Джефферсон поделился мыслями о том, что республиканцам нужно успеть сделать за год очень много и что враги конституции во главе с «нашим Бонапартом», как назвал он Александра Гамильтона, готовятся к бою. После смерти Джорджа Вашингтона Гамильтон стал главнокомандующим армией Соединённых Штатов. Сравнение этого амбициозного, жаждущего завоеваний и славы человека с Наполеоном Бонапартом было поразительно точным, хотя Джефферсон не знал о существовании тайного плана Миранды.

588

*

За годы президентства Джона Адамса политические взгляды и настроения значительной части американцев существенно изменились. Многие жители страны были недовольны ограничением свободы слова и печати, введением законов, касающихся иностранцев, и закона о подстрекательстве к мятежу. Всплеск недовольства вызвал также федеральный налог на дома, земли и рабов, который Конгресс ввёл во время необъявленной войны с Францией для укрепления сил армии и флота. Жители ряда округов Пенсильвании отказывались платить этот налог, потому что он не взимался пропорционально численности населения штатов, как требовала конституция. Пенсильванцы подняли восстание, известное как восстание Фрайса. В штате происходили многочисленные акции протеста. Жители, частью вооружённые, не давали оценщикам, федеральным служащим, делать работу, прогоняли их со своей земли и угрожали расправой. По приказу президента Адамса федеральные войска и ополченцы штата провели массовые аресты повстанцев. Федеральный суд обвинил их лидера, Джона Фрайса, а также ещё нескольких человек в государственной измене и приговорил их к повешению. Однако Адамс в мае 1800 года объявил всем участникам восстания амнистию.

Томас Джефферсон был уверен в том, что недовольство многих американцев политикой правительства лишит федералистов поддержки значительной части народа и что республиканская форма правления в стране, если не на этих президентских выборах, то на следующих, будет восстановлена.

589

*

Александр Гамильтон предпринял решительные действия для того, чтобы Томас Джефферсон не стал президентом. Случилось так, что выборы в Законодательное собрание штата Нью-Йорк, завершившиеся 1 мая 1800 года, принесли решительную победу республиканцам. А так как в соответствии с постановлением Ассамблеи штата голосовать за президента предстояло выборщикам из числа депутатов, результат голосования ньюйоркцев был уже предсказуемым. И 7 мая Гамильтон в письме Джону Джею, губернатору штата Нью-Йорк, заявил о том, что допустить избрание Джефферсона никак нельзя, чему их штат должен поспособствовать. Гамильтон предложил губернатору немедленно созвать старый состав Ассамблеи, где преобладали федералисты, с тем чтобы они изменили порядок подачи голосов за президента: забрали эти права у депутатов и отдали их округам Нью-Йорка. Осознавая противозаконность подобных действий, Гамильтон заметил: «В такие времена, в которые мы живём, не следует быть слишком щепетильным». Необходимость последовать его совету Гамильтон обосновал соображениями общественной безопасности. В конце письма он обратился к Джону Джею со словами: «Взвешивая это предложение, вы несомненно будете иметь в виду, что народные правительства непременно должны быть свергнуты...». Губернатор Джей не последовал полученному совету.

Гамильтон попытался повлиять на исход предстоящих президентских выборов и с помощью своей очередной инструкции членам Конгресса, федералистам. Он считал, что его партия должна сделать ставку не на действующего президента, а на более покладистого человека.

Помимо того что президент Адамс, к досаде Гамильтона, уклонился от войны с Францией и не собирался действовать в соответствии с планом Миранды, он принимал самостоятельные решения, которые подрывали влияние крайних федералистов на политику правительства. Весной 1800 года, когда Адамс уже осознал, что члены его кабинета следуют указаниям Гамильтона, он уволил государственного секретаря и главу Военного министерства. Адамс подписал также акты Конгресса о прекращении формирования дополнительной армии и о её роспуске, а после смерти Джорджа Вашингтона не назначил Гамильтона главнокомандующим вооружёнными силами страны.

Александр Гамильтон рекомендовал членам его партии добиваться избрания генерала Пинкни. Однако в этот раз федералисты, представленные в Конгрессе, — большинство из них, — не последовали его увещеваниям: в качестве главного из двух своих кандидатов на предстоящих выборах они выдвинули действующего президента, Джона Адамса. Это, насколько понимал Скрижаль, было первым крупным поражением лидера федералистов в его стремлении диктовать свою волю Конгрессу. А конгрессмены-республиканцы на своём собрании назвали главным из двух кандидатов в президенты от их партии Томаса Джефферсона.

В то время как Гамильтон продолжал плести интриги, чернить Джона Адамса и вести агитацию в пользу генерала Пинкни, который стал вторым из двух кандидатов в президенты от федералистов, Джефферсон, пользуясь большим перерывом в работе Конгресса, занимался в Монтичелло сельским хозяйством, обустраивал работу своей маленькой фабрики по производству гвоздей, следил за обжигом кирпичей для завершения строительства своего дома и получал удовольствие от общения с дочерьми и внуками.

590

*

Президентские выборы 1800 года завершились в декабре. Согласно действующим правилам, каждый из выборщиков по-прежнему подавал два голоса без указания, за кого голосует как за президента, а за кого — как за вице-президента. По результатам выборов кандидаты-республиканцы Томас Джефферсон и Аарон Бёрр получили по 73 голоса. Кандидаты федералистов набрали меньше: Джон Адамс — 65, генерал Пинкни — 64.

Результаты выборов означали, что должности президента и вице-президента в ближайшие четыре года займут республиканцы. Распределение полномочий между Джефферсоном и Бёрром предстояло решить Палате представителей Конгресса, где большинство составляли федералисты. Причём соответствующее положение конституции требовало, чтобы каждая делегация штата, независимо от числа её представителей в Конгрессе, имела только один голос. Таким образом выбор президента должен был решиться 16 голосами — по числу штатов, входивших в Союз.

Александр Гамильтон допускал, что республиканцы могут выиграть президентские выборы. В одном из писем своему другу Джеймсу Бейарду, члену Палаты представителей от Делавэра, он заметил, что Аарон Бёрр, став президентом, реформирует правительство в духе Бонапарта. В том письме от 6 августа 1800 года он назвал Бёрра самым беспринципным и опасным человеком в стране, сравнив его с Луцием Катилиной. Скрижаль уже знал, что эти суждения оказались верны. Знал он и то, что не пройдёт и четырёх лет — как Бёрр на дуэли смертельно ранит Гамильтона.

591

*

В декабре 1800 года, когда предварительные итоги президентских выборов стали известны, Александр Гамильтон убеждал своих друзей-федералистов, что в случае если равенство голосов, поданных за Джефферсона и Бёрра, подтвердится, предпочтение следует отдать Джефферсону, которого он должен ненавидеть, но который не столь опасен, как Бёрр, стремящийся к единственной цели — к своему величию. Джеймс Бейард не был столь уверен в правильности предпочтений своего друга. «Что касается личных качеств конкурентов, то я должен опасаться искренности мистера Джефферсона (поскольку он искренен), не меньше, чем отсутствия честности у мистера Бёрра», — заметил он Гамильтону в письме от 7 января 1801 года, когда официальные итоги выборов всё ещё не были объявлены. Гамильтон ответил Бейарду большим дружеским письмом, в котором отмежевался от решения федералистов поддержать кандидатуру Бёрра в случае равенства голосов, поданных за Бёрра и Джефферсона. Прежде чем попросить Бейарда передать это конфиденциальное письмо их общим надёжным друзьям, Гамильтон пояснил, что если федералисты при голосовании в Конгрессе воздержатся от принятия решения, тогда исключительно республиканцы окажутся ответственными за все последствия выборов. Если же федералисты проголосуют за Бёрра и он станет президентом, — а значит непременно попытается узурпировать власть, — тогда федералисты понесут ответственность за свой выбор и разделят всю вину от случившегося и весь позор.

592

*

Чем больше Скрижаль вчитывался в тексты писем, датированных теми зимними месяцами 1801 года, тем больше он понимал, что выбор президента США Палатой представителей Конгресса, — выбор между Джефферсоном и Бёрром, — был одним из важнейших, поворотных решений, которые во многом предопределили весь дальнейший ход событий в стране. Аарон Бёрр — внук того самого Джонатана Эдвардса, который был главным идеологом Великого пробуждения, — действительно оказался авантюристом, рвавшимся к власти. Если Александр Гамильтон только планировал реализовать план Миранды, то Аарон Бёрр в самом деле предпринял попытку осуществить заговор не меньшего масштаба. От результата голосования депутатов зависело, укоренятся ли в стране начала демократии, укрепятся ли права и свободы народа, или же американцам предстоит пережить годы диктатуры, беззаконий и хаоса с последующим распадом Соединённых Штатов.

593

*

Официальные результаты голосования за кандидатов в президенты были объявлены в Конгрессе 11 февраля 1801 года. Победа республиканцев с равным распределением голосов между Джефферсоном и Бёрром — по 73 у каждого — подтвердилась. Узнав об итогах выборов, члены Палаты представителей вернулись в своё помещение в Капитолии, с тем чтобы проголосовать за президента. К тому времени правительство США уже находилось в новой столице страны — в городе Вашингтоне; впрочем, это небольшое поселение нельзя ещё было назвать городом.

Результаты выборов отразили факт численного превосходства федералистов: все они, кроме одного, поддержали Аарона Бёрра; он получил 54 голоса, Томас Джефферсон — 51. Однако группировка бюллетеней по штатам дала 8 голосов Джефферсону и 6 — Бёрру. Мнения представителей двух штатов разделились поровну, поэтому эти два голоса оказались нейтральными. Для избрания президента требовалось как минимум 9 голосов, — от большинства штатов.

Подача бюллетеней была повторена, но результат остался тем же. Туры голосования продолжались всю ночь с интервалом в один час, а затем возобновлялись опять и опять, изо дня в день. В письме от 15 февраля, отправленном из Вашингтона в Вирджинию, Томас Джефферсон сообщил Джеймсу Монро: «Четыре дня голосования не привели ни к одному изменению голоса». В этом письме, а также в своих дневниковых записях Джефферсон оставил свидетельство о том, что группа конгрессменов планировала сорвать президентские выборы принятием закона о передаче правления страной в ситуации междувластия тому человеку, которого назначит Сенат. Скрижаль занёс в свой архив фрагмент из этого письма:

Если бы им позволено было провести закон о передаче правительства в руки должностного лица [officer], они, конечно, помешали бы выборам. Но мы сочли за лучшее открыто и твёрдо заявить всем и каждому, что в тот день, когда такой акт будет принят, средние штаты возьмутся за оружие и что такую узурпацию нельзя терпеть ни один день. Это сначала шокировало их...

И в письме губернатору Монро, и в своих дневниковых записях Джефферсон рассказал, что федералисты на протяжении этих дней не раз предлагали ему проголосовать за него, если он пообещает выполнить их условия, когда станет президентом. «Я однозначно заявил им, что не приму правительство по капитуляции, что я не войду в него со связанными руками», — уведомил он Монро.

В отличие от Бёрра, который через своих агентов пытался повлиять на решения депутатов, Джефферсон не предпринимал подобных действий. В письме дочери Мэри от 15 февраля он сообщил, что результаты выборов после четырёх дней голосования остаются такими же, как в первый, а затем посетовал: «Зрелище, проходящее здесь, заставляет меня задыхаться от него, бежать из круга заговоров, интриг и ненависти туда, где всё есть любовь и мир».

Выборы завершились только 17 февраля, на 36-м туре голосования, после того как федералисты узнали, что Аарон Бёрр тоже не дал им никаких обещаний. Тот самый Джеймс Бейард, которого Гамильтон убеждал в необходимости поддержать Джефферсона, но который 35 раз голосовал за Бёрра, и несколько других федералистов, договорившись, подали пустые бюллетени. В результате Томас Джефферсон получил голоса 10 штатов и был объявлен президентом страны.

594

*

Свободомыслящие, неравнодушные американцы встретили это известие с ликованием. В городах салютовали пушки. Многие распевали песню, текст которой ещё в январе 1801 года опубликовала филадельфийская газета «Аврора». В этой песне на популярную в стране ирландскую мелодию несколько раз повторялись слова: «За Джефферсона и за Свободу!», а заканчивалась песня призывом: «От Джорджии до озера Шамплейн, от океана и до берегов Миссисипи вы, Сыны свободы, громко провозглашайте: царства террора больше нет».

Неделю спустя после решающего голосования в Палате представителей Джефферсон в письме Томасу Ломаксу высказался о том, что в результате тревоги, неопределённости и опасений, которые страна пережила с 11 по 17 февраля, многие федералисты отмежевались от своих лидеров в Конгрессе и стали поддерживать республиканцев. Джефферсон закончил письмо словами: «Если мы сможем ещё раз вернуть общественные отношения к их первозданной гармонии, я поверю, что мы жили не напрасно...».

595

*

Инаугурация Томаса Джефферсона в качестве президента США состоялась 4 марта 1801 года в здании Капитолия. В речи, произнесённой перед конгрессменами, он поблагодарил сограждан за оказанную ему честь. Величие задач, стоящих перед ним, признал Джефферсон, превышает его способности и силы, но он выразил надежду, что найдёт поддержку законодателей и сможет в любых трудных ситуациях полагаться на их мудрые решения. Джефферсон высказал уверенность, что при сохранении неограниченной свободы слова в стране, при всех столкновениях мнений, американцы будут подчиняться требованиям конституции и объединятся в целях общего блага. В этой речи прозвучали замечательные слова о равенстве всех граждан перед законом и о том, что при всех неизбежных политических разногласиях терпимость к суждениям любого меньшинства людей должна быть незыблемой:

Все также будут иметь в виду этот священный принцип, что хотя воля большинства во всех случаях преобладает, эта воля, чтобы быть правомерной, должна быть разумной; что меньшинство пользуется равными правами, которые законы, одни для всех, должны защищать и нарушение которых было бы угнетением. Давайте же, сограждане, объединимся одним сердцем и одним разумом. Давайте восстановим в общественных отношениях ту гармонию и любовь, без которых свобода и даже сама жизнь являются лишь тоскливыми вещами. И давайте подумаем о том, что изгнав с нашей земли религиозную нетерпимость, от которой человечество так долго истекало кровью и страдало, мы ещё малого достигли, если миримся с политической нетерпимостью, столь же деспотической, столь же злой и способной на столь же яростные и кровавые преследования.

Сказав, что любые расхождения во мнениях американцев не являются принципиальными, Джефферсон добавил: «Мы все республиканцы, мы все федералисты». Сограждан, которые опасались, что республиканское правительство не может быть сильным, он заверил в безосновательности таких страхов: «Я считаю, что наоборот, — это самое сильное правительство на земле». Чтобы американцы знали, чего им следует ожидать от исполнительной власти в ближайшие годы, Джефферсон назвал основные принципы, которые будут определять политику его правительства:

Равная и строгая справедливость по отношению ко всем людям, любых государств и убеждений, религиозных или политических; мир, торговля и честная дружба со всеми народами без впутываний в союзы ни с одним; поддержка правительств штатов во всех их правах как наиболее компетентных органов управления нашими внутренними делами и самых надёжных оплотов против антиреспубликанских тенденций; сохранение федерального правительства во всей его конституционной силе как якоря нашего мира в своём доме и для безопасности за границей...

Джефферсон пообещал, что в числе главных забот и приоритетов в работе нового правительства будут также обеспечение превосходства гражданской власти над военной, поддержание ополчения в надлежащей готовности, экономия в государственных расходах, поощрение сельского хозяйства и торговли, умеренное и безопасное исправление злоупотреблений, информирование народа, свобода религии, свобода прессы, свобода личности под защитой Хабеас корпус и суд, проводимый беспристрастно избранными присяжными. «Мудрость наших лучших умов и кровь наших героев были посвящены их достижению, — сказал Джефферсон о названных им целях правительства. — Они должны быть кредо нашей политической веры...». Попросив снисхождения к его возможным ошибкам, которые никогда не будут преднамеренными, он пообещал согражданам делать всё, что в его силах, для их счастья и сохранения свобод.

596

*

Инаугурационную речь Томаса Джефферсона опубликовали американские газеты и периодические издания европейских стран. Его обращение к соотечественникам о необходимости примирения между двумя партиями не осталось только красивой фигурой речи. В первый же год своего президентства Джефферсон, не поступаясь провозглашёнными принципами, сделал всё возможное, чтобы соединить усилия людей разных убеждений в служении народу.

Вопреки давлению многих друзей-республиканцев, Джефферсон не сместил ни с гражданских, ни с армейских должностей тех федералистов, которые добросовестно выполняли свои обязанности. В письме от 29 марта 1801 года Сэмюэлу Адамсу — «патриарху свободы», как назвал его Джефферсон, — он заметил, что уволены будут лишь те государственные служащие, которые использовали своё положение во вред согражданам, однако мнение человека и достойное отстаивание своей позиции никогда не следует рассматривать как преступление. По сути о том же, в письме от 24 марта, он рассказал доктору Бенджамину Рашу — вице-президенту Американского философского общества, которое Джефферсон возглавлял с 1797 года. Признав, что его политика формирования правительства сильно оскорбит многих его друзей, он процитировал латинский афоризм Fiat justitia ruat caelum — «Пусть справедливость свершится, даже если небеса падут» — и назвал этот постулат своим жизненным принципом.

Джефферсон считал также, что президент не имеет права назначать родственников на государственные должности. В письме своему двоюродному брату — помощнику, способному человеку — он высказался о том, что Джон Адамс крайне унизил себя такими назначениями. А в одном из этих мартовских писем, датированном 23-м числом, Скрижаль встретил интересное суждение Джефферсона о необязательной и даже нежелательной зависимости благополучия страны от талантов главы государства: «Я искренне желаю, чтобы мы вместе с вами могли видеть наше правительство настолько защищённым, чтобы оно меньше зависело от характера человека, чьим рукам оно доверено».

В ответе на жалобу торговцев из Нью-Хейвена о назначении сборщиком налогов человека, которого они сочли неподходящим для этой должности, Джефферсон прежде всего признал право американцев свободно выражать свои мнения общественным деятелям. А по сути жалобы он ответил, что решение о занятии вакансии было принято после получения таких сведений, которые не оставили места сомнениям в профессиональной пригодности назначенца. Это письмо, датированное 12 июля 1801 года, Джефферсон закончил словами о том, что отныне единственными критериями относительно кандидата на любую должность будут ответы на вопросы: «Честен ли он? Обладает ли он способностями? Верен ли он конституции?».

597

*

Сессия Конгресса с новым составом делегатов — первая в президентство Томаса Джефферсона — открылась 7 декабря 1801 года. Изменение в соотношении избранников народа между представителями двух партий свидетельствовало о существенном сдвиге в настроениях жителей страны: большинство сенаторов теперь были республиканцами, а в Палате представителей республиканцы почти вдвое превосходили числом федералистов.

На следующий день после открытия Конгресса члены обеих палат ознакомились с содержанием адресованного им письма президента; оно было зачитано. Томас Джефферсон не обладал талантом оратора, и он избегал публичных выступлений. В своём обращении к законодателям он отчитался о положении дел в стране и сообщил о ближайших планах правительства.

В этом послании Джефферсон поделился с делегатами своей искренней радостью — тем, что американцы после многих лет войн и бедствий могут наслаждаться миром и развивать свои торговые связи. Исключение составляли отношения с Ливией. После того как Джефферсон, уже в качестве президента, отказал паше Триполи в уплате дани, паша объявил Соединённым Штатам войну. Джефферсон послал в Средиземное море небольшую эскадру фрегатов с целью склонить Триполи к миру, но с приказом защищать торговлю США.

Джефферсон доложил также Конгрессу о результатах переписи населения Соединённых Штатов, — о том, что число жителей страны растёт в геометрической прогрессии. Отталкиваясь, в частности, от того факта, что увеличение населения ведёт к росту доходов, он предложил законодателям отменить все внутренние налоги; поступления от всех других налогов он оценил как достаточные для содержания правительства, для выплаты процентов по государственным долгам и погашения самих долгов. Джефферсон допустил, что он ошибается, но привёл аргументы в поддержку своего предложения:

Война и неблагоприятные события могут действительно изменить эти ожидания и потребовать расходов, которые нельзя будет покрыть этими налогами; но здравые принципы не оправдывают того, чтобы мы облагали трудолюбие наших сограждан налогом для накопления богатств на случай возникновения войн, которые могут случиться неизвестно когда и которые, возможно, не произойдут, если не будет соблазнов, возникающих из-за этих богатств.

В обращении Джефферсона к Конгрессу было сказано о необходимости сокращения расходов, в частности — расходов на содержание тех государственных служб и чиновников, в которых нет необходимости. Он сообщил депутатам, что уже провёл существенные сокращения в дипломатических миссиях, расформировал несколько учреждений и сократил состав инспекторов по сбору налогов. Пообещав продолжить преобразования такого рода в целях избавления от бесполезных государственных структур, он отметил, что многие должности были установлены законом, и значит упразднить их могут лишь законодатели. Чтобы сделать проверку денежных трат быстрой, эффективной и единообразной, Джефферсон предложил возложить контроль за расходами на одно ведомство.

С той же целью разумного расходования денег народа Джефферсон изложил конгрессменам свой план расформирования постоянной армии с оставлением в фортах и укреплённых пунктах лишь тех воинских частей и в том численном их составе, которые определил глава Военного министерства. Поскольку никогда нельзя знать, где именно враг может вторгнуться в пределы страны, дать отпор агрессорам в любой её части способны только силы местного ополчения; именно на ополчение приходится полагаться для отражения первой атаки врага и для поддержания обороны до тех пор, пока не будут задействованы регулярные войска, отметил Джефферсон. С учётом этих соображений он попросил депутатов усовершенствовать законы, регулирующие порядок формирования и действий ополчения.

Назвав сельское хозяйство, производства, торговлю и мореплавание четырьмя столпами процветания американцев, Джефферсон обратил внимание законодателей на необходимость сохранения свободы индивидуального предпринимательства и призвал депутатов своевременно защищать предпринимателей в случаях трудных, непредвиденных обстоятельств. В этом обращении он высказался также о важности доработки судебной системы, — распространения института суда присяжных на все дела, связанные с безопасностью и собственностью граждан, и введения единой для всех штатов процедуры беспристрастного выбора присяжных.

Джефферсон рекомендовал Конгрессу пересмотреть закон о натурализации, который увеличил иностранцам с 5 лет до 14-ти срок проживания в стране, необходимый для получения гражданства. В ряду аргументов в защиту переселенцев прозвучал и такой вопрос Джефферсона: «Откажем ли мы несчастным, беглецам от страданий, в том гостеприимстве, которое дикари оказали нашим отцам, прибывшим в эту землю?». О диктаторских законах, принятых в президентство Джона Адамса — законе о подстрекательстве к мятежу и законе об иностранцах, — Джефферсон в послании Конгрессу даже не упомянул: срок их действия к этому времени уже истёк.

598

*

Спустя чуть больше недели, начиная с 17 декабря, газета «Нью-Йорк Ивнинг Пост» стала публиковать статьи под названием «Исследование» — The Examination. Последняя из них, 18-я по счёту, вышла 8 апреля 1802 года. В этих публикациях неизвестный автор, скрывавшийся за подписью «Луций Красс», резко критиковал послание Джефферсона Конгрессу. Он упрекал президента в нежелании выступить перед членами обеих палат; он осуждал Джефферсона за самоволие в военных действиях против Триполи без получения санкции Конгресса, за сокращение государственных должностей, за предложения расформировать постоянную армию и отменить внутренние налоги. Автором этих статей был Александр Гамильтон.

599

*

За время этой сессии Конгресса, которая закрылась 3 мая 1802 года, законодатели, обсудив предложения президента, приняли ряд актов в соответствии с его рекомендациями. Состав вооружённых сил США в мирное время одним из этих актов был сокращён примерно на треть: на службе остались два пехотных полка вместо четырёх и один артиллерийский полк вместо двух. Этот акт предписал также создать инженерный корпус — основать Военную академию в Вест-Пойнте, в штате Нью-Йорк.

Конгресс отменил внутренние налоги: упразднил сборы за перегонные аппараты и домашние дистиллированные спирты, за рафинированный сахар, за лицензии розничных торговцев и аукционные продажи, за транспортные средства для перевозки людей, за пергамент и бумагу. Чуть ли не половину доходов от этих сборов поглощала система налоговой службы с многочисленным штатом чиновников; теперь она подлежала упразднению.

Новый закон о натурализации отменил соответствующий акт, принятый в президентство Джона Адамса. Закон гласил, что любой иностранец, являющийся свободным белым человеком, может при выполнении определённых условий стать гражданином США. Согласно этим требованиям, переселенец должен проживать в любом штате страны не менее пяти лет и по меньшей мере за три года до прохождения процедуры получения гражданства заявить под присягой о таком своём намерении. Кандидат на получение этого статуса, давая присягу, должен навсегда отказаться от верности правителю любого иного государства и от подданства другой страны, а также пообещать, что будет поддерживать Конституцию Соединённых Штатов. Если иностранец, ходатайствующий о гражданстве США, имеет наследственный титул или дворянских чин, он также должен отказаться от подобных титулов и чинов. Судам, дающим гражданство заявителям, надлежало убедиться не только в том, что человек действительно проживал в Соединённых Штатах не менее пяти лет, но и в том, что он в течение этого времени зарекомендовал себя правопослушным человеком с хорошими моральными качествами. Закон объявлял гражданами страны тех проживающих в США детей, которые на момент натурализации их родителей не достигли возраста 21 года, а также детей, рождённых за пределами США, если их родители имеют гражданство.

600

*

Конгресс принял целый ряд других законов, в частности — акт о судебной власти, который реформировал федеральную судебную систему, акт о погашении всего государственного долга, акты, регулирующие связи с индейцами. В одном из них, утверждённом Джефферсоном 30 марта 1802 года, было чётко, подробно изложено, где — по каким водоразделам, дорогам, горам и возвышенностям — проходит граница между территорией Соединённых Штатов и различными племенами индейцев. Этот закон под угрозой денежного штрафа в размере от 50 до 100 долларов или тюремного заключения сроком от 3 до 6 месяцев запретил любому жителю Союза пересекать указанную черту в любых целях без соответствующего специального документа, выданного губернатором штата, или командующим пограничными войсками, или должностным лицом, назначенным президентом США. За поселение американца на земле коренных жителей страны — за той границей, которая указана в законе, — правонарушителю, после выплаты штрафа в огромном по тем временам размере, до 1000 долларов, грозил тюремный срок до 12 месяцев. Такое же наказание должен был понести американец за покупку, аренду или получение в дар земли у индейца. За убийство индейца любого племени преступнику, белому человеку, полагалась смертная казнь. 21-й пункт этого большого законодательного акта разрешал президенту США запрещать или ограничивать продажу спиртных напитков индейским племенам.

601

*

Отношения между американцами и краснокожими жителями континента были и прежде закреплены федеральными законами. Акт 1790 года запрещал кому-либо вести торговлю с индейцами без лицензии, заверенной рукой и печатью должностного лица, которого назначил президент США. Нарушителю грозил штраф в 1000 долларов. Этот закон категорически запрещал также покупку земель у индейцев частными лицами. Такое право было оставлено только правительству Соединённых Штатов при условии официального, публично заключённого договора с индейцами. За преступление белого человека против кого-либо из краснокожих, включая посягательство на собственность, злоумышленник должен был ответить по закону того штата, где он проживал, как за преступление против белого человека.

В послании Конгрессу от 8 декабря 1801 года Томас Джефферсон, излагая положение внутренних дел Союза, отметил, что в отношениях с коренными жителями страны преобладает дух мира и дружбы, и он поделился с делегатами своей радостью: сообщил, что в результате постоянной помощи, которую индейцы получают и орудиями труда, и поддержкой в практике земледелия, в некоторых племенах наблюдается прирост населения.

Месяц спустя после передачи этого послания Конгрессу Джефферсон принимал в Вашингтоне представителей индейских племён. 7 января, обратившись к ним со словами «Братья и друзья», он продолжил:

Я с большим удовлетворением принимаю визит, который вы так любезно нанесли нам, и я благодарю Великий Дух, который привёл вас к нам в целости и сохранности. Хорошо, что друзья иногда встречаются, взаимно открывают свои мысли и возобновляют привязанности. Сотворённые одним и тем же Великим Духом и живущие на одной земле с нашими братьями, краснокожими людьми, мы считаем себя членами одной семьи; мы хотим жить с ними как живёт один народ и заботиться об их интересах как своих собственных.

Сказав, что мир лучше войны, несущей лишь гибель друзей и разруху, Джефферсон пообещал помогать индейским племенам справляться с возникающими трудностями, снабжать их орудиями труда и посылать к ним людей, которые будут обучать их ремёслам.

В октябре 1802 года Томас Джефферсон получил послание от вождя племён ирокезов — Красавца Лейка, с которым он встречался прошедшей зимой. Это послание не сохранилось, но из ответа Джефферсона, датированного 3 ноября, следует, что Красавец Лейк попросил президента США запретить продажу спиртных напитков ирокезам из-за губительных последствий пьянства, — из-за деградации его соплеменников, голода, нищеты и сокращения населения. Джефферсон, выразив радость по поводу такой просьбы, согласился исполнить её:

Я очень приветствую вашу решимость не употреблять их вообще. Мы слишком заботимся о вашем счастье, чтобы сопоставлять ничтожную прибыль от продажи этих товаров с вредом, который они вам причиняют.

Президент напомнил также вождю ирокезов, что законы США защищают интересы индейцев, что частным лицам запрещено покупать у них земли. Он заверил Красавца Лейка, что земли народов ирокезов останутся в их владении. Правительство США всегда готово купить землю, но никогда не будет просить о такой сделке у индейцев: покупка может состояться исключительно в случае, если они сами предложат её, заметил Джефферсон. Он закончил это письмо словами:

Продолжай, брат, великую реформацию, которую ты предпринял. Убеждай наших красных братьев быть трезвыми и возделывать свои земли... Во всех ваших предприятиях на благо вашего народа вы можете с уверенностью рассчитывать на помощь и защиту Соединённых Штатов, а также на мою личную искренность и моё усердие, с которыми я воодушевлённо продвигаю эту гуманную работу. Вы наши братья на этой, одной земле, и мы желаем вам процветания, как подобает это братьям.

В письме Бенджамину Хокинсу, бывшему сенатору, одному из главных уполномоченных правительства США по связям с племенами индейцев, Джефферсон назвал лучшим, самым счастливым будущим для индейцев совместное проживание с белыми людьми, с тем чтобы обе расы смешались и стали одним народом — американцами, гражданами Соединённых Штатов. Бенджамин Хокинс, должно быть, разделял мнение президента: у него и его гражданской супруги — женщины из индейского племени криков — было семеро детей.

602

*

О событиях в стране, о состоянии международных дел и о результатах работы нового федерального правительства от весны до зимы 1802 года Скрижаль узнал главным образом из обращения Джефферсона к Конгрессу, который возобновил работу в декабре. В этом послании, датированном 15 декабря, президент выразил удовлетворение тем, что американцы по-прежнему благословлены миром в международных отношениях и соблюдением порядков на своей земле. Джефферсон сообщил также депутатам и грустную новость: корсары Триполи захватили американский торговый бриг «Франклин» с экипажем судна.

Финансовая политика правительства дала хорошие результаты: поступления от внешних пошлин за последние двенадцать месяцев превысили годичные поступления всех предыдущих лет. Эти доходы позволили правительству выплатить проценты по государственному долгу, погасить более 8 миллионов долларов основного долга и ещё пополнить казну суммой в 4,5 миллионов долларов. Джефферсон доложил Конгрессу, что в некоторых штатах сбор внутренних налогов уже прекращён, а в остальных будет вскоре закончен. Назвав эту ликвидацию налогообложения граждан освобождением потомков от смертельной язвы, он высказался о необходимости и впредь принимать решения с учётом нужд народа и экономного расходования средств.

Джефферсон сообщил депутатам, что руководители Военного и Военно-морского министерств вскоре предоставят им сметы расходов своих ведомств на следующий год. Он заметил также, что сдерживание вооружённых сил Триполи и меры по сохранению мира с другими странами варваров могут потребовать увеличения присутствия американских военно-морских сил в Средиземноморье. Джефферсон призвал законодателей к экономии ресурсов при затратах на развитие военно-морского флота за счёт сбережения судов, которые быстро выходят из строя, так как стоят в воде и на солнце. Поскольку поддержание их на ходу обходится дорого из-за необходимости постоянных ремонтов, он рекомендовал Конгрессу выделить деньги на постройку сухого дока, где суда можно держать защищёнными от солнца и сухими. Назвав ополчение опорой страны в случаях внезапных чрезвычайных ситуаций, Джефферсон посоветовал депутатам совершенствовать акты, регулирующие порядок действий резервистов. В конце послания он указал цели, которыми правительство страны должно следовать в своей работе:

Культивировать мир, поддерживать торговлю и мореплавание во всех законных инициативах, поощрять наше рыболовство как школу мореплавания и для воспитания человека; защищать производства, адаптированные к нашим обстоятельствам; сохранять веру народа путём точной выплаты его долгов и выполнения договоров; расходовать государственные деньги так же осторожно и экономно, как мы бы поступали со своими собственными, и не возлагать на наших граждан ненужного бремени; во всём держаться в рамках наших конституционных полномочий и дорожить федеральным союзом как единственной надёжной опорой, — вот, сограждане, те ориентиры, которыми мы должны руководствоваться во всех наших действиях.

Следование этим политическим курсом будет способствовать счастью и безопасности граждан, заключил Джефферсон. Со своей стороны он пообещал законодателям предоставить всю информацию, которой располагает и которая нужна для выполнения возложенных на них обязанностей, а также уверил, что они могут рассчитывать на его искреннее согласие во всех своих решениях, принятых для блага народа.

603

*

В числе многих законов, сформулированных и утверждённых депутатами на этой сессии Конгресса, были три акта, принятых с целью более эффективного обеспечения национальной обороны силами ополчения. Конгресс принял акт о включении Огайо в Союз в качестве 17-го по счёту штата, имеющего равные права со всеми членами федерации. В одном из законов были подробно изложены цели и суммы ассигнований на разные нужды военно-морского флота.

Закон, подписанный президентом 28 февраля 1803 года, запрещал ввоз в страну рабов, а точнее любого чернокожего человека или мулата, который не является уроженцем, или гражданином, или моряком США. Капитану корабля или тому, кто обеспечил высадку даже одного чернокожего или мулата в любом штате, грозила теперь конфискация корабля вместе со всем грузом и огромный штраф: 1000 долларов за каждого такого нелегально ввезённого в страну человека.

604

*

В те же последние дни февраля 1803 года Конгресс постановил выделить два миллиона долларов, чтобы дать возможность исполнительной власти договориться с правительством Франции о покупке Нового Орлеана и с правительством Испании — о покупке Флориды. Флоридой называли две испанские провинции: Восточную Флориду, которая занимала территорию полуострова Флорида, и Западную Флориду — территорию на северном побережье Мексиканского залива между реками Миссисипи и Апалачикола. За решением Конгресса о финансировании этих покупок, как знал уже Скрижаль, стояла череда важных для США событий.

605

*

По секретному соглашению, подписанному Испанской империей и Французской республикой 1 октября 1800 года, Испания уступила Франции Луизиану — огромную территорию, которая находилась в центральной части Северной Америки, западнее всех штатов Союза: она простиралась от порта Новый Орлеан в Мексиканском заливе на юге до территории Канады на севере.

Когда правительство США узнало об изменении собственника Луизианы, Томас Джефферсон отправил Роберту Ливингстону, послу США во Франции, секретное письмо, в котором проницательно спрогнозировал возможные последствия случившегося. Он осознал, что торговля страны оказалась под угрозой и что мир с Францией может вскоре обернутся войной.

В этом письме от 18 апреля 1802 года Джефферсон отметил, что переход Луизианы во владения Франции является для США болезненным событием. Сказав, что американцы всегда считали Францию дружественной им страной, а страну, владевшую Новым Орлеаном, — своим врагом, он пояснил, что через порт Нового Орлеана проходят 3/8 всех товаров США и что этот объём вскоре достигнет половины товарооборота Союза. То, что Новым Орлеаном до недавних пор владела Испания, американцы почти не ощущали, однако теперь, когда эта территория перешла к Франции, могущественной в военном отношении державе, ситуация безусловно изменится; неизбежный конфликт поссорит две страны, пояснил Джефферсон. Признав, что вооружённые силы Бонапарта превосходят силы США, он заметил однако, что американцам на своей земле французы не страшны, а в случае необходимости Соединённые Штаты вынуждены будут сменить друзей, — заключить союз с Великобританией. И Джефферсон подвёл итог сказанному:

Я полагаю, что все эти соображения можно было бы в какой-то надлежащей форме довести до сведения правительства Франции. Заявленные нами, они не должны оскорблять, потому что мы приводим их не в качестве угрозы, а как последствия, не контролируемые нами, но неизбежные из хода вещей. Мы упоминаем о них не как вещах, которых мы желаем каким-либо образом, а как вещах, которые порицаем; и мы просим друга смотреть в будущее и предотвращать их в наших общих интересах.

Сохранение дружбы между двумя странами Джефферсон видел в покупке Соединёнными Штатами Нового Орлеана и Флориды у правительства Франции, о чём он также сообщил Ливингстону. Письмо заканчивалось словами о важности этой сделки. Очевидно Джефферсон ещё не знал, что Испания отказала Франции в передаче Флориды.

Предвидения Джефферсона стали осуществляться. В октябре того же 1802 года интендант Нового Орлеана объявил о закрытии порта для американских судов и о запрете на хранение американских товаров в этом порту. Дело шло к войне. И федералисты действительно требовали от правительства начать военные действия против вооружённых сил Бонапарта.

На зимней сессии Конгресса, 11 января 1803 года, Джефферсон выступил в Сенате с речью, в которой сообщил о серьёзных проблемах, возникших в Новом Орлеане, и о принятых мерах, которые должны решить этот конфликт мирным путём посредством покупки у Франции части её владений в Северной Америке. Именно после обращения Джефферсона к сенаторам Конгресс выделил для этих целей два миллиона долларов.

Для приложения бóльших усилий в переговорах о приобретении территорий Джефферсон в помощь Роберту Ливингстону назначил чрезвычайным и полномочным послом США во Франции Джеймса Монро. Президент проинструктировал его о порядке действий в разного рода непредвиденных обстоятельствах. Монро получил также чрезвычайные полномочия посла в Испании на случай, если договор о покупке территорий придётся заключать с её королём.

606

*

Томас Джефферсон шифровал свои письма, адресованные корреспондентам в Европе, но одно из них, французу Дюпону де Немуру от 1 февраля 1803 года, он намеренно отправил незашифрованным. Дюпон де Немур был его хорошим знакомым и человеком, известным не только у себя на родине, но и в других европейских странах. Зная о перлюстрации почты во Франции, Джефферсон не сомневался в том, что содержание его письма станет известно Бонапарту. В этом письме он рассказал Дюпону де Немуру о кризисе в США, вызванном закрытием порта в Новом Орлеане, — порта, который контролировал торговлю на реке Миссисипи. Сообщив, что после обретения независимости Союза американцы в подобной критической ситуации ещё не оказывались, он заверил Дюпона де Немура, что решение будет принято немедленно. И хотя американцам и французам очень важно поддерживать мир между их странами, добавил он, интересы торговли вынудят США вступить в союз с Великобританией; правительство сделает это, если французы откажутся продать Новый Орлеан. Джефферсон не блефовал. В случае такого отказа он действительно уполномочил Монро заключить союз с британцами.

Бонапарт хотел восстановить Французскую колониальную империю в Америке, однако для задуманного им вторжения в Великобританию ему очень нужны были деньги. К тому же отказ Испании уступить Франции Флориду делал проблематичной возможность вооружённой защиты Луизианы, и Нового Орлеана в частности. Бонапарт безусловно принял во внимание и предостережение Томаса Джефферсона о том, что Соединённые Штаты, не добившись своего, заключат военный союз с британцами, которых первый консул Французской республики задумал покорить. Ему не нужен был такой союзник на стороне врага. И Талейран за несколько дней до прибытия Джеймса Монро в Париж предложил Роберту Ливингстону купить у Франции всю Луизиану.

По свидетельству самогó Ливингстона, он отказался от такого предложения, мотивируя отказ тем, что его страна хочет получить только Новый Орлеан и Флориду. Талейран возразил, что в случае продажи Нового Орлеана остальное для Франции не будет иметь большого значения, и он поинтересовался, сколько Соединённые Штаты готовы заплатить за всю Луизиану, включая Новый Орлеан. Ливингстон отложил ответ на этот вопрос до прибытия Монро.

По всей видимости в устных инструкциях, которые Монро получил от Джефферсона, такой поворот событий и соответствующие действия американских дипломатов были тоже предусмотрены. Монро вряд ли бы взял на себя всю ответственность в принятии этого предложения Талейрана.

Вскоре, 30 апреля 1803 года, представители обеих стран подписали договор и два соглашения о покупке Луизианы Соединёнными Штатами у Франции за 80 миллионов франков, что соответствовало 15 миллионам долларов. Так, без войны, без единого выстрела, посредством умной дипломатии президента Томаса Джефферсона, территория Соединённых Штатов была увеличена вдвое.

607

*

Поскольку в казне США не было 15 миллионов долларов, 3/4 этой суммы Франция получила в качестве государственных облигаций США с доходностью 6% и с гарантией полностью погасить долг в период с 1819 по 1822 год.

По условиям подписанного в Париже договора жители Луизианы становились полноправными гражданами США. Соединённые Штаты обязаны были также выполнять все те соглашения с племенами индейцев, которые заключила с ними Испания, — выполнять до тех пор, пока между этими народами и федеральным правительством не будут заключены другие договоры.

608

*

Из многих интересных писем Томаса Джефферсона, датированных этим, 1803-м, годом, особенно порадовало Скрижаля письмо от 30 августа генеральному прокурору США Леви Линкольну. Джефферсон попросил в нём Линкольна передать отказ группе бостонцев на их запрос о дне рождения президента. Джефферсон пояснил своё уклонение от ответа:

...Не одобряя ни передачи почитания великого дня рождения нашей Республики какому-либо лицу, ни разделения почестей между отдельными лицами, я отказался сообщить о своём дне рождения и обязал мою семью не сообщать его. Это единый ответ на все подобные прошения.

И действительно, день рождения Томаса Джефферсона американцы узнали только после его смерти. Он был очень скромным человеком — во всём. Он упростил помпезный этикет, который существовал до него в Доме президента, — в Белом доме, как вскоре стали называть это здание. Джефферсон принципиально не хотел извлекать какую-либо личную выгоду от исполнения обязанностей главы государства. Он прямо высказался об этом в письме Леветту Харрису, американскому дипломату США в Санкт-Петербурге:

Я установил как закон для моих действий во время пребывания в должности, и до сих пор я скрупулёзно его соблюдал: не принимать никаких подарков, кроме книги, брошюры или другого любопытного предмета незначительной ценности, а также для того, чтобы избежать обвинений в мотивах моих поступков и чтобы исключить практику, допускающую такое злоупотребление.

Причиной этого письма послужил подарок правительства Российской империи президенту США, — бюст императора Александра Павловича. Джефферсон сообщил Харрису, что особое уважение, которое он испытывает к императору России, побуждает его нарушить установленное им правило и с благодарностью принять этот подарок.

609

*

В связи с необходимостью скорейшей ратификации договора с Францией о покупке Луизианы президент Джефферсон созвал Конгресс раньше, чем это предусмотрели депутаты на их предыдущей встрече. Они собрались в Вашингтоне 17 октября 1803 года. Республиканцы составляли теперь подавляющее большинство не только в Палате представителей, но и в Сенате. В этот же день в Конгрессе было зачитано очередное, третье по счёту, ежегодное обращение Джефферсона к членам обеих палат.

Пояснив, что более ранний созыв депутатов потребовали дела большого общественного значения, он доложил Конгрессу о подписанном в Париже договоре, который теперь, согласно конституции, требует утверждения Сената. Джефферсон выразил уверенность, что плодородие Луизианы, её климат и протяжённость обещают в недалёком будущем существенную прибавку казне и обеспечат благополучие потомков. В случае утверждения этого договора государственный долг США увеличится почти на 13 миллионов долларов, из которых бóльшая часть должна быть выплачена через 15 лет, сообщил Джефферсон. Он выразил надежду, что для покрытия возросшего долга Конгресс рассмотрит ресурсы страны и найдёт возможность не возвращаться к налогообложению граждан.

В этом послании прозвучало глубокое беспокойство Джефферсона тем, что в Европе вновь началась война, что народы опять занялись взаимным уничтожением. Сожалея о несчастьях европейских стран, он призвал к сочувствию и соотечественников, после чего добавил, что американцы к счастью отделены от народов Европы океаном, и за это следует благодарить провидение, которое уберегло их от войны. Джефферсон решительно высказался о том, что Соединённые Штаты не должны вмешиваться в эти кровавые распри:

Мы были бы в высшей степени неразумными, если бы отказались от исключительных благ положения, в которое нас поставила природа, — от возможности, которой она наделила нас: следовать вдали от чужих раздоров путями трудолюбия, мира и счастья, культивирования общей дружбы и решения конфликтов судом разума, а не силы.

Джефферсон отчитался о том, что небольшие корабли, согласно постановлению Конгресса, были отправлены в Средиземное море, и теперь они смогут более эффективно противостоять трипольским крейсерам, чем устранят необходимость конвоировать торговые суда, а значит существенно уменьшат затраты на такую охрану. Заметив, что полный отчёт о доходах и расходах за прошедший год представит Конгрессу министр финансов, Джефферсон сообщил о главных финансовых итогах года: поступления в казну составили от 11 до 12 миллионов долларов; чистый доход превысил сумму, необходимую для текущих трат и погашения задолженностей, включая выплату значительной части государственного долга и процентов, а в казне при этом осталось почти 6 миллионов долларов.

610

*

Федералисты, представленные в Конгрессе, критиковали договор о покупке Луизианы по разным причинам: они утверждали, что Луизиана принадлежит Испании, а не Франции, и значит правительство заплатило огромные деньги за войну с Испанией; федералисты обвиняли Джефферсона в трусости: вместо того чтобы отвоевать Луизиану, — что стоило бы гораздо дешевле, — он купил дружбу Франции из страха перед Бонапартом. Одни федералисты считали эту сделку неконституционной, другие настаивали на том, что купленная территория должна остаться на правах колонии, — что её нельзя включать в Союз. Однако оппоненты Джефферсона не добились своих целей. Сенат после обсуждения договора большинством голосов ратифицировал его.

Нападки на Томаса Джефферсона в прессе не прекращались. Однако времена, когда он болезненно переживал несправедливые упрёки и клевету в свой адрес, давно прошли. Он уже не воспринимал наветы как личные оскорбления и не считал нужным публично отвечать ни на критику его взглядов, ни на выпады, которые касались его личной жизни.

Недруги обвиняли Джефферсона, в частности, за его связь с рабыней — Сарой Хемингс. Супруги Марта и Томас Джефферсон унаследовали её вместе с другими рабами после смерти отца Марты. Салли, как называли эту женщину, приходилась Марте Джефферсон сводной сестрой, — сестрой по отцу. Она была на три четверти белая с четвертью африканской крови в жилах. В газетах того времени появлялись карикатуры, которые высмеивали отношения президента с рабыней.

Скрижаль знал, что анализ ДНК потомков Томаса Джефферсона и потомков Салли Хемингс показал большую вероятность того, что именно Джефферсон был отцом детей этой женщины. Отношения между ними, скорее всего, начались в Париже, куда Салли приехала вместе с младшей дочерью Джефферсона в качестве её опекунши, когда он работал во Франции послом США. Джефферсон воспринимал эти насмешки так же, как другие нападки: никак не реагировал на них. Он не считал нужным впускать кого-либо в свою личную жизнь.

611

*

В 1804 году должны были состояться очередные выборы президента США. О намерениях Томаса Джефферсона Скрижаль узнал из письма от 3 марта, адресованного Элбриджу Джерри. Упомянув о травле, организованной федералистами с целью очернить его, Джефферсон сообщил, что собирается вынести вопрос о президентстве на суд своей страны:

...Моим большим желанием было уйти в отставку в конце нынешнего срока и вести спокойную жизнь; именно это было моей твёрдой целью, когда я вступил в должность. Они вынуждают меня продолжать. Если мы сможем удержать государственный корабль неуклонно идущим тем же курсом ещё четыре года, мои земные цели будут достигнуты, и я смогу так же, как вы, получать удовольствие от моей семьи, моей фермы и моих книг.

Республиканцы, представленные в Конгрессе, избрали своим кандидатом на пост президента Томаса Джефферсона. На этой же сессии Конгресса депутаты приняли поправку к конституции, которая вводила новые правила в президентские выборы: теперь каждый выборщик должен был конкретно указать, за кого он голосует как за президента, а за кого — как за вице-президента. К июню 1804 года новый порядок выборов был ратифицирован необходимыми для этого 3/4 законодательных органов штатов.

В июле того же года на дуэли с Аароном Бёрром, вице-президентом США, был смертельно ранен Александр Гамильтон. В последнем письме, отправленном за день до дуэли, он выказал своё презрение, даже отвращение к демократии. Не одобрив план отделения северных штатов от Союза, — план, который вынашивали федералисты Новой Англии, — Гамильтон добавил, что демократия — это яд, и при разделении страны этот яд будет более концентрированным в каждой её части, и следовательно более опасным.

Джефферсон знал о намерении заговорщиков расколоть страну, но он не воспринимал этот план всерьёз; он был уверен, что время федерализма, который, как считал он, правильней называть монархизмом, давно прошло. Ещё до смерти Гамильтона он высказывался о том, что федерализм уже по сути мёртв.

612

*

В этом же 1804 году в возрасте 25 лет умерла младшая их двух дочерей Томаса Джефферсона, Мэри. Он очень тяжело пережил эту утрату. Отвечая на соболезнование Джона Пейджа — друга детства, ставшего губернатором Вирджинии, — Джефферсон назвал смерть дочери потерей половины всего, что он имел.

613

*

В письме Томаса Джефферсона Джону Тейлору от 6 января 1805 года Скрижаль нашёл интересные, не теряющие актуальность суждения о необходимости ограничений срока, в течение которого один человек может править страной. Эти мысли были вызваны отсутствием ограничений в Конституции США на количество четырёхлетних сроков президентства одного и того же человека. Джефферсон отправил это письмо, когда предварительные результаты президентских выборов стали уже известны и его победа требовала лишь официального подтверждения. Сообщив Тейлору о своём намерении уйти в отставку в конце второго срока службы, Джефферсон высказался о необходимости сделать такой уход обязательным:

Опасность состоит в том, что снисходительность и привязанность народа будут удерживать человека в кресле после того, как он станет слабоумным, и что переизбрание на всю жизнь станет привычным, а за этим последуют пожизненные выборы. Генерал Вашингтон подал пример добровольного ухода в отставку через восемь лет. Я сделаю так же. И ещё несколько прецедентов поставят преграду намерению того, кто через некоторое время попытается продлить свой срок. Это, возможно, породит внесение поправки в конституцию.

Джефферсон закончил это письмо словами:

И если в конце второго срока я унесу в отставку всю благосклонность, которую приобрёл в первом, я буду чувствовать утешение от сделанного, — от всего доброго, что было в моих силах, — и буду сверхбезразлично ожидать конца жизни, больше не ценной для других и не важной для меня.

Голоса выборщиков, поданные за кандидатов в президенты и вице-президенты США, были подсчитаны месяц спустя, в феврале, на совместном заседании обеих палат Конгресса. Результат свидетельствовал о безоговорочной победе республиканцев над федералистами: в голосовании за президента Томас Джефферсон получил 162 бюллетеня, Чарльз Коутсуорт Пинкни — 14.

614

*

Утром 4 марта 1805 года Томас Джефферсон, очень скромно одетый, вышел из своей резиденции в Вашингтоне — из Белого дома, сел на своего верхового коня и отправился в Капитолий. Здесь, в переполненном людьми зале, собрались члены обеих палат Конгресса, дамы, иностранные дипломаты и любопытные американцы, перед которыми Томас Джефферсон произнёс свою вторую инаугурационную речь.

Выразив благодарность согражданам за вновь выказанное ему доверие, Джефферсон сначала заговорил о международных делах Соединённых Штатов, — о том, что в прошедшие годы правительство стремилось развивать дружеские отношения со всеми странами. В его речи прозвучали замечательные слова:

Мы твёрдо убеждены в том, и действуем исходя из этого убеждения, что в отношении наций, так же как в отношении отдельных лиц, наши здраво продуманные интересы всегда будут неотделимы от наших моральных обязанностей; и история свидетельствует о том, что справедливому народу верят на слово, тогда как для обуздания других приходится прибегать к оружию и войнам.

Скрижаль вспомнил похожие по смыслу слова Джорджа Вашингтона в речи, обращённой к американцам в 1796 году по случаю отказа от 3-го срока президентства: самыми надёжными критериями в принятии решений и правительством, и частным лицом, сказал Вашингтон, являются принципы нравственности.  Скрижаль подумал, что именно такая, основанная на положениях морали, политика первого и третьего президентов США стала, наверное, тем фундаментом, на котором укрепилась демократия в стране; и то, что американцы по уровню жизни быстро опередили все другие народы земли, стало скорее всего результатом именно такой, гуманной, установленной на принципах справедливости, заинтересованной в благополучии граждан, демократии.  Так ли это, — правильно ли он понимает причинно-следственную связь, — Скрижаль по незнанию дальнейшей истории Соединённых Штатов судить пока не мог.  Однако ему было известно, как бедствовали многие народы под властью самодержцев, которые своими действиями попирали нормы морали.

В этой инаугурационной речи, подводя итоги внутригосударственных преобразований за годы его президентства, Джефферсон отметил, в частности, полный отказ от налогов на граждан с ликвидацией бесполезных учреждений. Благодаря ежегодно получаемому доходу в казну, правительство смогло позволить себе покупку Луизианы, сказал он.

Джефферсон констатировал, что на правительство страны в последние годы была направлена мощная артиллерия прессы с обвинениями, которые в своём бесстыдстве не знали границ. Такие клеветнические кампании подрывают доверие народа к журналистике, заметил он. Абсолютная терпимость к ним, пояснил Джефферсон, не значит, что пределы оскорблений в пасквилях нельзя ограничивать законами государства, тем не менее в Соединённых Штатах был проведён именно такой эксперимент. Этот опыт показал, что свободы слова и печати без какого-либо применения силы вполне достаточно для торжества истины над клеветой: американцы, став свидетелями и участниками этого эксперимента, сделали очевидным его результат тем, каким образом они проголосовали за представителей законодательной и исполнительной власти. Джефферсон озвучил этот результат:

...Пресса, ограниченная истиной, не нуждается ни в каких других, узаконенных ограничениях; общественное мнение исправит ложные суждения после полного выслушивания всех сторон; и никакая другая точная граница не может быть проведена между бесценной свободой печати и её деморализующей распущенностью.

Текст речи Джефферсона напечатали газеты всех штатов. Её текст вскоре появился в лондонской газете «Таймс» и нескольких других газетах Великобритании. Версию этой речи в том или ином виде опубликовали также периодические издания во Франции и в немецкоязычных странах.

615

*

В течение 1805 года произошли важные для Соединённых Штатов события. Война с Триполи, известная как Первая берберийская война, закончилась подписанием мирного договора. Соглашение предусматривало обмен пленными. Поскольку число американцев, заключённых в Триполи, составляло 297 человек, а подданных паши, которые находились в плену у американцев, — 89 человек, правительство США в качестве оплаты за эту разницу в обмене — за освобождение всех своих граждан — обязалось выплатить паше 60 тысяч долларов.

Отношения с Испанией, Францией и Великобританией оставались в разной степени напряжёнными и могли привести к войне то с одной, то с другой державой.

Правительство Испанской империи было раздосадовано тем, что Франция продала Луизиану Соединённым Штатам. Сначала Испания опротестовала эту куплю-продажу, а затем, когда смирилась со случившимся, стала оспаривать у США те земли Луизианы, которые граничили с её огромными владениями в западной части Северной Америки. Несмотря на подписанный в 1802 году договор, Испания отказалась также компенсировать убытки американских торговцев, понесённые по вине своих граждан. К тому же нападения испанцев на подданных США продолжались.

В возросших амбициях и во враждебности по отношению к Соединённым Штатам правительство Испании полагалось на защиту своего могущественного союзника Наполеона Бонапарта, который был уже не консулом Французской республики, а императором Франции. Бонапарт действительно поддерживал претензии Испании к США и считал себя вправе диктовать свою волю американцам.

В феврале 1805 года генерал Жан-Луи Ферран, возглавлявший французскую армию в борьбе с гаитянскими мятежниками, издал указ, согласно которому любой человек, уличённый в торговле с повстанцами Сан-Доминго, будет предан смерти. Американцы вели торговлю с Сан-Доминго, и теперь жизнь этих предпринимателей оказалась под угрозой. К тому же посол Франции в Соединённых Штатах Луи Мари Тюрро прислал вызывающее письмо Джеймсу Мэдисону, государственному секретарю США, с оправданием жестокости этого указа и с упрёком в том, что некоторые американцы торгуют с мятежниками этой французской колонии.

Томас Джефферсон был возмущён такой дерзостью французского посла. В письме от 27 августа 1805 года он сообщил Мэдисону: «Учитывая характер Бонапарта, я считаю важным сразу дать ему понять, что мы не являемся одной из держав, которые будут получать его приказы». Не поступаясь достоинством Соединённых Штатов, Джефферсон хотел избежать войны с Испанией или Францией. А чтобы до установления мира в Европе страна не осталась без союзника, он в целях обеспечения мирного урегулирования конфликтов с этими странами считал необходимым заключить временный договор с Великобританией.

После Трафальгарского сражения, состоявшегося 21 октября 1805 года, — битвы, в которой британский флот разгромил объединённый флот испанцев и французов, — расстановка сил в мире круто изменилась. Эта победа обеспечила Великобритании абсолютное господство на море и побудила намерение англичан стать монополистами в международной торговле. Их нападения на торговые суда Соединённых Штатов с насильственными захватами американских моряков случались и в предыдущие годы, но теперь такие нападения существенно участились. Из потенциального союзника Великобритания превратилась в самого опасного врага США.

616

*

В ежегодном послании Конгрессу, датированным 3 декабря 1805 года, Томас Джефферсон доложил членам обеих палат о состоянии дел внутри страны и в международных отношениях. Он сообщил, что на территориях, переданных Союзу по договору с Францией, — в Орлеане и на Миссисипи — происходят нападения военнослужащих Испании на граждан США и что в связи с этим он отдал приказ войскам на границе Луизианы находиться в боевой готовности и давать вооружённый отпор агрессивным действиям против американцев. В числе главных целей, которые по его мнению стоят перед депутатами на этой сессии Конгресса, Джефферсон назвал обеспечение защиты торговых городов страны, постройку достаточного количества канонерских лодок, увеличение состава сухопутных войск и дополнительный набор в ополчение молодых людей в возрасте, начиная от 18 лет.

Джефферсон поздравил членов Конгресса с освобождением соотечественников, которые находились в плену в Триполи и которых правительство выкупило согласно договору о мире. В правительстве, основанном на волеизъявлении народа, жизнь и свобода каждого гражданина является важной для всех, подчеркнул он.

Послание Конгрессу содержало также краткий финансовый отчёт. В нём было сказано, что поступления в казну за год превысили 13 миллионов долларов и что помимо выплат процентов по долгам, это позволило погасить значительную часть государственного долга; все суммы были прописаны в этом отчёте.

Три дня спустя, а затем 17 января наступившего 1806 года Джефферсон отправил в Конгресс ещё два послания, в которых более подробно остановился на отношениях с Испанией, Францией и Великобританией. Давая оценку кризису и кровопролитным сражениям в Европе, он назвал маловероятным риск вовлечения США в войну, однако указал, что защита сограждан, дух и честь страны требуют в определённой степени применения силы, что видимо поспособствует достижению мира.

617

*

Конгресс выделил исполнительной власти средства для укрепления портов и гаваней Соединённых Штатов, для постройки пятидесяти канонерских лодок и набора экипажей для них. Конгресс принял также акт, действующий в течение двух лет, который уполномочил президента США в любое по его усмотрению время потребовать у губернаторов штатов сформировать и держать в готовности к маршу сто тысяч ополченцев, включая офицеров. Каждому ополченцу в течение всего срока службы, который не должен был превышать шесть месяцев, полагалась такая же плата, одежда и довольствие, как получает военнослужащий регулярной армии страны. На эти нужды депутаты выделили из казны 2 миллиона долларов.

В ответ на продолжавшийся захват англичанами моряков с американских торговых судов Конгресс принял встречные меры — экономические. 18 апреля 1806 года президент Джефферсон утвердил акт о запрете импорта определённых товаров из Великобритании и зависимых от неё территорий. Закон содержал перечень британских товаров, запрещённых для ввоза в США с 15 ноября этого года. В списке значились изделия из кожи, шёлка, льна, шерстяные ткани, чулочно-носочные изделия, готовая одежда, включая все виды головных уборов, серебряные и позолоченные изделия, оконное стекло и все другие изделия из стекла, все виды бумаги, гвозди, изделия из латуни и олова, игральные карты, пиво и эль, картины и гравюры. За ввоз в страну запрещённых товаров нарушителю, помимо их конфискации, грозила потеря судна со всеми другими товарами на борту и уплата штрафа в размере тройной стоимости нелегального груза. Такой штраф должен был уплатить как владелец судна, так и его капитан. За приобретение запрещённых товаров закон предписывал конфисковать покупку и штрафовать покупателя на сумму их двойной стоимости.

618

*

Благодаря усилиям Томаса Джефферсона территория США была не только увеличена вдвое за счёт покупки Луизианы. Его настойчивое стремление обозначить присутствие американцев в огромном регионе, который на западе простирался от Луизианы до Тихого океана, а на юге граничил с владениями Испании, сделало возможным дальнейшее расширение территории США на всю ширину континента. Именно Джефферсон призвал Конгресс выделить деньги на экспедицию, которая стала известна как экспедиция Льюиса и Кларка, с целью исследования Луизианы и западных земель Северной Америки. Именно эта, его очередная по счёту инициатива в организации экспедиции к Тихому океану принесла весомые результаты.

619

*

Первый раз, насколько смог выяснить Скрижаль, Джефферсон попытался найти энтузиаста для осуществления такого плана двадцатью годами раньше, в конце 1783 года. Узнав, что англичане собрали деньги на исследование земель, простиравшихся от Миссисипи до Калифорнии, Джефферсон отправил тогда письмо Джорджу Роджерсу Кларку, офицеру ополчения Вирджинии, который был геодезистом. В этом письме от 4 декабря он спросил, не хотел бы Кларк возглавить такую экспедицию. Кларк ответил, что он не сможет позволить себе подобное путешествие, но если бы Конгресс профинансировал исследование западной части континента, он с удовольствием помог бы в этом начинании. Впрочем, Кларк скептически высказался о достижении целей экспедиции.

В 1786 году, находясь в Париже в качестве посла США во Франции, Джефферсон встретился с Джоном Ледьярдом, американским путешественником, и предложил ему исследовать западную часть американского континента переходом через территорию России, через Берингов пролив и Аляску; при этом он пообещал Ледьярду помощь. Ледьярд загорелся желанием осуществить этот дерзкий план. Джефферсон познакомил его с некоторыми людьми, в частности с Жильбером де Лафайетом, которые также помогли Ледьярду деньгами. Джефферсон обратился к императрице Екатерине II с просьбой разрешить экспедицию, однако Екатерина отказала в этом. Тем не менее Ледьярд отправился в дорогу. Он проделал огромный путь по территории России, добрался до Якутска, но слух о путешествующем иностранце дошёл до Санкт-Петербурга. По приказу императрицы Ледьярд был арестован, и его, как преступника, солдаты конвоировали к границе с Польшей, откуда они выдворили Ледьярда за пределы России, предупредив, что если он снова вернётся во владения императрицы, то непременно будет повешен.

В 1792 году, являясь вице-президентом Американского философского общества, Джефферсон решил собрать деньги по подписке для экспедиции к Тихому океану, и он сделал первый взнос — 50 долларов. Александр Гамильтон, Джордж Вашингтон, Джон Адамс, Джеймс Мэдисон также внесли деньги. Андре Мишо, французский путешественник и ботаник, который совершил ряд экспедиций в различные части Северной Америки, изъявил готовность выполнить эту задачу. Он попросил Американское философское общество сообщить ему о приоритетах исследований, и в январе следующего года Джефферсон разработал для Мишо инструкцию, в которой главной целью экспедиции назвал нахождение кратчайшего и наиболее удобного пути от территории США к Тихому океану в умеренных широтах, а также сбор сведений о стране, через которую Мишо пройдёт, о её жителях, о нравах этих людей, их языках и торговых связях, о животных и растениях, о почве, реках и горах. Однако экспедиция не состоялась; правительство Соединённых Штатов не разрешило её из-за того, что Мишо получил от посла Франции в США инструкции политического характера.

Наконец в 1803 году, 18 января, Томас Джефферсон, уже находясь в должности президента страны, обратился к членам обеих палат Конгресса с конфиденциальным посланием, в котором попросил депутатов выделить 2500 долларов на экспедицию к Тихому океану. Конгресс поддержал эту инициативу. Возглавить группу исследователей Джефферсон поручил Мериуэзеру Льюису, своему секретарю, капитану в отставке. Три месяца спустя, 27 апреля, — ещё до того, как послы США подписали в Париже договор о покупке Луизианы, — Джефферсон отправил Льюису свои инструкции, в которых подробно изложил цели этой экспедиции. После тщательной всесторонней подготовки группа в составе около 40 человек во главе с Мериуэзером Льюисом и его заместителем Уильямом Кларком отправилась в путь. Испанцы предприняли попытку сорвать экспедицию; они послали вооружённый отряд, чтобы захватить её участников, но опоздали, — американцы успели уйти слишком далеко.

В ноябре 1805 года группа Льюиса вышла к Тихому океану. После более чем двух лет исследований, в сентябре следующего года, экспедиция вернулась в Сент-Луис, откуда начала путешествие. Её участники успешно выполнили поставленные перед ними цели: они исследовали течение реки Миссури, нанесли на карты территории от реки Миссисипи до Тихого океана, установили дружеские отношения и договорились о торговле с коренными американцами, — с десятками индейских племён. Экспедиция привезла описания многих неизвестных прежде видов животных и растений, собрала сведения о почве и климате исследованных районов.

В ежегодном обращении к Конгрессу, датированном 2 декабря 1806 года, Джефферсон наряду с другими сообщениями доложил депутатам о результатах этой экспедиции. Мериуэзер Льюис, Уильям Кларк и их храбрые товарищи, сказал он, своим тяжелым трудом заслужили благодарность соотечественников. Все участники экспедиции были щедро вознаграждены. Джефферсон назначил Льюиса губернатором Луизианы, а Кларка — бригадным генералом ополчения этой территории и агентом США по делам индейцев.

620

*

В 1807 году состоялся суд над Аароном Бёрром — бывшим вице-президентом США, который в президентских выборах 1800 года набрал равное с Джефферсоном число голосов. Этот честолюбивый, дерзкий человек отправился в западные штаты, чтобы поднять там восстание, добиться отделения Луизианы от Союза и завоевать Мексику. На этой отторгнутой от США и отвоёванной у испанцев территории он собирался основать независимое государство со столицей в Новом Орлеане. И конечно он хотел стать правителем этой страны.

Когда о заговоре Бёрра стало известно, президент Джефферсон в воззвании от 27 ноября 1806 года сообщил соотечественникам, что некоторые граждане США, нарушая существующие законы, вооружаются и готовятся к военной экспедиции против Испании. Джефферсон призвал всех граждан, соблазнённых под разными предлогами и обманутых, немедленно порвать с заговорщиками, а упорствующим пригрозил судебным преследованием по всей строгости закона. Всех должностных лиц, гражданских и военных, Джефферсон призвал проявлять бдительность и всеми законными средствами не дать этой военной экспедиции осуществиться. В Новом Орлеане было объявлено военное положение.

В послании Конгрессу, датированном 22 января 1807 года, Томас Джефферсон сообщил делегатам об известных ему целях заговора Аарона Бёрра: разделить Союз и напасть на Мексику. Джефферсон сообщил также, что в штатах Огайо и Кентукки отряды ополчения уже захватили несколько сотен участников восстания с их лодками и провизией и что серьёзную опасность для Нового Орлеана оставшиеся силы мятежников уже не представляют.

Вскоре, в феврале, Бёрр по приказу Джефферсона был арестован. Суд предъявил ему обвинение в государственной измене, однако присяжные оправдали подсудимого из-за отсутствия доказательств преступления. Опасаясь дальнейших преследований, Бёрр уехал в Лондон, но вынужден был покинуть Англию. После скитаний по Европе он вернулся в Соединённые Штаты и прожил остаток лет в Нью-Йорке всеми забытый.

621

*

В 1807 году отношения между Великобританией и Соединёнными Штатами ещё больше обострились и оказались на грани войны.

Поскольку срок действия договора о дружбе, торговле и мореплавании между двумя странами истекал, американские дипломаты Джеймс Монро и Уильям Пинкни подписали в Лондоне новый договор, однако в него не была включена статья о том, что британцы прекращают захват моряков с американских судов. В марте, когда Джефферсон узнал об условиях этого соглашения, он посчитал их недопустимыми и даже не передал договор в Сенат для ратификации. Монро и Пинкни получили инструкции от правительства США с сообщением, что договор, в котором нет гарантий безопасности для американских моряков, не будет утверждён. Джефферсон сделал первый шаг навстречу урегулированию конфликта: в соответствии с правом, полученным от Конгресса, он приостановил действие акта о запрете импорта ряда товаров из Великобритании.

Вместо ответных дружественных действий последовало очередное, крайне жестокое нападение британцев на американский корабль. И произошло это не где-нибудь у берегов Европы, а во внутренних водах США, — в Вирджинии. 22 июня 1807 года британский 50-пушечный линкор «Леопард» стал на пути американского фрегата «Чесапик», и капитан «Леопарда» потребовал у капитана «Чесапика» выдать дезертиров — подданных британского короля. Получив ответ об отсутствии таких перебежчиков, англичане открыли огонь и произвели по «Чесапику» около двадцати пушечных залпов. 38-пушечный американский корабль оказался неготовым к боевым действиям. Трое членов его экипажа были убиты и восемнадцать ранены. После обысков американского судна британцы арестовали и увезли с собой четырёх служивших на нём моряков.

Жители США были крайне возмущены разбойным нападением британцев на американское судно со столь жутким исходом. Во всех крупных городах страны прошли митинги, на которых собравшиеся осудили этот произвол. Многие требовали от правительства немедленно объявить Великобритании войну.

Спустя десять дней после нападения на фрегат «Чесапик», 2 июля, Томас Джефферсон издал прокламацию, в которой было сказано, что британцы, держащие свои военные корабли у берегов США, в очередной раз злоупотребили оказанным им гостеприимством и совершили то, что превзошло все прежние их беззакония. После сообщения об убитых и раненых моряках на борту атакованного фрегата он уточнил: «Это чудовищное преступление было совершено не только без провокации или уважительной причины, но и с открыто заявленной целью захватить силой с военного корабля Соединённых Штатов часть его команды...». Заметив, что гостеприимство при таких обстоятельствах уже неуместно, Джефферсон потребовал, чтобы все вооружённые суда Великобритании, находящиеся в гаванях или водах Соединённых Штатов, немедленно, без какой-либо задержки покинули их. За ремонт этих судов, и за любую помощь их экипажам, и за снабжение их припасами любого рода прокламация грозила американцам наказанием по всей строгости закона.

Правительство США тут же предприняло действия для укрепления боевой готовности главных портов страны. Тогда же, в июле, правительство специально отправило в Лондон шхуну, которая доставила Джеймсу Монро письмо государственного секретаря Джеймса Мэдисона с сообщением о враждебном нападении британского военного корабля на американский фрегат. К письму был приложен текст прокламации президента Джефферсона. Эта депеша содержала инструкции дипломатам с предписанием потребовать от правительства Великобритании принять меры, соответствующие законам чести и справедливости: официально осудить злодеяния экипажа «Леопарда», возвратить четырёх похищенных ими моряков, возместить ущерб, нанесённый Соединённым Штатам, и полностью отказаться от подобных захватов членов экипажа с судов США. В случае если в удовлетворении этих требований будет отказано, дипломатам Монро и Пинкни было велено прервать переговоры и вернуться домой.

622

*

Правительство Великобритании не выполнило требований, предъявленных дипломатами США в связи со случившимся. Капитан британского линкора, который совершил нападение на американский фрегат во внутренних водах Вирджинии, так же как в подобных рейдах другие офицеры Королевского флота, действовал не по своей воле, а в соответствии с приказом адмирала. Требование президента Джефферсона к командному составу военно-морских сил Великобритании покинуть воды Соединённых Штатов тоже осталось невыполненным. И нападения на корабли США и других государств с целью поиска и захвата моряков, являющихся подданными короля, не прекратились. Больше того, агрессивные действия подобного рода были строго вменены в обязанность всем офицерам Королевского флота самим монархом — всё тем же Джорджем III, который правил Соединённым Королевством уже 47-й год. Он издал такой приказ четыре месяца спустя после атаки «Леопарда» на «Чесапик», — 16 октября. В этой прокламации он предупредил также всех моряков, которые по рождению являются подданными короля Великобритании, что ни письма об их натурализации в любой стране, ни свидетельства о получении иностранного гражданства не освобождают их от долга верности своему законному монарху. Каждого, кто продолжит служить иностранному государству, которое враждует с Великобританией, прокламация объявила виновным в государственной измене и потому подлежащим захвату с последующей строгой карой, предусмотренной законом.

В непрекращавшейся войне между европейскими странами Соединённые Штаты придерживались нейтралитета. Тем не менее всех четверых членов экипажа «Чесапика», похищенных британцами, военный трибунал в Галифаксе, на базе Королевского флота, приговорил к повешению. Один из них, англичанин, был действительно казнён. Остальные трое, американцы, получили возможность спасти свою жизнь при условии возвращения на службу в Королевский флот.

623

*

Воюющие между собой империи вскоре ещё больше ущемили интересы и задели честь Соединённых Штатов. Именно в это время, 11 ноября 1807 года, правительство Джорджа III издало приказ, в соответствии с которым абсолютно всем странам была запрещена любая торговля с Францией и её союзниками, а Бонапарт месяц спустя издал подобного рода указ о запрещении любой торговли с Великобританией и её союзниками. А поскольку в войну были вовлечены страны и колонии на всех континентах, ведение международной торговли для Соединённых Штатов оказалось невозможным.

Тогда же, 17 декабря, Томас Джефферсон обратился к Конгрессу с кратким посланием, в котором сообщил о возросшей опасности для американских моряков и для товаров, перевозимых на судах страны. Он предложил депутатам рассмотреть вопрос о запрещении выхода кораблей США в открытое море и принять все возможные меры для подготовки к любым событиям, к которым может привести этот кризис.

Подавляющим большинством голосов и в Сенате, и в Палате представителей Конгресс принял акт об эмбарго, и 22 декабря Джефферсон подписал его. В соответствии с этим актом всем кораблям, находящимся в портах и в пределах юрисдикции Соединённых Штатов, было запрещено отплытие в любой иностранный порт. Для Великобритании такое ограничение торговли с её бывшими колониями означало потерю большой части доходов. Однако столь же ощутимым этот запрет стал и для американцев, которые потеряли возможность экспорта своей продукции.

По численности и боеспособности вооружённые силы Соединённых Штатов существенно уступали как Великобритании, так и Франции. Тем не менее весной следующего года государственный секретарь Джеймс Мэдисон направил американским дипломатам в Лондоне и в Париже письма, в которых сообщил о возможном усмирении имперских амбиций воюющих держав с помощью оружия. Со ссылкой на указание президента Джефферсона он просил дипломатов довести до сведения правительств этих стран, что если каждая из них отменит свои запреты на торговлю Соединённых Штатов, то президент воспользуется полученными от Конгресса полномочиями и приостановит действия акта об эмбарго; если же приказы Великобритании и Франции, касающиеся международной торговли, останутся в силе, то развитие событий приведёт к необходимости военных действий со стороны США.

624

*

Первые два президента Соединённых Штатов, Джордж Вашингтон и Джон Адамс, в трудное для страны время провозглашали дни поста и молитвы. Томас Джефферсон не делал этого. В январе 1808 года ему прислал письмо протестантский священник, доктор богословия Сэмюэл Миллер. Сославшись на желание своих духовных братьев, этот пастор попросил президента в столь тяжёлый для американцев час назначить день всеобщего смирения, поста и молитвы. Джефферсон ответил Миллеру 23 января. После слов благодарности за письмо он пояснил: «Я считаю, что конституция запрещает правительству США вмешиваться в дела религиозных институтов, в их учения, дисциплину или обряды». Пост и молитва — это религиозные упражнения, цели и время которых каждое религиозное общество имеет право определять для себя в соответствии со своими принципами, продолжил Джефферсон, и далее он добавил, что это право не может быть в большей безопасности, чем находясь в распоряжении самих таких организаций, как постановлено конституцией.

Помня, что недруги публично, в газетах, обвиняли президента не только в сожительстве с рабыней, но и в атеизме, Скрижаль решил просмотреть письма и тексты, в которых так или иначе отразились религиозные взгляды Джефферсона. А таких свидетельств в его архиве было уже немало.

625

*

В «Заметках о штате Вирджиния» Томас Джефферсон утверждал, что разум и свободное исследование — единственные действенные средства против заблуждения и что только на них можно положиться в поисках истин веры. В почте от 10 августа 1787 года, отправленной из Парижа, Джефферсон указал племяннику Питеру Карру — тогда 17-летнему юноше, — области знаний и те предметы, на изучении которых Карру следует сосредоточить внимание. В параграфе этого письма, озаглавленном «Религия», Джефферсон рекомендовал юноше сначала избавиться от всех предубеждений, страхов и предрассудков, над которыми не могут подняться слабые умы. «Смело подвергай сомнению даже существование бога, потому что, если он существует, он должен больше одобрять почитание разума, чем страха с завязанными глазами», — посоветовал он.

Джефферсон избегал разговоров о своих религиозных взглядах. Вопросы веры человека относятся исключительно к личным отношениям между ним самим и Богом, повторял он. «Я никого не спрашиваю о них и никого не беспокою своими», — обычно отвечал он на расспросы своих корреспондентов. Откровенно высказывался он только в письмах самым близким друзьям, которых просил никому не показывать эти разъяснения. В таких доверительных письмах Джефферсон называл себя истинным христианином, но делал оговорку, что он является последователем учения Иисуса, которое отличается от представлений тех мистиков, которые называют себя христианами. Он видел в Иисусе человека — именно человека, — чья система морали была, возможно, самой возвышенной из всех прежде известных; однако многое из сказанного и пережитого Иисусом, считал Джефферсон, дошло искажённым и дополненным сверхъестественными явлениями, которые были заимствованы из языческих мистерий; в частности, учение Иисуса о том, что есть только один Бог, жрецы заменили тринитарной арифметикой, согласно которой три — это один, а один — это три. Такие формулы, обросшие казуистикой, стали проклятием христианской церкви, печалился Джефферсон; богословы заглушили поучения Иисуса фантазиями и ложью, придали им такие карикатурные и чудовищные формы, из-за которых на протяжении многих веков христианский мир превратился в арену кровавых побоищ и противостояния церквей, приверженцы которых люто ненавидели и продолжают ненавидеть друг друга.

Когда Джефферсон вступил в должность президента США, борьба разных христианских конфессий если не за статус государственной религии, то за получение особых привилегий от правительства не утихала. Многие святоши презирали президента за его равнодушие к этим стремлениям и за отсутствие у него религиозного рвения. В письме Бенджамину Рашу от 23 сентября 1800 года Джефферсон высказался о своём отношении к воинственным пасторам:

Возвращение здравого смысла в нашу страну грозит крахом их надеждам, и они считают, что любые возможности власти, доверенной мне, будут использованы против их интриг. И они правильно верят; ведь я поклялся на алтаре Бога в вечной вражде против всякой формы тирании над разумом человека. Но это — всё, чего им следует опасаться от меня...

Джефферсон верил, что христианский мир изменится, поумнеет, что придёт время — и к истории мистического зачатия Иисуса от святого духа в утробе девы люди будут относиться так же, как к легенде о зарождении Минервы в мозгу Юпитера.

Порой Джефферсон называл себя также эпикурейцем. При этом он осуждал как злодеяние ту клевету на Эпикура, которая шла издревле. Систему взглядов Эпикура он считал наиболее рациональной, а в отношении морали — самой лучшей из всего того, что человечеству оставили Древняя Греция и Древний Рим.

Сам факт существования Бога казался Джефферсону очевидным, поскольку на это ясно указывает совершенство строения Вселенной, начиная от жизни мельчайших, удивительно организованных, насекомых до движения небесных тел. В одном из писем, посланном уже в преклонных годах Джону Адамсу, он процитировал зачин Евангелия от Иоанна на языке оригинала — на древнегреческом языке, — после чего заметил, что λόγος было по ошибке переведено как «слово» вместо истинного значения — «разум»; и Джефферсон дал свой, правильный перевод: «В начале существовал Бог, и разум был у Бога, и этот разум был Бог». Как нет абсолютно одинаковых людей в мире, полагал Джефферсон, так нет одинаковых путей в вере, — у каждого человека он свой, но все эти пути в конце, на последнем пристанище, сходятся.

626

*

Когда Скрижаль сидел за компьютером на своём рабочем месте, к нему подошёл начальник многих начальников и всячески извиняясь за то, что отрывает его от дел, попросил пройти вместе с ним для разговора. Этот человек появился в подразделении информационных технологий месяца три или четыре назад, но чем он занимался — никто в группе, где работал Скрижаль, не знал.

Они поднялись на этаж выше и зашли в комнату, где их ожидала дама из отдела кадров. Когда они сели, начальник сообщил, что в связи с реструктуризацией их подразделения, а также в связи с изменениями в финансировании происходит сокращение штатов и что Скрижаль подпадает под сокращение. Выслушав эту путаную речь, Скрижаль спросил, когда будет его последний рабочий день.

— Сегодня, — ответил начальник.

— Хм... — Скрижаль растерялся. — Очень интересно.

О том, что началось сокращение штатов, в подразделении все уже знали. Двое человек из группы программистов, тоже вызванные на собеседование, не вернулись на свои рабочие места. Неделю назад, даже не попрощавшись с коллективом, пропала и новая начальница Скрижаля.

— Если у вас есть вопросы, задайте их, пожалуйста, мне, — сказала Скрижалю представительница отдела кадров. — Между тем, здесь, — она протянула ему папку с бумагами, — вы найдёте всё или почти всё, что вам может понадобиться. Там есть моя визитка. Звоните, пожалуйста, по любому вопросу.

— Я могу вернуться на мой этаж, чтобы забрать сумку и свои книги? — спросил Скрижаль, взяв папку.

— Нет, — смутившись, ответил начальник. — Все ваши личные вещи мы вышлем вам по почте с доставкой на дом.

Скрижаль понимал, с чем связан был такой запрет. В последнее время в стране стали известны случаи, когда сотрудники, которые имели доступ к базам данных или к конфиденциальной информации компании, удаляли или распространяли эти данные, когда узнавали, что уволены. Ему ясно было и то, что система тестирования, которую он создал и возможности которой продолжал наращивать, умерла. Команда программистов полагалась на работу этой системы, но кроме него, никто не знал, как её запустить, не говоря уже о внесении в неё каких-то изменений.

Начальник спустился вместе с ним в лифте на первый этаж, провёл его к турникетам и попросил сдать пропуск в здание и пропуск в офисы компании.

627

*

Скрижаль сидел в трясущемся вагоне метро с чувством, что его взяли за шиворот и выбросили на улицу; правда, перед этим у него любезно попросили прощения за беспокойство. Он думал о том, как многое за последние годы изменилось в американской деловой среде, — насколько меньше стало уважения и дружеского общения между начальниками и подчинёнными. На руководящие должности всё чаще стали продвигать эмигрантов из развивающихся стран, — тех сотрудников, которые работали допоздна и стремились выслужиться. Становясь начальниками, они ещё больше привносили в производственный процесс особенности культуры своих отечеств, где в отношениях между руководителями и подчинёнными принята строгая субординация. К тому же работающим людям прежде сообщали о сокращении заранее, от двух недель до месяца или двух, чтобы у них было время для передачи своих дел коллегам и для трудоустройства. Но и эти времена, похоже, прошли.

Скрижаль открыл папку и пролистал бумаги. Из них следовало, что он ещё получит полную зарплату за шесть последующих недель и что в течение ближайших трёх месяцев за ним и его семьёй сохранится медицинская страховка. Он думал, что прослужит в этом банке до пенсии, но ему в очередной раз предстояло заняться поисками работы.

628

*

Скрижалю позвонил из Сингапура его бывший начальник, который несколько месяцев назад уехал из Нью-Йорка. За время совместной работы дружеские отношения между ними не сложились; этот властный грузный мужчина был из тех руководителей, которые не относятся к подчинённым уважительно; женщины часто плакали после его строгих внушений. Тем не менее, каким-то образом узнав, что Скрижаль попал под сокращение, он позвонил, чтобы поддержать его. Бывший начальник сообщил, что с ним поступили немногим лучше, — ему предложили выбрать одно из двух: отправиться в Сингапур, чтобы возглавить там группу финансистов, или же уволиться, потому что его должность, так же как должности бóльшей части сотрудников этого подразделения банка будет сокращена; работа передавалась компании, основанной в Индии. Начальник, уехавший в Сингапур, тоже был индусом. Получалось, индусы своим дешёвым трудом, не покидая родину, вытесняли из офисов в Америке вместе с другими специалистами и своих соотечественников.

629

*

В 1808 году заканчивался второй четырёхлетний срок президентства Томаса Джефферсона. Ещё будучи послом США во Франции, он в письмах не раз излагал свои взгляды о существующей опасности, которая связана с многократным переизбранием президента. Так, в письме от 2 мая 1788 года, отправленном из Парижа Джорджу Вашингтону, Джефферсон посетовал, что в новой конституции отсутствуют две важные вещи: декларация прав и статья об ограничении сроков президентства. «Я боюсь, — продолжил он, — это сделает должность сначала пожизненной, а затем наследственной».

В письме Исааку Уиверу от 7 июня 1807 года Джефферсон заметил: «То, что я должен сложить свои обязанности в надлежащее время, является таким же долгом, как добросовестно выполнять их». Высказавшись о естественном ослаблении умственных способностей человека с возрастом и о том, что в стране много людей, способных управлять её делами, он и здесь повёл речь об ограничении срока президентства введением в конституцию соответствующей статьи или же практикой сознательного ухода первого магистрата со своего поста. Такое ограничение, добавил Джефферсон, необходимо для безопасности республиканского правительства.

В декабре 1807 года законодательные собрания многих, если не всех, штатов Союза обратились к Томасу Джефферсону с просьбой согласиться на участие в очередных президентских выборах. Скрижаль занёс в свой архив ответы Джефферсона ассамблеям Вермонта, Нью-Йорка и Нью-Джерси на такие обращения. В этих посланиях Джефферсон повторил те же аргументы: уход в отставку в надлежащее время является его обязанностью; если срок службы главного магистрата не будет ограничен конституцией или практикой, эта должность выродится сначала в пожизненную, а затем и в наследственную. Он пояснил, что последует примеру Джорджа Вашингтона, который после второго срока управления страной сложил свои полномочия. Каждое из этих посланий Джефферсон закончил словами искренней благодарности законодателям за одобрение его работы на посту президента.

630

*

Члены республиканской партии, заседавшие Конгрессе, большинством голосов избрали своим кандидатом в президенты США Джеймса Мэдисона, который занимал пост государственного секретаря. Именно Мэдисон, значительно опередив по числу поданных голосов кандидата от партии федералистов Чарльза Коутсуорта Пинкни, стал президентом на выборах 1808 года.

Еще до того, как результаты этих выборов стали известны, 8 ноября, Томас Джефферсон обратился к Конгрессу с последним, восьмым по счёту, ежегодным посланием. Он кратко изложил депутатам содержание инструкций, которые получили представители США в Париже и в Лондоне, и сообщил о том, что правительства Франции и Великобритании не приняли во внимание готовность американцев остановить действие акта об эмбарго, — не отменили свои приказы, препятствующие торговле США. «Эта искренняя и гуманная попытка потерпела неудачу...» — подытожил Джефферсон. Он сообщил также о противодействии положениям эмбарго со стороны некоторых граждан внутри страны и о том, что с целью соблюдения принятого закона, для подавления злоупотреблений и духа неповиновения, были привлечены специальные отряды ополчения и военные корабли. В качестве положительных результатов эмбарго он отметил, что оно помогло спасти жизни многих моряков, уберегло собственность коммерсантов от разграбления, способствовало развитию промышленности и торговых связей внутри страны, а также дало время для увеличения мощностей по производству оружия и для постройки оборонительных сооружений в портовых городах и гаванях. Ход дальнейших событий будет зависеть от мудрости законодателей, — от курса, который Конгресс выберет наиболее подходящим в сложившемся кризисе, — подчеркнул Джефферсон. С учётом происходящего в мире он рекомендовал депутатам сосредоточить внимание на обеспечении безопасности страны.

Воспользовавшись этой последней возможностью обратиться к членам обеих палат Конгресса, Джефферсон выразил им свою искреннюю благодарность за неоднократно оказанное ему доверие. Он поблагодарил также всех сограждан за поддержку, которая во многом помогала ему в трудных ситуациях, и попросил о снисхождении за свои ошибки; при этом он уточнил, что ошибки были вызваны не его превратными намерениями, а несовершенной природой человека. Своё послание Джефферсон закончил словами о том, каким он видит будущее своих соотечественников и почему именно таким:

С тревогой думая об их будущем, я считаю, что в их стойком характере, непоколебимом в трудностях, в их любви к свободе, в повиновении закону и поддержке государственной власти видна безусловная гарантия прочности нашей республики; и удаляясь от ведения их дел, я уношу с собой утешение твёрдой убеждённости в том, что Небеса приготовили для нашей любимой страны долгие годы процветания и счастья.

Тем временем недовольство и протесты коммерсантов Новой Англии в связи с запретом на экспорт товаров росли. Некоторые торговые суда в нарушение действовавшего эмбарго уходили и в Европу, и в Вест-Индию, и в Канаду. В газетах Массачусетса появлялись статьи с нападками на Джефферсона за принятие деспотичного закона и с призывами к отделению штата из Союза. 18 января 1809 года в Бостоне на демонстрацию вышли тысячи возмущённых людей. А 3 февраля Ассамблея Массачусетса большинством голосов объявила существующие ограничения на торговлю несправедливыми, неконституционными и не имеющими обязательной юридической силы.

Сэмюэла Адамса к этому времени уже не было в живых. В октябре 1803 года, после его кончины, Палата представителей Конгресса единогласно постановила, что депутаты в течение месяца будут носить креп на левой руке в знак почтения к его памяти и всенародной благодарности этому бесстрашному патриоту.

631

*

Под давлением растущих волнений в штатах Новой Англии и с учётом угрозы раскола Союза некоторые законодатели выступили с инициативой отменить акт об эмбарго. В результате обсуждений Конгресс большинством голосов в обеих палатах принял новое постановление — акт о запрете любых коммерческих связей с Великобританией и Францией, включая связи с зависящими от них территориями. Это постановление сузило запрет на внешнюю торговлю США, ограничив блокаду только двумя странами, и отменило более строгий акт об эмбарго. Джефферсон утвердил новый закон 1 марта 1809 года — за несколько дней до ухода с поста президента.

632

*

Томас Джефферсон считал необходимым сохранить действие акта об эмбарго по крайней мере ещё на некоторое время, и на то были причины. Однако он полностью доверял решениям избранников народа и не пытался помешать принятию нового закона о запрете на торговлю. В письме, датированном 2 марта — следующим днём после подписания этого акта, — Джефферсон рассказал Дюпону де Немуру, с какими чувствами он покидал Белый дом, который тогда называли ещё Домом президента:

Через несколько дней я удаляюсь к своей семье, своим книгам и фермам; и добравшись до гавани, я буду смотреть на своих друзей, все ещё борющихся со штормом, с тревогой, но не с завистью. Никогда ещё узник, освобождённый от своих цепей, не чувствовал такого облегчения, как я, сбросивший оковы власти. Природа предназначила меня для спокойных занятий наукой, сделав их моим высшим наслаждением. Но ужасы времени, в котором я жил, заставили меня участвовать в сопротивлении им и вверить себя бурному океану политических страстей. Я благодарю Бога за возможность удалиться от них без порицания, имея самые утешительные доказательства общественного одобрения. Я оставляю всё в руках людей, настолько способных позаботиться о них, что если нам суждено встретить несчастья, то лишь потому, что никакая человеческая мудрость не может их предотвратить.

Решив подвести итоги президентства Томаса Джефферсона, Скрижаль быстро обнаружил, что за него это уже давно сделали другие. Он занёс в свой архив ёмкий и в то же время лаконичный текст, который отражал ход прослеженных им и в каком-то смысле пережитых событий. Это был фрагмент из обращения, адресованного Джефферсону 7 февраля 1809 года Генеральной ассамблеей Вирджинии:

Мы должны поблагодарить вас за модель управления, основанную на самых чистых принципах республиканизма; ведь пышности и статусы упразднены; протекции отброшены; внутренние налоги отменены; множество излишних чиновников распущено; монархический принцип, считающий национальный долг национальным благом, отвергнут, и более тридцати трёх миллионов нашего долга погашены; исконное право почти на сто миллионов акров нашего национального владения утверждено; к нашей стране без вины и бедствий завоевания присоединилась огромная плодородная территория, гораздо более обширная, чем её первоначальные владения; она принесла с собой Миссисипи и порт Орлеан, торговлю Запада с Тихим океаном и ценность самóй земли — источника постоянного и почти неисчерпаемого дохода. Это — результаты вашего управления, которые историк обязательно увидит, расширит и научит потомков с восхищением размышлять о них. Не забудет он и о нашем мире с цивилизованными странами, сохранённом в период необычайных трудностей и испытаний, и о культивировании добрых отношений с несчастными туземцами нашей страны, и о гуманном приобщении их к цивилизации, и об уроке, преподанном жителям Берберийского побережья в том, что у нас есть средства покарать их пиратские нападения и призвать их к правосудию. И вот тема, в которую исторический гений прежде всего углубится с восхищением: свобода слова и печати сохранена неприкосновенной, без чего гений и наука были бы даны человеку напрасно.

При том что за годы президентства Томаса Джефферсона правительство под его руководством сумело погасить почти треть огромного по тем временам государственного долга, его личные финансы и фермы за эти восемь лет пришли в упадок. Расходы Джефферсона превышали заработки, и его долг при отъезде из Вашингтона в Монтичелло составлял 10–12 тысяч долларов. Общая стоимость его имения и земель была, видимо, на порядок больше, и при других обстоятельствах он мог бы погасить долг довольно быстро, но это не произошло. Больше того, его задолженность перед кредиторами с годами только росла.

633

*

В результате действия акта об эмбарго и заменившего его акта о запрете коммерческих связей с Великобританией и Францией цены на сельскохозяйственную продукцию в США резко упали; прежних рынков сбыта товаров уже не было. К тому же необычная для юга холодная погода 1809–1811 годов сильно сказалась на плодородии почвы. А единственным источником доходов Джефферсона, так же как денежных поступлений всех плантаторов Вирджинии, служила продажа урожая; президент США не получал пенсию. Однако Джефферсон был уверен в том, что за трудными для фермеров временами и за неурожайными сезонами наступят годы благополучия, — что недалёк тот день, когда он рассчитается со всеми долгами.

Джефферсон был очень радушным, гостеприимным человеком, и менять свои привычки после возвращения домой он не собирался. В его усадьбе постоянно гостили родственники и друзья, часто — со своими большими семьями и со своими друзьями. Они приезжали в Монтичелло, как на курорт, и многие из них жили здесь месяцами. Их всех нужно было накормить и обслужить. Джефферсон не только не торопил их с отъездом, но просил задержаться. По свидетельству его внучки Эллен Уэйлс Рэндольф, гости — мужчины, женщины и дети, и американцы, и иностранцы, — находились в доме всё время; некоторые приезжали на несколько недель каждый год. В одном из писем Генри Рэндаллу, автору трёхтомного труда о жизни Джефферсона, она рассказала, что постоянное присутствие гостей и даже незнакомцев, которые требовали постоянного внимания, всё же утомило её деда, и он стал уединяться в доме на его плантации, известной как Тополиный лес. По воспоминаниям его старшего внука Томаса Джефферсона Рэндольфа дед однажды сказал, что если он проживёт достаточно долго, то разорит семью, потому что количество людей, которых он вынужден принимать у себя, поглотит его состояние. Марта Рэндольф, дочь Джефферсона, на вопрос о наибольшем числе гостей, одновременно ночевавших в Монтичелло, ответила: «Думаю, что пятьдесят».

Из около двухсот рабов, которыми Джефферсон владел в 1810 году, чуть меньше половины были младше четырнадцати лет, а из взрослых многие были пожилого возраста. Содержание рабов тоже требовало затрат. Искренняя любовь этих людей к своему хозяину свидетельствовала о его заботе о них.

Об отношении Джефферсона к рабам и вообще к чернокожим людям красноречиво свидетельствовал случай, рассказанный тем же старшим внуком Джефферсона в большом письме Генри Рэндаллу. Когда Томас Рэндольф был ещё мальчиком, он с дедом поехал верхом на прогулку, каждый на своём коне. По дороге они встретили чернокожего мужчину, который поклонился им. Томас Джефферсон поклонился в ответ, а внук — нет. Джефферсон повернулся к нему и спросил: «Неужели ты позволяешь чернокожему быть бóльшим джентльменом, чем ты?».

634

*

О распорядке дня Джефферсона после возвращения домой из Вашингтона и о его финансовых проблемах Скрижаль узнал из письма от 10 февраля 1810 года, адресованного Тадеушу Костюшко. Начав письмо с обращения «Мой дорогой генерал и друг», Джефферсон подробно рассказал Костюшко о том, какие меры были предприняты в годы его президентства для подготовки страны к оборонительной войне, и о завершении этих приготовлений его преемником. Далее Джефферсон повёл речь о себе, — о том, что он живёт в Монтичелло в кругу семьи, в окружении своих книг и наслаждается спокойствием, которого давно не знал. Он сообщил, каким образом распределяет своё время между хлопотами на фермах и в мастерских, общением с друзьями и соседями, занятием корреспонденцией и чтением книг, после чего продолжил:

...Наконец я испытываю блаженство от того, что могу свободно говорить и делать, что мне нравится, не неся ответственности за это ни перед кем из смертных. Частью моих занятий, и ни в коем случае не менее приятной, является руководство учёбой тех молодых людей, которые просят об этом. Они поселяются в соседней деревне, пользуются моей библиотекой и советами и составляют часть моего общества. Советуя им, что читать, я стараюсь сосредоточить их внимание на главных предметах всех знаний — на свободе и счастье человека.

В последней части письма Джефферсон поведал другу о своих задолженностях. Тадеуш Костюшко, как следовало из сказанного здесь, был одним из его кредиторов, — Джефферсон выплачивал Костюшко проценты за часть своего долга. Посетовав, что мысли о финансовых обязательствах не дают ему наслаждаться жизнью в полной мере, он добавил: «...Если бы не это, моё счастье было бы совершенным».

635

*

Правительство США получило официальное уведомление из Парижа о том, что Наполеон Бонапарт отменил указы, которые препятствовали международной торговле американцев. И в ноябре 1810 года президент Джеймс Мэдисон данными ему Конгрессом полномочиями отменил действия акта о запрете коммерческих связей в той части постановления, которая касалась Франции и зависимых от неё территорий. Поскольку воинственный курс политики Лондона и враждебные действия Королевского флота по отношению к гражданам Соединённых Штатов не прекращались, эмбарго на торговлю с Великобританией осталось в силе, и в марте 1811 года Конгресс новым актом подтвердил его. Правительство Джорджа III, в свою очередь, известило представителя США в Лондоне, что если этот запрет на торговлю не будет отменён, последует возмездие.

5 ноября 1811 года президент Мэдисон в послании Конгрессу сообщил членам обеих палат о нарастании угрозы со стороны Великобритании и о новом пролитии крови американцев из-за агрессивных действий военных кораблей Королевского флота у берегов Соединённых Штатов. Он сообщил также, что Франция, несмотря на отмену декретов, которые препятствовали торговле США, не предприняла никаких мер по компенсации нанесённого ей ущерба и возврату захваченной у американцев собственности. Призыв к объявлению войны с Великобританией в этом докладе не прозвучал, но Мэдисон выразил уверенность, что члены Конгресса сочтут своим долгом облечь Соединённые Штаты в доспехи и предпримут меры, которые соответствуют духу и ожиданиям их соотечественников.

Многие американцы, возмущённые многократными откровенными оскорблениями чести нации, требовали объявить Великобритании войну. Такие же голоса раздавались в обеих палатах Конгресса. Время шло, а захваты моряков и нападения на торговые суда США не прекращались.

636

*

1 июня 1812 года президент Мэдисон направил в Конгресс послание, в котором доложил законодателям о том, что действия британцев по отношению к гражданам США и их собственности стали ещё более агрессивными: количество американских моряков, насильственно увезённых на военных кораблях Королевского флота, уже исчисляется тысячами, и такие захваты происходят ежедневно. В письме было сказано, что торговые грузы американцев подвергаются разграблению по всему миру, и что британские крейсера продолжают нарушать спокойствие побережий и внутренних гаваней страны, и что все увещевания, обращённые к властям в Лондоне, остались тщетными. Больше того, вместо наказаний капитанов кораблей за совершённые преступления правительство Великобритании наградило их знаками отличия, сообщил Мэдисон. Упомянув и о том, что индейцы, которые торгуют с британцами, стали предпринимать вооружённые вторжения на территорию США, президент предположил, что эти агрессивные вылазки, скорее всего, объясняются подстрекательством со стороны покровителей индейцев. Послание Конгрессу указывало на необходимость решительных ответных действий:

Таково зрелище оскорблений и унижений, нанесённых нашей стране, и таков кризис, который её беспримерное терпение и примирительные усилия не смогли предотвратить. [...] В итоге мы видим на стороне Великобритании состояние войны против Соединённых Штатов, а со стороны Соединённых Штатов — состояние мира по отношению к Великобритании.

Вопрос о том, оставаться ли пассивными созерцателями непрекращающихся беззаконий или же противостоять им с помощью силы, Мэдисон, сославшись на мудрые положения конституции, адресовал законодателям.

Дальнейшие события развивались очень быстро. Два дня спустя, в ответ на послание президента, комитет Палаты представителей по международным отношениям подготовил доклад, ставший известным как Манифест о причинах войны с Великобританией. В нём было сказано, что пришло время, когда народ Соединённых Штатов должен показать свой характер или же смириться с самым позорным унижением. «Терпение перестало быть добродетелью, — прозвучало здесь. — Война с одной стороны и мир с другой — положение столь же пагубное, сколь и постыдное». В докладе были названы и осуждены все виды агрессии со стороны британского правительства в отношении прав и интересов Соединённых Штатов. Доклад заканчивался словами о том, что сыновья Америки достойны пользоваться свободой, которую их отцы приобрели ценой своей крови. Исходя из сказанного, комитет рекомендовал Конгрессу защитить честь страны силой оружия. Большинством голосов в Палате представителей — 79 против 49 — и большинством голосов в Сенате — 19 против 13 — Конгресс принял резолюцию о том, что США объявляет Великобритании войну, и 18 июня президент Мэдисон утвердил эту декларацию.

637

*

Прекращение торговли Соединённых Штатов с Великобританией по-прежнему тяжело сказывалось на материальном положении очень многих англичан и на доходах британской казны. И если бы события в Вашингтоне развивались чуть медленнее, война, которую американцы иногда называют своей второй войной за независимость, могла и не случиться.

Всего пять дней спустя после того как президент Мэдисон подписал декларацию о вступлении США в войну, новый премьер-министр Великобритании лорд Ливерпуль издал указ об отмене того самого акта, из-за которого крайне обострился этот конфликт, — акта, которым правительство Джорджа III запретило всем странам любую торговлю с Францией и её союзниками. Под белым флагом перемирия — с вестью об указе лорда Ливерпуля — в Нью-Йорк отправился военный корабль Королевского флота. Отплыл же он с копией декларации Конгресса о начале войны.

638

*

Первое из писем, в которых Томас Джефферсон высказал свои предположения о ходе военных действий, было адресовано Тадеушу Костюшко; оно датировано 28 июня 1812 года. Сообщив о случившемся и заметив, что прошло уже десять лет с тех пор как Великобритания стала наносить оскорбления и ущерб Соединённым Штатам, Джефферсон продолжил:

Наш нынешний враг будет иметь в своём распоряжении море, в то время как мы будем в той же степени господствовать на суше и лишим его всех владений на этом континенте. Он действительно может сжечь Нью-Йорк своими кораблями и ракетами Конгрива, и в таком случае мы должны сжечь Лондон с помощью наёмных поджигателей, которых среди его голодающих производителей найдётся множество.

Говоря о завоевании владений Великобритании в Северной Америке, Джефферсон имел в виду прежде всего провинции Верхняя Канада и Нижняя Канада. В этом письме он высказал надежду, что Канада присоединится к Конфедерации США, и тогда подстрекательства Великобритании к зверствам со стороны индейцев — к убийствам женщин и детей американцев — прекратятся.

639

*

Незначительное число фрегатов и шлюпов США никак не могли противостоять самому сильному в мире Королевскому флоту, однако численностью сухопутных войск в первые дни войны, — по разным оценкам от 7 000 до 11 000 человек, — американцы существенно превосходили состав регулярных войск Британской империи в Северной Америке. К тому же силы ополчения всех штатов насчитывали сотни тысяч человек. Поэтому стратегический план военачальников США действительно заключался в том, чтобы отвоевать у британцев Канаду. Спустя неделю после объявления войны, 26 июня 1812 года, президент утвердил акт Конгресса об увеличении численности сухопутной армии страны до 25 полков — до 25 000 тысяч военнослужащих.

Уже в первой половине июля армия США вторглась на территорию британской Канады. Она терпела здесь неудачи, одерживала победы и опять проигрывала сражения. В конце концов эта военная кампания не достигла своих целей. Регулярным войскам британцев в этих боях помогали ополченцы Верхней Канады и Нижней Канады, а также многие племена индейцев — союзников империи. Индейских племён, которые сражались на стороне США, было значительно меньше.

В течение почти двух лет после начала этой войны основные силы армии Великобритании принимали участие в боевых действиях коалиции европейских стран против Франции и её союзников. Но после низложения Бонапарта в апреле 1814 года Великобритания отправила войска за Атлантику для защиты своих владений в Северной Америке, и они справились с поставленными перед ними задачами.

Стратегический план англичан в этой войне основан был на силе их Королевского флота и состоял в подрыве экономики противника. Осенью 1812 года их военные корабли начали блокаду крупных портов США и стали захватывать торговые суда американцев, которые пытались выйти в море, а к июню 1814 года Королевский флот завершил блокаду всего атлантического побережья Соединённых Штатов.

Через два месяца, 24 августа, в битве при Бладенсберге, расположенном менее чем в 15 километрах от Вашингтона, британцы разгромили объединённые силы регулярной армии США и ополченцев, после чего в тот же день двинулись на столицу. Президент Джеймс Мэдисон, его супруга и члены правительства успели уйти. Британцы подожгли сначала Капитолий, затем Белый дом и другие общественные здания города.

640

*

Случившееся поразило Скрижаля. Он прежде не знал о том, что англичане захватили и сожгли Вашингтон. Мысленно вернувшись в это небольшое поселение, где за годы президентства Томаса Джефферсона он как-то успел обжиться, Скрижаль внутренним зрением, с болью в сердце, наблюдал за тем, как вырываются языки пламени из окон Белого дома. Здание сгорело бы до основания, но вскоре, ночью, разразилась гроза, на землю обрушился ливень, и пламя стало утихать. Ещё не всецело находясь в той трагической для американцев реальности, Скрижаль невольно подумал, что пока Джефферсон узнает о падении столицы, пройдёт не меньше недели. Дальнейший ход мыслей увёл его из Вашингтона и отправил в дорогу, ведущую к Шарлотсвиллу.

641

*

От Шарлотсвилла до Монтичелло было меньше часа ходьбы. По обе стороны дороги зеленели деревья. Солнце стояло уже довольно высоко, и лучи, весело дробясь на мириады сверкающих бликов, врывались во все просветы нависавших крон. Буйство зелени вокруг, бодрящий запах леса и радостное щебетание птиц, казалось, внушали, что на земле, повсюду, царит мир и согласие. Но Скрижаля одолевали мысли о том, что где-то сейчас идёт война, и в эту минуту, именно в эту минуту, одни люди убивают других.

Дорога понемногу поднималась вверх, свернула и пошла вдоль озера. Когда она опять повернула в сторону леса, Скрижаль услышал стук копыт за спиной и обернулся. Приближавшийся всадник натянул поводья и пустил коня шагом.

— Добрый день, сэр, — поприветствовал его всадник, приподняв шляпу и слегка наклонив голову. — Простите, не знаю, как вас зовут.

— Добрый день, — ответил Скрижаль. Он остановился и представился.

Всадник придержал коня.

— Меня зовут Томас Джефферсон, рад знакомству, — улыбнулся он.

Скрижаль тоже порадовался; ему не пришлось долго искать этой встречи.

— Дорога ведёт в Монтичелло, — сказал Джефферсон. — Не туда ли вы направляетесь?

— Туда... — растерялся Скрижаль. — Но я шёл... только для того, чтобы увидеться с вами.

Джефферсон соскочил с седла и взял коня под уздцы.

— Если не возражаете, пойдёмте вместе и по дороге поговорим, — предложил он.

Скрижаль согласился.

Джефферсон был на голову выше его. По-юношески блестящие карие глаза, раскрасневшееся лицо, стройная фигура и точные движения этого человека свидетельствовали о полноте жизни и целеустремлённости, а волнистые седые волосы и элегантно завязанный на шее белый палантин подчёркивали его благородство. На нём был серый короткий, застёгнутый на все пуговицы жакет с длинными рукавами и чёрные рейтузы. Видимо осознав, что шагает слишком быстро, он замедлил шаг.

— Так о чём вы хотели поговорить? — спросил Джефферсон.

Скрижаль собрался с духом.

— Я хотел сообщить вам о том, что произошло в Вашингтоне, — начал он издалека.

Джефферсон погрустнел.

— Хм... — в задумчивости произнёс он. — Вы, наверное, хотите сказать, что англичане сожгли город… Не так ли?

Скрижаль опешил. Тот искренний порыв, который побудил его отправиться в дорогу, оказался, похоже, напрасным.

— Да, — подтвердил он.

— Я уже знаю... — вздохнул Джефферсон. — Вижу, вы очень взволнованы, и я разделяю ваши чувства. И всё-же...

Он не закончил фразу и спросил:

— Вы ради этого направлялись в Монтичелло?

— Да, — ответил Скрижаль.

— Спасибо за то, что подумали обо мне, я очень тронут... — искренне, приложив свободную руку к груди, произнёс Джефферсон.

Скрижаль стал подыскивать слова для прощания, чтобы как-то ретироваться, и невольно замедлил шаг.

— Будьте добры, проводите меня до Монтичелло, здесь уже недалеко... — попросил Джефферсон, как будто угадав его мысли. — Мы выпьем по бокалу вина, выпьем за победу справедливости над злом...

Скрижаль не хотел быть в тягость столь занятому человеку, но и отказать ему не мог.

— Если только это вас не обременит, — скорее спросил, чем согласился он.

— Ох, ну что вы, — заверил его Джефферсон, вы окажете мне услугу.

Нависавшие с двух сторон кроны деревьев почти сомкнулись перед ними над дорогой, и они молча приближались к этой высокой, солнечно-зелёной арке под пение птиц, глухой стук копыт и фырканье коня.

— Случившееся в Вашингтоне, конечно, удручает, — заговорил Джефферсон, когда они прошли под под этим живым сводом. — Но не нужно делать из этого трагедии. Кроме Лондона и Санкт-Петербурга, в Европе нет столицы, которую не захватил бы Наполеон Бонапарт...

Скрижаль вспомнил о том, каким Джефферсону в первые дни этой войны виделся ход военных действий.

— Значит ли, что теперь англичанам за сожжение Вашингтона нужно отомстить сожжением Лондона? — спросил он.

Джефферсон пристально посмотрел Скрижалю в глаза, будто хотел понять, что и откуда этому ходоку известно о нём.

— В начале войны у меня действительно были мысли о необходимости такого возмездия в случае, если англичане начнут жечь наши города, — ответил Джефферсон, — но теперь я так не думаю... Нужно изживать атавизм библейской морали око за око... Поверьте, сожжение наших государственных зданий в Вашингтоне позорит англичан больше, чем нас. Они поступили, как варвары, а мы как цивилизованные люди достойно переживём случившееся и выйдем из этой схватки с гордо поднятыми головами... Это пожарище заставит нас удвоить усилия в отстаивании наших свобод.

В глубоком голосе Джефферсона слышалась абсолютная убеждённость в то, о чём он говорил.

— А что вы скажете об этой войне? — спросил он.

Скрижаль задумался.

— Американцы решились на неё, чтобы восстановить справедливость и защитить своё достоинство, — начал он со слов об очевидном. — Тот, у кого горит от пощёчины одна щека, не должен по крайней мере подставлять вторую. Считаю, что уважающим себя людям не подобает следовать этому поучению. Тем не менее любая война по своей сути — это чудовищное явление. Пока народы не перестанут воевать и даже враждовать, землян нельзя будет назвать носителями высшего разума...

Скрижаль споткнулся о камень, и Джефферсон поддержал его. Они больше смотрели в глаза друг другу, чем под ноги.

— Вы в самом деле полагаете, что человечество сможет изжить свои пороки? — спросил Джефферсон.

— Нет, пороки останутся, но надеюсь, что народы земли научатся справляться с ними, не давать им руководить людьми, научатся договариваться, решать любые конфликты миром, — ответил Скрижаль. Чуть помолчав, он высказал и то, о чём думал, когда искал этой встречи с Джефферсоном: — Надеюсь, придёт время, когда земляне в подавляющем большинстве будут осознавать себя пассажирами одного довольно хрупкого, несущегося в космосе корабля... будут беречь его и бережно относиться к каждому из его пассажиров... И тогда им предстоят многие тысячелетия странствий, и замечательных открытий, и встреч с другими носителями разума... Во всяком случае, в характерах, в способностях и силе духа немалого числа людей я вижу возможность такого будущего для землян, в котором они станут осознавать себя гражданами вселенной, ответственными за всё и всех.

Скрижаль не узнавал себя. Он мало говорил, но рядом с этим мудрым человеком ему оказалось довольно легко открыть свои мысли.

— А что думаете о предназначении человечества вы? — спросил он.

Джефферсон тоже ответил не сразу:

— Оглядываясь в прошлое, насколько это позволяет история, можно с уверенностью сказать, что в мире нет ни одного вида живых существ, которые так настойчиво, так систематически занимаются уничтожением себе подобных. Но если не оглядываться назад, а смотреть в будущее, — не столь далёкое, в которое попытались заглянуть вы, — то мне видится, что Соединённым Штатам суждено первыми вступить в бескровную борьбу с варварством и невежеством. А старой Европе, чтобы не отставать, чтобы избавиться от произвола и фанатизма королей и церковников, придётся опираться на нас.

— А как, по-вашему, можно победить в этой борьбе? — подхватил Скрижаль.

Вопрос, похоже, задел в Джефферсоне наболевшее, уже давно выношенное. Его голос, прежде спокойный, зазвучал взволнованно:

— Просвещение и ещё раз просвещение народа, свобода слова и культивирование в людях уважения к человеку, который имеет взгляды, отличные от общепринятых; регулярное, согласно конституции, избрание правительства народом и непременный контроль народа за работой избранного им правительства, но конечно при условии, что сами избиратели, жители страны, уже достигли определённого уровня развития и усвоили нормы морали... Только тогда можно будет сказать, что власть в республике построена на принципах истинной демократии — такого самоуправления, которое действует в интересах всех граждан.

Голос Джефферсона уже опять звучал ровно.

— Ведь не всякая демократия хороша. — продолжил он. — Якобинская демократия обернулась террором... Диктатура черни столь же опасна, как диктатура избранных, властолюбивых вождей. Чтобы не допустить ни того ни другого, необходимо, опять же, поднять общий уровень образования и культуры в стране. Обеспечение всестороннего бесплатного образования молодых людей, повсеместное открытие школ, учреждение колледжей, университетов и академий государство должно рассматривать в ряду самых главных своих задач... Нужно уже с первых классов учить детей следованию морали; их нужно учить способам защиты своих прав и уважению к правам других, учить отстаиванию своих интересов и тому, как помогать нуждающимся в поддержке... Совестливость тоже поддаётся развитию, она дана каждому человеку в большей или меньшей степени. Её можно и нужно укреплять в людях с детства. И тогда, надеюсь, по мере роста образованности и ответственности граждан, по мере становления демократии, многие полномочия властей, которые находятся в столице и в больших городах, и те полномочия, которые пока не выполняет никто, будут постепенно брать на себя районные власти и тысячи малых и больших общественных комитетов. Только объединения инициативных, неравнодушных людей, живущих в каждом селении, на каждой улице города, смогут эффективно решать возникающие на местах проблемы и помогать своим соседям, когда это необходимо.

Из леса, прямо перед ними, выпорхнула птица, похожая на сороку. Конь надрывно заржал и встал на дыбы. Джефферсон успел удержать поводья, схватился за них двумя руками и налёг на них всем телом.

— Тише-тише, Уайлдер! Ну же!.. Ну же, голубчик! Пугливый ты мой... — приговаривал он. — Всё хорошо... Не бойся... Всё хорошо... Всё хорошо.

Красивый, ладный красновато-рыжий конь перебирал копытами, фыркал, мелко дрожал и нервно размахивал своим чёрным хвостом.

Продолжая ласково разговаривать с ним, Джефферсон гладил его морду и шею.

— Это один из лучших моих коней, но он очень пуглив, — сказал Джефферсон и повернул голову к Скрижалю. — Однажды, когда дорогу перебежал заяц, он так рванул, что сбросил меня с седла.

Когда конь успокоился, они пошли дальше по дороге, которая стала заметно подниматься вверх.

— Могу я спросить, чем вы занимаетесь? — поинтересовался Джефферсон.

— Я изучаю историю мира и труды мудрых людей, — ответил Скрижаль.

— О, это достойное занятие и очень нужное дело, — Джефферсон одобрительно покачал головой.

Скрижаль раздумывал о том, сказать ли больше, но размышлял слишком долго.

— Мы уже в Монтичелло, — сообщил Джефферсон, когда они проходили мимо кладбища.

Дорога, скорее даже тропа, вывела их на поляну, и за длинным рядом грядок, мимо которого они шли, в просветах между деревьев, Скрижаль увидел усадьбу. Красивое, строгое здание, построенное в классическом стиле, с портиком и колоннадой, стояло на вершине холма.

Навстречу им, переходя с бега на шаг, спешил чернокожий мужчина.

— Мистер Джефферсон, мне нужно кое-что сообщить вам, — взволнованно произнёс он, когда подошёл, и он так же быстро, но уважительно поздоровался со Скрижалем: — Добрый день, сэр.

— Добрый день, — ответил Скрижаль.

Это был кучерявый широколицый парень в длинной подпоясанной белой рубахе и серых брюках. Он нервно переводил взгляд с незнакомца на Джефферсона и опять на незнакомца.

Скрижаль понял, что парень не решается говорить при нём и сделал несколько шагов в сторону склона холма, откуда открывался захватывающий вид на необозримые просторы Вирджинии. Он невольно затаил дыхание. Повсюду, куда простирался взгляд, зеленели густые леса. Всем неудержимым напором жизни они обволакивали холмы и покрывали равнины, а дальние земли и загустевавшие у горизонта белые облака, сходясь, растворялись в голубой дымке.

— Мистер Скрижаль, дорогой мой, — услышал он голос Джефферсона за спиной и обернулся.

— Я должен срочно уехать в Ричмонд, — с сожалением произнёс Джефферсон, — но к ночи я вернусь... Прошу вас, переночуйте у меня. А завтра мы поговорим и выпьем за победу сил добра.

У Скрижаля не было времени для размышлений.

— Простите меня, пожалуйста. Мне нужно возвращаться домой, — сказал он первое, что пришло в голову; он не мог обременять и без того отягощённого хлопотами человека.

Джефферсон погрустнел.

— Я очень хотел бы продолжить наш разговор, но не могу нарушать ваши планы, — с сожалением произнёс он. — А где вы живёте?

— В Нью-Йорке, — ответил Скрижаль.

— А как же вы доберётесь домой? — удивился Джефферсон.

— О, это несложно, — заверил его Скрижаль, — тем более, что дорогу до Шарлотсвилла я уже знаю.

— Уормли, — обратился Джефферсон к чернокожему парню. — Возьми ту карету, на которой ты вчера привёз Корнелию, и отвези, пожалуйста моего гостя в Шарлотсвилл. Выполняй, пожалуйста, все его просьбы. И захвати на кухне сэндвичи с ветчиной и воду на вас двоих.

— Хорошо, всё сделаю, — почтительно, с готовностью выполнить любое поручение ответил парень. Уходя, он попросил Скрижаля подождать его у входа в усадьбу.

— Надеюсь, мы ещё встретимся и больше того, станем хорошими друзьями, — с чувством сказал Джефферсон, подавая руку.

— Я уже считаю вас очень близким мне человеком, — искренне ответил Скрижаль.

Всю дорогу домой его грело тепло этого крепкого рукопожатия.

642

*

Скрижаль задумался над тем, почему стала возможна его встреча с Томасом Джефферсоном и почему при желании, при концентрации духовных сил, он может общаться с давно ушедшими людьми. И он лишь в большей степени осознал то, к чему пришёл раньше. Поскольку мир духа является глобальным пространством, к которому понятия времени, расстояний и языковых барьеров неприменимы, доступ в него открыт для каждого живущего, духовно зрелого человека. При желании такого человека духовный мир, по сути единый и неделимый, может представать персонифицированным, — открытым для разговоров по душам с одним из множества уникальных, некогда случившихся его воплощений.

Зрелый человек, вписавшись в это пространство своими духовными связями, остаётся здесь после смерти тела независимо от того, возможно ли самостоятельное, независимое от биологических процессов, существование духовного мира или нет, но очевидно с оговоркой, что человечество не покончило с собой. Такая развитая, ставшая незримой личность продолжает в той или иной мере влиять — опосредованно, через живущих людей, — на происходящее как в области духа, так и в материальных средах. Скрижаль вспомнил фразу «мудрецы не умирают», которая прочно врезалась в его память после мысленной встречи со Спинозой. Размышления вели к тому, что каждый из развитых людей, который так или иначе привнёс нечто в мир духа, — отдал лучшую часть себя другим: любовью, или творчеством, или самоотверженными трудами, или доблестными поступками, — продолжает жить. Получалось, такое, с оговоркой, духовное бессмертие действительно существует.

643

*

Поймав себя на мысли, что перед ним простирается огромный, непройденный ещё путь в постижении истории духа человечества, Скрижаль понял, что словосочетание «история духа» в общепринятом смысле слова «история» не совсем корректно: мир духа, где всё происходит в настоящем, лишь условно — через жизненные перипетии приобщённых к нему личностей — связан с течением лет и веков. Правильней было бы говорить о внутреннем развитии этого вневременнóго настоящего, которое для духовного роста живущих людей открывает неограниченные возможности.

644

*

За два года военных действий американцы и англичане устали от войны. Правительства обеих стран решили отказаться от завоеваний, сделанных в этих сражениях, ради восстановления мира и возобновления торговли. Когда англичане захватили и сожгли Вашингтон, в Бельгии, в городе Генте, представители США и Великобритании уже вели переговоры о заключении мира. После выдвижения требований с обеих сторон и взаимных уступок, 24 декабря 1814 года, договор был подписан. Текст Гентского договора гласил, что после его ратификации все боевые действия между двумя странами как на море, так и на суше должны прекратиться, а все территории, захваченные во время этой войны одной стороной у другой, должны быть немедленно возвращены. Соглашение предусматривало обмен всеми военнопленными и прекращение военных действий каждой из стран против всех племён индейцев, которые были вовлечены в войну на стороне противника. Отдельной статьёй договор также объявил полный отказ Соединённых Штатов и Великобритании от торговли рабами как несовместимой с принципами гуманности и справедливости.

Скрижаль ожидал увидеть в тексте Гентского договора обязательство Великобритании прекратить захват моряков с судов США, однако таких гарантий здесь не было. Интересное объяснение этому он встретил в письме Томаса Джефферсона президенту Джеймсу Мэдисону от 23 марта 1815 года. Поздравив Мэдисона с установлением мира, — а Гентский договор к этому времени обе страны уже ратифицировали, — Джефферсон заметил, что соглашение пощадило гордость англичан тем, что в тексте не было упомянуто о жестоких захватах американцев. Если же такие агрессивные действия со стороны англичан не прекратятся, продолжил Джефферсон, тогда заключённый мир окажется лишь временным перемирием, которое закончится после первого захвата хоть одного гражданина США любым британским офицером.

645

*

В эти годы сражений с британцами жители США не были едины в своём отношении к войне. В Новой Англии росли антивоенные настроения и даже раздавались голоса за отделение штатов Новой Англии от Союза. Во главе оппозиции политике и действиям правительства США здесь стояли федералисты, недовольные потерей своих прибылей из-за прекращения торговли с англичанами. В 1814 году число федералистов в Палате представителей Массачусетса более чем вдвое превышало число республиканцев. Губернатором здесь тоже был федералист — Калеб Стронг. Правительства Массачусетса и Коннектикута отказались подчинять отряды своих ополченцев приказам президента, а губернатор Вермонта отозвал ополченцев своего штата из Канады. В декабре того же 1814 года федералисты, представители пяти штатов Новой Англии, встретились в Коннектикуте, в Хартфорде, где обсуждали меры противодействия федеральному правительству, а возможно и рассматривали вопрос о выходе штатов Новой Англии из федерации. В это же время губернатор Калеб Стронг вступил в тайную переписку с англичанами и предложил им заключить сепаратный мир. Планы участников съезда в Хартфорде разрушило заключение Гентского мира, вскоре после которого партия федералистов прекратила существование.

Эмоциональную оценку измене Массачусетса в прошедшей войне Томас Джефферсон дал в письме от 17 марта 1815 года, адресованном Генри Дирборну, который в годы его президентства занимал пост руководителя Военного министерства:

О Массачусетс! как я оплакивал низость твоего отступничества! Массачусетс, с которым я с гордостью вступил в 1776 год, чей голос был моим голосом по каждому публичному вопросу и чьи принципы были тогда мерилом всего, что было свободным или бесстрашным. Но тогда он был под руководством двух Адамсов; а теперь, совсем недавно, Стронг, его нынешний лидер, продвигал петиции о подчинении британской власти и британской узурпации.

Гентский мир оказался прочным. Попыток силой завербовать американцев на службу в свой флот англичане больше не предпринимали. В письме Джону Адамсу от 25 ноября 1816 года Джефферсон высказал убеждённость в том, что между народами США и Великобритании установятся дружеские отношения и что англичане и американцы больше никогда не будут воевать между собой.

646

*

Когда Томас Джефферсон узнал, что в пожарах, которые англичане устроили в Вашингтоне, сгорела библиотека Конгресса, он, чтобы восполнить эту тяжёлую для страны интеллектуальную утрату, предложил законодателям приобрести его личную библиотеку, — лучшую, как считал он, во всей Америке. Джефферсон собирал её на протяжении пятидесяти лет; чтение было его любимым занятием. Он заказывал и лично покупал книги в разных городах Европы. Его библиотека состояла из около десяти тысяч томов, редких и ценных книг по всем областям знаний. Конгресс рассмотрел предложение Джефферсона и присланную им опись библиотеки. Большинством голосов депутаты утвердили акт о покупке у него 6487 книг, и до конца мая 1815 года все эти тома были перевезены из Монтичелло в Вашингтон. Полученными деньгами Джефферсон погасил часть своих долгов.

647

*

Над планом распространения знаний в народе Джефферсон стал думать сразу после провозглашения независимости Соединённых Штатов. Такой план, представленный им в 1779 году на рассмотрение Генеральной ассамблеи Вирджинии, он считал самым важным из законопроектов, которые следовало принять и включить в новый кодекс штата. Однако разработанная им программа образования вирджинцев оставалась невыполненной.

Мысли об осуществлении этого плана, важной частью которого он видел основание государственного университета в Вирджинии, Джефферсон вынашивал ещё до своего президентства. А когда он вернулся из Белого дома в Монтичелло, учреждение такого высшего учебного заведения, в котором ничто не ограничивало бы свободу студентов исследовать любые области знаний, стало, как выразился он в одном из писем, хобби его преклонных лет. Своими намерениями Джефферсон поделился, в частности, с Томасом Купером в письме от 16 января 1814 года:

Я долго обдумывал и собирал материалы для плана университета в Вирджинии, который должен был бы охватить все полезные для нас науки и никакие другие; общая идея изложена в Заметках о Вирджинии, в[опрос] 14. Он, вероятно, возьмёт на себя функции Колледжа Вильгельма и Марии и переведёт их в более здоровое и фундаментальное положение...

Практические шаги к намеченной им цели Джефферсон стал предпринимать после того как, в апреле 1814 года он был избран попечителем Академии Албемарл в Шарлотсвилле. «Академия» была лишь громким названием школы, учреждённой только на бумаге. Осенью того же года её попечительный совет направил в Генеральную ассамблею Вирджинии рекомендацию изменить название школы на «Центральный колледж». Тем временем Джефферсон уже искал профессоров для преподавания будущим студентам и подыскивал место, на котором развернётся строительство учебных корпусов. Для финансирования проекта он организовал подписку, и оставаясь в долгах, он внёс в этот фонд 1000 долларов. По свидетельству родных Джефферсона, он знал цену деньгам и даже был практичным человеком, но на протяжении всей жизни он делал щедрые взносы при сборах средств на общественные нужды и помогал деньгами людям, которые нуждались в помощи. На строительство этой высшей школы было собрано 60 000 долларов, — примеру Джефферсона последовали другие отзывчивые люди.

В феврале 1816 года Ассамблея Вирджинии утвердила устав Центрального колледжа. В состав Совета инспекторов этого, ещё не начавшего работу, учебного заведения, вошли, в частности, два бывших президента США — Томас Джефферсон и Джеймс Мэдисон — и действующий президент, Джеймс Монро. Очень важным для осуществления целей Джефферсона оказалось то, что в состав Совета вошёл также Джозеф Кэбелл, который был членом Сената Вирджинии: он активно участвовал в принятии решений Ассамблеи.

Совет инспекторов Центрального колледжа купил землю под строительство учебных корпусов и общежитий для студентов. И согласно утверждённому архитектурному плану, который Джефферсон разработал и представил Совету, стройка началась. С этих пор целью Джефферсона стало превращение ещё не существующего колледжа в действующий университет.

В 1817 году Джефферсон подготовил законопроект о создании системы государственного образования в Вирджинии. План содержал те же по сути организационные меры, которые Джефферсон внёс на рассмотрение Генеральной ассамблеи в 1779 году. Депутаты отклонили этот законопроект, однако они одобрили учреждение университета штата под названием «Университет Вирджинии» с ежегодным ассигнованием в размере 15 000 долларов. Место его расположения в постановлении указано не было, и лишь после долгих споров в Палате представителей депутаты в большинстве проголосовали за учреждение университета именно в Шарлотсвилле. Такому решению способствовали впечатляющие добровольные взносы, сделанные на постройку местного учебного заведения, и то, что строительство, благодаря усилиям Джефферсона, продвигалось. В феврале 1819 года был избран Совет инспекторов Университета Вирджинии. Ректором университета он назначил Томаса Джефферсона.

В личных письмах и в ежегодных отчётах перед Советом инспекторов в последующие несколько лет Джефферсон сообщал, что в соответствии с принципом свободы вероисповедания, провозглашённом Конституцией США, Университет Вирджинии не отдаст предпочтение профессуре богословия ни одной из конфессий: кафедры богословия здесь вообще не будет, а главным законом университета станет то, что каждый студент может свободно посещать любые курсы обучения, которые сочтёт нужными для себя, и может не посещать те занятия, которые не хочет посещать.

648

*

После продолжительных баталий в Генеральной ассамблее, связанных с решениями об источниках финансирования и покрытия долгов дорогостоящего строительства в Шарлотсвилле, а также после задержек, вызванных другими обстоятельствами, весной 1825 года, Университет Вирджинии принял первых студентов. Их обучали лучшие профессора, которых Совет инспекторов и его агенты после тщательных рассмотрений кандидатур выбрали и смогли заинтересовать. Все профессора были иностранцами. Пять из них приехали из Англии.

649

*

В июне 1826 года Томас Джефферсон получил письмо от мэра города Вашингтона Роджера Уэйтмана с приглашением приехать в столицу на празднование 50-й годовщины независимости Соединённых Штатов. Уэйтман пообещал, что к Джефферсону после получения согласия от него приедет делегация, которая будет сопровождать его до Вашингтона, а после празднования проводит его до самого дома. Такое приглашение получили все оставшиеся в живых участники Второго Континентального конгресса, которые подписали Декларацию в 1776 году.

В ответном письме Роджеру Уэйтману, датированном 24 июня, Джефферсон посетовал, что болезнь лишает его возможности лично присутствовать на этом празднике. Он сообщил, что с удовольствием встретился бы с теми немногими достойными, ещё живыми, людьми, которые в тот знаменательный день сделали для своей страны смелый выбор между подчинением или мечом. Сказав, что американцы спустя полвека достойной жизни продолжают одобрять избранный тогда путь к независимости, Джефферсон выразил убеждённость в том, что одни страны раньше, другие позже, но в конце концов все народы последуют этому примеру, — разорвут цепи невежества и суеверия, возьмут власть в свои руки и тоже будут пользоваться правами на неограниченную свободу разума и мнений.

Прочитав это письмо, Скрижаль вспомнил, что после принятия Декларации независимости США Конгресс вечером тоже дня, 4 июля 1776 года, сформировал комитет из трёх человек для создания печати провозглашённого федеративного государства. В состав комитета вошли Бенджамин Франклин, Джон Адамс и Томас Джефферсон. Франклин предложил изобразить на печати пророка Моисея с евреями, которые убежав из рабства, выбрались на берег моря, и фараона на колеснице со своими воинами, которых захлёстывают морские волны. По краю эскиза, по кругу, шёл текст: «ВОССТАНИЕ ПРОТИВ ТИРАНОВ — ЭТО ПОСЛУШАНИЕ БОГУ». Существует версия, что этот афоризм был известен ещё за несколько лет до провозглашения независимости США. Конгресс отклонил проект Франклина, после чего Томас Джефферсон окаймил этой фразой свою личную печать.

650

*

За годы президентства Томас Джефферсон, несмотря на расходы казны, связанные с покупкой Луизианы, сумел своей мудрой политикой уменьшить государственный долг США с 83 миллионов долларов в 1801 году до 57-ми в 1809-м. Однако его личные долги в 1826 году уже превышали сто тысяч долларов. Значительная часть этой суммы появилась из-за того, что в 1818 году Джефферсон взял на себя ответственность за долги Уилсона Николаса, его давнего друга, бывшего губернатора Вирджинии, который попросил Джефферсона стать его гарантом. Николас рассчитывал в скором времени выйти из трудного положения, но в 1820 году умер, и с тех пор Джефферсон должен был платить тысячу двести долларов в год в виде процентов только по этой части своего долга.

После войны с Великобританией Соединённые Штаты поразил тяжёлый финансовый кризис. Банкноты обесценились. Многие американцы разорились. Стоимость земли в стране резко, катастрофически, упала. Финансовые проблемы Томаса Джефферсона тоже предельно обострились. Даже в случае продажи всех своих ферм и собственности он никак не мог покрыть свои долги. Кризис в стране достиг пика в 1819 году. В письме Хью Нельсону от 12 марта 1820 года Джефферсон печалился о том, что Вирджиния терпит бедствия, что продукция фермеров продаётся на рынке за треть своей цены.

Оказавшись в конце жизни в крайне тяжёлом материальном положении, переживая за судьбу своей дочери и внуков, которым после его смерти придётся выплачивать долги, Джефферсон в начале 1826 года обратился в Генеральную ассамблею Вирджинии с просьбой о проведении лотереи, в качестве выигрышей в которой будут земли и постройки в Монтичелло, включая главную усадьбу. Депутаты большинством голосов утвердили такой акт, и подготовка к лотерее началась.

В письме от 9 марта 1826 года Джефферсон покаялся внуку, Фрэнсису Эппсу, в своих просчётах, — в том, что он не справился с обязанностями собственника:

Вирджинское поместье требует способностей и внимания. Способностей у меня не было, а уделить внимание я не мог; оно было поглощено более насущными обязательствами, которые после принятия их имели право предпочтения перед всеми другими. Скорее удивительно, что мне потребовалось целых 60 лет, чтобы прийти к такому конечному и неизбежному результату.

Когда объявления о готовящейся продаже лотерейных билетов для покрытия долгов Томаса Джефферсона появились в газетах, группа инициативных ньюйоркцев предложила ему отказаться от проведения лотереи, пообещав собрать необходимую сумму денег за счёт добровольной публичной подписки. Такое внимание соотечественников, которые решили не допустить его разорения, очень порадовало Джефферсона, и он согласился. Для погашения долгов бывшего президента жители Нью-Йорка, Филадельфии, Балтимора, а также вирджинцы собрали около 16 500 долларов. Больше поступлений не было. Инициатива с лотереей также затихла. Но о том, что его долги остались невыплаченными, Джефферсон, к счастью, не узнал.

651

*

Разделяя боль переживаний Томаса Джефферсона, Скрижаль вспомнил, что с личными долгами боролись все первые президенты США. Джордж Вашингтон был не только одним из самых крупных землевладельцев и рабовладельцев Вирджинии, — площадь его земель ещё до войны за независимость в несколько раз превышала площадь земель Джефферсона, — но и одним из самых больших должников штата. Однако принимая командование над Континентальной армией, Джордж Вашингтон отказался от любых вознаграждений. И вступая в должность президента США, он попросил Конгресс не назначать ему жалованья, хотя занял деньги под проценты, чтобы приехать в Нью-Йорк на инаугурацию. Джона Адамса от банкротства спас его сын, Джон Куинси Адамс, — спас продажей части своей собственности. Большие финансовые трудности после ухода из Белого дома испытывал и Джеймс Мэдисон. Его жена, оставшись вдовой, продала их поместье, чтобы рассчитаться с долгами мужа. Скрижаль вспомнил и о том, что Сэмюэл Адамс едва сводил концы с концами и что Уильям Пенн, собственник Пенсильвании, основатель Филадельфии — её столицы, оказался в тюрьме за долги. Огромные заслуги этих людей перед американцами при наличии фактов, которые характеризуют их как, мягко говоря, посредственных предпринимателей, свидетельствовало о том, что они думали о проблемах своей страны гораздо больше, чем о своих собственных.

652

*

Джефферсон лично составил эпитафию для своего надгробия. В этом лаконичном тексте он назвал три заслуги перед соотечественниками, которые считал главными достижениями своей жизни. Ни о самых высоких государственных должностях, ни о причастности к увеличению территории США, ни о лидерстве в республиканской партии он не упомянул. Текст гласил: «Здесь похоронен Томас Джефферсон — автор Декларации независимости, Акта Вирджинии о религиозной свободе и основатель Университета Вирджинии».

653

*

Многое в истории Соединённых Штатов оставалось от Скрижаля ещё скрытым. Он хотел знать, каким образом и почему республиканская партия раскололась надвое: на республиканскую и демократическую; ему почти ничего не было известно ни о причинах гражданской войны в стране, ни и о расколе Союза, ни о том, каким образом американцы покончили с рабовладением. Его притягивала также личность Авраама Линкольна, погибшего от пули заговорщика. Но ещё больше Скрижаля интересовали философские поиски и прозрения мудрых людей, которые жили по обе стороны Атлантического океана в XVIII–XIX веках. Он соскучился по неспешным интеллектуальным странствиям в смысловых просторах книг с глубокими философскими рассуждениями. Хватит ли оставшихся ему земных лет для знакомства со взглядами хотя бы самых известных в мире, но почти незнакомых ему философов XVIII–XIX веков — он не знал. Поэтому прежде чем продолжить самообразование, он решил пересмотреть и упорядочить все свои записи, чтобы подготовить их к изданию. Одной из главных своих целей в этой работе он видел необходимость изложить пропущенный через разум и сердце материал доступно и по возможности короче, чтобы такие же неискушённые в познании мира, но ищущие натуры, каким до поры был он сам, смогли подняться в своём духовном росте на несколько ступеней и затем более осознанно, уверенней, самостоятельно или отталкиваясь от изучения специальной литературы, двигались бы дальше.

КОНЕЦ ШЕСТОЙ КНИГИ

____________________

Вернуться на страницу с текстами книг «Скрижаль»

На главную страницу