Ростислав Дижур. «Скрижаль». Книга 2. Иисус Христос

___________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

 

 

 

 

 

Иисус Христос. — Христианский законоучитель. Датой его рождения считается приблизительно 4 год античной эры‚ а его казнь датируется 30-м или 31 годом новой эры. Имя Иисус является греческой формой еврейского имени Йешуа, а «Христос» передаёт звучание греческого Χριστός — «помазанник». Само слово Χριστός является переводом с иврита слова с тем же значением, которое произносится как «маши́ах»; на других языках оно зазвучало как «мессия».

Иисус выступил как еврейский проповедник со своей интерпретацией Моисеева закона. Он собирал толпы слушателей и исцелял людей от недугов. Тем‚ что Иисус называл себя сыном Божьим и мессией‚ а также своим нетрадиционным отношением к соблюдению субботнего отдыха он вызвал к себе ненависть со стороны священников Иудеи. Это привело к трагическому исходу: в праздник Пасхи он был распят на кресте в Иерусалиме.

 

273

*

С первых лет жизни — сначала в детском саду, затем в школе — Скрижаль заучивал догматы атеизма.  Это своеобразное вероучение отрицало существование Бога, но тоже представляло собой культ со своими священниками и проповедниками, с верой в богочеловека и со своими карательными органами, выполняющими роль инквизиции.  Иконами в этом культе служили портреты вождя мирового пролетариата.  Портреты Ленина висели повсюду — на улицах и площадях, на фасадах общественных зданий и во всех кабинетах начальников, от самых титулованных до мало-мальски значимых.  Газеты, книги, радио и телевидение без устали славословили этого обожествлённого человека.  О чём бы статьи, книги и передачи ни были, в них непременно присутствовали реверансы в адрес Ленина.  Одним из догматов этого культа был постулат о непогрешимости основателя Советской державы.

Когда Скрижаль впервые взялся за чтение Нового Завета‚ миф о Ленине как «самом человечном человеке» в его сознании уже почти рассеялся.  После первых нескольких прочтений евангелий‚ к его представлению об идеальной личности стал приближаться образ другого мужа — Иисуса‚ проповедника из Галилеи.  Осмысление судьбы христианского законоучителя он оставил тогда на будущее.  Теперь‚ спустя десять лет‚ на протяжении которых он постоянно пополнял свои знания, Скрижаль уже мог охватить те события двухтысячелетней давности в целом.  И он опять засел за изучение Нового Завета.

 

274

*

Очередное обращение к уже проштудированным новозаветным книгам доказывало ему, насколько разными по прошествии времени могут быть впечатления одного и того же человека от прочтения одного и того же текста.  В данном случае этим человеком был он сам.

Образ Иисуса предстал перед Скрижалем в этот раз гораздо более сложным.  В читанных и переписанных им когда-то от руки евангелиях он увидел очень много важных подробностей‚ которых раньше почему-то не замечал.  Возможно‚ это случилось оттого‚ что теперь он подходил к оценке личности Иисуса с очень высокими мерками.  Во всяком случае, он научился трезво оценивать действительность и больше не творил себе кумиров.

За чтением евангелий перед ним снова встал вопрос о степени достоверности содержащихся в них сведений.  Скрижаль видел в этих книгах немало противоречий.  Ему важно было понять, правдивы эти рассказы или во многом мифологизированы, принадлежат они приверженцам Иисуса, чьи имена поставлены в названиях книг, или авторами их являлись другие люди.  Однако мнения историков и богословов звучали разноречиво.

Скрижаль знал, что три века спустя после новозаветных событий — в 325 году — на Вселенском соборе в Никее епископы отобрали из многих известных к тому времени жизнеописаний Иисуса четыре повествования.  Остальные были запрещены и подлежали уничтожению.  Скрижаль успел убедиться и в том, что канонизированные евангелия подвергались редакторской правке.  Поэтому он вполне допускал, что между нравственным обликом исторической личности — проповедника Йешуа из Галилеи — и образом главного персонажа новозаветных книг может существовать громадная дистанция.  Коль так, то разбор высказываний и поступков Иисуса с целью понять его характер и учение немного стоит.  Но очевидным для Скрижаля было и другое.  Образ обожествлённого галилеянина выстраивался в сознании всех тех, кого интересовала его судьба, на основании именно этих четырёх текстов.  Поэтому даже при наличии искажений и домыслов в рассказах евангелистов Скрижаль, независимо от степени этих искажений и налёта фантазий, вполне мог судить о характере литературного героя Нового Завета, за которым безусловно стояла и ясно просматривалась судьба сильной исторической личности.

Скрижаля интересовал жизненный путь не только Иисуса.  Он хотел увидеть облик человечества в целом.  А поскольку христианский мир в оценке назиданий, действий и миссии своего законоучителя отталкивался от канонизированных новозаветных текстов, то сами эти книги являются абсолютно объективным материалом для суждений о верованиях около третьей части землян.

Скрижаль решил рассмотреть исторические события, описанные в Новом Завете как достоверные, но при этом поверять их критическим взглядом.  Если проповедник Йешуа был действительно безупречен с точки зрения нравственности, рассудил Скрижаль, то он безусловно одобрил бы отрезвление легковерных; он всем сердцем поддержал бы снятие с него бремени приписанных ему — порочащих его — слов и поступков.

 

275

*

Внимательно перечитав книги евангелистов‚ Скрижаль подметил, что мировоззрение Иисуса за те несколько последних лет его жизни‚ которые освещены в этих рассказах‚ существенно изменилось.  Вступающий на самоотверженный путь галилеянин во многом отличался по характеру от законоучителя, который обращался к Богу накануне казни.  Более притягательным для Скрижаля был нравственный облик этого человека времён Нагорной проповеди, когда Иисус находился в самом начале подвижничества.  В дальнейшем‚ как видел Скрижаль‚ христианский законоучитель нередко противоречил своим назиданиям — и высказываниями, и поступками.  Во всяком случае, евангелисты запечатлели его именно таким, нарушающим провозглашённые им же этические нормы.

 

276

*

Когда личность Иисуса предстала перед Скрижалем в развитии‚ он задумался над тем‚ как‚ в какой среде формировались убеждения этого человека.

Иисус появляется в свете новозаветной истории в возрасте около тридцати лет.  Поэтому о более ранних годах его жизни — вплоть до того часа‚ когда он‚ никому не известный иудей из Назарета‚ выступил со своей проповедью, — можно говорить лишь предположительно.  Тем не менее Скрижаль ясно увидел, в каких кругах вращался Иисус до своего законоучительства и кем были наставники Иисуса.  Возможно прежде Скрижаль отнёс бы такие суждения к домыслам.  Но теперь ему открылось нечто малоосвещённое в рассказах евангелистов.  Он пришёл к выводу‚ что этот молодой проповедник из Назарета был ярким выразителем взглядов фарисеев.

Если бы ещё не так давно Скрижаль услышал об общности воззрений Иисуса и фарисеев‚ он‚ пожалуй‚ подумал бы, что человек, заявляющий об этом, пытается столь нелепым образом привлечь к себе внимание или хочет как-то унизить христианского законоучителя.  Теперь же‚ когда он хорошо представлял себе положение вещей в Иудее и суть религиозных течений того времени‚ факт тесной связи Иисуса с фарисеями стал для него очевиден.

 

277

*

Главными религиозными группировками в Иудее в эпоху‚ которая предшествовала разрушению Второго храма‚ являлись саддукеи и фарисеи.  Это были своего рода партии‚ боровшиеся за власть и влияние в стране.  В течение последних двух столетий существования еврейского государства почти неизменно у власти стояли саддукеи, и лишь очень редко они уступали свои позиции фарисеям.  За сто лет до рождения Иисуса‚ при царе и первосвященнике Александре Яннае‚ спор между саддукеями и фарисеями дошёл даже до междоусобной войны.  Война продолжалась шесть лет.  Фарисеи потерпели в ней поражение и потеряли убитыми около пятидесяти тысяч человек.

Саддукеи были представителями богатых семей священников и аристократов.  Они считали себя блюстителями Моисеева закона.  Священность этого кодекса и соблюдение его предписаний народом обеспечивали саддукеям влияние в обществе и являлись для них к тому же источником дохода.  Признавая кодекс Моисея — так называемый Писаный закон — за конституцию Иудеи‚ они добивались строгого наказания каждого нарушителя этих правил как государственного преступника.  В то же время саддукеи отвергали правомерность Устного закона — тех еврейских традиций и обычаев‚ которые не были зафиксированы в Торе‚ но передавались устно из поколения в поколение.

Другую партию — партию фарисеев — составляли образованные выходцы из народа‚ облечённые доверием сограждан.  Фарисеи тоже указывали на непреходящее значение Моисеевых книг‚ но в отличие от саддукеев, они признавали обязательность и устных традиций — тех‚ которые иудеи соблюдали в повседневной жизни.  Фарисеи прибегали также к более гуманным толкованиям Торы‚ что облегчало народу исполнение очень строгих Моисеевых предписаний.

Менявшийся мир требовал иных‚ более человечных законов.  Прежде всего, в противоречие с действительностью вошли крайне суровые постановления уголовного кодекса Моисея.  Согласно некоторым из них, за чисто религиозные преступления полагалась смертная казнь.  Очень трудным стало также соблюдение правил ритуальной чистоты и субботнего отдыха.  Необходимость в пересмотре древнего законодательства связана была с тем‚ что потомки Израиля вошли в соприкосновение с иноверцами, — иудеи оказались невольно затронутыми движением людских потоков‚ которое началось вместе с завоеваниями Александра Македонского и продолжилось затем с войнами между преемниками Александра.  Послаблений в соблюдении культовых правил требовал также и значительный рост международного обмена и торговли.  Следовать Моисеевым заповедям целиком и полностью стало практически невозможно.  Фарисеи считали‚ что закон должен служить благу людей.  И они стремились облегчить жизнь своим соотечественникам.  Для этого они проводили постепенную, продиктованную временем реформу Моисеева кодекса.  На упрёки саддукеев в облегчённом толковании Торы фарисеи часто отвечали: «Суббота для народа‚ а не народ для субботы».

В среде самих фарисеев тоже не было единства взглядов.  Незадолго до рождения Иисуса фарисеи разделись на два лагеря‚ которые значительно отличались по степени свободы в толковании Моисеевых книг.  Шаммай и его последователи держались буквы закона более строго‚ чем Гиллель и его ученики.

 

278

*

Скрижаль уже понимал‚ что убеждения Иисуса сформировались не просто в среде фарисеев‚ но в обществе тех из них‚ которые принадлежали к школе Гиллеля.  Причём‚ как заключил он‚ Иисус в течение какого-то времени занимал среди них если не первое‚ то весьма видное место.  На то ясно указывали тексты новозаветных книг.  По свидетельствам евангелистов‚ около Иисуса всё время находились фарисеи.  Они называют Иисуса учителем‚ и всё его поведение выдаёт в нём наставника: он то поучает‚ то порицает их‚ то рассказывает им притчи.

Евангелист Лука сообщает о том‚ как в субботу Иисус пришёл на званый обед в дом одного из фарисейских начальников.  Поскольку хозяин дома был фарисеем‚ то конечно и пришедшие к нему в этот праздничный день гости‚ включая Иисуса‚ были одного с ним круга.  Подтверждением тому служит и высказанное одним из гостей убеждение в существование загробной жизни, — такая вера в народе Израиля была присуща только фарисеям.  В присутствии этих мужей Иисус исцелил больного‚ после чего стал поучать слушателей.  Заметив‚ что приглашённые норовили занять самые почётные места‚ он начал наставлять их — безусловно самых уважаемых и влиятельных из собравшихся людей: он посоветовал им впредь не занимать первые места‚ потому что если придёт более почётный гость‚ то один из них к своему стыду вынужден будет уступить ему место.  На этом Иисус не остановился.  Он стал поучать и хозяина дома — «одного из начальников фарисейских»:

 

14.12–14 И сказал он пригласившему его: «Когда делаешь обед или ужин‚ не зови ни друзей твоих‚ ни братьев твоих‚ ни родственников твоих‚ ни богатых соседей‚ чтобы они тоже пригласили тебя и отплатили тем же. Но когда делаешь пир‚ зови нищих‚ увечных‚ хромых‚ слепых‚ и блажен будешь‚ потому что они не могут воздать тебе‚ поскольку воздастся тебе в воскресение праведных».

 

Ни хозяин дома‚ ни кто-либо из присутствующих не перечит Иисусу.  На этом собрании фарисеев он явно выступает в роли главного учителя.

О том‚ что Иисус поначалу был выразителем взглядов определённой группы людей‚ свидетельствовал и текст третьей главы Евангелия от Иоанна.  В ней передан разговор между Иисусом и пришедшим к нему ночью фарисеем Никодимом — одним из вождей евреев.  Никодим обращается к Иисусу очень почтительно: «равви»‚ чего в то время удостаивались только наиболее выдающиеся законоучители.  Иисус разговаривает с Никодимом как с оппонентом.  Он разъясняет ему‚ как можно родиться заново — воскреснуть.  «Как же это может быть?» — недоумённо спросил Никодим.  «3.10–11 Ты — учитель Израиля‚ и этого не знаешь? — удивился в свою очередь Иисус. — Истинно‚ истинно говорю тебе: мы говорим о том‚ что знаем‚ и свидетельствуем о том‚ что видели‚ а вы не принимаете нашего свидетельства».  В употреблении Иисусом местоимений «мы» и «вы» ясно слышится противопоставление воззрений двух групп людей‚ от одной из которых он себя в то время ещё не отделял.

Закон Моисея ничего не говорит о загробной жизни.  Но Иисус, так же как фарисеи‚ или большинство из них, верит в бессмертие души и воскресение мёртвых.  Именно распространение учения фарисеев, выразителем которого он выступил, а также приверженность к этому учению апостола Павла, который до начала своего подвижничества был фарисеем и глубоко усвоил представления этого религиозного движения, привели к тому, что Западный мир перенял у этих новых учителей Иудеи веру в загробную жизнь.

 

279

*

На тесную связь Иисуса с фарисеями указывали и его наставления.  Очень многие его высказывания и заповеди являлись дословной или приблизительной передачей известных положений из Устного закона.  В своё время Гиллель — основатель фарисейской школы‚ который почил ещё тогда‚ когда Иисус был ребёнком‚ — говорил о сути иудаизма: «Не делай ближнему то, что не хочешь, чтобы делали тебе.  В этом вся Тора.  Остальное — комментарий».  Эти слова звучат и в Нагорной проповеди Иисуса‚ переданной Матфеем: «7.12 ...Как хотите‚ чтобы с вами поступали люди‚ так поступайте и вы с ними; именно в этом Закон и Пророки».

Подобно фарисеям, Иисус занимается толкованием Священного Писания и тоже склонен к послаблению строгих древних правил ритуальной чистоты и субботнего отдыха.  В упрощении обрядовой стороны иудаизма он пошёл ещё дальше последователей Гиллеля.

И Матфей‚ и Марк‚ и Лука рассказывают‚ как в один из субботних дней ученики Иисуса срывали колосья на засеянных полях.  Фарисеи увидели это и упрекнули Иисуса в том, что его ученики делают то, что не дозволено в субботу.  Отвечая им, Иисус сначала сослался на случай нарушения Моисеева кодекса царём Давидом‚ любимцем Бога.  А затем он‚ по свидетельству Марка‚ произнёс фразу‚ которую любили повторять наиболее либеральные из фарисеев: «2.27 Суббота для человека‚ а не человек для субботы».

Как самый последовательный из фарисеев‚ Иисус трактует древние карательные законы в гораздо более снисходительном к человеческим слабостям смысле‚ чем делали это другие.  Иоанн Богослов сообщает‚ что на празднике Кущей в Храме фарисеи обратились к Иисусу как к наставнику и судье: «8.3–5 Тут книжники и фарисеи привели к нему женщину, уличённую в супружеской измене, и поставив её перед всеми, сказали ему: “Учитель! эту женщину уличили в супружеской измене, застав на месте прелюбодеяния, а Моисей в Законе повелел нам побивать таких камнями. Что ты скажешь?”».  В выборе наказания для грешницы Иисус руководствуется не правилом из Священного Писания, соответствующим этому случаю‚ а чувством человеколюбия‚ которое во многом присуще и духу Моисеева кодекса.  «8.7 Кто из вас без греха‚ пусть первым бросит в неё камень»‚ — ответил он книжникам.  Когда они ретировались‚ Иисус сказал женщине‚ что не осуждает её‚ и лишь посоветовал ей впредь не грешить.

В способе передачи своих убеждений Иисус также следовал традиции фарисеев.  Подобно этим учителям еврейского народа, он ограничился устными назиданиями.  Никаких письменных изложений своих взглядов и никаких письменных заветов он после себя не оставил.

 

280

*

При том что Иисус относился к человеческим слабостям довольно снисходительно‚ он в то же время внушал соотечественникам более высокие нравственные нормы по сравнению с требованиями Моисеева кодекса.  В Нагорной проповеди‚ пересказанной в Евангелии от Матфея‚ он поначалу будто вовсе не собирался противоречить заповедям Торы.  Более того‚ он провозгласил их непреходящее значение:

 

5.17–18 Не думайте‚ что я пришёл нарушить Закон или Пророков: я пришёл не нарушить‚ но исполнить. Ведь истинно говорю вам: пока не пропадёт небо и земля‚ ни одна йота, ни один знак не пропадёт из Закона‚ — всё исполнится.

 

Однако далее в этой же речи Иисус не просто отступил от буквы Моисеева закона‚ но порой поучал прямо противоположному.  Обращаясь к народу‚ он поднял планку требуемых этических норм на немыслимую прежде высоту:

 

5.21–44 Вы слышали‚ что сказано древним: «Не убивай‚ кто же убьёт‚ подлежит суду». А я говорю вам‚ что каждый‚ кто гневается на своего брата напрасно‚ подлежит суду. [...]

Вы слышали‚ что сказано древним: «Не изменяй». А я говорю вам‚ что каждый‚ кто смотрит на женщину с вожделением‚ уже изменил с ней в своём сердце. [...]

Сказано было также: «Если кто разводится с женой‚ пусть даст ей письмо о разводе». А я говорю вам: кто разводится с женой не по причине её измены‚ тот подаёт ей повод прелюбодействовать; и кто женится на разведённой‚ тот совершает измену.

Ещё вы слышали‚ что сказано древним: «Не отрекайся от своих слов‚ но исполняй пред Господом клятвы твои». А я говорю вам: не клянитесь вовсе. [...] Но пусть будет ваше слово: да — да; нет — нет; а что сверх этого‚ то от лукавого.

Вы слышали‚ что сказано: «Око за око и зуб за зуб». А я говорю вам: не противьтесь злу. Но кто ударит тебя в правую щеку‚ подставь ему и другую. [...]

Вы слышали‚ что сказано: «Люби твоего ближнего и ненавидь твоего врага». А я говорю вам: любите ваших врагов‚ благословляйте проклинающих вас, делайте добро ненавидящим вас и молитесь за тех, кто причиняют вам боль и преследуют вас.

 

В Моисеевой Книге Левит повторяется рефреном невыполнимая, казалось бы, для смертных заповедь: «будьте святы».  Но Иисус в этой проповеди обратился к народу с ещё более требовательным назиданием.  Он призвал иудеев подняться в нравственном отношении до абсолюта‚ до Бога: «5.48 Итак, будьте совершенны‚ как совершенен ваш Отец Небесный».

 

281

*

Скрижаль видел великую заслугу Иисуса именно в том, что этот дерзкий проповедник из Назарета решительно заявил соотечественникам о необходимости пересмотреть приоритеты древних культовых традиций: вместо ревностного соблюдения формальной, внешней стороны богопочитания он призвал их сосредоточиться на нравственной составляющей религиозного чувства.  Но по иронии судьбы, спустя лишь несколько веков после его казни, в центре внимания новой, христианской религии оказалась всё та же формальная, обрядовая сторона богослужения.  Христианский мир не принял сути учения распятого в Иерусалиме проповедника.  Даже те народы, которые признали божественную миссию Иисуса, не последовали его назиданиям по существу.  Скрижаль ясно видел, что от времени образования первой христианской общины и до этого часа, когда он мысленно озирал взглядом прошедшие века, христианский мир не жил и не живёт по заповедям всепрощения и человеколюбия.

 

282

*

Убеждения Иисуса, находившиеся в развитии, изменились до такой степени‚ что он в конце концов отмежевался не только от фарисеев‚ но и вообще от иудеев.  Эта перемена в его мировоззрении ясно прослеживается в Евангелии от Иоанна.

В начале Иоаннова повествования Иисус предстаёт приверженцем Моисеева закона.  Об этом свидетельствует его разговор с самаритянкой.  Направляясь в Галилею через Самарию‚ Иисус захотел пить.  Он подошёл к колодцу, но ему нечем было зачерпнуть воду.  Он дождался‚ пока за водой пришла женщина, и попросил у неё попить.  Она удивилась: «4.9 Как ты‚ будучи иудеем‚ просишь пить у меня‚ самарянки? Ведь иудеи с самарянами не общаются».  После разговора, который состоялся между ними‚ женщина поняла‚ что перед ней пророк.  Очевидно кивнув в сторону священной для самаритян горы Геризим‚ она произнесла: «4.20 Наши отцы поклонялись на этой горе‚ а вы говорите‚ что место‚ где следует поклоняться‚ находится в Иерусалиме».  И тогда Иисус ответил ей: «4.21–22 Поверь мне‚ что придёт время‚ когда вы не на этой горе и не в Иерусалиме будете поклоняться Отцу.  Вы не знаете‚ чему поклоняетесь‚ а мы знаем‚ чему поклоняемся‚ ведь спасение от иудеев».  «Мы»‚ произнесённое Иисусом в этом разговоре‚ указывает на то‚ что в начале своего проповедничества он был правоверным иудеем, хотя уже тогда говорил о необходимости поклоняться Богу не в храме, а в духе и в истине, как пояснил он той самаритянке.  С течением времени его оценка собственных убеждений претерпела существенные изменения.

После всех нападок на Иисуса — за нарушение им покоя в субботний день и за то‚ что называл себя сыном Бога‚ — всё резче, всё непримиримей становились разногласия между ним и его гонителями.  Ко времени последней вечери с учениками Иисус уже мысленно отделял себя от служителей Моисеева закона.  «13.33 Дети! — произнёс он‚ — мне уже недолго осталось быть с вами.  Будете искать меня‚ но как сказал я иудеям‚ куда я иду‚ вы не можете прийти‚ — так и вам говорю теперь».  Эти переданные Иоанном слова, где звучат противопоставления «иудеи» и «Я», «иудеи» и «вы», означают‚ что Иисус уже обособлял от иудеев не только себя, но и своих апостолов, которые все были иудеями.

Продолжая речь о своих преследователях‚ Иисус на той же пасхальной вечере сказал ученикам: «15.23–25 Кто ненавидит меня, тот ненавидит и моего Отца. [...] Но да сбудется слово‚ написанное в их Законе: “Возненавидели меня беспричинно”».  Так закон Моисея — тот самый священный кодекс‚ который Иисус неукоснительно соблюдал сам и о котором согласно Матфею и Луке говорил: «Скорее небо и земля пропадут‚ чем один знак из Закона»‚ — он за день до казни назвал «их Закон».

 

283

*

Когда Джим предлагал Скрижалю должность библиотекаря‚ он обмолвился‚ что в случае отказа Скрижаль просто передаст библиотечные дела другому человеку.  С момента того разговора минуло два месяца‚ но никаких изменений в его положении не произошло.  Помимо участия в программных разработках компании, Скрижаль по-прежнему выполнял обязанности библиотекаря.  Он стал опасаться‚ что решив сбросить не ту лямку‚ на которую ему прямо указал начальник‚ он будет продолжать тянуть обе.

 

284

*

После того как Скрижаль увидел некие вехи в становлении взглядов Иисуса‚ этот человек для него уже не возникал в рассказах евангелистов как бы из ниоткуда.  И теперь Скрижаль сосредоточил внимание на противоречиях‚ которые крайне поразили его при очередном прочтении Нового Завета.  Почему-то раньше он не замечал‚ что Иисус, проповедник столь высоких идеалов — тот, кто, казалось бы‚ первым должен следовать провозглашённым им нравственным принципам‚ — сам же нарушает их.

Читая новозаветные книги в этот раз, Скрижаль выписывал всё‚ что характеризовало Иисуса как личность.  И он всё более поражался тому выводу‚ который напрашивался из его записей.  Поначалу он сомневался‚ не занимается ли он чем-то вроде выискивания пятен на Солнце.  Но его сомнения довольно быстро пропали.  Он видел‚ что многое в действиях главного персонажа евангелий — если оставить в стороне рассказы о сотворённых Иисусом чудесах — указывало на поведение вполне земного человека.  Этот человек, подобно всем смертным, имел свои слабости и недостатки.

 

285

*

Священники и блюстители Закона донимали Иисуса, очевидно, в такой степени‚ что он не мог простить им этих преследований.  В результате в книгах Нового Завета осталось запечатлённым явное несоответствие между его высказываниями о подобающей реакции на оскорбление и его собственным отношением к обидчикам.

По свидетельству и Матфея‚ и Марка‚ и Луки‚ пока гонения на Иисуса не ужесточились‚ он говорил‚ что любая обида‚ в том числе и нанесённая ему‚ сыну человеческому‚ как называл он себя‚ должна быть прощена.  Скрижаль занёс в свой архив слова Иисуса в передаче Матфея:

 

12.31–32 ...Все грехи и богохульства простятся людям‚ а хула на Святого Духа не простится. Если кто скажет слово против сына человеческого‚ простится ему; но если кто скажет против Святого Духа‚ не простится ему ни в этом мире‚ ни в грядущем.

 

Почти так же, всепрощающе, прозвучал ответ Иисуса Петру‚ когда Пётр спросил у него‚ сколько раз прощать брату.  О том‚ что Иисус призывал своих учеников не держать зла на обидчиков‚ сообщил и Марк:

 

11.25–26 И когда вы молитесь‚ прощайте‚ если что имеете против кого-либо‚ чтобы и ваш Отец Небесный простил вам согрешения ваши. Если же не прощаете‚ то и ваш Отец Небесный не простит вам ваших согрешений.

 

Но как следует из рассказа Иоанна‚ терпение самогó Иисуса‚ кажется‚ переполнилось и он ушёл из мира с обидой на своих братьев по крови.  Продолжая на предпасхальной вечере вести речь о ревнителях Моисеева закона, которые гнали его отовсюду, он произнёс: «15.22 Если бы я не пришёл и не говорил им‚ то не имели бы греха; но теперь нет у них оправдания в своём грехе».

 

286

*

Бранные слова грязнят душу того‚ кто их произносит, говорил Иисус.  «15.18 То, что исходит из уст, — из сердца исходит, и оно оскверняет человека»‚ — передал его слова Матфей.  Но поучая других воздерживаться от употребления дурных слов, сам Иисус бранится.  Если верить евангелистам, он позволял себе оскорблять людей, которые просто не разделяли его взгляды.

В Нагорной проповеди Иисус провозгласил‚ что гневающийся на своего брата понапрасну подлежит суду.  Как свидетельствует Матфей‚ он даже уточнил: «5.22 Тому, кто скажет брату своему: “Ракá!”‚ грозит вызов на синедрион».  А слово «ракá» означало лишь «пустой человек».  Эту фразу о вызове на суд синедриона того, кто злится на ближнего, Иисус закончил словами: «А тому, кто скажет: “Глупый!”‚ угрожает огонь ада».

Несмотря на посул столь суровой кары, Иисус не раз предстаёт в рассказах евангелистов гневающимся и дающим волю своему негодованию.  В речи к народу, записанной Матфеем, Иисус обличал фарисеев и книжников.  При этом он обратился к слушателям со словами: «23.17 Глупые и слепые!».  Этот же гневный выпад он повторил следом ещё раз; во всяком случае, Матфей зафиксировал такое же обращение к народу и в 19-м стихе той же 23-й главы.  Если всё сказанное законоучителем из Назарета в Нагорной проповеди относилось и к нему самому‚ то выходило‚ что именно ему‚ Иисусу‚ назвавшему соотечественников глупыми — причём как минимум дважды‚ — предстояли мучения в огне ада.

В той же речи Иисус буквально изощрялся в подборе нехороших слов для характеристики фарисеев.  Он то и дело называл их лицемерами и слепцами.  Им, братьям по крови, он бросал в лицо оскорбительные слова; его гнев, если доверять Матфею, перемежался вспышками ярости.  «23.33–35 Змеи‚ отродье змеиное! Как сможете избежать проклятия ада? [...] Да падёт на вас кара за всю кровь праведную‚ пролитую на земле!..» — злословил земляков Иисус.  Он не раз напоминал другим об известной библейской заповеди из Книги Левит: «19.18 Не мсти и не таи злобу на соотечественников, но люби ближнего, как самого себя».  Получалось, сам он эту древнюю заповедь нарушал.

 

287

*

И Матфей‚ и Марк рассказывают случай‚ когда в Финикии к Иисусу обратилась за помощью женщина‚ хананеянка.  Она припала к ногам иудейского пророка-чудотворца и просила исцелить её больную дочь.  Иисус считал своей миссией спасение лишь сынов и дочерей Израиля, и его первой реакцией на эту просьбу, по свидетельству Матфея‚ был грубый отказ.  «15.26 Нехорошо отнять хлеб у детей и бросить собакам», — ответил он женщине.  Если Иисус действительно произнёс эти слова, то его грубости и высокомерию по отношению к хананеянке нельзя было найти оправдание‚ ведь единственной виной несчастной матери — если считать это виной — было лишь то‚ что в её жилах не текла еврейская кровь.

Даже в том случае, если братское чувство любви Иисуса простиралось на совсем небольшой круг людей‚ — лишь на тех из евреев‚ которые приняли его учение‚ — он и тогда, как следует из Евангелия от Иоанна, изменял собственному призыву к терпимости и человеколюбию.  «8.43 Почему вы не понимаете меня? — обратился Иисус к тем иудеям, которые уверовали в него, и тут же сам ответил на свой вопрос, браня слушателей уничижительными словами: «8.43–44 Потому что не слышите того, что говорю.  Ваш отец дьявол, и вы хотите исполнять похоти вашего отца».

Если полагаться на евангелистов, Иисус выказывал горячность и по отношению к ближним, в буквальном смысле этого слова.  Когда он открыл своим ученикам предстоявшую ему трагическую участь, Пётр ужаснулся от услышанного и — безусловно в порыве любви к своему учителю — попытался возразить.  В ответ на это Иисус в запальчивости‚ совершенно незаслуженно‚ оскорбил Петра.  По крайней мере, так описывает события евангелист Марк:

 

8.31–33 И он начал учить их‚ что сын человеческий должен много пострадать‚ быть отверженным старейшинами‚ и первосвященниками, и книжниками‚ и быть убитым‚ и спустя три дня воскреснуть. И он говорил об этом открыто. Но Пётр‚ отозвав его‚ стал перечить ему. Он же‚ вернувшись и взглянув на своих учеников‚ с укором сказал Петру: «Отойди от меня‚ сатана‚ потому что ты думаешь не о Божьем, а о человеческом».

 

Получалось, Иисус назвал сатаной человека‚ которому сулил главную роль в распространении своего учения.

 

288

*

Скрижаль подметил на страницах евангелий и то, что обожествлённый галилеянин в спорах с оппонентами прибегал к сомнительного рода риторическим приёмам.  Ради доказательства своей правоты он мог пожертвовать здравым смыслом и при этом сослаться на один из библейских стихов, который не по сути, а лишь по форме служил в качестве обоснования справедливости его слов.  Именно таким образом Иисус, как следует из Евангелия от Иоанна, повёл себя в разговоре с фарисеями в Иерусалиме в дни праздника Кущей.  Препирательства начались после заявления, сделанного Иисусом в Храме перед народом: «8.12 Я — свет миру; кто последует за мной, тот не будет ходить во тьме, но обретёт свет жизни».  На столь дерзкие притязания этого гонимого отовсюду проповедника фарисеи вполне здраво возразили ему, что его посулы нельзя считать истинными, поскольку он сам о себе свидетельствует.  Первая фраза Иисуса в ответе сомневающимся фарисеям была уклончивой и бездоказательной: «8.14 Хотя я сам о себе свидетельствую, моё свидетельство истинно, потому что я знаю, откуда пришёл и куда иду».  Сказанное расходилось с тем, о чём Иоанн поведал пятью страницами раньше; можно было предположить, что Иисус в корне изменил свои взгляды: за несколько лет до этого разговора с фарисеями он утверждал прямо противоположное.  «5.31–32 Если я свидетельствую сам о себе, то моё свидетельство не является истинным. Есть другой, свидетельствующий обо мне», — сказал он, после чего назвал таким свидетелем Иоанна Крестителя.

Теперь же, спустя эти несколько лет, Иисус вместо ответа фарисеям на их возражения о голословности его заявлений, сначала произнёс фразу, которая заключала в себе очевидное противоречие: «8.15–16 Вы сýдите по плоти; я не сужу никого.  А если и сужу, то моё суждение истинно, потому что я не один, но я и Отец, пославший меня».  Выходит, своё категоричное заявление «я не сужу никого» он тут же с лёгкостью опроверг другим: «А если и сужу...».  И наконец, под свои слова «я — свет миру» Иисус подвёл некое обоснование.  «8.17–18 Ведь и в вашем Законе написано, что свидетельство двух человек истинно.  Я сам свидетельствую о себе, и Отец, пославший меня, свидетельствует обо мне», — заключил он свой ответ сомневающимся фарисеям.

Редакторская ссылка помогла Скрижалю быстро отыскать то положение из Второзакония, на которое сослался Иисус.  «19.15 Недостаточно одного свидетеля против человека, обвиняемого в каком-либо проступке, или в каком-нибудь грехе, или в каком-нибудь преступлении, которое он совершил: на основании показаний двух или трёх свидетелей должно быть решено дело», — гласил упомянутый Иисусом наказ из Моисеева кодекса.  Так в споре с фарисеями он явно не к месту сослался на установленный Торой порядок определения истинности свидетельских показаний и к тому же подменил его смысл: первым свидетелем Иисус назвал не кого-нибудь, а себя, а вторым человеком, подтверждающим правоту его слов, назвал Бога.

Если бы такой способ оправдания чьих-либо слов и действий Скрижаль признал допустимым, ему следовало бы согласиться и с тем, что любой авантюрист, утверждающий, что Бог на его стороне, тем самым приводит бесспорные доказательства истинности своих заявлений и правомерности своих поступков.  Скрижаль подумал, что Иисус — если Иоанн передал события точно — выказал бы больше самоуважения и был бы лучше понят людьми, пытающимися непредвзято разобраться в новозаветной истории, если бы вместо той суетливой игры словами перед фарисеями просто промолчал.

 

289

*

В полнейшую растерянность привела Скрижаля рассказанная Иисусом притча об одном нерадивом управляющем.  Вернее‚ сразила Скрижаля та мораль‚ которую Иисус вывел из своего иносказания для слушавших его учеников.  Почему-то прежде Скрижаль не задумывался над содержанием этой, шестнадцатой, главы из Евангелия от Луки.  Он, должно быть‚ не обращал внимания на сказанное здесь как на нечто неподобающее‚ не согласующееся с тем‚ что ему хотелось видеть в учении Иисуса.

Притча начиналась с того‚ как некоему богачу донесли‚ что человек, управляющий его имением, расточает имущество.  И хозяин потребовал от своего работника отчёта в делах.  За управляющим‚ видно‚ в самом деле имелись какие-то грехи.  Теперь же он точно обокрал того состоятельного человека, но сделал это так‚ что приобрёл себе друзей:

 

16.5–7 Призвав должников своего хозяина‚ он сказал первому: «Сколько ты должен моему хозяину?». Тот сказал: «Сто мер масла». И сказал ему: «Возьми твою расписку, садись скорее и напиши пятьдесят». Потом другому сказал: «А ты сколько должен?». Тот ответил: «Сто мер пшеницы». И сказал ему: «Возьми твою расписку и напиши восемьдесят».

 

Хозяин каким-то образом узнал про подлог, но действия его работника пришлись ему по душе: «16.8 И хозяин похвалил бесчестного управляющего за то‚ что умно поступил».  Скрижаль никак не мог понять такую реакцию обманутого хозяина.  И совсем уж не укладывалось у него в голове наставление‚ которым Иисус у Луки завершил свою притчу: «16.9 И я говорю вам: приобретайте себе друзей богатством неправедным‚ чтобы они‚ когда придёт нужда‚ приняли вас в вечные обители».

Таким образом Иисус поставил ученикам в пример для подражания человека‚ обокравшего своего работодателя.  Помимо того что это назидание не вписывалось ни в какие нормы нравственности‚ понятия бедности и богатства в нём были перепутаны с представлением о сиюминутном и вечном.  Получалось‚ пропуск смертного в нетленные чертоги зависит не от достоинств самогó человека, идущего в те чертоги, а от неких его друзей — кого бы Иисус ни имел здесь в виду под друзьями.  Причём, как следует из притчи и призыва Иисуса, расположения друзей позволено добиваться любыми способами‚ не исключая подкупа и обмана.  Это нравоучение недвусмысленно попирало неоспоримые древние заповеди: «не кради»‚ «не лжесвидетельствуй».

Признать‚ что эта притча была рассказана Иисусом именно в таком виде и согласиться с тем, что именно такое наставление он дал своим ученикам‚ — означало увидеть утрату самим Иисусом тех нравственных ориентиров‚ на которые он указал народу в Нагорной проповеди.  Скрижаль сверил русский текст этой главы с текстом англоязычной Библии и расхождений в переводах не обнаружил.  В поисках объяснения такой несуразицы он склонился к мысли‚ что эта аллегория Иисуса в повествовании Луки оказалась искажённой — то ли по вине редакторов, то ли из-за ошибок переписчиков.  Однако придя к такому выводу, Скрижаль задумался над тем, почему он решил списать эту притчу на недоразумение.  И он осознал, что виной тому — его личное представление о нравственности, то есть субъективное отношение к посылу новозаветных книг.  Видимо не один читающий авантюрист воспринял поучение Иисуса о приобретении друзей неправедными путями как переданное абсолютно точно, а путаницей посчитал призывы не сквернословить и не мстить обидчикам.

Мысль о возможных искажениях текстов евангелий и домысливаний в них, невольных или намеренных, в очередной раз призвала Скрижаля помнить о том, что анализируя события, изложенные в этих рассказах, он совсем не обязательно имеет дело с фактическим материалом, — не следует принимать каждое сообщение евангелистов и каждую фразу Иисуса как совершенно достоверные.  Он должен был смириться с тем, что в лучшем случае сумеет уяснить характер литературного героя новозаветных книг, но при этом никогда не узнает, насколько правдиво образ, который сложится, будет отражать черты интересующей его исторической личности — законоучителя Йешуа из Назарета.

 

 

290

*

За этим перечитыванием евангелий Скрижаль не раз усматривал в облике их главного персонажа черты довольно жестокого человека.

Иисус в интересах служения ему и его делу велит людям переступать через известные нравственные заповеди.  Эти заповеди в народе Израиля безусловно нарушались и прежде‚ но их справедливость вроде бы ни один пророк не оспаривал.  Иисус же, как следовало из рассказов евангелистов‚ представлял себе жестокость по отношению к самым близким людям вполне допустимой.

Один из иудеев, который слушал проповеди Иисуса и видел совершённые им чудеса‚ решил идти за ним и попросил на то его позволения.  Этот человек хотел лишь похоронить сначала своего умершего отца.  Но Иисус не дал ему выполнить сыновний долг.  И случилось это‚ судя по всему‚ в тот самый день‚ когда Иисус произнёс исполненную человеколюбия Нагорную проповедь.  О том сообщает Матфей:

 

8.21–22 Другой же из его учеников сказал ему: «Учитель! позволь мне прежде пойти и похоронить моего отца».  Но Иисус сказал ему: «Следуй за мной‚ и пусть мёртвые хоронят своих мертвецов».

 

Повеление Иисуса прямо противоречило одной из десяти главных заповедей Моисея: «почитай отца своего и мать»‚ — той заповеди‚ на которую сам же Иисус указывал как на непреложную.

Если бы свидетельства о приемлемом‚ с точки зрения Иисуса‚ отношении человека к самым родным людям ограничивались только этим неприглядным эпизодом‚ Скрижаль‚ возможно‚ подумал бы‚ что слова христианского законоучителя оказались каким-то образом искажёнными и здесь.  В крайнем случае‚ — хотя это никак не укладывалось в представление Скрижаля о допустимых этических нормах‚ — он мог бы предположить‚ что такую непочтительность к близким людям Иисус считал возможным лишь по отношению к покойникам‚ — усопший уже не может ощутить любви к себе со стороны живых.  Но этим свидетельством Матфея о бессердечности проповедника из Назарета новозаветная история не ограничивалась.

Евангелист Лука передаёт тот же самый, приведённый Матфеем разговор Иисуса с человеком‚ у которого умер отец‚ а затем сообщает о другом диалоге.  Здесь из реплики Иисуса следует‚ что он полагал вполне возможным не менее пренебрежительное отношение и к живым домочадцам:

 

9.61–62 Ещё другой сказал: «Учитель! я пойду за тобой‚ но позволь мне сначала проститься с моими домочадцами». Иисус же сказал ему: «Ни один человек‚ возложивший свою руку на плуг и озирающийся назад‚ непригоден для царства Бога».

 

Если в небесную обитель попадают только жестокосердные люди‚ подумал Скрижаль‚ он не хотел бы там оказаться.

 

291

*

Списывать резкость высказываний Иисуса на неточность передачи его слов евангелистами, конечно, можно было.  Но тогда необходимо признать, что эта неточность обнаруживает странное постоянство.  Скрижаль обратил внимание на ещё более категоричные выражения назаретянина.

«10.36 И враги человеку его домочадцы»‚ — внушал Иисус двенадцати апостолам.  Среди них находился и Матфей‚ который передал эти слова, — при допущении, конечно, что первое из четырёх евангелий в самом деле принадлежит ему.  Но и эта фраза, указывающая на самых близких для человека людей как на его врагов‚ формально не противоречила заповеди любви к ближним‚ потому что если члены семьи являются тебе врагами, то их как врагов, по назиданию Иисуса, положено любить.  И всё же повествование Луки действительно заставляло думать‚ что всем приверженцам Иисуса надлежит не просто подавить в себе любовь к родным‚ но культивировать прямо противоположное чувство:

 

14.25–26 С ним шли толпы людей; и повернувшись‚ он сказал им: «Если кто приходит ко мне и не испытывает ненависти к своему отцу, и к матери‚ и к жене и к детям‚ и к братьям, и к сёстрам‚ и даже к самóй жизни своей‚ тот не может быть моим учеником».

 

Чтобы уяснить точный смысл сказанного авторами евангелий, Скрижаль помимо русскоязычных переводов Библии пользовался англоязычными текстами.  Он и в этот раз удостоверился в совпадении синодального перевода 26-го стиха 14-й главы Евангелия от Луки о долженствовании ненавидеть близких людей с тем же стихом из New World Translation of the Holy Scriptures — Библии, которая была у него под руками.  И всё же для уверенности в том, что в книге Луки приведены именно эти жестокие слова, Скрижаль не пожалел времени на поиски других англоязычных переводов.  Найденное буквально ошеломило его.  Он увидел, что переводчики и редакторы продолжают искажать тексты новозаветных книг.

И в версии 1392–1395 годов богослова Джона Уиклифа, которого историки упрекали за слишком дословный перевод Священного Писания, и в Женевской Библии 1560 года, которая в течение двух веков была наиболее читаемой английской Библией, и в Библии короля Якова, датируемой 1611 годом, которая быстро стала нормативной версией для протестантов, и в последующих англоязычных переводах Писания — 26-й стих 14-й главы Евангелия от Луки передаёт повеление Иисуса каждому из его приверженцев возненавидеть отца, мать, жену, детей, братьев и сестёр.  Однако в ряде популярных изданий ХХ века этот категоричный наказ христианского законоучителя в передаче Луки оказался сильно приглушённым или полностью переиначенным.  В общеизвестных текстах God’s Word Translation и The Message долженствование ненависти в этой фразе заменено на требование отказаться от родных, покинуть их.  В World English Bible повеление «возненавидеть» обращёно в «пренебречь».  А редакторы Библий, изданных в конце ХХ века — New Century Version, Good News Translation, Contemporary English Version, New Life Version, — подкорректировали назидание Иисуса таким образом, что его слова о ненависти к близким людям стали читаться как слова о любви: «Кто приходит ко мне, но любит отца, мать, жену, детей, братьев и сестёр больше, чем меня, тот не может быть моим учеником».  Картину происходящего со священными для христиан текстами Скрижалю дополнили новые переводы Библии на русский язык.  В большинстве этих версий Писания тот же стих Луки сообщает не о ненависти, а о более высокой степени любви, которую Иисус требовал к себе, по сравнению с любовью к родным.  Скрижаль не стал продолжать свои изыскания, поскольку другими языками не владел.

Он давно уяснил, что в первые века христианской эры новозаветные тексты подвергались правке.  Но мысль о том, что этот процесс может продолжаться, ему не приходила в голову.  Теперь он уже не исключал, что подавляющее большинство из читающих Библию христиан через несколько столетий будут искренне верить, что именно эту фразу — фразу о любви, переданную Лукой, — как впрочем и другие подменённые и вставленные древними и новыми редакторами слова, произнёс Иисус более двух тысяч лет назад.

 

292

*

В речах богочеловека, представленного на страницах евангелий, Скрижаль находил нечто большее чем внесение разлада в семейные отношения.  Он назвал бы это разжиганием вражды между людьми.  В том же обращении к двенадцати ученикам‚ в котором Иисус назвал домочадцев врагами‚ он‚ согласно Матфею, сначала произнёс:

 

10.34–35 Не думайте‚ что я пришёл принести мир на землю; я пришёл, чтобы принести не мир‚ а меч‚ ведь я пришёл разделить сына с отцом‚ и дочь с матерью‚ и невестку со свекровью.

 

По Луке‚ Иисус выразился ещё резче:

 

12.49–53 Я пришёл разжечь огонь на земле‚ и как бы я желал‚ чтобы он уже загорелся! Крещением должен я креститься; и как же я томлюсь‚ пока это не произойдёт! Вы думаете‚ что я пришёл дать мир земле? Нет‚ говорю вам‚ но разделение; ведь отныне пятеро в одном доме разделятся: трое против двух‚ и двое против трёх: отец будет против сына, и сын против отца, мать против дочери‚ и дочь против матери, свекровь против невестки‚ и невестка против свекрови.

 

Из этих и дальнейших слов Иисуса следовало‚ что он‚ говоря о разделении‚ имел в виду разлад‚ который начнётся в семьях иудеев: одни пойдут за ним‚ а другие нет.  Однако между его учением и положениями Моисеева кодекса, как видел Скрижаль, не было непримиримых разногласий.  А если бы такие и существовали, то законоучителю, призывающему других любить своих врагов, было негоже хвататься за меч‚ даже если про меч он обмолвился только фигурально.

Раскол в народе Израиля действительно произошёл.  Причём самым серьёзным в спорах между иудеями оказался вопрос о миссии самогó Иисуса в контексте библейской истории.  Гораздо человеколюбивее — в духе Нагорной проповеди — прозвучал бы призыв Иисуса не к вражде‚ а к любви между разделившимися: между теми, кто принимают его как мессию, и теми, кто отвергают его.

Почему любовь нужно завоёвывать мечом?  Почему Иисус столь ревнив? — спрашивал себя Скрижаль.  И он не находил разгадку несогласованности заповедей христианского законоучителя.

 

293

*

У Скрижаля оставались большие сомнения в исторической правде многих сообщений евангелистов.  Если же такие воинственные речи Иисус действительно произносил и если он в самом деле призывал слушателей идти за ним возненавидев близких, то это счастье, подумал Скрижаль, что Иудея в те времена подчинялась Риму и опальный законоучитель из Галилеи по законам империи не мог обрести реальную власть руководителя новой религиозной общины, как позднее удалось Мухаммеду.  Иначе проповеди Иисуса могли вылиться в страшную бойню.  И тот меч, который взяла на вооружение церковь и который стал сносить невинные головы начиная с конца IV столетия, мог быть призван на эту кровавую службу намного раньше.

 

294

*

Только теперь Скрижаль осознал почти абсурдное: из евангелий следует, что Иисус проповедовал в Иудее любовь к врагам и ненависть к близким людям.

О нет, ты ошибаешься!  А как же Нагорная проповедь? — возразил он себе, когда заключил, что этот эксцентричный галилеянин учил иудеев ненавидеть близких.  Скрижаль перечитал пятую главу Евангелия от Матфея — и поразился ещё больше.  Оказалось, в той части Нагорной проповеди, где Иисус повторил заповедь из Книги Левит о необходимости любить ближнего, как самого себя, он вовсе не призвал своих слушателей следовать этому древнему правилу, а сразу повёл речь о любви к врагам: «5.43–44 Вы слышали‚ что сказано: “Люби твоего ближнего и ненавидь твоего врага”. А я говорю вам: любите ваших врагов‚ благословляйте проклинающих вас...».  Противопоставление, которое звучит в этих словах, как бы отменяло назидание любить ближнего.  Вопреки некоему повелению ненавидеть врагов, которого Скрижаль в Пятикнижии не встречал, Иисус этой фразой переносил долженствование любви на них, на недругов.  Можно было предположить, что он не подтвердил Моисеев завет любить ближнего, поскольку это само собой разумеется.  Тем не менее дальнейший текст заставлял думать, что Иисус ничего не упустил из того, что хотел сказать.  Этот вывод с очевидностью следовал из заключительных слов его Нагорной проповеди, переданной Матфеем.  После призыва любить врагов и фразы о Боге, который велит Солнцу восходить над злыми и добрыми людьми, Иисус уточнил: «5.46 Ведь если вы будете любить любящих вас, какая вам награда?».

А какая награда полагается за любовь?  И каким образом истинная любовь может быть связана с каким-либо интересом? — недоумевал Скрижаль.  Но по логике назиданий, прозвучавших в Нагорной проповеди, получалось именно так: врагов нужно любить не по причине естественности такого всепрощающего бескорыстного чувства, а потому что за это полагается некая награда; а поскольку за любовь к ближнему никакой награды не будет, то и любить ближнего незачем.

 

295

*

Скрижаль помнил, что пересказ Нагорной проповеди Иисуса встречается в новозаветных книгах ещё раз — в Евангелии от Луки.  И он перечитал шестую главу этого писания, чтобы опровергнуть свои выводы или найти им подтверждение.

Скрижаль не мог поверить глазам.  Согласно Луке, Иисус в Нагорной проповеди даже не процитировал библейскую заповедь о необходимости любить ближнего, а когда повёл речь о любви, то сразу указал на долженствование любить врагов: «6.27 Вам — тем, кто слушают меня, — говорю: любите ваших врагов, делайте добро ненавидящим вас...».  Чуть далее, как передаёт Лука, Иисус повторил древнее изречение иудеев: «6.31 И как хотите, чтобы люди относились к вам, так и вы относитесь к ним».  Скрижаль признал бы это прозвучавшее в Нагорной проповеди наставление как завет самогó Иисуса по-доброму относиться ко всем людям, включая, близких, если бы дальнейшие слова христианского законоучителя, переданные Лукой, не наводили бы на мысль, что Иисус повторил это общеизвестное высказывание, чтобы поучать своих слушателей о надлежащем отношении скорее к недругам, чем к друзьям и родным.  «6.32–35 Ведь если лю́бите любящих вас, какая вам за это благодарность? Ведь и грешники любят любящих их, — пояснил Иисус. — И если вы делаете добро тем, кто делают вам добро, какая вам за это благодарность? Ведь и грешники поступают так же... Но вы люби́те ваших врагов, и делайте им добро, и давайте взаймы, не ожидая ничего в ответ; и велика будет ваша награда...».

Выходило, и по Луке Иисус проповедовал не безусловное, естественное для человека чувство любви ко всем людям, а прежде всего любовь к недругам, имеющую своей целью некое вознаграждение.

 

296

*

Скрижаль пошёл в этих поисках до конца — и выписал из евангелий все речи, в которых звучит библейская заповедь любить ближнего, как самого себя.  Оказалось, помимо упоминания этого древнего правила в Нагорной проповеди по версии Матфея, оно встречается в евангелиях ещё в четырёх фрагментах.

Два из этих пяти свидетельств евангелистов — одно Матфея, другое Марка — были пересказом одного и того же разговора Иисуса с фарисеями.  В том разговоре один из знатоков учения Моисея спросил Иисуса, какая, по его мнению, самая главная заповедь в Моисеевом законе.  По Матфею, Иисус ответил:

 

22.37–40 Люби Господа Бога твоего всем сердцем, и всей душой, и всем разумом; это — первая и наибольшая заповедь. Вторая же подобная ей: люби ближнего, как самого себя. На этих двух заповедях основаны Закон и Пророки.

 

Этот разговор происходил за три дня до казни Иисуса.  К этому времени он уже отличал свои взгляды от вероучения иудеев.  Тем не менее, сказав, что суть Моисеева кодекса и книг пророков заключается в заповедях любви к Богу и любви к ближнему, Иисус, по свидетельству Матфея, не счёл нужным добавить, что сам он тоже убеждён в необходимости всем и каждому следовать этим назиданиям.

По Евангелию от Марка, Иисус в этом разговоре с книжниками назвал главными те же два правила Торы, которые передал Матфей, но по Марку Иисус заключил свой ответ фарисею словами: «12.31 Нет заповеди большей, чем эти».  Эта фраза оставляла читателям свободу понимать сказанное Иисусом двояко.  Её можно было понять в том смысле, что названные два завета являются основными в законе Моисея — ведь собственно говоря, того фарисея интересовало мнение Иисуса именно о главенстве правил Торы.  Фразу «Нет заповеди большей, чем эти», можно было понимать и в том смысле, что и с его, Иисуса, точки зрения важнее заповедей любви к Богу и любви к ближним просто не существует.  Фарисей остался доволен ответом Иисуса и добавил от себя, что исполнение наказов любви к Богу и к ближнему важнее жертвоприношений.  «12.34 Недалеко ты от царства Бога», — заметил ему Иисус.  Эта реплика означала, что Скрижаль поспешил с выводами: на самом деле, в необходимости любить ближнего Иисус был глубоко убеждён.

 

297

*

Последние два из пяти упоминаний библейской заповеди любить ближних встречаются в евангелиях, когда у Иисуса спрашивают о том, каким наставлениям нужно следовать для обретения вечной жизни.  Эти два новозаветных свидетельства, одно — в восемнадцатой главе у Матфея, другое — в десятой главе у Луки отражают два разных разговора Иисуса с соотечественниками.  Во всяком случае, на один и тот же заданный ему вопрос о вечной жизни он ответил по-разному.

«19.18–19 Иисус же сказал: “Не убивай, не нарушай супружескую верность, не кради, не лжесвидетельствуй, почитай отца и мать и люби ближнего, как самого себя”», — передал Матфей ответ своего учителя.  Эта фраза, подтверждающая неоспоримость библейских заветов прозвучала у Матфея как свод правил, которые безусловно отвечают убеждениям самогó Иисуса.  Сомнения Скрижаля вызывало то, что заповедь любить ближнего соседствовала в этом наставлении с требованием чтить родителей: подтверждение этой заповеди в корне противоречило сказанному в четырнадцатой главе Евангелия от Луки, согласно которой Иисус повелел своим приверженцам возненавидеть отца и мать, как впрочем и жену с детьми, и братьев, и сестёр, — каждого из тех, кто подпадают под понятие «ближний».  Причём согласно тому же Евангелию от Луки, Иисус в другой раз ответил на тот же вопрос об условиях обретения вечной жизни иначе, — он перечислил заповеди Книги Исхода, включая наказ о почитании родителей, но уже без требования любви к ближнему: «18.20 Ты знаешь заповеди: не нарушай супружескую верность, не убивай, не кради, не лжесвидетельствуй, почитай отца и мать».

Если бы высказывания христианского законоучителя о любви и ненависти к окружающим людям ограничивались только этими свидетельствами евангелистов, Скрижаль так и остался бы в смущении от непоследовательности героя новозаветных книг или от произвола редакторов этих текстов.  Однако последнее из пяти упоминаний Иисуса о любви к ближнему в пересказе Луки не только не развеяло сомнения Скрижаля относительно того, как понимал человеколюбие проповедник Йешуа, но привело его в замешательство.

 

298

*

Из десятой главы Евангелия от Луки следовало, что Иисус вкладывал в слово «ближний» очень странный смысл.  А это полностью меняло значение его высказываний о непреложности известной ветхозаветной заповеди.  Согласно Луке, заповедь возлюбить Бога и ближнего произнёс в том разговоре некий знаток Закона, после чего Иисус посоветовал ему именно так и поступать.  Когда же законовед спросил: «А кто мой ближний?»‚ Иисус вместо прямого ответа на поставленный вопрос рассказал очередную притчу.  История была о человеке, который отправился из Иерусалима в долгий путь.  На него напали разбойники.  Они ограбили его, избили до полусмерти и бросили на дороге.  Сначала мимо него прошёл священник.  Увидев бедолагу, он даже не остановился, чтобы помочь ему.  Затем по дороге прошёл левит — и тоже последовал дальше.  А помог несчастному самаритянин‚ который сжалился над ним и перевязал ему раны.  «10.36 Кто из этих троих был по-твоему ближний тому, кто пострадал от разбойников?» — спросил Иисус в конце своего рассказа.  «10.37 Тот, кто проявил к нему сострадание», — без колебаний ответил законовед.  Иисус остался удовлетворённым ходом мысли своего слушателя и закончил разговор словами: «10.37 Иди и поступай так же».

Получалось, на обращённый к нему вопрос: «А кто мой ближний?» — Иисус не только не ответил прямо, но сочинил притчу, из которой приходилось лишь догадываться о его понимании значения этого слова.  Поскольку жители Иудеи и Самарии враждовали между собой, совет Иисуса соотечественнику поступать так же, как поступил самаритянин по отношению к иудею, прозвучал двусмысленно.  Он мог означать, что Иисус в очередной раз внушал очередному собеседнику относиться по-братски к недругам.  Чтобы избежать такой двусмысленности, Иисус мог прямо сказать о необходимости помогать абсолютно каждому, кто нуждается в помощи, но не сделал этого.  А постановка вопроса: «Кто из этих троих был по-твоему ближний?..» — опять вела Скрижаля к нелепому заключению: круг людей, по отношению к которым следует проявлять свои добрые чувства, определяется согласно Иисусу не чем иным, как холодным расчётом, принципом «любовь — только в ответ на любовь или же за некое вознаграждение».  По крайней мере, вывод, к которому Иисус подвёл законоведа в конце притчи, безусловно гласил, что священник и левит не являются для этого пострадавшего человека ближними.  Категоричный вопрос Иисуса: «Кто из этих троих?..» и его одобрение ответа слушателя не оставляли в том никаких сомнений.

Таким образом, уже согласившись с тем, что Иисус проповедовал любовь не только к врагам, но и к ближним, Скрижаль неожиданно для себя пришёл к выводу, что Иисус, по версии Луки, понимал под словом «ближние» вовсе не всех людей, которые окружают человека в повседневной жизни, а лишь тех из них, которые заботятся о данном человеке.  Во всяком случае, эта пересказанная Лукой притча определённо означала, что безусловной любви ко всем людям Иисус не проповедовал.

Косвенным подтверждением такого умозаключения было и молчаливое свидетельство апостола Иоанна, любимого ученика Иисуса.  Если верить исключительно Иоаннову евангелию, то проповедь любви вообще не являлась сколь-нибудь значимой для миссии Иисуса.  Словá «любите друг друга» он несколько раз повторил только самым близким ученикам лишь за день до казни, как запечатлено это в повествовании Иоанна.  В его передаче новозаветных событий, Иисус ни разу не произнёс заповедь о любви к ближним.  И новый для иудеев завет любить врагов Иисус, по Иоанну, тоже не провозглашал.

Увиденные Скрижалем несовпадения существенно смещали источник этих противоречий с личности проповедника Йешуа на рассказы евангелистов, которые были продиктованы их личным, субъективным восприятием и к тому же были исправлены редакторами этих книг.

 

299

*

Из своих первых обращений к книгам Нового Завета Скрижаль вынес впечатление о человеколюбивом характере проповедей Иисуса и о высоких нравственных качествах самогó христианского законоучителя.  Теперь же, после внимательного, непредвзятого прочтения евангелий он понял, что прежде видел в этих книгах то, что ему просто очень хотелось увидеть.

Иллюзии Скрижаля рассеялись.  Из рассказов евангелистов следовало, что в целом Иисус стремился расширить круг людей, по отношению к которым закон Моисея предписывает человеколюбие.  Но Скрижалю было хорошо известно и то, что послабления жёстких, устаревших требований Торы добивались все фарисеи.  Тот из них, кто стал бы проповедовать безусловную любовь ко всем людям, независимо от веры, национальной принадлежности и социального положения, действительно заслуживал бы право называться таким законоучителем, который поднял требования гуманности на новую высоту.  На страницах же евангелий Иисус представлен как проповедник, который выказывает презрение к самаритянам, противопоставляет любовь к ближнему любви к врагам и считает близкими для человека только тех, кто проявляют расположение к этому человеку.  Наставления о любви ко всем людям приходится в поучениях Иисуса выискивать или скорее предполагать, что он такие слова произносил, а игнорировать и даже ненавидеть домочадцев он, если верить канонизированным церковью текстам, призывал неоднократно.

Свидетельства евангелистов побуждали Скрижаля по меньшей мере признать, что увещевание любить членов своей семьи, родственников и просто незнакомых людей не входило в число положений, которые определяли суть проповедей Иисуса.  Однако безоговорочно принять этот вывод ему не давала история раннего христианства.  Установление отношений братской любви между членами первых иудейских общин, стремившихся жить согласно наставлениям законоучителя Йешуа, могло произойти только в том случае, если таким намерениям был дан соответствующий мощный импульс.

 

300

*

Чем больше Скрижаль анализировал новозаветные тексты‚ тем больше обнаруживал серьёзные несоответствия между высокоморальными жизненными правилами, к выполнению которых Иисус призывал иудеев в Нагорной проповеди, и его же словами и действиями, как переданы они евангелистами.

Скрижаль осознавал‚ что его придирки идут‚ возможно‚ оттого‚ что он подходил к оценке этой неординарной личности с чересчур высокими требованиями.  Но он понимал и другое.  Для суждений о нравственности человека, которого миллионы людей считают Богом, никакие мерки не должны представляться слишком завышенными.

Скрижаль в своих изысканиях руководствовался не эмоциями, а разумом. Бесспорным же ему виделось то, что разжиганием вражды между людьми, а также своими воинственными, полными гнева высказываниями в адрес недругов — фарисеев и тех иудеев, которые не шли за ним, — герой евангелий поступал вопреки своим призывам. Тем самым он профанировал своё учение, которое назвал Новым Заветом, — обесценивал потому, что новой, самой существенной по сравнению с кодексом Моисея отличительной особенностью его назиданий, как представлены они в евангелиях Матфея и Луки, было именно долженствование любить врагов.

Согласно Матфеевой истории‚ Иисус сказал фарисеям: «12.30 Кто не со мной‚ тот против меня»; то же передаёт и Лука.  Именно этот воинственный лозунг — «кто не с нами‚ тот против нас» — неоднократно был использован в последующие века с целью довести разногласия, неизбежные в любом обществе, до непримиримой вражды‚ до травли инакомыслящих‚ до кровопролития.  В устах того‚ кого Скрижаль хотел бы видеть в Иисусе‚ были бы куда естественней иные слова, — слова, звучащие в духе Нагорной проповеди: «со мною и те‚ кто против меня».

Из повествования Матфея можно было заключить‚ что взгляды Иисуса на вражду между людьми изменились, стали терпимее, подобно тому как прошли стадию развития другие его убеждения.  «26.52 Все взявшие меч мечом погибнут»‚ — сказал он в день казни одному из своих заступников‚ который с мечом в руках бросился защищать его.  Но Лука приводит иные‚ полные противоположного смысла‚ слова‚ произнесённые Иисусом днём раньше, накануне ареста.  По Луке‚ Иисус повелел своим ученикам продать всё‚ что у них есть‚ и не раздать деньги нуждающимся‚ как можно было подумать‚ а купить мечи:

 

22.35–38 И спросил их: «Когда я посылал вас без денег, и без сумы́, и без обуви‚ нуждались ли вы в чем-либо?». Они ответили: «Ни в чём». Тогда он сказал им: «Но теперь‚ кто имеет деньги‚ пусть возьмёт их‚ и свою сумý тоже, а у кого нет меча‚ пусть продаст свою одежду и купит его. Ведь говорю вам, что на мне должно исполниться написанное: “Он был причислен к преступникам”; итак, то, что [написано] обо мне, приходит к концу». Они сказали: «Господи! вот‚ здесь два меча». Он сказал им: «Достаточно».

 

Истолковать слово «меч» фигурально Скрижаль в данном случае не сумел.  В этом наставлении Иисуса речь шла именно о холодном оружии.  Если это оружие и упоминают иносказательно‚ то лишь в качестве символа войны.  Коль верить Луке‚ то вообще выходило, что эта воинственная заповедь была последним назиданием Иисуса‚ которое он оставил перед казнью своим двенадцати ученикам.  Получалось, Иисус призывал любить врагов, но собирался воевать с ними.

Задумавшись над тем‚ евангелисты ли так исказили смысл услышанного, или же сам Иисус высказывался столь противоречиво‚ Скрижаль неожиданно для себя увидел ещё одно возможное объяснение разногласий в канонизированных церковью книгах: быть может в евангелиях оказались запечатлёнными изречения и события из жизни двух проповедников Иудеи — людей с разными взглядами.

 

301

*

Скрижаль обратил внимание не только на непонятную жестокость некоторых поучений главного действующего лица евангелий‚ но и на проявленную им безжалостность к абсолютно невинному растению.  И Матфей‚ и Марк рассказывают историю о том‚ как проголодавшись, их наставник хотел перекусить плодами смоковницы.  Не обнаружив на ней смокв, Иисус проклял это дерево‚ хотя‚ по словам Марка‚ просто ещё не время было собирания плодов:

 

11.12–14 ...Он проголодался, и увидев смоковницу‚ покрытую листьями‚ пошёл посмотреть‚ не найдёт ли что-нибудь на ней, но ничего, кроме листьев, он не нашёл, потому что ещё не время было для смокв. И сказал ей Иисус: «Отныне никто никогда не будет есть твои плоды!». И его ученики слышали это.

 

Случай со смоковницей обескуражил Скрижаля ещё и тем‚ что Иисус не только использовал данные ему свыше способности не самым лучшим образом‚ но таким поступком и дальнейшим его объяснением подал повод думать о всесилии веры независимо от того‚ на какие дела — добрые или злые — она подвигает людей.  Как свидетельствует далее Марк, Иисус в своих поучениях о том, какой должна быть вера, отталкивался именно от этого сомнительного примера с загубленной смоковницей:

 

11.20–23 Утром, проходя мимо‚ они увидели‚ что смоковница засохла до корней. Пётр вспомнил и сказал ему: «Учитель, посмотри! Смоковница‚ которую ты проклял‚ засохла». Иисус же в ответ сказал: «Имейте веру в Бога; истинно говорю вам, что каждый, кто скажет этой горе: “Поднимись и низвергнись в море”, и не усомнится в своём сердце‚ но будет верить, что всё исполнится по его словам, — найдёт это свершившимся для него».

 

В этом назидании Иисус даже словом не обмолвился‚ какого рода намерения должны стоять за верой.  Продемонстрировав свои способности таким довольно неприглядным образом‚ он мог хотя бы заметить ученикам‚ что проклятие невинного дерева — не самое лучшее приложение устремлений в чём-то убеждённого человека.  Ведь из сказанного можно заключить‚ что и злодею также ничто не в состоянии помешать исполнить чёрный замысел‚ если только он не усомнится в удачном исходе своих действий.  Однако Иисус, вернее главный литературный герой новозаветных книг, никаких оговорок не сделал.  Тем самым он, а точнее канонизированный церковью текст, дал повод проходимцам думать, что никакой связи между характером намерений‚ стоящих за верой‚ и теми нравственными принципами‚ которые Иисус провозгласил в Нагорной проповеди, вовсе не существует.

 

302

*

Когда Скрижаль увидел неопределённость в столь важном с его точки зрения вопросе о вере‚ он захотел понять‚ чтó всё-таки по убеждению Иисуса должно лежать в основании веры.  В качестве такого фундамента Скрижаль надеялся найти если не любовь, то какое-нибудь близкое к ней положительное чувство.  Но ничего подобного он в текстах евангелий не обнаружил.  Из них однозначно следовало, что здание веры‚ которое Иисус выстроил для своих учеников‚ было с одной единственной дверью.

По Иоаннову евангелию‚ Иисус начал одну из своих притч словами: «10.1 Истинно‚ истинно говорю вам: кто входит в овчарню не через ворота‚ а проникает другим путём‚ тот вор и разбойник».  Люди, которые слушали его, не поняли‚ что он хотел сказать этой аллегорией.  И он пояснил: «10.9 Я — дверь. Кто войдёт через меня‚ будет спасён‚ и войдёт‚ и выйдет‚ и пастбище найдёт».  В тот раз Иисус ещё не назвал указанный им путь к спасению единственно возможным.  Но в повествовании Иоанна проходит одно событие за другим‚ и вот уже накануне того рокового праздника Пасхи Иисус в беседе с апостолами пояснил Фоме: «14.6 Я — путь, истина, и жизнь; никто не приходит к Отцу иначе‚ но только через меня».  Таким образом‚ Иисус объявил, что храм веры имеет единственный вход.  В дальнейшей своей речи, обращённой к ученикам, он, если верить Иоанну, высказался ещё более категорично:

 

15.5–6 Я — виноградная лоза‚ а вы — ветви. Тот, кто во мне‚ а я в нём‚ приносит много плодов, ведь без меня вы ничего не сможете сделать. А тот, кто не во мне‚ будет отброшен‚ как ветвь‚ и засохнет; а такие ветви собирают и бросают в огонь‚ и они сгорают.

 

Именно этим ультимативным заявлением воспользовалась средневековая инквизиция‚ посылавшая на костёр вероотступников.  И действия палачей формально не противоречили такому пониманию веры.  Подобные категоричные высказывания могли быть истолкованы в равной степени убедительно как для блага людей с чистыми помыслами‚ так и в интересах извергов.

Простор для самых противоположных трактовок оставляли и другие слова Иисуса о вере‚ переданные Матфеем:

 

18.19–20 Истинно также говорю вам‚ что если двое из вас единодушно попросят о чём-либо на земле‚ то мой Отец Небесный исполнит это‚ ведь где двое или трое собраны во имя моё‚ там и я среди них.

 

Иисус и здесь сказал лишь во имя кого‚ но не во имя каких идеалов должно быть созвано собрание‚ чтобы оказаться благословенным и всесильным.  Поскольку этот посул сформулирован столь просто‚ — достаточно лишь двоим договориться и действовать во имя Иисуса‚ — то получалось, жестокие расправы над инакомыслящими, и кровь крестовых походов‚ и костры инквизиции находили оправдание в якобы незримом его присутствии в рядах этих борцов за веру.  Ведомые ненавистью и уверенные в своей правоте‚ погромщики и палачи могли смело надеяться на помощь со стороны Всевышнего.

 

303

*

Жена Скрижаля ещё до окончания учёбы на курсах программирования получила предложение работать по специальности, и она с радостью его приняла.  Школа, где она училась, организовала встречу студентов с представителями одной из фирм Нью-Йорка.  Работодатели провели собеседование с каждым из учащихся.  По результатам интервью они отобрали трёх человек и предложили им должности программистов с довольно хорошей зарплатой.  В их число попала и супруга Скрижаля.

 

304

*

Единственный путь к вере‚ на который указал Иисус — через него как дверь ко Всевышнему, — вовсе не представлялся Скрижалю такой исключительной стезёй.  Больше того, этот путь казался ему неприемлемым для самостоятельно думающей личности.  Иисус не призывал своих последователей ни размышлять над законами мира‚ чтобы осознать существование Бога собственным умом‚ ни прислушиваться к себе‚ чтобы уловить пробуждение веры в собственном сердце.  Из фразы «Никто не приходит к Отцу иначе‚ но только через меня», следовало, что ключ к богопознанию есть лишь у одного приближённого ко Всевышнему стражника, то есть находится вне познающего мир и обретающего веру человека.  Однако поразмыслив‚ Скрижаль увидел ошибочность своих рассуждений.  Он стал думать‚ что в вопросе о вере законоучитель из Назарета частично оказался прав.

Вывод, который Скрижаль сделал из ультимативного заявления Иисуса о пути к Богу, — нахождение дарителя истинной веры во внешнем для души мире, — справедлив только в том случае, если образ Иисуса не пребывает в душе данного человека в момент осознания им того, что Бог существует.  Но утверждать это Скрижаль не стал бы.  Он скорее мог согласиться с обратным выводом, если речь идёт о христианине.  Осмысление земного пути казнённого в Иерусалиме проповедника так или иначе побуждает человека к размышлению о существовании верховной силы, правящей в мире.  Такое размышление веками приводило очень многих пытливых натур к вере во Всевышнего.  Иными словами‚ люди‚ которых трогала судьба христианского законоучителя‚ впускали его в своё сердце‚ а поскольку многие благодаря этому обретали веру, то выходит, они приходили к Богу стезёй‚ проторенной для них Иисусом.  Другое дело, что то была лишь часть человечества.  Миллионы и миллионы людей верили в существование Бога и до рождения в Израиле честолюбивого сына Марии, и после его ухода из мира, — верили, ничего не зная о нём или же считая его одним из заблудших, подобно тому как большинство христиан не признают посланниками Бога вероучителей других, нехристианских, народов.

С чем не соглашался Скрижаль — так это с мнением о наличии одного единственного способа утоления духовной жажды‚ как настаивал на том Иисус.  Скрижаль‚ к примеру‚ понимал‚ что воду удобней пить из сосуда; приятней — из красивого сосуда.  Но согласиться с утверждением‚ что у каждого человека не может быть своей любимой чашки, или что жаждущему нельзя пить‚ скажем‚ из ладоней или прямо из ручья‚ — он не мог.

 

305

*

Скрижаль был крайне неприятен себе тем‚ что занимался буквоедством и подмечал отрицательные черты у человека‚ которого чуть ли ни треть землян считала более чем безгрешным: Иисус для христиан являлся одним из трёх лиц Бога.  Но Скрижаль проделывал эту болезненную, требующую скрупулёзных усилий работу сознательно: снимая по живому бельмо, затуманивающее его сознание, он излечивал себя от духовной подслеповатости — от веры в кумиров.  Если бы он согласился с тем‚ что появление Иисуса в стране иудеев было нисхождением Бога на землю‚ то теперь ему пришлось бы признать, что Бог, помимо удивительного дара творить чудеса, наделён теми же неблаговидными чертами‚ которые присущи главному литературному персонажу евангелий.

 

306

*

Категоричное утверждение Иисуса о том‚ что только следуя за ним можно прийти к Богу‚ заставило Скрижаля ещё раз пересмотреть подмеченные им свидетельства чрезмерного самомнения и неизжитого себялюбия героя новозаветных книг.

Иисус не раз порицал других за желание поставить себя выше окружающих.  И когда его ученики спросили: «Кто больше всех в Царстве Небесном?»‚ он‚ согласно Матфею‚ подозвал к себе ребёнка и ответил: «18.3–4 Истинно говорю вам: если не станете меняться и не будете как маленькие дети‚ не войдёте в Царство Небесное; так вот, кто умалится и уподобится этому дитя‚ тот и больше всех в Царстве Небесном».  Тем не менее Иисус, как сообщил Матфей, в споре с фарисеями‚ имея в виду себя, произнёс: «12.6 ...Здесь — тот‚ кто больше храма»; и в другом разговоре с фарисеями он, по Матфею, заявил о себе столь же заносчиво: «12.41–42 ...Здесь — тот, кто больше Ионы... Здесь — тот, кто больше Соломона».  Коль бóльшим в царстве небесном надлежало быть тому‚ кто умалится‚ то после таких самохарактеристик Иисус явно терял правá на самое высокое место в потустороннем мире — «по правую руку Бога».  Даже если он осознавал себя стоя́щим выше древних израильских пророков и царей и даже если его самооценка в самом деле соответствовала истине, он мог бы не похваляться своим величием.

Скрижаль понимал‚ что скромность, будучи положительным качеством, не всегда является уместной.  Но склонность к самовосхвалению не значилась в ряду человеческих достоинств никогда, и он‚ пожалуй‚ не счёл бы её оправданной ни при каких обстоятельствах.

 

307

*

В Нагорной проповеди, в начале своего проповеднического пути, Иисус, согласно Матфею‚ возвестил иудеям: «5.14 Вы — свет мира».  Но проходит время — и он‚ как передаёт апостол Иоанн‚ уже утверждает иное: «9.5 Пока я в мире‚ я — свет миру»; «12.46 Я — свет, пришедший в мир‚ чтобы каждый верующий в меня не оставался во тьме».  Даже если эти слова отражали суть вещей‚ думал Скрижаль‚ всё-таки было бы лучше‚ если бы и здесь на источник света указали другие.  Эти высказывания ещё могли с натяжкой вписаться в представление Скрижаля о человеке высокой нравственности.  Однако самооценка Иисуса, если полагаться на евангелистов, была гораздо более категоричной.  Он, как сообщает Иоанн, назвал себя единственным путём, ведущим к Богу, и самóй истиной.  А по свидетельству Матфея‚ Иисус, заявив‚ что домочадцы — враги человеку, уточнил: «10.37 Кто любит отца или мать больше‚ чем меня‚ не достоин меня».  Но и этим эгоистичным требованием беззаветной любви к себе притязания Иисуса, согласно новозаветным текстам, не ограничивались.  Он ожидал от своих приверженцев готовности — для их же блага — отдать за него жизнь.  «10.39 Кто потеряет свою жизнь ради меня, тот сбережёт её», — передал его слова Матфей.  Эта же фраза звучит в евангелиях Марка и Луки.

Если все поучения евангелиезированного Иисуса о подобающей человеку скромности оценивать по розданным им же меркам‚ то и здесь получалось, что сам проповедник нравственности никак не являлся образцом воздержанности.  Самовосхваления подрывали доверие к нему у здравомыслящих слушателей.  Значительно больше‚ чем все вместе взятые самохарактеристики Иисуса‚ о его незаурядности свидетельствовало то‚ что он, по словам Иоанна, на предпасхальной вечере каждому из своих двенадцати апостолов, включая Иуду‚ чьё предательство уже предвидел‚ собственноручно омыл и вытер полотенцем ноги.

 

308

*

Скрижаль испытывал неловкость‚ когда перечитывал рассказ евангелистов — и Матфея, и Марка, и Иоанна — о женщине‚ которая умащала голову Иисуса драгоценным благовонием.  Эта история смутила его и теперь, когда он в очередной раз штудировал Евангелие от Матфея.  Скрижаля удивляло равнодушие к несчастным людям‚ которое прозвучало в словах вероучителя иудеев:

 

26.6–11 Когда же Иисус был в Вифании в доме Симона прокажённого‚ к нему во время трапезы подошла женщина с алебастровым сосудом, который был наполнен драгоценным благовонием, и возлила ему это масло на голову. Его ученики, увидев это, возмутились: «К чему такое расточительство?! Ведь это благовоние можно было бы задорого продать и раздать деньги нищим». Услышав это, Иисус сказал им: «Зачем вы огорчаете женщину? Она сделала для меня доброе дело. Нищие всегда будут с вами, а я не всегда».

 

Фраза Иисуса о нищих казалась Скрижалю крайне пренебрежительной по отношению к нуждающимся людям.  За словом «нищие» в этом высказывании стояла серая безликая масса; отдельные личности с их горестями в этой толпе никак не просматривались.  Но ведь ученики Иисуса‚ говорил себе Скрижаль‚ имели в виду тех несчастных‚ которые бедствовали именно в тот момент‚ — тех‚ кому можно было облегчить жизнь не откладывая; пройдёт время — и это будут уже другие страдальцы.  Скрижаль оценивал фразу: «Нищие всегда будут с вами...» по меркам, данным самим Иисусом, — и видел, что стоящее за ней отношение к людям находится лишь где-то в начале этих шкал человеколюбия и скромности.  История о возлиянии драгоценного масла на голову Иисуса показывала его учеников более сострадательными и более мудрыми людьми в сравнении с ним самим.

Ещё больше смутил Скрижаля рассказ из седьмой главы Евангелия от Луки‚ где говорилось‚ как фарисей по имени Симон пригласил Иисуса в свой дом разделить с ним трапезу.  Иисус пришёл к Симону‚ возлёг и стал рассказывать притчу‚ а некая грешница тем временем не переставала целовать ему ноги.  Невозмутимое спокойствие законоучителя‚ который не только принимал от женщины целование ног как должное, но даже поставил это ей в заслугу‚ наводило Скрижаля на мысль‚ что любовь Иисуса к себе значительно перевешивала его любовь к людям.  Скрижаль не исключал и того, что веления ненавидеть близких могли подсознательно идти от ревности Иисуса — от его желания стяжать эту любовь себе.  Во всяком случае, и такую мысль порождали полные противоречий высказывания и поступки литературного героя новозаветных книг.  Насколько запечатлённые в них речи и нравственный облик Иисуса отличались от высказываний и склада характера исторической личности, галилеянина Йешуа, — Скрижаль мог только гадать.

 

309

*

Матфей‚ Марк и Лука описывают главным образом событийную канву новозаветной истории.  Самомý учению Иисуса и пересказу его речей они уделяют гораздо меньше внимания‚ чем делает это Иоанн Богослов.  Так‚ Иоанн оставил свидетельство о реакции Иисуса на уход Иуды Искариота с последней трапезы‚ когда Иуда отправился исполнить своё чёрное дело:

 

13.31–32 Когда он вышел‚ Иисус сказал: «Теперь прославлен сын человеческий‚ и Бог прославился в нём. Если Бог прославился в нём‚ то и Бог прославит его в себе‚ и прославит его незамедлительно».

 

Если Иоанн был точен в передаче слов учителя, то получалось, Иисус для выражения своего душевного состояния в ту роковую для него минуту использовал только один-единственный глагол — «прославлять», причём повторил его в этой короткой фразе пять раз.  Это пророчество о славе ясно указывало‚ какие мысли занимали Иисуса накануне казни.

В описании той предпасхальной вечери Иоанн, в отличие от других евангелистов, очень подробно сообщает‚ чтó именно говорил его учитель самым близким приверженцам.  После назиданий апостолам Иисус в предчувствии скорой расправы над ним поднял взор к небу и обратился к Богу.  В его возвышенной мольбе прозвучали три желания.  И прежде всего Иисус попросил у Создателя не благополучия для других‚ как можно было ожидать‚ — он сделал это позже‚ — а славы для себя:

 

17.1–5 После этих слов Иисус поднял глаза к небу и сказал: «Отец, час настал! Прославь твоего сына‚ чтобы твой сын тоже прославил тебя, так как ты дал ему власть над всем живым... Я прославил тебя на земле‚ исполнив дело, которое ты мне поручил. И теперь, Отец, прославь меня пред тобой той славой, которой ты прославил меня до существования мира».

 

Скрижаль не видел ничего предосудительного в желании славы смертным человеком‚ озабоченным стяжанием земных ценностей.  Но законоучителю‚ который называл себя Божьим сыном и даже утверждал: «Я и Отец — одно»‚ — слава должна была представляться не иначе как мишурой.  Гораздо более достойными и не входящими в противоречие с миссией‚ которую странствующий проповедник из Назарета открыл своим соотечественникам‚ казались Скрижалю искренние слова Иисуса‚ произнесённые чуть позже той пасхальной вечери — ночью‚ во время молитвы в Гефсиманском саду.  Там‚ по рассказам и Матфея‚ и Марка‚ и Луки, Иисус тоже вроде бы просил Всевышнего снизойти к нему — спасти его‚ если такое возможно.  Но в той минутной слабости идущего на смерть человека Скрижаль странным образом чувствовал проявление какой-то внутренней силы.  Правда, ни Матфея‚ ни Марка‚ ни Луки в тот момент рядом с Иисусом не было.  Иоанн же — один из трёх апостолов‚ которые по тем рассказам находились с учителем в Гефсиманском саду‚ об этой молитве не обмолвился ни словом.

 

310

*

После очередного прочтения евангелий Скрижаль обратил внимание на то‚ что Иисус в качестве своих потенциальных приверженцев видел только иудеев; о проповеди другим народам он — по крайней мере в течение первых лет учительства — даже не помышлял.  Согласно переданной Матфеем истории, Иисус поначалу отверг просьбу хананеянки исцелить её бесноватую дочь, пояснив причину отказа тем, что послан только к потомкам Израиля.  Держаться в пределах израильской земли он велел и своим ученикам.  По свидетельству Матфея‚ Иисус воспретил им ходить даже в соседнюю Самарию‚ которая до раздела Иудеи являлась исконной и неотъемлемой частью Иудейского царства.  Матфей, находившийся среди этих двенадцати учеников, сообщает:

 

10.5–7 Этих двенадцать Иисус послал‚ повелев им так: «Не ходите к язычникам и в город самаритян не входите; а лучше идите к заблудшим овцам дома Израиля; идите и проповедуйте, возвещая‚ что Царство Небесное уже близко».

 

Под язычниками здесь понимаются и римляне‚ и греки.  По тексту Матфея‚ «язычник» в устах Иисуса звучит почти как бранное слово.  Так, Иисус наставляет своих учеников:

 

18.15–17 Если твой брат согрешит против тебя‚ пойди и скажи ему о его вине, поговорив с ним один на один. Если он послушает тебя, то ты вернул своего брата. Если же он не послушает тебя‚ возьми с собой ещё одного или двоих, чтобы каждое слово было подтверждено показаниями двух или трёх свидетелей. Если же он не послушает их‚ скажи это церкви, а если и церкви не послушает‚ то пусть он будет тебе как язычник и сборщик налогов.

 

Стоящее за этой фразой пренебрежение к иноверцам и сборщикам налогов, а также заключённая в ней проповедь отчуждения по отношению к человеку, который причинил боль, опять же находились в полном противоречии с заповедью Иисуса любить недругов.  При этом Скрижаль в очередной раз убеждался в том, что за повествованиями евангелистов совсем не обязательно стоят реальные события и действительно прозвучавшие когда-то речи.  Так, поверить в дословное воспроизведение тем же Матфеем слов Иисуса о трёхкратном прощении брата с последующим отвержением упрямца не давало слово «церковь».  Ссылка на церковь в этой фразе, которая присутствует в русскоязычных переводах и в авторитетных изданиях англоязычной Библии, бесспорно свидетельствует об искажении смысла или поздней редакторской правке этого поучения, потому что Иисус не мог говорить о церкви как сложившемся сообществе людей, уверовавших в его миссию; ни одной такой общины при его жизни не существовало.

После того, что Иисус ясно сказал о трёх попытках образумить согрешившего брата, Пётр почему-то переспросил его, сколько раз следует прощать обидчика, и получил ответ: «18.22 Говорю тебе не до семи, но до семидесяти раз по семь», то есть Иисус назвал цифру 490.  Выходит, его наставления разительно отличались между собой по степени человеколюбия, простираясь практически от всепрощения до возможности почти полного разрыва отношений с близкими людьми.  И значит, какую бы из этих линий поведения, столь разных по степени терпимости, христианин ни выберет, он имеет все основания утверждать, что поступает согласно соответствующей новобиблейской заповеди.

 

311

*

Скрижаль задумался над тем‚ почему Иисус ограничил круг учеников и свою аудиторию только иудеями.  Почему он не обратился к тем же самаритянам, которые не столь ревностно придерживались Моисеева закона?  Он мог отправиться на поиски приверженцев и за пределы Иудеи — к одному из соседних народов.  Почему не пошёл, например‚ к филистимлянам?  Ведь иудеи были с ними во многих отношениях близки.

Ответы на эти вопросы относительно начала тернистого пути Иисуса были очевидны: в намерения молодого проповедника из Назарета просто не входила задача создать новое учение.  Иисус занимался тогда лишь толкованиями книг Моисея и еврейских пророков‚ поэтому ему просто незачем было искать другую аудиторию.  В качестве слушателей ему нужны были именно сыны и дочери Израиля.  Если же затем он всё-таки осознал свою миссию как выходящую за пределы одной маленькой страны‚ то и в этом случае‚ как рассудил Скрижаль‚ Иисус имел бы гораздо меньше шансов на успех‚ обратись он к иноверцам.  И те народы‚ которые не имели священного писания вообще‚ и те потомки Израиля‚ которые отреклись от Моисеева закона‚ отвергли бы при случае и его учение.  Иисусу нужны были именно иудеи с их вековыми традициями ревностного следования вере предков.  Только среди соотечественников‚ только так — разделяя евреев‚ в том числе и членов одной и той же семьи‚ — он мог найти себе приверженцев‚ которые столь же неукоснительно исполняли бы его заветы‚ сколь строго соблюдали прежде заповеди Моисея.

 

312

*

Некоторые места новозаветных книг где косвенным образом‚ а где и прямо свидетельствуют о том‚ что Иисус не только не помышлял поначалу о каком-либо распространении своих взглядов вне народа Израиля‚ но даже сами помыслы его не выходили за пределы отечества.  Лишь с обострением предчувствия скорой трагической развязки мировоззрение Иисуса стало шире‚ и среди его высказываний появились пророчества всемирного масштаба.  Так‚ за несколько дней до пути на Голгофу‚ находясь на Елеонской горе‚ он‚ как сообщает Матфей‚ сказал ученикам: «24.14 И эта проповедь царства будет проповедана во всём мире как свидетельство для всех народов; и тогда придёт конец».  Изменение взглядов Иисуса подтверждали и его слова в изложении Марка.  В том же разговоре с апостолами, который происходил на Елеонской горе, Иисус‚ согласно Марку, произнёс: «13.10 ...Эта проповедь должна быть донесена до всех народов».  И Матфей‚ и Марк пишут также‚ что их наставник явился одиннадцати ученикам уже после воскресения и повелел им проповедовать всему миру.

И всё-таки воззрения Иисуса, каким он представлен в Новом Завете, даже за день до казни не были настолько широкими‚ чтобы радеть о благе всего человечества.  По крайней мере, так следовало из повествования Иоанна.  Накануне того рокового дня‚ после первой своей, обращённой к Богу, просьбы — просьбы славы для себя‚ — Иисус молил затем Бога ещё об одном: позаботиться о самых близких приверженцах — о его апостолах.  «17.9–10 Я молю о них, — воззвал он к небу. — Не о мире молю‚ но о тех‚ которых Ты дал мне‚ потому что они Твои.  И всё моё — Твоё‚ и Твоё — моё, и я прославился в них».

Если Иоанну не изменила память и если Иисус действительно был человеком с большим любящим сердцем, то почему он не хотел попросить Всевышнего о всемирном благе? — пытался понять Скрижаль. — Почему оговорился: «Не о мире молю»?

Третьим своим обращённым к Богу желанием Иисус расширил круг тех‚ за кого ходатайствовал, — он молил о благополучии всех его приверженцев и о сплочённости в их рядах: «17.20–21 Я молюсь не только о них, но и о тех, которые поверят в меня по их слову; пусть все они будут едины. Как Ты, Отец, во мне и я в Тебе, так пусть они будут в нас; пусть мир поверит, что Ты послал меня».  Если Иисус надеялся, что его просьбы будут исполнены‚ почему он, призывавший любить врагов‚ не замолвил слóва хотя бы ещё за тех соотечественников‚ которые не верили в его богосыновство? — спрашивал себя Скрижаль.  И он опять усматривал очень большую нравственную дистанцию между той идеальной, культовой личностью, самим Богом, кем являлся Иисус для христианского мира, и тем живым, сильным духом, но крайне честолюбивым, со своими слабостями и недостатками человеком‚ который представал перед ним со страниц новозаветных книг.

 

313

*

Скрижаль в очередной раз убедился в том, сколь быстро меняется ситуация в американской деловой среде.  Ещё недавно руководство компании, где он работал, трубило о светлом будущем их молодого и быстрорастущего коллектива; потом трубачи вдруг приумолкли; затем заговорили о временных трудностях и наконец начались сокращения.  В число тех, кому пришлось уйти, попал и Борис, которого приняли в компанию по рекомендации Скрижаля.

Начальница пригласила по очереди к себе в кабинет почти всех программистов отдела и сообщила, что у каждого есть две недели на трудоустройство.  Грустные слова о тяжёлых временах и об отпущенном двухнедельном сроке на поиски работы выслушал в том кабинете и Скрижаль.  Он удержался на месте лишь благодаря своему двойственному положению, которое так и не определилось.  Джим был влиятельным человеком в фирме, и он заверил Скрижаля, что увольнение ему не грозит, так как на нём лежат обязанности библиотекаря.  А спустя три месяца электронная почта стала опять приносить сообщения о замечательном финансовом положении компании.  И на места уволенных разработчиков уже набирали новых.

 

314

*

Перед тем как поставить перед собой вопрос‚ кем же всё-таки был Иисус‚ Скрижаль ещё раз пересмотрел свои записи о том‚ кем сам считал себя проповедник из Назарета.

Иисус прямо называл себя мессией‚ приход которого предрекали древние иудейские пророки.  Его разговор с самаритянкой‚ пересказанный Иоанном‚ не оставлял в том никаких сомнений: «4.25–26 Женщина сказала ему: “Знаю‚ что придёт Мессия‚ которого называют Христом; когда он придёт‚ он разъяснит нам всё”.  Иисус сказал ей: “Это я‚ говорящий с тобой”».  Доказывая исключительность своей миссии иудеям‚ Иисус, по словам Иоанна, сослался на книги Моисея и пророков: «5.39 Исследуйте Писания; ведь вы думаете, в них указан путь к вечной жизни. И это так: они свидетельствуют обо мне».

В понимании существующих в мире связей и роли‚ отведённой лично ему‚ Иисус идёт ещё дальше.  Он утверждает‚ что является сыном Всевышнего.  Это заявление стало одной из главных причин гонений на него со стороны священников Иудеи.

Если отталкиваться от текстов древнебиблейских книг, а также от практики иудаизма и при этом не поддаваться эмоциям, а следовать элементарной логике, то усмотреть святотатство в словах иудея о богосыновстве никак нельзя.  И в Торе‚ и в современной Иисусу народной традиции потомки Израиля называли себя сынами Бога.  Во Второзаконии Моисей передаёт народу то‚ что услышал от самого Создателя: «14.1 Вы дети Господа, вашего Бога».  Иисус в Нагорной проповеди и в других обращениях к соотечественникам также повторяет: «Ваш Отец небесный».  Однако его слова «мой Отец небесный»‚ «я — сын Божий»‚ — звучали уже вызовом священникам и признанным законоучителям еврейского народа.  Такие речи являлись к тому же посягательством на их исключительную роль в толковании Моисеева закона.

 

315

*

Понимание своего богосыновства‚ судя по всему‚ оказалось лишь этапом на пути самопознания Иисуса.  Проходит какое-то время — и он уже отождествляет себя со Всевышним: «10.30 Я и Отец — одно»; «13.13 Вы называете меня Учителем и Господом‚ и вы правильно говорите‚ ведь так и есть»; «14.9 Тот, кто видел меня, видел Отца».  Эти высказывания‚ зафиксированные Иоанном‚ в сравнении с более ранними самохарактеристиками указывали Скрижалю на интенсивно шедший процесс переосмысления Иисусом своей миссии.

Столь дерзкие‚ неслыханные прежде заявления действовали на блюстителей Моисеева закона‚ словно красная тряпка на быка.  После передачи слов Иисуса «я и Отец — одно», сказанных иудеям в Храме, апостол Иоанн сообщил о конфликте, который вызвала эта фраза:

 

10.31–33 Тут иудеи опять схватили камни‚ чтобы побить его. Иисус сказал им: «Я вам показал много добрых дел моего Отца. За которое из них вы хотите побить меня камнями?». Иудеи ответили ему: «Не за доброе дело хотим побить тебя камнями‚ а за богохульство и за то‚ что ты‚ человек‚ выдаёшь себя за Бога».

 

Представить гнев правоверных иудеев‚ возмущённых речами‚ которые Иисус произнёс в Храме, Скрижалю было не столь уж трудно.  Ему стоило лишь вообразить реакцию своих богобоязненных современников на появление в одной из многолюдных синагог, или в Соборе Петра в Ватикане‚ или в священной для мусульман Каабе какого-нибудь дерзкого мужа‚ который и теперь, спустя два тысячелетия после тех событий в Иудее, во всеуслышание провозгласил бы: «Разрушьте этот храм — и я через три дня возведу его»; или произнёс бы ещё более вызывающее: «Я и Бог — одно».  Воображённое Скрижалем явление богочеловека в конце ХХ века лишь усилило в его глазах реакцию иудеев времён новозаветных событий, потому что религиозный фанатизм современного мира представлялся ему всё же более умеренным.

Скрижаль не сомневался‚ что молодой проповедник из Галилеи наделён был редкими для человека способностями.  Но он видел и другое: Иисусу, а правильнее говоря — герою новозаветных книг, были присущи многие недостатки, обычные для смертных.  И хотя Иисус призывал соотечественников стать совершенными, как Создатель‚ сам он‚ получалось‚ к этому идеалу не приблизился.  Поэтому согласиться с утверждением‚ что он есть сам Бог‚ означало для Скрижаля принять‚ что Богу присущи многие человеческие слабости.  Но это привело бы к полному абсурду‚ поскольку само понятие Бога по определению и по самой сути подразумевает совершенное непорочное начало.  Отвергнуть же заявление Иисуса о его тождественности с Творцом — означало прийти к выводу‚ что он выдавал себя не за того‚ кем являлся на самом деле.  Но Скрижаль был убеждён‚ что говоря о своём богосыновстве и даже равенстве Богу‚ проповедник из Назарета — человек безусловно искренний и честный — нисколько не лукавил ни перед другими‚ ни перед собой.

 

316

*

Скрижаль понимал‚ что Иисус, говоря о своём богосыновстве‚ был прав в том смысле‚ что каждый‚ в ком жива душа‚ неразрывно связан с организующим духовным началом мира, которое люди называют Богом.  Характер этого сыновства таков, что при определённых условиях оно может развиться в человеке до более или менее отчётливого совпадения по существу, по духу, со всеобщим родительским началом.  Прозреть это родство удаётся не всем‚ а продвинуться в постижении главных связей ещё дальше — так чтобы полностью‚ до исчезновения собственного Я отождествить себя с единой духовной основой мира, получается у немногих.

Косвенное подтверждение правильности своего понимания того‚ чтó подразумевал Иисус‚ называя себя Богом‚ Скрижаль нашёл в продолжении пререканий Иисуса с теми иудеями‚ которые собирались побить его камнями в Храме.  На их обвинения в богохульстве он‚ согласно Иоанну‚ возразил: «10.34 Не написано ли в вашем Законе: “Я сказал: вы — боги”?».

Эта отповедь возмущённым иудеям склоняла Скрижаля к мысли‚ что Иисус не настаивал на своей исключительности, хотя в других речах он такие заявления делал.  В данном случае, его ответ фактически означал, что каждый из его гонителей при желании тоже может подняться духом до Бога.  Редакторская ссылка в Библии на этот довод Иисуса указывала на стих из Псалтири.  Однако в том небольшом‚ в полтора десятка строк псалме, о котором Иисус напомнил своим разъярённым соотечественникам, словá «вы — боги» были адресованы вовсе не людям.  В той главе Псалтири говорится, что Бог обратился с речью к неким богам, и в частности произнёс: «81(82).6–7 Я сказал: вы — боги‚ и все вы — дети Всевышнего, но вы умрёте‚ как люди...».

Подумав‚ что Иисус — если он в самом деле имел в виду этот стих из Псалтири — мог тем самым уверять своих преследователей‚ что он — не человек‚ а один из богов, Скрижаль отбросил эту мысль: такие политеистические взгляды — как впрочем и сам этот псалом‚ составленный из отголосков каких-то древних песнопений‚ — находились в явном противоречии с верой иудеев в единого Бога и безусловно чужды были мировоззрению Иисуса.  Чтобы как-то примирить факт такой подмены с неспособностью Иисуса на подлог‚ Скрижаль мог с некоторой натяжкой объяснить себе его позицию с философской точки зрения: дескать‚ законоучитель из Назарета просто наполнил слова старой песни новым содержанием‚ как поступал он и с древними заповедями.  Здравый же смысл подсказывал, что Иисус произнёс этот стих из Псалтири просто не к месту.  С подобным его приёмом Скрижаль уже сталкивался: согласно Иоанну, Иисус в споре с фарисеями в дни праздника Кущей сослался на стих из Второзакония о необходимости как минимум двух свидетелей для подтверждения истинности чьих-либо показаний, после чего посчитал первым свидетелем себя самого, а вторым человеком, удостоверяющим его правоту, назвал не кого-нибудь, а самого Бога.

Как бы там ни было‚ но исполненными именно таким смыслом — утверждением близости и неразрывной связи человека с Богом — прозвучали заключительные слова Иисуса в том конфликте с иудеями, когда они хотели побить его камнями.  «10.38 ...Отец во мне и я в Нём», — заявил он.  И всё же приписать ему убеждение, что каждый человек может подняться в духовном росте до осознания своего тождества с Богом, не позволяло свидетельство апостола Иоанна, согласно которому Иисус назвал, пусть даже образно, ворами и разбойниками людей, стремящихся прийти к Богу без его помощи.

 

317

*

После изучения новозаветных книг, отразивших с неизвестной ему степенью искажения облик христианского законоучителя, Скрижаль вполне отдавал себе отчёт в том, что ему не удалось распутать клубок увиденных противоречий.  Но теперь ему ясно открылось то, что христианский мир не подверг трезвому разбору странным образом унифицированные и полные нестыковок тексты евангелий.

Скрижаль осознавал себя носителем культуры Западной цивилизации, в основе которой лежали идеалы и духовное наследие древних греков и римлян, а не навязанные ей догматы одной из религий Востока, каким является христианство.  Это усиливало его убеждённость в том, что подобно его личной переоценке новозаветной истории и характера её героя, Западный мир тоже прозреет — найдёт мужество серьёзно пересмотреть отношение к текстам евангелий и проповеднику Йешуа, провозглашённому Богом.

 

318

*

Скрижаль попытался понять‚ как бы он сам‚ будучи правоверным иудеем‚ воспринял поучения Иисуса.  Он представил себя идущим из родного города через всю Иудею в Иерусалим — на праздник Пасхи.  Это был один из трёх главных иудейских праздников‚ когда все мужчины приходили в Иерусалим‚ чтобы предстать пред Всевышним.

За те несколько дней пути‚ пока Скрижаль мысленно шёл по дорогам Иудеи‚ он слышал от таких же паломников разные новости и байки.  И очень часто люди говорили о галилеянине по имени Йешуа‚ который обладал удивительными способностями.  Но даже те, кто видели этого человека лично, отзывались о нём крайне противоречиво.  Одни уверяли‚ что он пророк‚ каких давно уже не было на земле Израиля.  Другие утверждали‚ что он чудотворец‚ знающий древние волшебные заклинания.  Третьи называли его потомком царя Давида‚ из зелотов, и они верили, что он освободит страну от римлян и возродит царство Израиля.  Находились и скептики.  Они возражали‚ что много было их‚ освободителей‚ но где эти герои теперь и чего добились‚ а Йешуа‚ говорили они‚ — из ессеев‚ книжников‚ которым и вовсе дела нет до страданий народа.

Люди направлялись в Иерусалим не только‚ чтобы исполнить древнюю священную заповедь.  Они шли также повидаться с родными и друзьями‚ а заодно и послушать этого галилеянина‚ о котором теперь говорили повсюду.  Как законопослушный иудей, и он‚ конечно же‚ должен был прийти на праздник в столицу Израиля.

Когда показался величественный, раскинувшийся на холмах город‚ попутчики Скрижаля стали разбредаться.  У него самогó никого из родных в Иерусалиме не было‚ и он решил отпраздновать Пасху где-нибудь в пригороде‚ где это и дешевле‚ и нет столпотворения.

У крутого откоса горы он невольно остановился.  Зачарованный, Скрижаль долго любовался голубым небом, удивительным необозримым ландшафтом и белокаменным творением человеческих рук — Иерусалимом.  Нет‚ Всевышний‚ похоже‚ не зря облюбовал это место, подумал он.

По каменистому склону бродили овцы.  Невдалеке Скрижаль увидел пастуха и направился к нему.  Пастух сидел на камне с опущенной головой и что-то внимательно рассматривал у себя под ногами.  После приветствия Скрижаль спросил‚ где бы он мог найти миньян для участия в пасхальной жертве.

Мужчина ответил не сразу.

— Ты только что миновал селение‚ — не спеша выговаривая слова‚ произнёс он. — Вернись туда и найди там Лазаря.

Скрижаль слышал уже историю о некоем Лазаре‚ которого где-то в этих краях вернул к жизни чудотворец из Галилеи.

— Уж не тот ли это Лазарь из Вифании‚ который воскрес? — спросил он и улыбнулся.

— Тот самый‚ — серьёзно ответил пастух и поднял глаза, после чего опять опустил голову.

Скрижаль опешил.  Он был уверен‚ что история с воскрешением Лазаря — просто одна из новых легенд, которые гуляли в народе.  Только теперь Скрижаль заметил‚ чем был занят пастух: он наблюдал за муравьями.  Живая муравьиная нить тянулась мимо его ног в сторону засохшей смоковницы.

Из-за склона холма показался мальчик.  Он погонял отбившуюся от стада овцу и сердито покрикивал на неё.

Скрижаль сообразил‚ что похоже ошибся‚ приняв этого мужчину за пастуха.  Он внутренне вздрогнул от неожиданной догадки.  Незаметно для себя он потерял контроль над своими действиями, прислонился к засохшему дереву и откровенно разглядывал сидящего на камне человека.

Мужчина поднял глаза.

— Да-да‚ я тот самый Йешуа‚ — сказал он вдруг, будто читал мысли.

Скрижаль растерялся.  Он не знал‚ как себя вести‚ но не уходил.

— Ты ещё что-то хочешь спросить? — видя его замешательство‚ помог ему Йешуа.

— Да‚ если можно... — в нерешительности ответил Скрижаль.  Он не хотел упустить представившийся случай.

— Спроси‚ — согласился опальный проповедник.  Он опять внимательно следил за муравьями.

Скрижалю стоило немалых усилий справиться с робостью.

— В твоих словах‚ которые пересказывают люди‚ ты нередко противоречишь себе... — наконец произнёс он.  Скрижаль понимал‚ что не имеет права допытываться у этого человека о мотивах его поступков, и всё же задал вопрос: — Почему... почему ты не последователен в своих словах и действиях?

— Это не так, — ответил после паузы Йешуа. — Я следую логике этого мира.  Просто сам мир во многом противоречив.

Он положил поперёк муравьиной тропы ветку и с отрешённостью наблюдал за поведением насекомых.

— Но послушай... — Скрижаль поборол свою нерешительность.  Он приблизился к назаретянину и сел около него на траву. — Ты ведь можешь высказаться более определённо‚ чтобы ни у кого не оставалось сомнений в том‚ чтó ты имел в виду.  Вот ты говоришь: «Я пришёл, чтобы принести не мир‚ а меч; кто не во мне — засохнет‚ как ветвь‚ а такие ветви сжигают»... Или вот ещё: «Кто не со мной‚ тот против меня».  Ведь это может быть истолковано во зло людям.

Йешуа грустно ухмыльнулся:

— Что бы я ни произнёс, всегда найдутся толкователи‚ которые объяснят сказанное в нужном для них смысле.  Но если человек выслушает мои слова непредвзято‚ он поймёт меня правильно.

Помолчав, Йешуа взглянул на Скрижаля из-под бровей и промолвил:

— Ты вот пойди сейчас в город‚ к Храму‚ и выскажись там перед народом.  Говори только о любви‚ — о любви к тем, кто внимают тебе, и ко всему живому.  И ты увидишь, что у тебя тут же появится масса недоброжелателей...  Любое движение в этом мире‚ даже самое безобидное‚ вызывает противодействие.

Скрижаль не сомневался в справедливости слов Йешуа.  И всё же он не мог согласиться с тем‚ что есть какие-то оправдания жестокости, тем более жестокосердию человека‚ который проповедует любовь к людям.

— Но в твоих назиданиях порой звучат очень резкие слова‚ — произнёс Скрижаль дрогнувшим голосом. — Ведь ты бы мог... — Скрижаль запнулся‚ — ...ты бы мог усмирять свой гнев и не сеять раздоры.

— Я разговариваю с людьми на том языке‚ который они понимают‚ — спокойно ответил Йешуа.

Скрижаль хотел было возразить‚ но сдержался.  Он осознавал‚ что все его аргументы будут неуместными и ничего не смогут изменить.  Он чувствовал‚ что уже рискует быть назойливым‚ и всё-таки попытался дознаться большего:

— Ещё вопрос можно?

— Спрашивай‚ — добродушно улыбнулся Йешуа.

— Что ты имеешь в виду‚ когда говоришь о своём богосыновстве?..  И что значит: «Я и Бог — одно»?  Ты в самом деле считаешь себя Богом?

Йешуа долго молчал.  Затем глубоким проницательным взглядом он посмотрел Скрижалю в глаза.

— Послушай‚ — начал он. — Один юноша отправился в дальнюю дорогу.  Он очень утомился в пути и стал думать о ночлеге.  К счастью‚ среди однообразного пустынного пейзажа вдали показался зелёный оазис.  Юноша добрался до этого благодатного края.  Он прошёл мимо заботливо возделанного виноградника, мимо ухоженного цветущего сада и остановился у большого дома, увитого зеленью.  Юноша постучался в открытую дверь, но ему никто не ответил.  Уже темнело‚ и он решил остаться здесь до утра.  В доме было уютно‚ прибрано‚ на столе горела свеча и даже стоял ужин‚ как будто его прихода здесь ждали.  Юноша поел и мысленно поблагодарив хозяина этого дома‚ лёг спать.  А наутро он нашёл у порога письмо и прочёл в нём: «Сын мой‚ наследуй и дом‚ и виноградник‚ и всё‚ что видишь вокруг себя‚ и пользуйся этим‚ потому что ты — мой любимый сын».

Йешуа оторвал взгляд от бесконечной безоблачной дали‚ которая будто затаила своё высокое дыхание над Иерусалимом‚ и опять пристально посмотрел на Скрижаля:

— Кем ты думаешь приходится юноше автор того письма?

— Отцом‚ — ответил Скрижаль.

— Видишь‚ ты не усомнился...  Вот и у меня нет никаких сомнений насчёт того‚ ктó мой отец.

После паузы Йешуа медленно, с расстановкой произнёс:

— Я говорю о своём равенстве Творцу оттого‚ что сам Бог во мне осознаёт себя Богом.  Если ты способен понять — поймёшь.

Он поднялся и попрощавшись‚ направился в сторону дальнего‚ бедного растительностью холма‚ куда увёл овец мальчик.

 

319

*

Скрижаль не спешил уходить с Елеонской горы.  Он долго ещё рассматривал видимый отсюда как на ладони Иерусалим‚ вглядывался в очертания холмов на открывающейся за городом бескрайней шири и только время от времени невольно переводил взгляд на камень‚ с которого только что поднялся Иисус.

Эта высота над Иерусалимом была уже знакома Скрижалю.  Но тогда, когда он оказался на Елеонской горе в первый раз, отсюда открывался совсем другой вид.  На всём пространстве‚ где лежал чудный белокаменный город и где возвышался Храм‚ тогда дымилось пожарище и виднелись только груды развалин.  Кедронская долина теперь выглядела тоже несколько иначе.  Да и на склоне самóй Елеонской горы новые могильные плиты значительно потеснили ряды масличных деревьев.  Где-то тут Скрижаль увидел пророка Иеремию и его помощника Варуха.  Заметив примятую траву у старой засохшей маслины‚ он невольно подумал‚ что быть может именно здесь Иеремия горевал о несчастной судьбе своего народа.

Разница в пять столетий между тем появлением Скрижаля на Елеонской горе и этим приходом сюда представлялась ему в самом деле совсем незначительной.  Казалось‚ Иеремия и Варух лишь чуть-чуть‚ буквально на его глазах‚ разминулись тут во времени с гонимым вероучителем иудеев.

На эту землю приходили пророки и уходили.  И здесь‚ в стране Израиля, и на всех материках, города превращались в пепел и возрождались опять‚ чтобы вновь оказаться разрушенными.  Но при каждой смене поколений и даже с исчезновением самих народов‚ которые некогда населяли планету, что-то всё-таки оставалось в мире не подверженным распаду.  И это непреходящее начало было напрямую связано с душой каждого человека.  Каждому, кому довелось появиться на свет, это незримое Нечто внушало отцовское благословение: «Наследуй мир и пользуйся‚ потому что ты — моё любимое‚ единственное и неповторимое дитя».

 

320

*

Скрижаль неожиданно для себя обнаружил, что его сын уже совсем вырос.  Мальчик был в числе первых учеников в школе.  Он хотел поступить в один из самых престижных университетов Америки, Стэнфордский, и к занятиям относился очень серьёзно.  При этом успевал и погулять со своей подружкой; он встречался с индианкой, с которой вместе учился в школе.  Кроме того, он немного подрабатывал в продуктовом магазине недалеко от дома; уходил в школу рано утром и возвращался домой часам к десяти — одиннадцати вечера‚ а если появлялся дома не поздно‚ то мог весь вечер разговаривать по телефону со своей ненаглядной.






____________________


Читать следующую главу


Вернуться на страницу с текстами книг «Скрижаль»


На главную страницу