Ростислав Дижур. «Скрижаль». Книга 5. Жан-Жак Руссо

___________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

 

 

 

 

 

Жан-Жак Руссо. — Известный писатель и философ. Хотя его часто называют деятелем эпохи Просвещения, Руссо считал просвещение человечества злом.

В «Рассуждении о науках и искусствах», изданном в 1750 году, и в книге «Рассуждение о происхождении и основаниях неравенства между людьми», датированной 1755 годом, Руссо представил переход человечества от первобытного состояния к гражданскому обществу как великое бедствие. В этих трактатах он утверждал, что науки, и труды философов тоже, не только бесполезны, но и опасны. Одним из многих губительных последствий прихода цивилизации Руссо назвал изобретение печатного станка. Он выступил и против частной собственности.

Книга Руссо «Об Общественном договоре, или Принципы политического права», изданная в 1762 году, стала главным руководством вождей Французской революции. В ней, как в других его книгах, было много противоречий. Так, ратуя за возвращение свободы порабощённым повсюду людям, он заявил, что человека, который отказывается подчиниться общей воле, нужно заставить быть свободным.

Руссо откровенно, очень подробно рассказал о себе в автобиографической книге «Исповедь». Она была издана уже после его смерти. Это повествование характеризует его как неуравновешенного, болезненно-эгоцентричного человека.

 

335

*

В книге «Исповедь» Руссо представил события, случившиеся в его жизни, как череду несчастий.  Первым из них он назвал своё рождение.

Жан-Жак Руссо появился на свет в 1712 году в Женеве в семье протестантов.  Его мать скончалась через девять дней после родов.  В шесть лет мальчик уже зачитывался романами.  В детстве он страдал от комплексов, лгал и подворовывал.  Руссо поведал в «Исповеди» о нехороших и просто низких поступках, которые он совершил и позже, в молодые годы.

Скрижаль нашёл в этой книге воспоминания безвольного, неуравновешенного мужчины.  Руссо и сам охарактеризовал себя как человека без стержня:

 

I.1 ...Так стало формироваться и проявлять себя моё сердце, такое гордое и в то же время нежное, мой женственный, но неукротимый характер, который всегда колебался между слабостью и мужественностью, между мягкотелостью и стойкостью; он до конца моей жизни ставил меня в противоречие с самим собой и приводил к тому, что воздержание и наслаждение, удовольствие и благоразумие ускользали от меня.

 

С юных лет Руссо обладал пылким темпераментом.  Влечение к женщинам доводило его до болезненного состояния, до умопомрачения.  Его моральные ориентиры были крайне размыты.  У него не хватало сил обуздать свои желания:

 

I.1 У меня очень пламенные страсти, и пока они меня волнуют, ничто не сравнится с моей импульсивностью: я забываю об уважении, страхе, приличии; я становлюсь циничным, наглым, жестоким, бесстрашным; стыд не останавливает меня, опасность не пугает; кроме предмета, который меня увлекает, весь мир для меня ничто. Но всё это длится только мгновение, а следующий момент повергает меня в апатию. В спокойном состоянии я ленивый и даже робкий; всё меня тревожит, всё отталкивает; пролетающая муха пугает меня...

 

Мальчик рос под опекой дяди.  Нотариус, у которого он обучался, изгнал его за неспособность к делу.  Подростка отдали в ученики к гравёру.  Хозяин бранил его и бил, когда заставал за чтением книг.  Шестнадцатилетний Руссо ушёл от него и покинул Женеву.  Он оказался в католической Савойе.  Это герцогство было неподалёку, но в то время входило в состав Сардинского королевства.  Юношу приютил католический священник, который направил его к мадам де Варенс; она помогала желающим принять католичество.  Руссо не собирался менять веру, но при виде этой очаровательной женщины решил, что её религия может привести только в рай.  Он согласился отправиться на время в Италию, в Турин.  Прожив там пару месяцев в приюте для новообращённых, он принял крещение по католическому обряду, после чего стал работать лакеем.  Его неудовлетворённое половое влечение обернулось нелепыми выходками с публичными демонстрациями полового члена женщинам — явлением, которое в конце XIX века получило непроизносимое название эксгибиционизм.

 

336

*

Руссо возвратился из Италии в Савойю, к мадам де Варенс, и поселился у неё.  Ему было девятнадцать лет, ей — тридцать два.  Он называл её мамой, маменькой — maman, а она его — малышом.  По её ходатайству Руссо попал в семинарию, но учиться не смог.  «I.3 Мне суждено было стать негодным для всех занятий... — вспоминал он в «Исповеди». — Епископ и настоятель отвергли меня и возвратили меня мадам де Варенс как субъекта, который не способен быть даже священником...».  Руссо влекло к занятиям музыкой, и его покровительница решила сделать из него композитора.  В течение нескольких последующих лет он сначала учился музыке, а затем сам давал частные уроки.

«I.5 При всей моей жажде близости с женщиной я не был ещё близок ни с одной из них», — исповедуется Руссо.  Мадам де Варенс видимо посочувствовала ему и сделала его своим любовником.  При этом она сожительствовала с другим человеком, который управлял её делами.  Они жили втроём.  Хозяйка дома говорила своим мужчинам, что для счастья они нужны ей оба и заставляла их обниматься.  Они повиновались и плакали от умиления.

Первый любовник маменьки умер, и Руссо прожил с ней несколько лет, оставаясь единственным соискателем её внимания.  Это время он считал самым лучшим в своей жизни.  Вернувшись как-то из длительной поездки, в которой его соблазнила попутчица, он обнаружил в доме Варенс нового любовника.  Парень был моложе его на четыре года.  Руссо остался жить с ними.  Всерьёз занявшись изучением теории музыки, он придумал способ замены нотного письма цифровым.  Руссо не сомневался, что совершит революцию в музыкальном мире и станет богатым человеком.  Осенью 1741 года он приехал в Париж, чтобы доложить о своём проекте в Академии наук.

 

337

*

Руссо представил на суд парижских академиков свою систему цифровой записи музыки, но они сочли это изобретение не новым и не сулящим практической пользы.  Однако благодаря общению с членами Академии он познакомился с известными литераторами и влиятельными людьми.  В течение года Руссо жил и работал в Венеции в качестве секретаря графа де Монтегю, который был посланником Франции в этой республике.  После ссоры с послом он вернулся в Париж.

«II.7 Нужно было, честно говоря, найти преемницу маменьке», — пишет Руссо в «Исповеди».  Его подругой жизни стала Тереза, швея из бедной семьи.  Это была необразованная девушка, которая даже читала с трудом.  Руссо характеризует её как легковерную, ограниченную, но прямую и простодушную женщину.  Он объявил ей, что никогда не бросит её, но и не женится на ней.  В 1768 году, после более чем двадцати лет совместной жизни, Руссо всё-таки женился на Терезе.  Она родила от него пятерых детей.  Каждого из новорожденных они по настоянию Руссо сразу же отдавали в воспитательный дом и дальнейшей судьбой ребёнка не интересовались.  С годами Руссо несколько изменил свои взгляды на отцовство.  В «Исповеди» он признался, что его решение отдавать детей на попечение государства было ошибочным, но поступая так, он не чувствовал угрызений совести.  Руссо оправдывал свои действия тем, что не будучи в состоянии воспитывать своих детей, хотел, чтобы из них вышли рабочие и крестьяне, а не авантюристы.  Тем не менее в книге «Мечтания одиноко гуляющего», написанной в последние годы жизни, он, уже не раскаиваясь, повторил слова о желании лучшей судьбы для своих детей без его и Терезы участии в их воспитании.  Здесь же он назвал себя самым любящим из отцов, но высказался туманно: «9 Если бы пришлось, я бы сделал это снова с гораздо меньшими сомнениями, и я знаю, что ни один отец не был бы более нежным, чем я, если бы эта привычка помогла природе».

Каждый раз, когда Скрижаль заносил в свой архив интересное высказывание автора или текст важного документа, он для сверки старался найти этот же фрагмент текста на языке, на котором труд или документ был написан: он давно убедился в неточности многих переводов.  Но и на французском языке высказывание Руссо в книге «Мечтаний...» о правильности его решения передать всех своих детей в воспитательный дом и его уверение в способности к исключительной отцовской любви при каком-то условии было столь же маловразумительным.

 

338

*

Однажды летним днём 1749 года Руссо отправился в Венсеннский замок, расположенный в пригороде Парижа.  Он шёл навестить заключённого там Дидро, с которым подружился.  По дороге он прочёл в журнале объявление о том, что академия города Дижона объявила творческий конкурс на тему «Чему способствовало возрождение наук и искусств: очищению или развращению нравов?».  Руссо испытал потрясение.  У него закружилась голова.  Он опустился на землю под деревом и просидел так с полчаса.  А когда поднялся, его куртка была мокрой от слёз.  Руссо решил участвовать в конкурсе.  «II.8 С этого момента я погиб, — сетует он в «Исповеди». — Вся моя остальная жизнь и мои несчастья были неизбежным следствием этого пагубного поступка».  Его работа «Рассуждение о науках и искусствах» получила первую премию учёных мужей Дижона.

 

339

*

В «Рассуждении» Руссо доказывал, что развитие наук и искусств испортило нравы.  То и дело повторяя этот вывод, он с умилением повествует о простоте обычаев в Древнем мире — о временах, когда люди были невинными и добрыми, грубыми, но естественными.  С тех пор человечество деградировало, утверждал Руссо.  По мере того как совершенствовались науки и искусства, люди развращались.  Греки выродились потому, что письменность внесла порчи в их сердца, а достижения в области искусств привели к разложению их нравов.  Древний Рим, известный своей добродетелью, был развращён и обречён на погибель сочинениями бесстыдных авторов.  Череду злодеяний в истории Византии Руссо тоже объяснил тем, что эта империя стала убежищем наук и искусств.  Почему-то назвав Китай страной рабов и злодеев, он обвинил китайских учёных в моральном разложении империи.

Читая «Рассуждение», Скрижаль поначалу терялся в догадках, посмеивается ли Руссо таким образом над ретроградами или просто оригинальничает.  Как ни трудно было поверить в серьёзность такого ви́дения мира, Скрижаль понял: этот эксцентричный гражданин Женевы вовсе не ёрничал.

За надменное стремление выйти из счастливого неведения человечество заплатило развращенностью, рабством и пороками роскоши, которая несовместима с добрыми нравами, пишет Руссо.  «I Народы! Запомните навсегда, что природа хотела уберечь вас от науки, как мать вырывает опасное оружие из рук своего ребёнка», — поучает он.  Однако несчастье всё-таки случилось: пороки людей привели к появлению наук и искусств.  Астрономия была основана на суеверии, геометрия возникла из-за корыстолюбия, ораторское искусство — из-за честолюбия, ненависти, лести и лжи, а физика — из праздного любопытства; все знания и даже мораль порождены гордыней.

Науки не только бесполезны, но и опасны, заявил Руссо в этой работе.  Философов, писателей и учёных он назвал пустыми и ничтожными болтунами, которые подкапываются под основы веры, уничтожают добродетель, высасывают соки из государства, ничего не давая взамен.  В философах он видел лишь толпу шарлатанов.  «II Через сколько ошибок, более опасных, чем полезна сама истина, мы должны пройти, чтобы прийти к ней?!» — причитает Руссо.  Результаты научных открытий вредны якобы и тем, что изнеживают людей и приводят к вырождению военных доблестей, а возвеличивание талантов усугубляет неравенство в обществе.

 

340

*

В этой конкурсной работе Руссо выказал презрение к книгам.  Он заявил, что даже язычество, поддавшееся всем заблуждениям разума, не оставило после себя таких постыдных трудов, которые появились в эпоху книгопечатания; изобретение печатного станка породило жуткие смуты в Европе, потому что стало возможным увековечивать опасные мысли таких людей, как Гоббс и Спиноза.  Руссо одобрил действия халифа Умара, которому молва приписала уничтожение Александрийской библиотеки, и с пониманием отозвался о приказе султана Ахмеда III разрушить первую типографию, основанную в Стамбуле.  Здесь же, в «Рассуждении», он пророчил, что недалеко то время, когда и другие правители искоренят печатное дело в пределах своих государств.

Образованным народам, которые якобы заражены стремлением к бесполезным знаниям, Руссо противопоставил народы древности, добродетельные и счастливые.  «I О Спарта! вечное посрамление бесплодной учёности!» — восторгается он, превознося спартанцев за изгнание художников и просвещённых мужей.  Персы, скифы, германцы также не были глупыми, пишет Руссо, — они научились презирать учёность.  К счастливым народам он отнёс и римлян в эпоху их бедности и недалёкости, и своих соотечественников, швейцарцев, которые не поддались дурным примерам.  Руссо причислил и Сократа к единомышленникам: признание этого мудрого грека в своём незнании он представил в «Рассуждении» так, что Сократ прославлял неведение.

Руссо прибегал к демагогии и апеллировал к низким чувствам обывателей.  Всякого бесполезного гражданина следует рассматривать как вредного для общества, заявил он.  Говоря о тяжёлом положении простых тружеников, он уничижал учёных и творческих людей: «II У нас есть физики, геометры, химики, астрономы, поэты, музыканты, художники, но у нас больше нет граждан, а если ещё и остались, то затерянные в глуши деревень они гибнут в нищете и презрении».

В авторе «Рассуждения» Скрижаль увидел красноречивого, но недалёкого, беспринципного человека, который плохо контролировал эмоции.  Руссо вроде бы посочувствовал тяжёлому положению крестьян, но восхвалял тех, кто больше всех были повинны в бедах народа: он славословил королей Франции Людовика XIV и Людовика XV за то, что они сумели извлечь пользу из наук и искусств — источников всех зол, — а также за учреждение академий, которые служат уздой для дерзких умов.  Руссо низко раскланялся и перед академиками — за то, что прививают гражданам любовь к добродетели.  Прочитанное ярко характеризовало Скрижалю интеллектуальный уровень не только автора «Рассуждения», но и тех учёных Дижона, которые присудили этой работе первую премию.

 

341

*

Мысли, высказанные в «Рассуждении о науках и искусствах», Руссо развил в следующем труде, опубликованном в 1755 году.  Книга называлась «Рассуждение о происхождении и основаниях неравенства между людьми»; её часто называют «Второе рассуждение» или «Рассуждение о неравенстве».  Скрижаль встретил в ней ещё больше демагогии, ещё больше злобы, направленной против достижений цивилизации.  Руссо видел в общественной жизни только негативное; мир, приобщённый к культуре, он обрисовал только в серых и чёрных красках.  Начав эту работу со славословия членов магистратуры, священнослужителей и граждан Женевы, он повосхищался порядком правления в этой республике и тем, насколько счастливы его просвещённые соотечественники, а затем пустился в доказательства того, что просвещение — зло, что переход от первобытного состояния к гражданскому обществу принёс человечеству великие беды.

Руссо утверждает, что полудикари-полулюди были свободными, здоровыми, добрыми и счастливыми жителями земли.  Их желания ограничивались физическими потребностями — пищей, совокуплением и отдыхом.  Они могли ходить голыми, не нуждались в жилище и всех тех вещах, которые цивилизованные народы считают необходимыми.  Безмятежность и незнание порока мешали дикарям совершать зло; споры между ними редко приводили к кровавым последствиям.  Они не ведали ни тщеславия, ни подобострастия, ни уважения, ни презрения; они не знали даже собственных детей.  У них не существовало неравенства и тем более рабства.  Первобытные люди были здоровы, поскольку вели простой уединенный образ жизни и оставались умственно ограниченными.  Но дикари стали пользоваться разумом, и это сделало их уязвимыми.  «I Если нам было предназначено быть здоровыми, я почти смею заверить, что состояние размышления — это состояние противоестественное, а человек, который размышляет, — это порочное животное», — заявил Руссо.  Он пытался доказать, что всё порождённое разумом противоречит замыслам природы и является злом.  Дикарь из-за ограниченности якобы отдавался порыву человеколюбия не задумываясь, и только интеллектуальное развитие древних жителей планеты породило эгоизм; из-за способности к совершенствованию простодушные дети природы утратили спокойствие и невинность, печалился Руссо.  Именно в этой способности разума он увидел причину всех несчастий на земле.

Первобытный человек ни в ком не нуждался и обходился малым, но с течением времени люди попали в зависимость друг от друга и от своих потребностей, пишет Руссо во «Втором рассуждении».  Обретение жизненных удобств было первым ярмом, которое дикари надели на себя, и первым источником их бедствий.  По мере того как человек приучался жить в обществе, он терял силы и мужество, становился боязливым и приниженным.  Из-за того что люди не обладали одинаковыми способностями, возникло неравенство.  Эту промежуточную эпоху в развитии землян, когда они уже не были дикарями, но ещё не стали цивилизованными людьми, Руссо назвал самой счастливой.  «II ...Человеческий род был создан для того, чтобы оставаться таким вечно», — уверяет он.  Однако человечество деградировало; чем дальше оно уходило от естественного, то есть дикого, состояния, приближаясь к гражданскому обществу, тем больше бедствовало.  С тех пор каждое новое поколение несчастнее предыдущего.

 

342

*

Накопление знаний, развитие общественной жизни и появление частной собственности привели к усилению неравенства и к тому, что люди стали злыми, жестокими, кровожадными, мстительными, честолюбивыми.  Продолжая сгущать краски, Руссо во «Втором рассуждении» заявил, что жизнь в обществе побуждает людей ненавидеть друг друга и искать свою выгоду в чьём-то несчастье.  Труд стал необходимостью; развитие пороков разжигало страсть к увеличению состояния и породило роскошь — худшее из всех зол.  То, что сделало мир цивилизованным, и погубило его: человек, прежде свободный и независимый, оказался рабом своих потребностей.

Руссо вполне серьёзно высказался о том, что и любовь — не более чем извращение задатков, которые люди получили от природы.  Он убеждает читателей в том, что дикари испытывали только физическую сторону влечения и были счастливы.  Когда же люди научились жить сообща, они узнали и влечение духа.  От этого любовь стала неукротимой, гибельной и к тому же превратилась в средство управлять мужчинами: «I ...Духовная сторона любви — это искусственное чувство, порождённое обычаем общества и прославляемое женщинами с большой ловкостью и старанием, чтобы основать свою власть и сделать господствующим тот пол, который должен подчиняться».

В сказанном о природе любви Руссо определённо вёл речь о наболевшем и выдал свой опыт отношений с женщинами за универсальный.  Противореча тому, что он изложил здесь, во «Втором рассуждении», о надуманности духовного влечения, Руссо позднее, в «Исповеди», признался, что физической потребности, которую он удовлетворял с Терезой без какой-либо искры любви к ней, ему было мало: он остро нуждался именно в сердечном общении с предметом своей страсти.  Находясь в гражданском браке с Терезой, Руссо влюблялся в замужних женщин и шёл на поводу своих возвышенных мечтаний.  В девятой книге «Исповеди» он даже подосадовал, что на свете нет нимф, иначе непременно нашёл бы среди них предмет своей привязанности; и в одиннадцатой книге «Исповеди» он заметил, что его воспламеняют воображаемые существа.  Впрочем, Руссо поддавался и чисто плотскому влечению, которое во «Втором рассуждении» представил как потерянный идеал в отношениях между полами.  Так, однажды он с двумя друзьями посетил проститутку, и Тереза отнеслась к этому с пониманием.

Читая «Второе рассуждение», Скрижаль не мог отделаться от мысли, что выпады Руссо против цивилизации вызваны злостью на мир, где нужно работать, и воспоминаниями о той безвозвратно потерянной идиллии, когда он жил в качестве любовника при маменьке — с мадам де Варенс, на полном её обеспечении, — когда он бродил по лесам и долинам Савойи, рвал цветы, собирал плоды, читал и просто бездельничал.

 

343

*

Вторую часть «Рассуждения о происхождении и основаниях неравенства между людьми» Руссо начал с утверждения, что государство было порождено частной собственностью.  Именно в появлении личных владений он увидел причину неисчислимых бед человечества:

 

II Первый, кто огородил участок земли и сказал: «Это моё», и нашёл достаточно простодушных людей, чтобы поверить в это, был подлинным основателем гражданского общества. Сколько преступлений, войн, убийств, несчастий и ужасов мог бы избежать род человеческий, если бы кто-то, выдернув колья или засыпав ров, прокричал бы своим собратьям: «Поостерегитесь слушать этого обманщика! Вы погубите себя, если забудете, что плоды земли — для всех, а сама она ничья!».

 

Прочитанное удивило Скрижаля.  Поношение частной собственности как великого несчастья, от которого люди не убереглись, в корне противоречило тому, что Руссо сказал в статье «Политическая экономия», включённой в пятый том «Энциклопедии» Дидро и Д’Аламбера.  «Несомненно, что право собственности является самым священным из всех прав граждан и более важным в некоторых отношениях, чем сама свобода...» — утверждал Руссо в той статье; владение имуществом служит залогом того, что человек не станет нарушать законы и не уклонится от своих обязанностей перед обществом, пояснил он.

Неувязка в оценке частной собственности выглядела тем более странной, что статья «Политическая экономия» и «Второе рассуждение» были написаны почти в одно время.  Возможное объяснение этому противоречию Скрижаль видел в том, что во «Втором рассуждении» Руссо высказался на тему, предложенную в 1754 году той же Дижонской академией.  Поощрённый академиками пятью годами раньше, Руссо продолжал идеализировать жизнь дикарей, вероятно в надежде получить ещё одну премию.

 

344

*

Продолжая во «Втором рассуждении» излагать свои мысли о происхождении государств и о последствиях, к которым привело их появление, Руссо пишет, что расслоение общества породило смуты, и человечество оказалось на краю гибели.  Тогда богачи, чтобы обезопасить себя и своё состояние, решили превратить своих противников в защитников: они без труда убедили легковерных земляков, что народу нужны повелители и судьи.  И тёмный люд, думая, что обретает свободу, согласился и поспешил отдать себя в рабство.  Из сказанного, Руссо заключил, что государство возникло и существует для защиты интересов богачей:

 

II Таково было или должно было быть происхождение общества и законов, которые наложили новые путы на слабых и придали новые силы богатым, безвозвратно уничтожили естественную свободу, навсегда закрепили закон собственности и неравенства, превратили ловкую узурпацию в незыблемое право и ради выгоды нескольких честолюбцев обрекли весь человеческий род на труд, рабство и нищету.

 

В качестве доказательства того, что объединение полудикарей для совместной жизни явилось несчастьем, Руссо указал на кровопролитные войны: с возникновением государств люди стали истреблять друг друга тысячами.

В гражданском обществе всё притворное — и честь, и дружба, и добродетель; пороки лежат в самой основе управления государством; дух общества и неравенство, которое порождает государство, изменяют к худшему, портят естественные наклонности человека, уверяет Руссо.  Последнего предела неравенство достигает при деспотизме.  Повсюду, где он царит, не может быть и речи о нравственности; деспотизм пожирает всё, что видит хорошего и здорового.

Во «Втором рассуждении» Руссо заявил, что если правитель нарушает условия договора, заключённого между ним и народом, договор может быть расторгнут: народ должен иметь право отказаться от своих обязательств.  Как будто испугавшись сказанного, он тут же заговорил по-иному: поскольку правительствам нужна более прочная основа, чем один только разум, божественная воля вмешалась и придала власти монархов священный и неприкосновенный характер, что отняло у подданных пагубное право распоряжаться ею.  Далее речь Руссо опять приобретает наступательный характер, и он пророчит падение деспотии: власть, некогда основанная на законах, превратилась во власть неограниченную; правители привыкли считать себя собственниками государства, а сограждан — своими рабами; в странах, где происходят такие беззакония, наступают времена смут и бедствий, которые неизбежно приведут к переворотам.  «II Деспот остаётся повелителем лишь до тех пор, пока он сильнее всех, но как только он может быть изгнан, у него нет оснований протестовать против насилия», — утверждал Руссо.  Тем самым он фактически повторил то, что сказал Дидро в «Энциклопедии», в статье «Политическая власть».  Свержение деспота с престола и даже его убийство Руссо представил как закономерное действие, но в этом пассаже назвал самодержца султаном.

В одном из примечаний ко «Второму рассуждению» прозвучало обращение к людям, которые могут обходиться малым и хотят исцелить свою душу, развращённую цивилизацией: Руссо призвал их идти в леса, чтобы не видеть преступлений современников и чтобы не стремиться к познаниям, которые влекут за собой пороки, — и таким образом вернуть изначальную невинность.  А всем остальным, включая себя, он посоветовал укрепляться в добродетелях.

 

345

*

В 1754 году Руссо ещё раз поменял вероисповедание — перешёл в протестантство.  Свой поступок он объяснил в «Исповеди» желанием быть истинным гражданином Женевы.  Из его слов следует, что он предпринял этот шаг, поскольку собирался вернуться на родину.  Однако Руссо остался во Франции.  Здесь же, в «Исповеди», он сообщил, что изменил свои планы из-за Вольтера, который обосновался около Женевы: «II.8 Я понял, что этот человек совершит революцию, что вернувшись в свою страну, я встречу там тот же тон, дух и нравы, которые заставили меня бежать из Парижа...».  В письме Вольтеру, датированном 17 июня 1760 года, он прямо заявил: «Я не люблю вас, месье: вы причинили мне зло, наиболее чувствительное из возможных, — мне, вашему ученику и почитателю.  Вы погубили Женеву в благодарность за гостеприимство, которое вы там встретили... Именно вы делаете моё пребывание на родине невыносимым...».  И затем он добавил: «Я вас ненавижу».

Хотя Руссо в «Исповеди» несколько раз сказал, что никогда не испытывал чувства ненависти, он на страницах этой книги признался в ненависти не только к Вольтеру, но и к Мельхиору Гримму, и к аристократам, и ко всем хитрецам; он пишет, что избегает говорить о людях, которых ненавидит, сообщает, что ненавидит латынь, ярко-красный цвет, темноту, титулы, нужду, притеснения, угнетателей и другие вещи.  В январе 1762 года в письме Кретьену де Мальзербу Руссо высказался о ненависти ко всему высшему сословию: «Я ненавижу знать, их сословие, их жестокость, их предрассудки, их мелочность и все их пороки, и я ненавидел бы их ещё больше, если бы меньше их презирал».

Руссо питал злобу к Вольтеру не только потому, что Вольтер посмеялся над его «Рассуждением о происхождении и основаниях неравенства между людьми», — Вольтер в письме, отправленном ему 30 августа 1755 года, съязвил: «Никогда ещё не было применено столько остроумия, чтобы убедить нас превратиться в зверей.  Когда читаешь вашу книгу, хочется опять ходить на четвереньках».  Одной из главных причин неприязни Руссо к сáмому дерзкому из вольнодумцев Европы было стремление Вольтера организовать театральные представления в Женеве, где их запрещали.  Руссо не сомневался в том, что Вольтер являлся автором значительной части нашумевшей энциклопедической статьи Д’Аламбера «Женева», в которой прозвучало пожелание основать в Женеве театр.  Руссо высказал своё возмущение этим пожеланием в 1758 году в «Письме к Д’Аламберу», известном также как «Письмо о зрелищах».

 

346

*

«Письмом к Д’Аламберу» Руссо окончательно отмежевался от Дидро и энциклопедистов.  В этом послании он горько посетовал о том, что сотрудничал с издателями Энциклопедии и что его имя стоит рядом с именами других её авторов.  Призвав своих соотечественников не допустить открытия театра в Женеве — не совершить самый опасный шаг, который им советуют предпринять, — Руссо пояснил, что он тем самым защищает важную истину и выполняет свой долг перед родиной.

На более чем ста страницах книжного текста Руссо рассуждает о том, чем опасен театр.  Зрелища могут быть полезны только развращённому народу, а если народ хорош, то они вредны; распалив одну страсть, они пробуждают тысячу других.  Именно безудержная страсть к театру погубила Афины, уверяет Руссо.  Комедию он заклеймил за то, что насмешка, которую он назвал излюбленным оружием порока, подавляет любовь к добродетели.  Не лучшего мнения Руссо был и о трагедии.  Несколько слезинок зрителей в театре ещё ни разу не породили ни одного гуманного поступка, категорично заявил он; ремесло актёров связано с распущенностью и безнравственностью; оно считается позорным во всех странах, а самих актёров везде презирают, доказывает Руссо; значит, они того достойны и их нельзя допускать в страну, заключил он.

Руссо предостерёг земляков, что основание театра в Женеве породит смуту, которая поставит под угрозу свободу граждан и сможет привести к изменению образа правления в республике; всего каких-нибудь два года существования театра — и всё пойдёт вверх дном.  Женевцам и всем счастливым народам Руссо посоветовал собираться под открытым небом, устраивать спортивные соревнования, танцы и ограничиться самыми невинными зрелищами.  «Воткните посреди площади шест, украшенный цветами, соберите там людей и устройте праздник», — поучает он.

В «Письме к Д’Аламберу», так же как в двух «Рассуждениях», где Руссо выступил с нападками на цивилизацию, Скрижаль встретил много парадоксальных высказываний.  Больше всего его поразили признания Руссо, что в течение десяти лет жизни в Париже он регулярно, в любую погоду, ходил в театр, и что очарован Расином, и что не пропустил по своей воле ни одного представления Мольера.

 

347

*

Суждения Руссо никак не вязались между собой и расходились с его поступками.  В течение всей жизни он стремился быть подальше от людей и поэтому уехал из Парижа. «II.9 Я чувствовал себя созданным для уединения и деревни», — сообщил он в «Исповеди».  Тем не менее в «Письме к Д’Аламберу» Руссо категорично заявил: «Самый порочный человек — тот, кто отдаляется от других больше всех, кто сосредотачивает своё сердце на самом себе».  Скрижаль удивлялся и тому, каким образом человек, убеждённый в порочности самоанализа, мог написать «Исповедь» — книгу рассуждений исключительно о себе и своих переживаниях объёмом более пятисот страниц.

В «Письме к Д’Аламберу» Руссо утверждал, что мужчины должны встречаться с женщинами лишь время от времени, а не жить с ними, потому что превращаются в женщин.  Противореча себе, он чуть дальше по тексту назвал брак первой и самой священной из всех общественных связей.  Руссо сформулировал эту мысль в 1758 году, когда жил с Терезой уже больше десяти лет, но не считал нужным вступать с ней в брак.  В «Письме к Д’Аламберу», адресованном широкой публике, он предостерегал читателей, что чрезмерная любовь — будь то любовь к женщине, к отцу, к матери, к друзьям, к родине или человечеству — опасна; лучшим из людей он назвал того, кто делит свои привязанности поровну между всеми ближними.  И это говорил человек, которого, по его словам, пожирала потребность любить.  «В счастье и в наслаждении мне надо было всё или ничего», — поведал он в девятой книге «Исповеди».  Обхаживая замужних женщин, Руссо терял голову.  Но это не помешало ему в том же «Письме к Д’Аламберу» осудить соблазнителей за неуважение к супружеской верности.

Жан-Жак Руссо, который отдавал в воспитательный дом каждого из своих появлявшихся на свет детей, написал роман «Эмиль, или О воспитании», где он поучал читателей, что нужно делать для правильного развития ребёнка.  Оправдывая в «Исповеди» свой переход из католичества в протестантство, он говорил, что Новый завет один для всех христиан и что различие в догматах не имеет значения, однако в «Общественном договоре» заявил, что каждый честный человек должен отречься от католичества, и охарактеризовал христианство в целом как вредный культ.  Руссо восхищался государственным устройством республиканской Женевы и прославлял свободу её граждан, но после того как Малый совет Женевы в 1762 году постановил сжечь его «Эмиля» и «Общественный договор», он в «Письмах с горы», раскритиковал власти Женевы и заявил, что все его соотечественники живут в рабстве.

Столь же противоречивыми были и самохарактеристики Руссо.  «II.10 ...Я всегда считал и теперь считаю, что я, в общем, лучший из людей», — между прочим заметил он в «Исповеди».  В «Мечтаниях одиноко гуляющего» Руссо назвал себя самым чувствительным и самым любящим из созданий.  Он сообщил и о своей сверхчеловеческой выдержке: «1 ...Несчастный смертный, но бесстрастный, как сам Бог».  Эти самовосхваления рядом с другими признаниями, которые также не делали ему чести, заставляли думать о нездоровой психике Руссо.  Он действительно страдал манией преследования; он то и дело давал волю слезам по самым разным поводам; он паниковал и видел повсюду врагов.  В «Мечтаниях», перед тем как сравнить себя по степени выдержки с Богом, Руссо признался, что происки бывших друзей довели его до исступления.  «II.11 От природы вспыльчивый, я подвержен порывам гнева, который в первые моменты доходит до ярости», — сказал он в «Исповеди», а закончил её словами, которые наводят на мысль о шизофрении: «II.12 Я объявляю во всеуслышание и без страха, что всякий, кто даже не прочитав моих произведений, рассмотрит своими глазами мой нрав, характер, мои манеры, мои склонности, мои удовольствия, мои привычки и посчитает меня нечестным человеком, тот заслуживает виселицы».

 

348

*

Скрижаль задумался над тем, почему труды Руссо, в которых столько много неувязок, стали настольными книгами французских революционеров, — и он вспомнил суждение Дидро о том, что не так уж сложно написать священную книгу: достаточно наполнить её как можно большим числом противоречивых высказываний, и тогда каждый — и святой, и злодей — сможет выбрать то, что ему по душе.  Потратив немало времени на поиски того пассажа, Скрижаль нашёл его в «Записках» Дидро, составленных для Екатерины II, — во «Втором добавлении о религиозных убеждениях»; и теперь он занёс этот замечательный фрагмент записей Дидро в свой архив:

 

Нет ничего, чему священная книга не могла бы послужить доказательством — изречениями или примерами. Здесь соединены мудрость и безумие, правда и ложь, порок и добродетель, средства для убийства доброго короля и злого короля, для спасения и уничтожения нации. Не знаю, возьмусь ли я сочинять священную книгу, но знаю, что её поэтика должна быть непонятной и возвышенной, мудрой и глупой, внушающей то доверие, то ужас, — полной противоречий.

 

Революционерам действительно было из чего выбирать в трудах Руссо: в его книгах можно найти, что частная собственность — и самое большое зло, и самое священное из прав граждан; он и славословил христианство, и осуждал; он считал свободу одним их главных достояний человека, но при этом говорил о необходимости принуждать людей к свободе с помощью силы.

 

349

*

Главный труд Руссо «Об Общественном договоре, или Принципы политического права» был издан в 1762 году в Амстердаме.  Скрижаль нашёл в этой книге много здравых мыслей и увидел значительно меньше, чем ожидал, демагогии и противоречий.  Используя идеи Локка и Монтескьё — теоретиков оптимального государственного устройства, Руссо порассуждал здесь о том, как достигнуть такого счастливого баланса сил.  Где явно, а где между строк он призвал народы изменить существующий порядок вещей — добиться всеобщего блага, самыми важными составляющими которого Руссо назвал свободу и равенство.  Именно этот труд стал главным учебником для вождей Французской революции.

Захватив внимание читателя острым зачином: «I.1 Человек рождается свободным, но повсюду в оковах», Руссо пообещал, что разрешит эту проблему.  Поскольку люди не могут больше оставаться в естественном состоянии — не могут жить порознь, нужно создать такой порядок совместной жизни, который защитит личные интересы и имущество граждан.  Для этого необходим общественный договор, заявил Руссо, и он сформулировал сущность такого соглашения: «I.6 Каждый из нас передаёт свою личность и все свои полномочия верховному руководству общей волей, и каждый становится неотделяемой частью целого».  Это коллективное целое становится юридическим лицом, государством, а объединяющиеся граждане — народом.  Так как люди, вступающие в договор, принимают на себя обязательства на одних и тех же условиях, они должны пользоваться и одинаковыми правами.

Потеряв свою естественную свободу, каждый член политического организма приобретает гражданскую свободу.  Но подчиняя себя всем, гражданин не подчиняет себя никому в отдельности.  Он — и носитель верховной власти наряду с другими гражданами, и подданный, поскольку живёт по установленным законам — следует общей воле.  Общая воля не всегда бывает единодушной.  Она определяется путём подсчёта всех голосов.  Того, кто отказывается ей следовать, государство приводит к законопослушанию.  Руссо пояснил: «I.7 ...Это означает не что иное, как принуждение быть свободным; таково условие, которое даёт каждому гражданину страны гарантию от любой личной зависимости, — условие, которого требует работа политической машины...».  Высказывание Руссо о подневольном выборе свободы звучало ещё более нелепым, чем уверение Августина в необходимости принуждать людей к добру.  Некоторое пояснение к словам о принуждении к свободе Скрижаль нашёл в следующей главе «Общественного договора», где Руссо дал определения свободы и рабства: «I.8 ...Подчинение простому порыву желания — это рабство, а повиновение предписанному закону — свобода».

 

350

*

В отличие от гражданина, берущего на себя ряд обязательств, народ в целом не подчиняется ни одному закону, поскольку сам устанавливает их и при необходимости меняет; для народа не обязателен даже сам общественный договор, продолжает Руссо.  Иного рода соглашение, в котором одна сторона выговаривает себе неограниченную власть и предписывает другой стороне абсолютное повиновение, является в корне противоречивым: словá «рабство» и «право» взаимно исключают друг друга; сила не создаёт права. Если же народ просто обещает кому-то повиноваться, он перестаёт быть народом.

Утверждая, что путь к равенству в обществе лежит через установление равного для всех уровня благосостояния, Руссо признаёт, что достаток всех граждан не может быть абсолютно одинаковым.  Тем не менее к этому необходимо стремиться.  Богатство приводит к продажности людей, и поэтому его, так же как нищету, допускать нельзя:

 

II.11 Хотите упрочить государство? Тогда по возможности сблизьте крайности: не терпите ни богачей, ни нищих. Эти два слоя общества, неразделимые по самой природе, одинаково губительны для общего блага; из одного выходят сторонники тирании, а из другого — тираны. Между ними всегда идёт торг свободой народа; одни покупают, а другие продают.

 

 

Руссо обвинил современников в том, что они пекутся больше о своих доходах, чем о свободе.  Сделав небольшой экскурс в историю Древнего мира, он сначала заметил, что древние греки, имевшие в услужении рабов, не были алчными людьми и заботились только о своей свободе, а затем обратился к народам земли со словами, в которых слышится призыв сбросить оковы: «III.15 ...У вас нет рабов, но вы сами рабы».

 

351

*

В третьей книге «Общественного договора», в главе о правительстве, Руссо пояснил, что законодательная власть в государстве принадлежит народу в целом, а исполнительная власть, напротив, не может принадлежать всем.  Те лица, которые обладают правами исполнительной власти — будь то король или магистрат, — являются не господами народа, а его служителями, чиновниками, причём временными.  Именно народ учреждает правительство и если считает нужным, может видоизменять его, ограничивать в правах и лишать полномочий.  При этом Руссо оговорил, что коренные реформы государственного строя опасны; к ним нужно прибегать лишь тогда, когда образ действий исполнительной власти становится несовместимым с общим благом.

Рассматривая и сопоставляя разные виды правления, Руссо назвал демократию в некоторых смыслах непригодным строем, потому что одни и те же люди создают и исполняют законы.  В монархиях, где успеха достигают интриганы и плуты, рано или поздно всё становится продажным; монархическое правление хуже республиканского, потому что республики идут к своим целям более последовательно.  Собственно, в чистом виде ни одна из этих трёх форм правления не существует, уточнил Руссо: в каждом встречаются элементы других, и каждое в разных случаях может быть и лучшим, и худшим.  По его убеждению, индикатором степени добротности государственного устройства должно служить то, насколько общественные заботы граждан стоят выше личных.

 

352

*

На последних страницах «Общественного договора» Руссо высказался о том, какое место в государстве занимают религиозные культы и вера.  «IV.8 Теперь, когда больше нет и не может быть исключительной национальной религии, мы должны терпеть все, которые терпимы к другим, если только их догматы не противоречат обязанностям гражданина.  Но тот, кто осмелится сказать, что вне церкви нет спасения, должен быть изгнан из государства...» — пояснил он.  Однако прежде чем сделать этот вывод, вроде бы дружественный по отношению к приверженцам всех культов, Руссо так раскритиковал христианство, что представил его несовместимым с гражданским долгом: христианство принесло в мир самый жестокий деспотизм и проповедует лишь рабство; христиане созданы, чтобы быть рабами; им не важно, хорошо или дурно обстоят дела здесь, на земле; если бы общество истинных христиан существовало, оно не было бы уже человеческим обществом; жители такой страны, занятые исключительно небесными делами, были бы разбиты и уничтожены раньше, чем успели бы опомниться.  Руссо заявил, что законы христианства приносят для государственного устройства больше вреда, чем пользы.

Помимо религий, которые имеют обрядовую сторону богопочитания, существует чисто гражданская религия; она заключается в соблюдении определённых правил общежития и в вере в самые простые догматы, указал Руссо.  Он перечислил эти положения: «IV.8 Существование могущественного, разумного, благодетельного, предусмотрительного, всеобъемлющего Божества и будущей жизни; счастье праведных и наказание нечестивых; святость общественного договора и законов».  Государство может изгнать из своих пределов каждого, кто не верит в эти догматы, а нарушители установлений гражданской религии должны быть казнены: «IV.8 Если же кто-либо, публично признав эти догматы, ведёт себя так, будто не верит в них, пусть он будет наказан смертью; он совершил величайшее преступление: он солгал перед законом».

Скрижаль подумал, что если бы Жан-Жаку Руссо довелось осуществлять пропагандируемые им принципы государственного устройства, — а вероятность его руководства такими преобразованиями на Корсике действительно была, — то при его неуравновешенности, нетерпимости, больном воображении и мании преследования он по количеству казнённых инакомыслящих мог бы посоревноваться с Кальвином.  Возможность такого хода событий подтверждали хвалебные слова Руссо о заслугах женевского реформатора: «II.7 Те, кто считают Кальвина только богословом, мало знают о степени его гениальности. [...] Какие бы перевороты ни произошли со временем в нашей религии, пока любовь к отечеству и свободе не погаснут среди нас, память об этом великом человеке никогда не перестанет быть благословенной».  Здесь же, в «Общественном договоре», Руссо восславил и Макиавелли — «честного человека и хорошего гражданина» — за просвещение народов.

У Скрижаля сложилось впечатление о Руссо как дилетанте в вопросах политики, экономики, права и обществознания.  Идеализируя тёмный угнетённый люд, он страстно зазывал его в светлое будущее и заразил стремлением к воздушным замкам.

 

353

*

Руссо умер в июле 1778 года в возрасте шестидесяти шести лет.  Он не дожил до тех бурных событий, когда многие из его наставлений стали осуществляться.  Найденный им ключ к работе политической машины оказался в руках его приверженцев, которые сумели поставить общественные интересы — в том виде, в каком они понимали нужды народа, — выше личных интересов граждан: революционеры заставили соотечественников повиноваться предписанному закону с помощью силы.  Если бы Руссо дожил до тех дней, возможно и его принудили бы к свободе в крайней степени принуждения: ему отсекли бы голову на гильотине, как случилось это с тысячами очевидцев и участников тех трагических событий, включая самих вождей революции.  А те французы, которые избежали насильственной смерти и не покинули страну, сменили одни оковы на другие.






____________________


Читать следующую главу


Вернуться на страницу с текстами книг «Скрижаль»


На главную страницу