Ростислав Дижур. «Скрижаль». Книга 3. Псевдо-Дионисий
___________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________
Псевдо-Дионисий. — Неизвестный христианский писатель.
Время его жизни не установлено и датируется предположительно концом V — началом
VI столетия. Авторство своих сочинений он приписал греку Дионисию, которого
обратил в христианство апостол Павел.
Впервые эти книги попали в руки богословов в 532 году. В
собрании литературных памятников средневековой церкви Востока они стоят
особняком из-за наличия в них как мистических спекуляций, так и философских
мыслей.
Одним из тех учёных
мужей, которые оставили комментарии к текстам Псевдо-Дионисия, был Максим
Исповедник, пострадавший в VII
веке за свою веру. Имя Дионисия — одного из учеников апостола Павла, а также
высокий авторитет Максима Исповедника в христианском мире способствовали тому,
что эти трактаты попали в круг догматического богословия.
*
Одним из результатов столкновения незашоренной философской
мысли и догматического мышления — вроде бы взаимоисключающих подходов к
пониманию действительности — стало появление богословствующих философов, или же
философствующих христиан. Сколь бы
искренними ни были взгляды тех интеллектуалов, которые крестились, на их образ
мыслей безусловно повлиял тот факт, что приобщение к церкви свидетельствовало
также о лояльности человека по отношению к властям. Законопослушные искатели истины склонялись к
принятию христианства ещё и потому, что независимые философские суждения
фактически оказались в Средиземноморье под запретом.
Тенденция к сближению представлений неоплатоников с
вероучением христиан наметилась в V веке у некоторых александрийских
философов. Так неоплатоник Синезий около
410 года был даже избран епископом Птолемаиды — города в северной Африке. До крещения, он в течение ряда лет учился в
Александрии у Гипатии, которую называл гениальным преподавателем философии. В его недолгой жизни было много потерь. Точная дата его смерти неизвестна, но скорее
всего, Синезий, очень восприимчивый человек, имел несчастье дожить и до того
трагического дня, когда толпа фанатиков-христиан буквально растерзала Гипатию
на части. Синезия донимали и внутренние
противоречия. С одной стороны, он
восторженно принял Иисуса Христа и считал себя грешником, из-за того что
воспитан вне церкви. С другой стороны,
Синезий, даже будучи епископом, не соглашался с положениями церковных догматов
о конечности мира и о воскресении мёртвых, о чём он честно сообщил в письме
александрийскому патриарху Теофилу.
Неоплатоник V века Немезий занимал пост епископа в
финикийском городе Эмесе. Христианином
был и философ Иоанн Филопон, который писал комментарии к трудам Аристотеля и
Порфирия. Но так же как Синезию, Иоанну
Филопону было тесно в рамках церковной догматики. Трёхипостасного Бога Филопон понимал как трёх
разных богов, причём в Иисусе он отрицал наличие человеческой природы, а
признавал только божественную.
В недолгой истории того, как неоплатоники V‒VI веков
стремились примирить философию и христианство, наиболее яркий след оставил
неизвестный автор, который обнародовал свои труды под именем Дионисий.
*
Книги Псевдо-Дионисия показались
Скрижалю значительно интереснее сочинений отцов церкви, но менее весомыми, чем
трактаты неоплатоников, из которых этот неизвестный автор очень многое
позаимствовал. В этих книгах каким-то
странным образом уживались мистические построения, восхваление церковных
догматов и пытливая философская мысль.
Хотя Псевдо-Дионисий считал себя правоверным христианином, его суждения
зачастую выходили за пределы вероучения церкви, которое сложилось к V‒VI
векам. Именно в своеобразном отступлении
от христианской догматики, в сомнительной каноничности его трактатов Скрижаль
увидел причину того, что талантливый, оставшийся неизвестным автор этих книг
предпочёл скрыть своё настоящее имя и выдал свои сочинения за труды одного из
современников и учеников апостола Павла.
Этот подлог оставался нераскрытым вплоть
до ХV столетия. К тому времени церковь
успела свыкнуться с мыслью, что тексты Псевдо-Дионисия вполне согласуются с её
вероучением. Таким образом, неизвестный
автор добился своей цели: он расширил пределы христианского богословия за счёт
сдвига этих границ как в область мистики, так и в область философии, и потому
его трактаты оказались соответствующими церковным канонам.
*
В Новом Завете
есть одно упоминание о греке, которого звали Дионисий. Согласно Книге Деяний, апостол Павел во время
своего второго миссионерского путешествия побывал в Афинах, где выступил перед
членами ареопага с изложением основ христианского вероучения. Когда Павел на этом собрании заговорил о
грядущем воскресении мёртвых, члены ареопага посмеялись над ним и не захотели слушать его
дальше. И всё же некоторые жители Афин
поверили чужестранцу. «17.34 ...Среди них — Дионисий Ареопагит, и женщина по имени
Дамарь, и другие с ними», — сообщает Книга Деяний.
Скрижаль пришёл к выводу, что неизвестный христианский
писатель, который предпочёл скрыть своё имя, попытался, видимо, сократить огромную духовную дистанцию, разделявшую
интеллектуально бесплодное христианское богословие, занятое мелочными спорами,
и плодовитое движение философской мысли, фактически запрещённое к тому
времени. Уловку Псевдо-Дионисия —
придание всем своим текстам ореола новозаветной древности — Скрижаль объяснял
ещё одной причиной. Он попытался
представить, что произошло бы, если б этот философствующий мистик обнародовал
свои труды под собственным именем.
Церковь уже столько раз сотрясали распри из-за появления вольнодумцев,
что каждая новая мысль в богословии вызывала у доктринёров если не раздражение,
то крайнюю настороженность. Заметным
уклоном как в сторону мистики, так и в сторону философии автор этих трактатов
скорее всего нажил бы себе немало могущественных врагов; его, возможно,
отлучили бы даже от церкви и сослали в какую-нибудь глухомань. Судя по всему, он хорошо это понимал и потому
усыпил бдительность церковных чинов тем, что датировал свои труды веком
становления христианства и приписал их авторство одному из учеников апостола
Павла.
*
Признанию книг Псевдо-Дионисия
вполне правоверными во многом способствовали комментарии к ним Максима
Исповедника — известного церковного авторитета и непримиримого борца за свои
религиозные убеждения. Сама трагическая
судьба Максима явилась красноречивым комментарием к сомнительному с точки
зрения нравственности выбору того христианского писателя, который утаил своё
имя, благодаря чему остался в стороне от внутрицерковных споров. Если Псевдо-Дионисий для распространения
своих взглядов обманул церковь и тем самым сохранил себе жизнь, то Максим за
честность, за нежелание подстраивать свою веру под требования времени жестоко
поплатился.
К середине VII века церковь
раздирали горячие споры о том, пребывает ли в Иисусе одно естество или два,
одна воля или две. В пылу этой борьбы
римский папа провозгласил константинопольского патриарха низложенным, а патриарх
в свою очередь ответил папе выпадом против Римской церкви. И в 648 году очередной император в очередной
раз издал указ о вере, в котором повелел богословам прекратить все нападки друг
на друга. Этот декрет запрещал осуждать
кого-либо за прошлые и настоящие воззрения по поводу количества энергий и воль
в Иисусе. Максим отказался повиноваться
этому императорскому указу — и был обвинён в государственной измене. Его бросили в тюрьму, а затем отправили в
ссылку. Однако такое наказание дерзкому
богослову показалось в столице недостаточно суровым. В 662 году Максима привезли в
Константинополь. Его и папу Мартина,
замученного к тому времени до смерти, местный собор предал анафеме. Этот церковный суд отдал Максима на расправу
гражданским властям, как впоследствии стала делать инквизиция. Правоверные христиане, в служебные
обязанности которых входило истязание единоверцев, исполняя приказ, сначала до
полусмерти выпороли Максима, — а ему было уже как минимум семьдесят пять лет, —
и свирепо избили двух его учеников.
Затем ему отрезали до основания язык и отсекли правую руку. То же самое мучители проделали с двумя его
учениками. Искалечив Максима, его опять
отправили в ссылку, далеко на восток, в район Кавказских гор, где в том же 662
году он и умер.
*
Максим Исповедник был не первым из тех
книгочеев, которые оставили свои комментарии к трудам Псевдо-Дионисия. Но случилось так, что с течением времени все
эти толкования разных авторов переписчики стали объединять и обозначать как
принадлежащие исключительно Максиму. В
этих сносках Скрижаль находил порой даже бóльшую глубину мысли, чем в
комментируемых фразах. В таких случаях
он понимал, что эти пояснения принадлежат Максиму, который не только знал и
любил философию, но был одним из самых сильных философских умов христианского
Востока. Тем не менее многочисленные
примечания в сочинениях Псевдо-Дионисия показались Скрижалю по большей части
излишними. Они по объёму, кажется, превосходят
сами эти сочинения и только отвлекают внимание от хода мысли автора.
В толкованиях, которые сопровождают
труды Псевдо-Дионисия, не раз встречаются уверения, что сказанное этим мужем в
точности соответствует церковной доктрине.
«Удивительно хорошо и правильно научает он всем догматам», —
звучит в примечании. А в тех случаях,
когда Псевдо-Дионисий подаёт повод к подозрениям в чрезмерном свободомыслии,
Максим или другой комментатор старается своими разъяснениями как бы ввести
сказанное в рамки вероучения церкви.
Так, в случаях, когда автор философствует о божественном и о Промысле,
комментарий поясняет, что эти суждения относятся к Троице и к Иисусу. В пятой главе трактата «О мистическом
богословии» Псевдо-Дионисий говорит о том, что Причина всего недоступна для
человеческого восприятия, — она не является ни душой, ни умом, ни духом, ни
сыновством, ни отцовством; и комментатор тут же начинает одно из своих
пространных пояснений словами: «Да не смутит тебя эта глава, и да не
подумаешь ты, что богохульствует этот божественный муж». Авторы примечаний как бы христианизируют Псевдо-Дионисия,
хотя он в этом не нуждается: он убеждён в правоте каждого слова Священного
Писания, в необходимости строгой церковной субординации и называет христианство
единственно истинной религией.
О том, чтобы как можно меньше смущать
крещёных читателей, позаботился и сам Псевдо-Дионисий. В своих сочинениях он прибегнул к тому же
приёму, который использовал Иисус.
Христианский законоучитель в своих проповедях уверял слушателей, что не
привносит в учение Моисея ничего нового, а просто трактует иудеям их Закон. Псевдо-Дионисий также внушал читателям, что
он не собирается выходить за рамки традиционного богословия. Он то и дело указывает на каноничность своих
взглядов и очерчивает пределы знаний сведениями, которые сообщают библейские
тексты. «1.1 Совершенно ведь не подобает быть
столь дерзким, чтобы говорить или составлять себе какое-то представление о
сокровенной божественности, кроме того, что открыто нам в Священном Писании», — пишет он в сочинении «О
божественных именах». Комментарий
Максима на этот пассаж звучит столь же категорично: «Ведь в богословии не
подобает смело дерзать, но чтя божественное, надлежит с целомудренным помыслом
следовать должному, произнося и делая предметом разъяснений только то, что
изречено о Боге в Писании».
*
На мировоззрение Псевдо-Дионисия большое влияние оказали
труды Платона, Плотина и неоплатоников.
В его книгах Скрижаль нашёл немало сравнений, которые встречаются в
эннеадах Плотина и в трактатах Прокла, но выспренний слог этих книг заметно
отличается от спокойного тона рассуждений философов античности и выдаёт
склонную к мистике религиозную натуру.
Следуя за Плотиным, Псевдо-Дионисий пишет о проникновении
божественных энергий во всё и каждое.
При этом он называет Бога не только единым, но и Предсуществующим,
Сверхначальной Причиной всего, Абсолютным Благом, пределом всякой
упорядоченности, жизнью всего, что живёт.
В трактате «О божественных именах» Псевдо-Дионисий разъясняет, что Бог
выше того, что занимает самую высокую ступень в иерархии всего существующего: «1.1 Подобно тому как для чувственного неуловимо умственное,
а для наделённого обликом невидимо простое и не имеющее образа, [...] так, согласно той же закономерности, беспредельная
сверхсущность превосходит сущности и так сверхинтеллектуальное единство
превосходит интеллекты».
Бог является ничем, утверждает Псевдо-Дионисий. Он обосновал свою точку зрения в духе
Плотина: причина всего запредельна всему, включая время и даже вечность. По меркам ортодоксии он в этом труде
высказался о Боге очень дерзко: «5.4 ...Его не было и не будет, Он не возникал и не возникнет;
вернее, Его даже нет, но Он является сущностью вещей, которые существуют».
Порядок творения мира в богословских
текстах Псевдо-Дионисия также представлен близким к философским взглядам Плотина
и неоплатоников. Первопричина содержала
в себе всё существующее: всё то, что возникло, было до своего проявления
хранимо в Боге, как в некой всеобъемлющей глубине. Вслед за Плотиным Псевдо-Дионисий говорит не
о творении мира, а о выступлении первоначала вовне. В конечном же счёте всё существующее
возвращается в Бога, но стремится к Богу по-разному: лишённое чувств —
инстинктами сохранения жизни, наделённое чувствами — чувственно, обладающее
разумом — сознательно. Бог приобщает к
себе всё существующее и тем самым соединяет всё собой.
*
Скрижаль переживал за Лену и боялся за неё. Ему хотелось знать, смогла ли она справиться
со своей болью. Его желание унять её
страдания было в немалой степени эгоистичным: усмирение её чувств успокоило бы
его тоже. Но Лена больше не
звонила. Сам связаться с ней он не мог,
но даже если бы мог, этим только разбередил бы её душевную рану. Скрижаль мысленно просил у Лены прощения,
просил её беречь себя и надеялся, что она его слышит.
*
В трактатах Псевдо-Дионисия Скрижаль обнаружил главы, которые
настолько разнятся по направленности и глубине мысли, что в какой-то момент
засомневался в принадлежности этих трудов одному и тому же человеку. В сочинении «О небесной иерархии» автор
повествует о небесных силах и описывает строгий порядок подчинения низших
категорий этих бестелесных сущностей высшим.
Он пишет об этом с такой степенью убеждённости в знании излагаемого
предмета, как мог бы зоолог после долгих лет изучения жизни диковинных бабочек
классифицировать различные их виды.
Подобные умствования при ещё более сложных отношениях между
божественными силами Скрижаль встречал в трактатах Прокла. Но неоплатоники, и Прокл в частности, в
описании иерархии божественных сил оперировали такими, по большей части
отвлечёнными, понятиями, как сущность, жизнь, ум, предел, беспредельное,
смешанное, душа, и они судили об отношениях между этими божественными началами
на основании умозаключений. У
Псевдо-Дионисия же надмирную организацию составляют некие сакральные сущности,
а саму божественную иерархию он преподнёс читателю как достоверно известное ему
мироустройство, которое всем людям нужно принять безоговорочно, без
разъяснений.
Согласно Псевдо-Дионисию, небесная иерархия состоит из трёх
уровней сил. На каждом из них обитают три
типа бестелесных сущностей, причём они также различаются между собой по степени
приближённости к Богу. К первому,
высшему уровню небесной иерархии Псевдо-Дионисий отнёс престолы, херувимы и
серафимы. Далее, среднее звено этой
незримой лестницы, ведущей к Богу, составляют по степени старшинства —
господства, силы и власти. А низшая
небесная триада включает в себя начала, архангелов и ангелов. Таким образом, автор назвал девять разрядов
небесных сущностей. При описании этого
чиноустановления он ссылается на письма апостола Павла.
В посланиях Павла Скрижаль
действительно встретил упоминание о началах, властях, силах, господствах и
престолах, но из контекста следовало, что Павел имел в виду вполне реальные,
земные власти, а не духовные сущности.
Псевдо-Дионисий в своих мистических построениях отталкивался от текста
Послания к Ефесянам, где Павел сказал, что Бог воскресил Иисуса из мёртвых и
посадил его по правую сторону от себя — «1.21 Выше всякого начала, и власти, и силы, и
господства, и всякого имени из имён не только этого века, но и будущего»;
то есть Бог поставил воскресшего Иисуса правителем над всеми земными
властями. Псевдо-Дионисий увидел в этой
фразе перечисление небесных сущностей. И
за чтением Послания к Римлянам апостола Павла нужно было очень захотеть, чтобы
уловить мистику в словах о том, что никакая сила не может воспрепятствовать
Божьей любви, ничто — «8.38‒39 ...Ни смерть, ни жизнь, ни ангелы, никакие
начала и силы в настоящем и в будущем, никакие выси и глубины, никакое другое
создание». Такое желание было,
видимо, естественным для экзальтированной натуры этого философствующего
богослова.
Из сообщения Оригена следует, что в III веке о небесной
иерархии, выстроенной Псевдо-Дионисием, ничего не знали даже в Александрии — в интеллектуальном
центре христианского мира. Тем не менее
в трактате «О Началах» Ориген упомянул о силах, которые Павел перечислил в
Послании к Ефесянам, как неких небесных существах: «II.11.7 Апостол Павел сообщает, что существа этого рода
многочисленны, но каковы они и чем отличаются между собой, об этом мы не можем
даже предположить из-за бессилия нашего разума».
*
Поскольку каждая небесная сила включает в себя все свойства
тех сил, которые по иерархии стоят ниже её, все эти девять небесных чинов
принято обобщённо называть ангелами — по имени самого низшего из них, заметил
Псевдо-Дионисий. Ангелы не испытывают
чувств, они представляют собой явления разума; причём сила их ума такова, что
умственные способности человека нужно рассматривать как слабое отражение силы
их интеллекта. Общее же количество
сверхмировых сущностей, которые составляют эту девятиступенчатую иерархию,
превосходит не только число живущих на земле людей, но и саму меру чисел,
уверяет Псевдо-Дионисий.
Согласно мироустройству, описанному в сочинении «О небесной
иерархии», престолы — высшие из божественных чинов первого уровня — получают
энергию и знания непосредственно от Бога, а сущности каждого последующего чина
воспринимают божественную благодать от предшествующих им небесных сил:
13.3 Высшие существа, познавшие Бога первыми
и стремящиеся к Божественной добродетели прежде других, удостаиваются также
быть обладателями силы и энергии в подражании Богу, насколько это достижимо; и
сами они, насколько это возможно, благодетельно возвышают до равенства себе те
существа, которые следуют за ними, посредством передачи своего великолепия, а
те, в свою очередь, — подчинённым...
Несмотря на мистический характер этой надмирной субординации,
цель стремлений бестелесных разумных существ, так же как цель, надлежащую
людям, Псевдо-Дионисий видел в том, что указал ещё Пифагор и затем передал
Платон в диалоге «Теэтет», где Сократ произнёс фразу о необходимости посильного
уподобления Богу. При всех расхождениях
во взглядах между философами античности большинство из них именно таким образом
определяли главный ориентир всех устремлений человека. «3.2 Цель иерархии — уподобление по мере возможности Богу
и соединение с ним...» — утверждает автор трактата «О небесной
иерархии». Он, а за ним и Максим в своих
комментариях, по сути повторили ещё одно положение из сказанного неоплатониками
о процессах эманации и
возвращения к первоначалу: целью небесных существ Псевдо-Дионисий назвал не
только личное уподобление Богу, но и содействие такому же стремлению со стороны
тех разумных особей, которые в небесной иерархии стоят ниже.
*
Согласно Псевдо-Дионисию, иерархия охватывает всё
мироздание. За Богом, пребывающим надо
всем, и чинами разумных бестелесных сил следуют порядки тех разумных существ,
которые обладают телами. Ещё дальше от
Бога находятся особи, принадлежащие к животному миру, и наконец, неживые
объекты.
Человек по классификации Псевдо-Дионисия относится к разумным
телесным сущностям. Людьми руководят
ангелы. Они возводят по этой
божественной лестнице вверх каждого из тех, кто сами стремятся к Богу. В отличие от того мистического чиноначалия,
которое автор усмотрел в небесных сферах, иерархия в мире людей у него вполне
земная: она соответствует церковной градации клира. Так, за последним, низшим порядком небесных
сил, который занимают ангелы, следует высший церковный чин — чин иерархов. Ступенью ниже иерархов находятся иереи, они
же — пресвитеры, а ещё ниже — литурги, они же — диаконы. Дальнейшей градации разумных телесных особей
Скрижаль не обнаружил в сочинениях Псевдо-Дионисия, но по логике автора
следовало, что следующий за чином диаконов порядок старшинства отдан христианам
без какого-либо звания, а последнюю ступень в иерархии человечества занимает,
должно быть, весь остальной некрещёный люд.
*
На вопрос, познаваем ли Бог, Псевдо-Дионисий по
установившемуся в церкви убеждению дал отрицательный ответ. Он не раз говорит о непостижимости Бога — о
том, что природа Творца превосходит всякий смысл и любой разум. «1.4 Если все отрасли знаний принадлежат тем, кто
существуют, и если их познавательные возможности относятся к существующему
миру, то находящееся за пределами существования должно также находиться за
пределами всех знаний», — рассудил он в сочинении «О божественных
именах». Более того, согласно
Псевдо-Дионисию, людям недоступны даже те знания, которые касаются небесной
иерархии ангелов.
Церковный догмат о непознаваемости Бога и суждение древних
философов о главной цели человеческой жизни — о необходимости уподобиться Богу
и соединиться с ним, — казалось бы невозможно совместить; ведь если Бога нельзя
познать, то сомнительной представляется и возможность уподобиться ему. Псевдо-Дионисий попытался сгладить это
противоречие, описав несколько способов приближения к познанию Бога. Объяснение одного из них у него практически
совпадало с суждением Прокла и по сути восходило к Плотину: Прокл говорил о
возможности судить о едином благодаря тому превышающему знание единому, которое
находится в самóм человеке. В
трактате «О божественных именах» Псевдо-Дионисий высказался о познании Бога
через незнание, якобы превышающее способности разума:
7.3 И
существует также божественнейшее познание Бога, осуществляемое через незнание
путём превосходящего разум единения, когда разум, отключившись от всего существующего
и затем оставив даже самого себя, соединяется с ослепительными лучами, будучи
от них и в них озарённым недоступной исследованию глубиной Мудрости.
В одном из комментариев на вторую главу этой книги Максим
заимствованными у Дамаския суждениями пояснил, что неведение, о котором говорит
Псевдо-Дионисий, это не то неведение, которое идёт от необразованности, а то,
которое связано с познанием: оно представляет собой тот вид нерассуждения,
причиной которого является нахождение в единстве. «...Пребывая в единстве, мы не знаем, что
не знаем... Пребывая в этом неведении, мы становимся образом Существующего
прежде всех», — добавил Максим. Таким образом, получается, что уподобление
Богу и единение с ним всё же достижимо, а способ познания Сверхначального через
незнание служит и способом приближения к нему.
Тому, кто уходит за пределы чувственного мира в умозрительные
сферы, земные способности просто не нужны, утверждает в этом же трактате
Псевдо-Дионисий: «4.11 Когда наша душа
движима духовными энергиями к духовному, наши чувства вместе с тем, что они
воспринимают, и наши умственные силы становятся излишними…». Максим в комментарии не только существенно
расширил смысл этого пассажа, но и поставил освобождение от умозрений
непременным условием единения человеческой души с Богом. Согласно Псевдо-Дионисию, определённой
степени богопознания можно также достичь уяснением того, что связано с теми
созданиями, которые хранят в себе образ Творца.
Действенным средством восхождения к Богу
является и молитва, поучал Псевдо-Дионисий.
«3.1 Устремим
же себя молитвами, глядя вверх на Божественные благотворные лучи, как если бы
сияющая бечева простиралась с неба вниз до земли и мы взбирались бы по ней,
перехватывая её попеременно руками...» — призвал он читателей в том же трактате «О божественных
именах». Вторая глава его сочинения «О
мистическом богословии» так и называется: «Как подобает соединяться со всеобщей
и всё превосходящей Причиной и восхвалять её».
Ответ на этот прямой вопрос прозвучал в тексте несколько туманно, но
суть сказанного такова, что восхождение к Богу достигается посредством
неведения и молитвы.
*
Людям дано право выбора, и от
самогó человека зависит, воспринимает ли он исходящую от Бога силу и в
какой степени её усваивает, утверждает Псевдо-Дионисий. Хотя сама эта сила едина, проста и никогда не
ослабевает, она даёт о себе знать всем разумным существам по-разному —
соответственно способностям каждого к её восприятию. Прибегая к излюбленному сравнению Плотина и
неоплатоников, Псевдо-Дионисий сопоставил это действие Бога на людей с
солнечным лучом, который в прозрачное вещество проходит беспрепятственно и
сияет сквозь него, тогда как в более плотную материю луч проникает слабее.
В иерархическом устройстве
мира, очерченном Псевдо-Дионисием, отношения разумных особей с Богом носят
индивидуальный характер. Поэтому вполне
логично, что в посягательстве на свободу чьих-либо религиозных взглядов он
видел насилие не только над личностью, но и над самой природой:
4.33 ...Мы не принимаем мнения многих доверчивых людей о том, что
Промысл должен вести нас к добродетели даже против нашей воли. Ведь Промыслу
свойственно не вредить природе, а сохранять природу как целого, так и отдельных
лиц. Предусмотрев свободу и независимость каждого человека, он обеспечивает её
и в общем, и в частном...
Это признание Псевдо-Дионисия в
трактате «О божественных именах» Максим прокомментировал с упоением: «Прекрасно
опроверг он мысль тех, кто говорят, что следовало бы нам и против воли,
принудительно быть хорошими, — это ведь означало бы растление нашей сущности,
так как лишило бы нас свободы воли».
Хотя Псевдо-Дионисий не вступал
в спор с учителями церкви, сказанное им противоречило убеждениям Августина и
Иоанна Златоуста о допустимости насильного привлечения заблудших к добру. Именно такой способ отстаивания своих
взглядов — уважительно, без нападок на оппонентов — Псевдо-Дионисий внушал в
письме иерею Сопатру. Он призвал Сопатра
не хулить веру тех, чьи суждения кажутся неверными, а защищать истину так,
чтобы её нельзя было опровергнуть. В
письме к Поликарпу Псевдо-Дионисий заметил, что всё прикидывающееся истинным
рано или поздно будет изобличено, поэтому незачем и бороться с теми, кто
заблуждаются. «...Хорошо понимая это,
я не слишком усердствую, чтобы отвечать эллинам и другим, — заключил он. —
Мне достаточно — и дай Бог! — прежде самомý постичь истину, а потом,
познав, подобающим образом говорить о ней».
Из тех доводов богословов, которые Скрижаль встречал, эта мудрая точка
зрения представляла собой наиболее достойное из объяснений, почему лучшие умы
церкви не оспаривают воззрения философов.
*
Наиболее значимыми в трудах Псевдо-Дионисия — значимыми по
весомости философской мысли — Скрижаль нашёл рассуждения о природе зла. Ход мыслей Псевдо-Дионисия вроде бы не
отличался оригинальностью: он разделял довольно распространённое среди
философов толкование зла как лишённость блага, а также принимал общую для
платоников мысль о том, что зло порождается волей человека. Тем не менее именно тексты Псевдо-Дионисия,
точнее размышления над ними и комментариями Максима, окончательно уверили
Скрижаля в том, что зло — явление не физического, а нравственного порядка, что
обиталище зла находится не в материальном мире, а в душе человека.
*
Рассмотрению вопроса о природе зла посвящена значительная
часть труда Псевдо-Дионисия «О божественных именах», где зло определяется как
недостаток, оскудение либо знания, либо веры, либо желания, либо энергии
добра. Зло — это отсутствие полноты
благ, оно возникает не от силы, а от слабости; в отличие от добра, которое
происходит от единой всеобщей причины, зло проистекает от многих частичных
оскудений; зло подобно болезни, которая является не чем иным, как нарушением
порядка в работе организма, пишет Псевдо-Дионисий. Следуя за неоплатониками, он утверждает, что
чистого зла не существует вовсе, а то зло, что есть в мире, несёт в себе
какую-то долю добра и лишь поэтому даёт о себе знать. К тому, что Псевдо-Дионисий сказал о зле,
Максим добавил весомый комментарий, созвучный словам Цельса, которые
процитировал Ориген. Зло существует
только в субъекте, пояснил Максим; оно в субъекте появляется и вместе с
субъектом погибает, тогда как добро имеет свою природу и существует без
субъекта, само по себе.
Зло способно на что-либо только благодаря тому, что оно как
бы подмешивается к добру, внушает читателям Псевдо-Дионисий. Сказав, что зла без добра не бывает, он
сделал очень дерзкий для правоверного христианина вывод: зло причастно добру. Псевдо-Дионисий на этом не остановился, а
довёл мысль до логического конца; зло правит свои дела божественной силой —
других сил просто не существует, уверяет он.
«4.20 Превосходство величия силы добра таково, что оно даёт силу
даже тем вещам, которые испытывают недостаток в нём, и позволяет им восполнить
этот недостаток. И уж если смело говорить
правду, даже то, что борется с Ним, существует и борется Его силой», — заявил Псевдо-Дионисий в сочинении «О божественных
именах». То есть зло борется с добром
силой добра. Из сказанного следует, что
и те злодеи, которые убивают праведников, и сам дьявол, который по вероучению
христиан противостоит Богу и является властелином ада, делают своё дело Божьей
силой.
Не называя имён философов и богословов III‒V веков, что
выдало бы его подлог, Псевдо-Дионисий категорически отверг убеждение Плотина о
том, что зло находится в материи. Он
разделял точку зрения платоников и Оригена, усматривая зло исключительно в
сфере нравственности. Скрижаль
переосмыслил его суждение о том, что зло присуще лишь разумным особям, и уяснил
эту мысль в более строгой формулировке: зло возникает там, где кончается
предопределённость, обусловленная физическими законами, и появляется свобода
выбора.
*
Дочитав последнюю
страницу тома Псевдо-Дионисия, Скрижаль задумался над тем, какое место занимают
труды этого автора в истории духа человечества.
Ответ не был очевидным. Что-то
мешало Скрижалю назвать эти трактаты философскими сочинениями. Проанализировав свои сомнения, он понял,
чтó его смущало. Природа истинной
философской мысли, стремящейся понять действительность без оглядки на мнения
обывателей и без боязни осуждения со стороны общепризнанных авторитетов, никак
не совмещалась в его представлении с подлогом Псевдо-Дионисия — с тем, что этот
христианский писатель выдал свои тексты за труды ученика апостола Павла.
«Нет, ты, пожалуй, не
прав, — подумал Скрижаль. — Это мог быть просто литературный приём. Платон ведь тоже вложил свои мысли и суждения
других философов в уста Сократа и других участников диалогов». Однако Скрижаль понял, что сопоставление фальсификации
Псевдо-Дионисия с манерой письма Платона было неправомерным. Платон не утаивал своего авторства и не
стремился обеспечить признание своим убеждениям за счёт приписывания своих
сочинений какому-то древнему мудрецу.
То обстоятельство, что
Псевдо-Дионисий ни разу не упомянул имени ни одного из тех философов, у кого он
позаимствовал значительную часть своих взглядов, Скрижаль поначалу воспринял
как неизбежное условие сокрытия этого обмана: современник апостола Павла никак
не мог сослаться на воззрения Плотина, Ямвлиха, Сириана, Прокла, которые
появились на свет гораздо позже новозаветных событий. Но Скрижаль понял, что этот неизвестный
христианский писатель своим подлогом бессознательно или же намеренно пытался
исказить историческую правду: выбранным литературным приёмом он попытался
убедить читателей в том, что ещё в I веке некий воцерковленный муж высказал
много глубоких мыслей, которые философы последующих столетий бессовестно
приписали себе. Даже если сам
Псевдо-Дионисий считал этот подлог вполне безобидным, элементарная этика
требовала от него упомянуть в своих текстах хотя бы имя Платона, осветившего
многие из рассмотренных им вопросов. Тем
не менее он не сделал
даже этого, как будто никогда не слышал имени основателя Академии. И всё же нравственная порча Псевдо-Дионисия,
которую Скрижаль не сразу разглядел в факте приписывания авторства сочинений
ученику апостола Павла, была самой лёгкой формой того тяжёлого недуга церкви, который ещё
задолго до рождения этого писателя стал проявляться в нетерпимости к
иноверцам, в высокомерии, в утверждении своей правоты силой и в преследовании
инакомыслящих.
*
Казалось бы, Максим
Исповедник — человек, который так жестоко пострадал за свою честность, — мог
хотя бы упомянуть те труды неоплатоников, из которых он сам столь очевидно и
столь много позаимствовал. Однако Максим
в комментариях не только не ссылался ни на кого из греческих философов, но и
обвинял их в плагиате. В предисловии к
сочинениям Псевдо-Дионисия, где Максим уверяет читателей в принадлежности этих
трудов тому самому Дионисию, он заявил, что афинские философы, и особенно
Прокл, воспользовались мудростью этого человека и присвоили его суждения
себе. Причём вместо того чтобы
обосновать эти обвинения, Максим спрятался за слова историка церкви Евсевия,
которыми закончил своё предисловие:
Как свидетельствует Евсевий, епископ Кесарии Палестинской,
никто — ни из наших единоверцев, ни из наших противников — не может отрицать,
что не только теперь, но и до Христова пришествия было обычным делом для
приверженцев внешней философии воровать нашу премудрость.
Где Максим нашёл у Евсевия такую фразу — Скрижаль не знал; в
«Церковной истории» он подобное высказывание не обнаружил; но Скрижаль мог с
большой степенью вероятности предположить, что под воровством философов Евсевий
имел в виду расхожую среди церковных писателей придумку о том, что Платон
позаимствовал свои суждения у Моисея. Во
всяком случае, Евсевий в «Церковной истории» не раз сослался на «Строматы» александрийского
богослова Климента, который обозвал эллинских философов ворами и разбойниками,
— Климент привёл в «Строматах» абсолютно нелепые доводы, пытаясь показать, что
и Пифагор, и Платон, и Аристотель, и Эпикур почерпнули свои знания из
Пятикнижия. Максим, видимо, не совсем
потерял стыд и посовестился пересказывать эти небылицы.
*
Тот факт, что Псевдо-Дионисий даже не упомянул имён мудрых
людей, которым был обязан своим духовным ростом, а также злобные нападки
Максима Исповедника на философов ярко характеризовали Скрижалю нравственный
уровень обоих этих богословов. Их боязнь
показаться чем-либо обязанными философам античности шла от присущей церкви
ограниченности, от слепой, не подлежащей обсуждению веры в то, что именно
христианство сумело разгадать самую
сокровенную тайну мироздания, — что именно христианство открыло человечеству
действительное положение дел в мире.
Именно об этом заявил Псевдо-Дионисий в трактате «О божественных
именах»:
7.4 Главные учителя нашего Божественного богословия ежедневно
умирают за истину, свидетельствуя каждым словом и делом, что единственное в
своём роде знание истины, которым обладают христиане, есть самое простое и
божественное из всех знаний, или скорее, это единственная истина и одно простое
знание Бога.
Такая категоричность Псевдо-Дионисия и велеречивое
восхваление догматов церкви, якобы совпадающих с его собственными взглядами,
также мешали Скрижалю назвать автора философом.
В прочитанных книгах он увидел мутацию мысли, которая появилась на свет
в результате тайного, неестественного союза философии и богословия. Трактаты Псевдо-Дионисия, как понимал теперь
Скрижаль, были последними жизнеспособными чадами, порождёнными церковной
догматикой.
____________________
Вернуться на страницу с текстами книг «Скрижаль»