Ростислав Дижур. «Скрижаль». Книга 3. Прокл

___________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

 

 

 

 

 

Прокл. — Один из самых выдающихся представителей неоплатонизма. Родился в 412 году в Константинополе. После нескольких лет учёбы в Александрии он отправился в Афины, где учился у Плутарха, а затем у Сириана. Около 450 года Прокл стал во главе Академии Платона. Он продолжил работу Сириана по систематизации взглядов и развитию того направления философии, которое получило название неоплатонизм. Умер в 485 году в Афинах.

Прокл был очень плодовитым автором. Он написал около пятидесяти трактатов. Третью их часть составляют комментарии на диалоги Платона. Прокл откомментировал также эннеады Плотина, «Начала» Эвклида, поэмы Гомера, Парменида и Гесиода. Среди его сочинений есть работы на разные философские темы, трактаты по математике и астрономии, религии и теургии. Прокл сочинял и гимны. Из всех этих трудов сохранилось меньше половины. Самые значительные из них — «Комментарий к “Тимею”», «Комментарий к “Пармениду”», «Теология Платона» и «Первоосновы теологии».

 

471

*

Последний этап развития неоплатонизма прошёл в Афинах.  В начале V столетия здесь во главе Академии Платона стоял Плутарх, которого называют Плутарх Афинский, чтобы не путать с Плутархом из Херонеи.  После его смерти Академию возглавил Сириан.  Из многочисленных трудов этих мужей почти ничего не уцелело.  Судя по сохранившимся свидетельствам, Плутарх и Сириан продолжали развивать философские идеи Платона и Плотина в духе Ямвлиха, причём Плутарха больше интересовала теургия, а Сириана отличало то, что он очень тонко детализировал и толковал идеи Платона и Плотина, зачастую уходя при этом в область заумных спекуляций.  Прокл называл Сириана «наш вождь», но именно он, Прокл, занял в ряду поздних неоплатоников самое видное место.

 

472

*

После знакомства с трудами первых неоплатоников Скрижаль решил, что с появлением эннеад Плотина философия античности достигла вершины своего многовекового развития.  После Плотина, как показалось ему, философские искания всё больше приобретали налёт мистики, мифологизма и религиозности, что подорвало трезвость мысли и ослабило её силу.  За чтением трудов Прокла Скрижаль понял, что поспешил с выводами.  Хотя в этих трактатах он тоже нашёл много спекулятивных суждений о разных чинах божественной иерархии и расположении в ней древнегреческих богов, Скрижаль увидел, что Прокл в своих обобщениях достигал порой высот, ещё не освоенных философами.  Отталкиваясь главным образом от работ Платона, Плотина и Сириана, этот мощный проницательный ум детально обрисовал в своих трудах незримый строй мироздания и сформулировал закономерности, присущие божественной среде.

 

473

*

О жизни Прокла известно из рассказа его ученика Марина.  «2 Я думаю, что он был самым счастливым из всех тех людей, которых на протяжении веков считают счастливыми», — писал Марин о Прокле.  Биографическому очерку о своём учителе он даже дал двойной заголовок: «Прокл, или О счастье».  По свидетельству Марина, Прокл отличался высокими духовными качествами — добротой, справедливостью, мужеством, скромностью, благородством, остротой ума, общительностью и умеренностью во всём.  При этом Прокл был наделён и крепким здоровьем, и красотой, и необыкновенно хорошей памятью.  Материальных затруднений он тоже не испытывал, поскольку его родители были состоятельными людьми.

Отец Прокла занимался в Константинополе адвокатурой.  Сразу после рождения мальчика родители увезли его на свою родину, в Ликию, которая находилась в юго-восточной части Малой Азии.  В поисках знаний юный Прокл отправился в Александрию.  Поначалу он пошёл по стопам отца: изучив римское право, он стал юристом и несмотря на молодость, снискал в Александрии репутацию хорошего адвоката.  Но Прокл быстро охладел к юриспруденции.  Он увлёкся риторикой и добился больших успехов, однако оставил и это поприще ради занятий философией.  Хотя Проклу в ту пору не было и двадцати лет, его не удовлетворила степень осведомлённости александрийских учителей в философии, и он отправился в Афины.  Здесь Прокл ещё застал в живых Плутарха и проучился у него два года.  Умирая, Плутарх передал заботу об этом талантливом молодом человеке своему преемнику на посту главы Академии — Сириану.

 

474

*

К двадцати восьми годам, как сообщает Марин, Прокл являлся автором многих философских сочинений.  А спустя десять лет — около 450 года, когда Сириана уже не было в живых, — Прокл возглавил Академию.  Он преподавал и занимался административными делами Академии, принимал активное участие в общественной жизни Афин и обращался с посланиями к правителям других городов, помогал делами и деньгами друзьям, родственникам, гражданам Афин и приезжим.

Спал Прокл очень мало.  Он три раза в день молился Солнцу — на восходе, в полдень и на закате, — часто совершал ночные обряды и бдения, постился и очищался священнодействиями.  Никто, по словам Марина, так не заботился о воздаянии долга умершим, как Прокл:

 

36 Ни при каких обстоятельствах он не пренебрегал принятыми обрядами, и ежегодно в установленные даты он посещал могилы аттических героев, философов, его друзей и знакомых; обряды, предписанные религией, он выполнял не обращаясь к помощникам, а лично. Выполнив этот долг благочестия по отношению к каждому из них, он шёл в Академию и там в определённом месте обетами и молитвами призывал души предков, всех вместе и отдельно; после этого в ином месте он с другими совершал возлияния в честь тех, кто занимались философией. А затем этот праведный муж отправлялся в третье особое место и приносил жертвоприношения всем душам умерших.

 

Прокл отмечал праздничные дни, принятые у разных народов.  Причём праздники служили ему поводом не для отдыха или чревоугодия, как пояснил Марин, а для молитв и песнопений.  Прокл пояснял, что философ должен быть священнослужителем не только города или какой-то группы людей, но всего мира в целом.

Борьба христианских властей с приверженцами древних культов оставила след и в судьбе Прокла.  По счастью, этот след оказался не кровавым.  Прокл до поры пренебрегал грозившей ему опасностью и продолжал жить так, как считал нужным.  Но недруги ополчились против него, и ситуация, о подробностях которой Марин не рассказал, достигла критического накала.  Прокл уехал в Малую Азию, в Лидию, но спустя год вернулся в Афины.

Несмотря на чрезвычайную занятость, Прокл был необыкновенно плодовитым автором: его продуктивность, по сообщению Марина, составляла не менее семисот строк в день.  И трудам Прокла повезло гораздо больше, чем сочинениям других древних авторов: многое сохранилось.

 

475

*

Первой книгой Прокла, которую Скрижаль сумел найти, оказался «Комментарий к “Пармениду”».  Прочитав первые сто страниц и увидев развёрнутые аллегорические толкования пассажей из Платонова диалога «Парменид», Скрижаль засомневался, нужно ли тратить время на изучение трактатов этого философа.  Надуманные и заумные пояснения Прокла очень напоминали приёмы комментаторов Священного Писания, увлечённых какой-то своей идей и дающих библейским сюжетам самые фантастические объяснения.  Чуть ли ни каждое слово из «Парменида» Прокл толковал таким образом, чтобы оно доказывало справедливость убеждений неоплатоников и его собственных воззрений.  Кроме того, Прокл необычайно многословен.  Хотя «Комментарий к “Пармениду”» сохранился не полностью, а уцелевшая его часть содержит разбор лишь первых двадцати страниц «Парменида», она по объёму в тридцать с лишним раз превосходит комментируемый текст.  Но дочитав том до конца, а затем прочитав «Теологию Платона» и «Первоосновы теологии» Прокла, Скрижаль понял, насколько беднее был бы его кругозор, если бы он не открыл для себя этого замечательного философа.

Прокл заставил Скрижаля по новому посмотреть на литературное наследие Платона: Скрижаль увидел, что многое упустил за чтением «Парменида» и других диалогов основателя Академии.  В трактатах Прокла он обнаружил также свидетельство дальнейшего развития античной философии.  Он понял, что ошибался, когда полагал, что к V веку Западная цивилизация, которая деградировала после принятия христианства, уже увлекла за собой в интеллектуальную тьму средневековья и всё то, что противилось такому ходу событий.  В трудах Прокла проступало новое интересное ви́дение главных законов мира.

Скрижаль теперь жалел, что смог прочесть только три из уцелевших сочинений Прокла.  На русский язык эти книги были переведены совсем недавно, впервые в истории России; к тому же они вышли мизерным тиражом.  По ссылкам и комментариям специалистов Скрижаль мог судить, что отношение к литературному наследию Прокла в России немногим отличалось от внимания к нему в других, тоже вроде бы цивилизованных странах.  Этот факт ярко характеризовал мир, в котором большинство людей вообще не читали книг, а читающую публику занимали главным образом приключенческие романы.  Сочинения же философов, которые побуждают к размышлению над главными законами мироздания, современников Скрижаля не интересовали.  Вот и Прокл даже пятнадцать столетий спустя после смерти оставался практически неизвестным человечеству.

 

476

*

В «Теологии Платона» Прокл обобщил и систематизировал все свои комментарии к отдельным диалогам Платона.  Говоря о цели этого труда, он заметил, что общих рассуждений в науке о богах недостаточно, и поэтому всё то, что Платон сказал символически, диалектически и боговдохновенно, необходимо проверить с помощью логических рассуждений.  И Прокл взялся за это дело.  «I.2 ...Перед нами предстанет единый, законченный строй богословия Платона со всей заключённой в нём истиной...» — пообещал он.

Согласно сложившейся у неоплатоников системе взглядов, Прокл считал философию Платона божественным откровением и называл её боговдохновенной.  Он мог в чём-то не соглашаться с Плотиным, Амелием, Порфирием, Ямвлихом, но Платон, по его убеждению, ошибаться не мог.  И если Платон устами своего литературного героя Сократа говорит, что каждая из непорочных душ в движении по небесному кругу созерцает справедливость, рассудительность и знание, то значит эти три начала добродетелей там безусловно располагаются.  Как не подлежащие сомнению Прокл воспринимал также откровения из книги «Халдейские оракулы» и интеллектуальное наследие орфизма: по его уверению, теология Платона вполне согласуется с этими источниками знаний.

 

477

*

После Платона о разных аспектах общемирового циклического процесса говорили все философы античности, но у Прокла Скрижаль увидел такие взгляды логически выстроенными.  Судить о степени их оригинальности он не мог, потому что труды непосредственных учителей Прокла и других неоплатоников не сохранились.  Но мощный систематизаторский талант Прокла не оставлял сомнений в чрезвычайной силе его ума.  Он обрисовал строй мироздания в динамике — в целом и в деталях — подобно тому, как естествоиспытатель описывает сложные физические процессы с помощью математических выкладок.

 

478

*

В «Пармениде» Платона прозвучал парадоксальный вывод.  Предположив, что единое существует, герой диалога сначала указал на ряд следствий, вытекающих из этого допущения, — в частности на то, что единое не движется и не изменяется, что оно не причастно времени и не находится нигде, — а затем подвёл итог: если эти выводы справедливы — если единое лишено всех признаков существующего, — то о нём нельзя даже сказать, что оно есть.  Иными словами, если единое существует, то оно не существует.

В «Комментарии к “Пармениду”» Прокл рассмотрел эту часть диалога Платона фразу за фразой и разъяснил суть этого парадокса.  Единое как начало всего, как первая причина не только предшествует существованию, но и обособлено абсолютно от всего, даже от всякой силы и энергии; оно лишено каких бы то ни было свойств и не обладает своеобразием.  В «Теологии Платона» Прокл высказался об этом по-другому: «II.10 ...Что бы ты ни приписал единому, ты тем самым его принизишь, ведь в конечном итоге представишь его не как единое-само-по-себе, а как нечто вторичное, и оно будет уже не просто единым, но чем-то другим, обладающим чем-то или сопричастным чему-то».

Фразу из второго письма Платона о первоначале: «...Всё тяготеет к нему, и всё совершается ради него», и слова апостола Павла о Боге из Послания к римлянам: «11.36 Всё из Него, через Него и к Нему» — Прокл принимал без мистического и религиозного подтекста.  Исход всего существующего из первопричины и возвращение всего к первопричине — это строгий непреложный закон, который лежит в основе мироздания, считал он.  В «Теологии Платона» Прокл сформулировал этот закон так: «II.6 Всё пребывает, исходит и возвращается к единому».

Эманация, как называли неоплатоники явление нисхождения, представляет собой процесс возникновения новой сущности, которая отличается от породившей её причины.  А возвращение — третья стадия общемирового цикла сглаживает различия, объединяет все вещи с предметом их стремления — с единым.  Причём порядок эманации диктует единое; возвращение же инициирует не оно, а само возвращающееся к нему.

Единое проявляется во всём существующем, в чём-то больше, в чём-то меньше; одно ближе к нему по сути, другое дальше, но с единым соединено всё, и соединено вечно.  Всё получает от него не только своё существование, но и свою долю блага.

 

479

*

В «Теологии Платона» Прокл пояснил, почему Платон называл первопричину по-разному: в «Пармениде» — единым, а в «Государстве» — благом.  Не следует считать, говорит Прокл, что Платон в этих диалогах ведёт речь о двух началах.  Как первая причина всякого множества, как причина выхода всего за свои пределы, это — единое, а как предмет стремления, как цель всех целей, это — благо, поскольку именно благо влечёт к себе всё существующее.

Таким образом, всё мироздание со всеми его незримыми и видимыми сферами представляет собой по Проклу кругооборот сил, в котором всё эманирует из единого, создавая в этом нисхождении многоликую действительность; и всё то, что возникает в процессе этого естественного творения, стремится вернуться к началу — к высшему для всего и влекущему к себе благу.  Скрижаль вспомнил, что мысль о подобной цикличности мировых процессов — о том, что бог является целью всех стремлений в качестве блага, — он встретил в трудах Аристотеля.  Только возвращение божественных сил к самомý богу Аристотель едва обозначил, и бог выступает у него устроителем вселенной не в качестве единого, а в качестве разума.

Поясняя употребление разных названий для первопричины, Прокл подчёркивает, что вообще говоря, ни единым, ни благом, ни отцом называть первого бога тоже не следует из-за его невыразимого и непознаваемого превосходства.  Первоначало исключено из всякого рода знаний, а имена «единое» и «благо» к нему применяют из-за того, что оно дарует нечто всему существующему; люди используют слово «единое» просто для того, чтобы ссылаться на единство, свойственное им самим, заметил Прокл.  «VII.50к Любое постижение — и знание, и мнение, и ощущение — есть постижение чего-то следующего за единым, а не самогó единого», — разъяснил он в «Комментарии к “Пармениду”».

В «Теологии Платона» Прокл заключил, что всему эманирующему остаётся только молчать о первоначале: «II.9 Поскольку ничто вторичное не может ни познать его, ни обсуждать с помощью речи, является ли оно причиной существующих вещей или же порождает их, нам следует в молчании чествовать его неизречённую природу, эту совершенную беспричинную причину, предшествующую всем причинам».  Эта глава второй книги «Теологии» заканчивается словами: «Значит, если бы существовала речь о невыразимом, она никогда не прекратила бы опровергать саму себя».  Несмотря на такое уверение, Прокл на множестве страниц своих книг философствует о непостижимом, невыразимом начале, и Скрижаль получил большое удовольствие от этих вроде бы опровергающих себя суждений.

 

480

*

Скрижаль подумал, что если бы Платон, а вслед за ним и Прокл были последовательными до конца, то они замолчали бы гораздо раньше и не заявляли бы о непознаваемости единого для всего существующего, потому что само такое утверждение о непознаваемости единого является претензией на положительное знание о едином, и выходит, в какой-то степени опровергает себя.

 

481

*

Приняв доказательства Платона о непознаваемости единого для всего существующего, Прокл сделал вывод о невозможности для людей понять и то, знает ли единое само себя.  Однако та божественность, которая проистекает из единого, знает всё, даже находящееся в чувственно воспринимаемом мире.  Это положение Прокл обосновывал тем, что эманация всех божественных сил направлена не вовне, а в самó эманирующее начало.  Поэтому каждая порождающая божественная сущность знает всё происходящее в ней, включая и то, причиной чего она является.  «IV.958 ...Познающее в этом случае, пребывая в себе и ведая лишь себя, знает также всё; оно не нуждается ни в ощущении, ни во времени, ни в науке, чтобы познавать ощущаемое», — сказал Прокл в «Комментарии к “Пармениду”».  Мышлению порождающего божественного начала открыто всё, что касается порождённого им.

 

482

*

Ограниченность знаний о едином обусловлена именно его природой, а не интеллектуальным бессилием тех пытливых натур, которые стремятся постичь его, разъяснял Прокл.  Он соглашался с Платоном, что все знания человечества касаются сведений о мире, в котором люди живут.  О высших же началах человек может судить лишь опосредованно, по вторичным признакам и настолько, насколько ему дано.  Прокл вовсе не считал, что сообщаться с единым можно только в процессе его постижения с помощью разума.  Эту точку зрения он аргументировал тем, что с первоначалом соединено абсолютно всё, даже то, что не причастно к знанию.  Кроме того, размышлять о едином просто невозможно, — в нём нет ничего такого, что могло бы стать для людей предметом мысли, уточнил Прокл.

Непознаваемым и невыразимым является не только само первоначало, но и единство с ним всех вещей.  Существование богов постижению тоже не поддаётся.  Сказав об этом в «Теологии Платона», Прокл сослался на известное утверждение Аристотеля о том, что подобное познаётся подобным.  Чувственные восприятия не могут послужить такому познанию, поскольку божественные сущности обособлены от всех тел, а размышления заняты всевозможными вещами и лишены той целостности, которая отличает существование богов; постижение божественного невозможно по той причине, что божественное в процессе эманации предшествует разуму, и значит обособлено от него, пояснил Прокл.

Скрижаль обратил внимание на то, что роль разума в представлениях философов античности с течением веков понижалась.  Аристотель считал разум высшим началом мироздания, Плотин — вторым, следующим за единым, а Прокл, продолжая идущую ещё от Ямвлиха традицию, полагал разум уже третьим чином умопостигаемого мира.  Если же отсчёт в многоуровневой иерархии божественных сил Прокла вести от первопричины — от запредельного, от единого, — то разум оказывался четвёртым началом.

 

483

*

И всё-же путь к высшим знаниям и к единению с первоначалом открыт для людей, утверждал Прокл.  Поскольку с единым так или иначе соприкасается всё, людям дано судить о нём благодаря его подобию, которое находится в каждом человеке.  Прокл сформулировал эту мысль в «Теологии Платона»: «I.3 В нас есть всё, но духовно, и поэтому нам по природе дано познавать все вещи, побуждая заключённые в нас силы и образы».

Отталкиваясь от сказанного Платоном о максимально возможном для людей познании первопричины, Прокл указал путь к такой, высшей степени познания: «VI.1081 ...Необходимо пробуждать единое в нас»; только наиболее божественным в себе человек может приблизиться к постижению единого.  По сути об этом же говорил и Плотин.

Когда душа обращается к себе самой и раскрывает собственную сущность, она способна идти в этом поиске ещё дальше.  Если это происходит, душа обнаруживает в себе сначала разум, а затем начинает созерцать и богов.  Роль надёжного проводника на пути восхождения души Прокл видел в философии, и особенно в том мировоззрении, которое Сириан почерпнул из литературного наследия Платона.  «1 Философия такого рода была открыта людям во благо — вместо изваяний, вместо храмов, вместо самогó богослужения вообще и как средство к спасению для ныне живущих людей и тех, кто появятся на свет в будущем», — заявил Прокл во введении к трактату «Комментарий к “Пармениду”».  И всё же философия, по его мнению, способна поднять строй души только до определённых высот.  Подобно тому как пределом для всякого поступательного движения оказывается остановка, так пределом всех рассуждений является единение, а для восхождения души — покой.  Достигнув цели, душа становится единой и единственной.

 

484

*

В «Теологии Платона» Прокл начинает и несколько раз возвращается к разговору о том, что всё восходит и соприкасается с первыми действующими причинами с помощью веры, истины и любви.  Видя в философии средство приобщения к истине, а значит и средство возвышения души, он придавал вере и любви большее значение.  «V.1081 Восхождение и спасение для души осуществляется при помощи любви», — сказал Прокл в «Комментарии к “Пармениду”».  Но вместо пояснений он ограничился упоминанием о крыльях, имея в виду известное сравнение Платона, который в диалоге «Федр» уподобил душу упряжке двух крылатых коней.  А в «Теологии Платона» Прокл согласился с «Халдейскими оракулами» в том, что к единению с божественным приводит вера, причём веру он напрямую связывал с религиозной практикой — с теургией.  О зависимости между силами веры и любви, которые необходимы душе для её приобщения к единому, Скрижаль в этих трактатах ничего не нашёл.

 

485

*

В духе сложившихся у неоплатоников традиций Прокл считал, что в мировом кругообороте сил существуют различные уровни божественного, и он детально их описал, полагаясь на тексты диалогов Платона.  Единое в этой божественной иерархии является непосредственной причиной существования умопостигаемых богов, которые дают жизнь умопостигаемо-интеллектуальным богам, а те, в свою очередь, — интеллектуальным.  Особенности каждого из этих трёх чинов богов Прокл изложил в «Теологии Платона» в трёх отдельных книгах, начиная с третьей по пятую.  Шестая книга, посвящённая околокосмическим богам, оказалась последней, но не потому, что именно этими богами, согласно Проклу, завершается эманация высших сил.  По некоторым ссылкам последних неоплатоников известно, что седьмая книга «Теологии Платона» существовала, она просто не сохранилась, но весь труд скорее всего остался недописанным.  Все неоплатоники, включая Прокла, считали, что за околокосмическими богами в этом непрерывном процессе творения следуют внутрикосмические боги, затем — божественные души, демоны, ангелы и наконец, души людей.  В этих потоках божественности каждая последующая сущность является и порождённой, и порождающей; и каждая является богом, поскольку в понимании неоплатоников бог — это то, в чём присутствует божественное.  В «Теологии Платона» Прокл пояснил, что под понятие «бог» подпадает всё единичное из множественности божественного — от самогó единого до человеческой души, но слово «бог» может нести в себе разные смысловые значения:

 

I.26 Одно дело — это просто бог, другое — бог в смысле единства, третье — бог как сопричастность, четвёртое — бог как соприкосновение и пятое — бог как подобие. Ведь всё сверхсущностное есть бог в первом смысле; из интеллектуальных [начал], каждое — бог как единство; из божественных душ, каждая — бог в смысле сопричастности; из демонов, каждый — бог в смысле соприкосновения с богами, а человеческие души удостаиваются такого названия благодаря своему подобию богам.

 

Основополагающий закон мира — закон тройственности, который заключается в существовании, выходе за свои пределы и возвращении к началу, — устанавливает для всего на свете ряд непреложных принципов.  Хотя то, что возникает, оказывается подобным порождающей причине, оно в то же время отличается от неё.  С удалением от единого — от высшей простоты — всё существующее дробится, и разнообразие этого порождённого увеличивается, а сила божественного в нём постепенно убывает.

Прокл указывал на двойственность божественных энергий, которую видел в том, что каждый из богов является и пребывающим в себе, и выходящим за свои пределы: одни силы составляют с его сущностью единое целое, другие, зависящие от них, эманируют и становятся деятельными силами, обращёнными на последующее.  Такой двойственной является энергия разума, и души, и природы, поясняет Прокл.

Каждая порождённая божественность возвращается к породившему её началу, поскольку подобна ему.  Таким образом, возвращение всех сущностей идёт не непосредственно к единому, а в порядке, противоположном их эманации из единого.  «VI.4 Все вещи находятся друг в друге, а подобие является собирателем всего», — постулирует Прокл.  Он различал два вида возвращения божественного: возвращение к себе и возвращение на более высокий уровень — к своей причине.

 

486

*

Чтобы следовать за ходом мысли Прокла, систематизирующего в «Теологии Платона» всё, что Платон сказал о занебесных сферах, Скрижаль чертил сложные схемы, отражающие связи и зависимости между различными чинами божественного и теми сущностями, которые составляют каждый такой чин.  Говоря об устроении даже сáмого простого из них — умопостигаемого, Прокл оперирует многими проявлениями божественного, сгруппированными в триады: сущность — жизнь — ум; предел — беспредельное — смешанное; единое сущее — целое — бесконечное множество; познающее — мышление — умопостигаемое; отец — сила — ум; обосновывающее всё — руководящее выходом за свои пределы — руководящее возвращением к единому.

Схемы, которые составил Скрижаль, не во всём согласовывались между собой: в зависимости от того, исходя из каких диалогов Платона или других источников Прокл выстраивал иерархию божественных сил, он называл их по-разному и характеризовал иначе.  Можно было только догадываться, что сказал бы об этих многосложных построениях сам Платон.

За чтением пятой книги «Теологии Платона», где Прокл взялся за определение мест в божественной иерархии для Крона, Реи, Зевса и других богов греческой мифологии, Скрижаль перестал улавливать смысл, который стоял за этим текстом, и бросил систематизацию обобщений Прокла.  Тем не менее он дочитал трактат до конца и не пожалел о потраченном времени, потому что обнаружил здесь ещё немало интересного, в частности — главы о сотворении мира.

 

487

*

Основная мысль Прокла о порядке творения логически вытекает из всего сказанного им о богах.  Эта мысль и заключается в том, что творение не является результатом действия какого-то одного бога или некоего творца.  Абсолютно всё — от первопричины до человеческой души — является не только в том или ином смысле богом, но и в той или иной степени творцом; иными словами, творение происходит по всем направлениям жизни, которая эманирует из единого.  Причём по Проклу, трактующему Платона, первое творческое начало находится в чине интеллектуальных богов.  Оно порождает космический разум, который, в свою очередь, творит космическую душу.  И первый творец, и каждый из последующих богов, участвующих в творении, не только порождает нечто, но также призывает это нечто к себе, делая себя как бы предметом стремления для порождённого.

Интересные мысли о порядке творения Скрижаль нашёл также в «Комментарии к “Пармениду”».  Здесь Прокл пишет, в частности, о том, что всё создающее и порождающее является бестелесным.  По поводу этой закономерности он заметил, что даже телá созидают при помощи бестелесных сил.  Согласно одному из главных положений в системе взглядов Прокла, всё божественное творит пребывая бездеятельным: причиной творения служит самó существование божественного.  Так, душа животворит всё то, во что она привходит, — животворит потому, что она и есть сама жизнь.  Подобным образом, бездеятельно, творит и разум, и само единое.

Высшая порождающая причина участвует во всех последующих порождающих причинах вплоть до самой последней, утверждает Прокл.  Иными словами, все вещи пребывают в пределах породивших их причин.  Так, дýши не эманируют из единого непосредственно, — между ними и первоначалом находятся промежуточные божественные сущности, — однако единое является причиной того, что в душах присутствует нечто единообразное.  Отсюда следует также, что несмотря на потусторонность единого абсолютно всему, всё пребывает в нём и несёт в себе некое оригинальное подобие единого.  «IV.960 Всё оказывается божественным...» — заметил Прокл в «Комментарии к “Пармениду”».

В целом, представления Прокла о творении мира, так же как суждения по ряду других вопросов, рассмотренных в «Комментарии к “Пармениду”» и в «Теологии Платона», показались Скрижалю несколько противоречивыми.  Причиной неувязок было очевидное желание Прокла представить согласующимися между собой те неоднозначные высказывания, которые содержатся в разных диалогах Платона, и при этом увязать их с откровениями «Халдейских оракулов», с традицией греческой мифологии, с учением орфиков и с воззрениями Сириана.

 

488

*

Суждения Прокла о природе зла Скрижаль нашёл более убедительными, чем соответствующие взгляды Плотина.  Плотин отождествлял зло с материей.  Прокл был убеждён в том, что зло — это нечто несуществующее само по себе.

И в «Комментарии к “Пармениду”», и в «Теологии Платона» он утверждает, что зло не следует полагать чем-то обособленным и совершенно свободным от блага.  Дурного и злого абсолютно во всех отношениях просто не существует: всё, что представляется злом, в каком-то смысле оказывается также благом.  «I.17(18) Хотя для части нечто может являться злом, но для целого оно — благо, поскольку всецелое всегда счастливо», — пишет он в «Теологии Платона».

Подобно тому как Солнце — причина света — не служит причиной тьмы, и так же как разум — причина знания — не порождает неведения, и подобно тому как душа не порождает безжизненности, — так божественное не является причиной зла, рассуждает Прокл в «Комментарии к “Пармениду”».  Здесь же он пояснил: «IV.1043 ...Быть объединённым есть благо для всех вещей, более того — величайшее из благ, а обособленность от единого — это зло, больше того — величайшее из зол».

 

489

*

Задачу, которую Прокл поставил перед собой в «Теологии Платона» — поверить всё литературное наследие Платона с помощью логики, — он невольно подменил другой целью: проницательность своего ума он часто использовал для поисков объяснений того, почему всё, что сказал Платон об устройстве мироздания, является истинным и не противоречит текстам «Халдейских оракулов», учению орфиков и неоплатонической трактовке сюжетов греческой мифологии.  Несмотря на такую тенденциозность, в «Теологии Платона» отразилось личное, в значительной степени оригинальное мировоззрение Прокла.  Причиной незавершённости этого огромного труда могла быть смерть философа, рассудил Скрижаль.  Но прочитав небольшой трактат Прокла «Элементы теологии», который в переводе на русский язык известен под названием «Первоосновы теологии», он стал думать, что Прокл намеренно отложил работу над комментариями к диалогам Платона.  Возможно, Прокл боялся, что не успеет написать главный свой труд.

Ещё не столь давно Скрижаль считал венцом античной философии эннеады Плотина.  Теперь же он склонялся к мысли, что такой интеллектуальной вершиной оказались «Элементы теологии» Прокла.  Этот трактат занимает лишь восемьдесят страниц книжного текста, что почти в десять раз меньше сохранившегося «Комментария к “Пармениду”» и в шесть раз меньше «Теологии Платона».  Но несмотря на столь малый для Прокла объём, он в этой книге сумел поднять на очередной, ещё более высокий уровень обобщение идей, накопленных за восемь столетий в платонизме — в главном направлении античной философии.

Хотя сказанное Проклом в «Элементах теологии» во многом перекликается с его суждениями из «Теологии Платона», он здесь порвал с традицией комментаторства и тем самым освободил себя от необходимости следовать за ходом чьей-то мысли.  В «Элементах теологии» не прозвучало имени ни одного философа и не упомянут ни один из богов древнегреческой мифологии.  Здесь нет ни одной прямой цитаты из какого-либо сочинения; лишь раз Прокл повторил известные слова Фалеса: «Всё полно богов».  Этот трактат построен исключительно на логических рассуждениях.  Их правомерность зачастую сомнительна, и переходы мысли в нём порой не совсем ясны, но Скрижаль объяснял себе это не погрешностями в логике Прокла — его ум всегда на высоте, — а особенностями данной предметной области: понятия, которыми оперируют философы, не очень-то поддаются приёмам логики и математики и к тому же немало теряют в переводах с языка оригинала.  Скрижаль не разделял целый ряд положений «Элементов теологии», но он увидел точно схваченной и переданной суть многих черт действительности.  В этом труде Прокл лаконично — насколько это было для него возможно — изложил в виде теорем своё понимание всех существующих в мире закономерностей и связей.

 

490

*

 «Элементы теологии» состоят из двести одиннадцати теорем.  Начинается эта книга теоремами о едином и многом, затем следуют доказательства, касающиеся богов, после чего Прокл подверг анализу разум, и наконец, последнюю часть трактата он посвятил разбору свойств души.

Как все платоники, Прокл считал первоначало безличным.  «11 Всё, что существует, эманирует из одной-единственной первой причины», — утверждает он в одиннадцатой теореме.  Он сравнил первопричину с корнем, из которого берёт начало абсолютно всё.  В последующих двух теоремах Прокл доказывает, что первопричина является благом и что благо тождественно единому; поэтому всё отпадающее от блага лишается причастности единому и наоборот: разделённое с единым лишается тем самым и блага.  Единое выше всех мыслительных субстанций, которые, в свою очередь, выше всех душ, а души по своей сущности выше всех тел.  «21 Итак, единичности следуют из первичного единого, интеллекты — из первичного разума, дýши — из первичной души, и множественности природы — из всеобщей природы», формулирует Прокл.  По мере нисхождения от единого количество сущностей увеличивается: интеллектов насчитывается больше, чем божественных единичностей; душ — больше, чем интеллектов; тел — больше, чем душ.

Единичности, которые Прокл называет первыми эманациями единого, — это в соответствии с традицией платонизма некие неделимые числовые структуры, числовая основа мира.  Первый бог есть просто благо и просто единое, но каждый из следующих за ним богов представляет собой не всё благо, а какую-то благость, и не просто единое, а некую единичность.  Хотя в системе взглядов Прокла все высшие субстанции, начиная от единого и до частной души, являются божественными, отвлечённые числа-единичности — это боги как таковые: они сверхсущностны, сверхжизненны и сверхинтеллектуальны.

 

491

*

Каждый бог, кроме единого, допускает причастность к себе.  Причём боги дают блага низшему не в силу какого-то рассуждения или же сообразно достоинству этого низшего, а самим своим существованием, подчёркивает Прокл: каждое божественное переполнено, и по причине этого переполнения оно уделяет себя другому.  В чём-то боги присутствуют в большей степени, в чём-то — в меньшей, но так происходит не потому, что их влияние изменчиво или чем-то ограничено; божественная потенция беспредельна.  И хотя деление ослабляет её, боги неизменно наполняют своей потенцией абсолютно всё, до самых низших уровней бытия.  Изменяться может лишь причастное им: божественное как бы становится для него явным тогда, когда само причастное готово к восприятию высших сил. Причём божественное проявляет себя в той мере, которая соответствует степени готовности того, что к нему причастно.

Хотя от богов зависит всё, но одно зависит от них непосредственно, другое — через различное число промежуточных сущностей.  «144 Всё связано с богами и глубоко укоренено в них и благодаря этому сохраняется», — пишет Прокл.  То, что отступает от богов, уходит в небытие, гибнет, поскольку лишается того, что его поддерживает.  Причиной же уменьшения божественного являются не боги, а причастное им: оно воспринимает от богов только те блага, которые способно принять соответственно своей сущности.  Однако ослабление божественности в нисходящих уровнях бытия происходит без утраты единства.

В ряду основополагающих закономерностей мира, изложенных Проклом в «Элементах теологии», Скрижалю показалась вполне логичной теорема под номером сто семнадцать: «Каждый бог есть мера существования вещей».  В основе этой формулировки лежит суждение, которое Платон высказал в четвёртой книге «Законов».  В отличие от Протагора с его субъективным критерием: «Человек есть мера всех вещей», Прокл, так же как Платон, усматривал в мире объективную шкалу ценностей.  Таким универсальным мерилом для всего существующего является степень присутствия в нём божественного.  Высшим пределом в этой градации является первопричина, благо, а значимость всего порождаемого убывает по мере эманации.

 

492

*

Скрижаль не мог согласиться с суждением критиков о том, что «Элементы теологии» написаны раньше «Теологии Платона» или были даже одной из ранних работ Прокла.  Мысли, которые в этих двух трактатах совпадают, представлены в «Элементах» более продуманными, звучат лаконичней и строже, чем суждения в «Теологии Платона».  К тому же, если бы Прокл написал «Элементы» раньше, он в дальнейшем, в тексте «Теологии Платона» непременно отсылал бы читателей к соответствующим теоремам, доказательства которых привёл в этой книге.  Но в «Теологии Платона» — в столь огромном по объёму сочинении — Прокл ни разу не сделал этого, хотя на другие свои работы ссылается.  А то, что в «Элементах теологии» нет ссылок на «Теологию Платона», Скрижалю казалось вполне закономерным, поскольку отвечало духу этого труда, где даже имя Платона не прозвучало ни разу.

 

493

*

Суждения Прокла о трёх стадиях существования всего на свете, изложенные в «Комментарии к “Пармениду”» и «Теологии Платона», — о пребывании, эманации и возвращении к началу, — Скрижаль встретил и в «Элементах теологии».  Но в этом трактате он нашёл более чёткие формулировки и открыл для себя нечто новое.

Всё божественное эманирует по причине избытка своей потенции, из-за своей переполненности, пишет Прокл в «Элементах теологии».  Причём процесс эманации не умаляет порождающее: «26 Производящее начало производит последующие, оставаясь самим собой».  Таким образом, высшее существует в низшем не переходя в него.  С другой стороны, всё порождённое не отделяется от порождающего, а остаётся в нём и возвращается к нему.  Иными словами, порождение происходит в пределах порождающего, причём порождённое и порождающее составляют нерасторжимое целое.  Сказанное Проклом означает, что единое эманирует в себя, в себе.

В «Элементах теологии» Прокл указал и на отличие божественных сущностей, которые далеко отстоят одна от другой в результате эманации.  Уменьшение подобия между производящим и проистекающим, а также уменьшение энергий в процессе естественного творения он объяснил тем, что причины превосходят вызванные ими последствия.  Тем не менее связь не рвётся даже между крайними сущностями в этой божественной иерархии.  Более того, созидательная сила божественных энергий такова, что в порождении любой промежуточной причины участвуют и все предшествующие ей.  Только то, что в этих нисходящих потоках божественного оказывается самым последним — наиболее удалённым от первоначала, — уже не служит причиной чего-либо; оно бесплодно.

Поскольку порождение происходит в пределах порождающего, каждая причина находится во всём том, что следует после неё, оставаясь при этом вне своих порождений.  Уникальность возникающих сущностей, их различная степень соответствия породившей их причине обусловлена тем, что каждая сущность усваивает от божественного начала лишь то, что в состоянии принять.  Значит, каждая причина по отношению ко всему порождённому пребывает одновременно везде и нигде, заключил Прокл.  Учитывая многоуровневость и множественность эманирующих начал, он обобщил сказанное: «103 Всё находится во всём, но в каждом — особым образом».

 

494

*

Говоря о встречном движении божественных сил — о восхождении к единому, — Прокл подчёркивает, что этот процесс является столь же последовательным, как последовательна эманация божественного к пределам материального мира.  «31 Всё то, что происходит из какого-то начала, возвращается тем, что относится к его сущности, к тому, от чего происходит», — утверждает Прокл.  Дальше он пояснил сказанное: «Всё желает блага, и каждый достигает его посредством ближайшей к себе причины; ведь каждый стремится к собственной причине и достигает своего благополучия посредством того, что дало ему существование».

К своим началам восходит всё, до самых последних проявлений божественного:

 

37 Если возвращения совершаются циклично и если целью возвращения является источник эманации, а эманация идёт от совершеннейшего, то значит и возвращение — к совершеннейшему. И если возвращение начинается с того, куда дальше всего простирается эманация, и наименее совершенное является в эманации последним, то значит и возвращение начинается с наименее совершенного.

 

Возвращение, так же как эманация, происходит через подобие, ведь всё связывается именно подобием, пишет Прокл.  На этапе возвращения это единение достигается тем, что возвращающееся уподобляется причине своего существования.  Причём возвращение на предыдущий уровень происходит непосредственно, а для дальнейшего восхождения требуется участие высших начал.  «38 Всё, что эманирует от множества причин, проходит столько же стадий в своём возвращении, через сколько эманирует», — гласит очередная теорема Прокла.  Он обосновал её тем, что сущность, которая появилась в процессе эманации из предыдущего начала, нуждается в нём и при возвращении.

Этот кругооборот божественных сил безначален и бесконечен: «33 Всё циклично следует из своих причин к своим причинам.  Бывают бóльшие и меньшие циклы, при которых одни сущности возвращаются к своим непосредственным причинам, другие — к более высоким, вплоть до начала всего.  Ведь всё идёт от него, и всё возвращается к нему».  Творение непреходяще.  Мир вечно эманирует и вечно возвращается к своему началу.

 

495

*

Разум во всех отношениях вечен, поскольку ни его существование, ни его энергия не измеряется временем, доказывает Прокл в «Элементах теологии».  Отличая цельный интеллект от частного и надмировое множество интеллектов — от внутримирового, Прокл подчёркивает, что всякий интеллект является неделимой сущностью, поскольку не имеет величины и находится за пределами тел, а также потому, что в интеллекте множество пребывает в единстве.  Хотя все интеллекты существуют в единении, каждый обладает своеобразием.  Причём степень различия между ними по мере эманации возрастает.  К тому же предшествующие интеллекты более цельны, чем следующие за ними.

«170 Каждый интеллект мыслит всё сразу», — утверждает Прокл.  Разница в мышлении первого и всех последующих интеллектов состоит в том, что первый разум мыслит всё в целом безотносительно чему-либо, а каждый последующий знает всё в каком-то особенном аспекте.  Сто шестьдесят седьмая теорема в «Элементах теологии» гласит, что первый разум мыслит только сам себя, а каждый из последующих интеллектов мыслит одновременно и себя, и предшествующее ему.  Познавая предшествующее, каждый такой интеллект тем самым познаёт и себя самого, так как является подобием породившей его причины.  Каждый интеллект есть не что иное, как предмет его мышления, формулирует Прокл.  Иными словами, мышление каждого интеллекта тождественно его существованию.

В одной из последующих теорем Прокл отождествил мышление разума с творчеством: «174 Каждый интеллект даёт существование следующему за ним посредством мышления: его творческая деятельность заключается в мышлении, и мышление — это творение».  Так как всё, чему разум даёт начало, он производит самим своим существованием, творчество разума и его существование неразличимы, пояснил Прокл.  Таким образом, существование, мышление и творчество разума тождественны.  А поскольку разум вечен, как доказывает одна из предыдущих теорем, Прокл заключил, что творчество разума также вечно.  И так как разум существует всегда одним и тем же образом, то и творит он всегда единообразно.

 

496

*

В последней части «Элементов теологии» Прокл рассуждает о природе души.  Так же как разум, душа непреходяща и неуничтожима, указывает он и приводит аргументы аналогичные рассуждениям о вечности разума.  Так же как разум, душа является бестелесной сущностью.  Но в отличие от неделимого по своей природе разума, душа занимает промежуточное положение между неделимым и тем, что делимо в телах.  Следуя сказанному Платоном в диалоге «Тимей», Прокл пишет, что в душе всё существует и вместе и раздельно.

«188 Каждая душа является одновременно принципом жизни и самóй жизнью», — гласит очередная теорема Прокла.  «Ведь то, в чём присутствует душа, непременно живёт, а то, что лишается души, тут же становится безжизненным», пояснил он.  Душа животворит тело не в результате какого-то рассуждения или решения, а самим своим существованием.  В следующей теореме Прокл перефразировал уже сказанное о душе: «189 Следовательно, её существование тождественно жизни».

Каждая душа происходит непосредственно от интеллекта.  Поэтому как порождённое начало, душа является образом умопостигаемой сущности, а как порождающее начало, она служит причиной возникновения всего чувственного.

Прокл различал три рода душ.  Божественные души занимают более высокое положение в иерархии надкосмических сил по сравнению с другими душами; каждая из них причастна одному из божественных интеллектов.  Дýши второго рода всегда следуют за божественными душами, многие — за одной, и они зависят от неё.  А частные души — последние по степени божественности в них — только периодически восходят к божественным душам и к интеллекту; они по своей потенции более скудны, но числом превосходят остальные души.

Принадлежность души к одной из этих трёх категорий не является чем-то постоянным.  Каждая частная душа может снизойти в становление — в чувственно-воспринимаемый мир — и одушевлять какое-то тело; причём устремляясь в материальный мир, такая душа лишается способности участвовать в интеллекте.  Частная душа то находится в становлении, то пребывают среди богов.  Время таких циклов для разных душ различно и уровень достижения божественности у каждой — свой, но сам процесс чередования нисхождений и возвращений душ вечен, утверждает Прокл.  В «Комментарии к “Пармениду”» он назвал этот циклический процесс возобновляющимся бессмертием.  Мысль о том, что смерти по сути не существует, он сформулировал и в «Теологии Платона»: «I.17(18) То, что погибает, действительно гибнет и теряет свою завершённость для самого себя, но для мира в целом оно не подвержено гибели и непреходяще».

 

497

*

За чтением довольно сложных текстов Прокла Скрижаль забыл на время о том, в какую эпоху жил этот философ.  В V веке за философские взгляды и за сочувствие вере эллинов человек мог поплатиться жизнью.  Причём угроза для некрещёных интеллектуалов исходила не только от светских правителей и духовенства.  Ненависть к инакомыслящим стала уже обычным явлением и среди христианских народов Средиземноморья.

О степени нетерпимости рядовых граждан Римской империи к людям, которые дорожили наследием предков, — которые ценили древнегреческую культуру, — Скрижаль мог судить по перипетиям в судьбе Кира Панопольского.  Этот замечательный талантливый человек, правоверный христианин, был поэтом и философом.  Около 426 года он стал градоначальником Константинополя и отстроил столицу, чем снискал любовь горожан.  Феофан Исповедник в «Летописи» рассказывает, что восторги народа, высказанные по поводу этого градостроительства, вызвали гнев у бездарного императора Феодосия II.  Император лишил Кира власти и конфисковал его имение под тем предлогом, что градоначальник сочувствовал язычникам.  Феодосий всё же смилостивился и распорядился рукоположить Кира в епископы очень далёкого от Константинополя города Кютахья, расположенного в Малой Азии.  Кир отправился в эту почётную ссылку, но слух о том, что он сочувствует язычникам, опередил его.  Феофан в «Летописи», неточно указав год и место ссылки Кира, сообщил о том, как прихожане приняли нового епископа: «5937 год (437 от Р.Х.) Жители Смирны встретили его перед Богоявлением и подозревая в преданности язычеству, хотели убить его в церкви».  Кир остался жив, потому что в минуту смертельной опасности успел произнести похвалу Иисусу Христу.

Скрижаль мог только предположить, через какие испытания прошли те люди, у которых хватало мужества отстаивать свои убеждения, не совпадающие с догматами церкви.  Безусловно одним из таких ярких, выдающихся умов в V веке был Прокл.  Он возглавлял Академию Платона — языческое, с точки зрения христиан, учебное заведение — на протяжении около тридцати пяти лет.  Больше того, Прокл решился вступить в открытую полемику с идеологами и приверженцами государственной религии.  Одно из его сочинений называлось «Аргументы против христиан», в котором насчитывалось восемнадцать книг.  Об уничтожении этого труда позаботились, должно быть, светские и церковные власти Римской державы.  Скрижаль подумал и о том, что Проклу всё-таки повезло: часть его трудов сохранилась, и умер он своей смертью.

 

498

*

В Средиземноморье шёл первый век эпохи принудительного единомыслия.  Религиозная нетерпимость христиан пока находила выход главным образом в преследовании многобожников и тех единоверцев, которых государственная церковь считала еретиками; христиане продолжали также сжигать книги некрещёных авторов и разрушать древние святилища.  В 426 году по приказу императора Феодосия II был разрушен грандиозный храм Зевса в Олимпии.  Было ли тогда же уничтожено одно из семи чудес света — величественная статуя Зевса работы Фидия высотой более десяти метров, которая находилась в этом храме, или же статую разрушили ещё раньше, осталось неизвестным.  Но время шло, и понятие о ереси у блюстителей правоверия приобретало всё больший и больший смысловой размах.  Вскоре после смерти Прокла наделённые властью чиновники от веры положили конец существованию философских школ и свободомыслию философов.

 

499

*

Прошло больше трёх месяцев с тех пор как Скрижаль стал подумывать о возможности счастливого знакомства с женщиной по объявлению в газете.  В этот воскресный вечер он всё-таки решился и набрал номер телефона из рубрики «Знакомств».  Он выбрал объявление, в котором женщина по имени Виктория, тридцати семи лет и ростом сто шестьдесят сантиметров, назвала себя доброй, обаятельной и обладающей другими положительными качествами.

Скрижаль в нескольких фразах представился и попросил Викторию сказать что-нибудь о себе.  «Меня зовут Белла‚ — поправила его женщина. — Мне сорок лет‚ рост у меня сто пятьдесят сантиметров».  Ни словом не обмолвившись‚ почему имя‚ возраст и рост в её объявлении указаны другие‚ она со второй фразы перешла на «ты» и спросила‚ есть ли у него машина.  Скрижаль постарался деликатно объяснить даме‚ что он явно не тот человек‚ которого она ищет‚ и очень вежливо попрощался.

Он был глубоко отвратителен себе.  Если испытывая чувство к одной женщине, стремиться завязывать знакомство с другой было подлостью и предательством‚ то он эту подлость и предательство совершил.

 

500

*

Его разбудил телефонный звонок.  Скрижаль поднял трубку и услышал голос Лены.  Он включил свет, записал номер уличного телефона-автомата в Тель-Авиве, с которого она звонила и набрал его.  Лена всхлипывала‚ но пыталась сдерживать себя.

— Скажи‚ ты ищешь другую? — спросила она так‚ будто всё уже знала и только хотела услышать правду от него самого.

«Господи, да она же ясновидящая!» — подумал Скрижаль и теперь окончательно проснулся.

— Да‚ — ответил он после паузы.

— Я... я... по... чувствова... ла... это. — Лена старалась не давать волю слезам‚ но спазмы сдавливали ей горло‚ и она не могла произнести больше ни слова.

Скрижаль пытался успокоить её и ронял какие-то глупые фразы‚ хотя понимал‚ насколько нелепо теперь что-нибудь говорить.  Лена продолжала бороться с порывами плача; наконец она с трудом вымолвила‚ что перезвонит в другой раз и повесила трубку.

Скрижаль презирал себя.  Он не знал‚ что может быть таким жестоким‚ что способен причинить столько страдания любимому человеку.  Он был безмерно благодарен судьбе за подаренную ему встречу‚ за любовь, которая проснулась в сердце‚ и в то же время просил у неба прощения за то‚ что пробудил в женщине столь сильное ответное чувство‚ сделал её такой ранимой и теперь бросает.






____________________


Читать следующую главу


Вернуться на страницу с текстами книг «Скрижаль»


На главную страницу