"Скрижаль". Книга 3 - Древнегреческие философы V века

Ростислав Дижур. «Скрижаль». Книга 3. Древнегреческие философы V века античной эры

___________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

Древнегреческие философы V века античной эры. После смерти Пифагора и Ксенофана наиболее самобытным из греческих философов, уроженцев италийской земли, был Парменид. Он учил о едином бытии. Его младший современник Эмпедокл считал, что миром правят две силы — любовь и вражда.

Протагор, самый известный из софистов, стремился постичь природу человека. За откровенно высказанные сомнения в существовании богов он попал под суд и был изгнан из Афин или же сам покинул город, чтобы избежать смертного приговора. Ещё смелее о богах, вернее об исключительно земной природе веры в них, высказывался философ Продик.

Зенон из Элеи и Антифонт усомнились в достоверности многих, казалось бы очевидных, представлений людей. Мелисс поставил под сомнение существование всего материального мира. А Горгий вообще полагал, что ничего не существует.

Если появление целой плеяды талантливых мыслителей на столь ограниченном пространстве малоазийского побережья было в самом деле вызвано некой задумчивой планидой, которая стояла над Ионией, то к концу того же VI столетия эта звезда закатилась. С переселением Пифагора и Ксенофана на облюбованную греками землю италиков центр философской мысли Древнего мира переместился именно сюда, на юг Апеннинского полуострова. Родину же философии, Ионию, в начале V века античной эры покорили персы.

Парменид, один из самых известных философов Великой Греции, родился в конце VI века античной эры в южной части Апеннинского полуострова, в греческом полисе Элея. На его философские взгляды оказало влияние и учение Пифагора, и мировоззрение Ксенофана. От поэмы Парменида «О природе» сохранились отдельные отрывки, где речь идёт о едином вечном бытии:

VIII Можно сказать лишь одно: оно есть. [...]

Не возникшее, оно остаётся нетленным,

Цельным, единым по сути, недвижимым и совершенным.

Не было в прошлом оно, не будет, поскольку всецело

Длится сейчас, одновременно, всё — в настоящем.

Парменид отождествлял единое бытие с разумом, называл его шаровидным и говорил, что небытия не существует.

В отличие от Гераклита, который утверждал, что всё меняется, Парменид был уверен в обратном: ничего не меняется. Однако он сходится с Гераклитом и Пифагором в том, что критерием истины является разум. Доверяться нужно не зрению, не слуху, а разуму, поучал он. В таком строгом разграничении способов познания действительности Скрижаль видел важную веху размежевания сфер философии и религии. А в строке Парменида «Быть мыслимым и быть — одно и тоже», Скрижаль усматривал суждение о единой природе разума и материи.

Эмпедокл — ещё один из тех пытливых сыновей Эллады, которые жили в греческих колониях, — родился около 490 года античной эры на юге Сицилии. Этот разносторонне одарённый человек был врачом и политическим деятелем, инженером и астрономом, поэтом, и философом. Его убеждения сформировались под влиянием идей Ксенофана и Парменида. Подобно им, он изъяснялся стихами. На мировоззрение Эмпедокла существенно повлияли также взгляды приверженцев школы Пифагора.

Фалес, Анаксимен и Гераклит поочерёдно объявили первоосновой мира воду, воздух и огонь. Эмпедокл в поэме «О природе» причислил к этим стихиям ещё и землю, причём ни одну из стихий он не выделил в качестве главной; их роль пассивна, считал Эмпедокл. В отличие от Анаксагора, который видел во вселенной единственное деятельное начало — разум, он полагал активными две противоположные силы — любовь и вражду. В его поэме звучат рефреном строчки о том, что любовь единит всё существующее, а вражда разрушает мир:

То силой Любви всё сходится воедино,

То силой Раздора вновь гонится в разные стороны.

Каждая из двух противоборствующих сил побеждает поочерёдно другую, и череда этих повторяющихся циклов бесконечна. Эмпедокл назвал тёмными тех людей, которые принимают рождение и смерть за нечто реальное. Существующее не могло возникнуть из ничего и не может разрушиться, стать ничем; поэтому нет ни рождения, ни смерти: есть только смешение, переходы вещей одна в другую. В этом Эмпедокл соглашался со своими старшими современниками Парменидом и Анаксагором. Только дети и недальновидные люди воображают, будто на свет появляется нечто такое или некто, чего или кого не было раньше, и будто кто-то или что-то может окончательно умереть или полностью исчезнуть, утверждал он.

Из поэмы Эмпедокла уцелели также строки о некоем сферосе, который, должно быть, охватывает собой всё. Но является ли это шарообразное глобальное нечто результатом созидающих сил любви — и значит разрушается в цикле вражды, — или же сферос стоит над схваткой вражды и любви, — Скрижаль из этих отрывков не понял.

Эмпедокл был скорее мистиком, чем философом. Стихами, в которых он изображал себя в полубожественном ореоле, а также неординарным образом жизни он дал повод современникам считать его чудотворцем и причислить его к богам. Древние авторы сообщали о случае воскрешения им женщины, которая пролежала бездыханной тридцать дней. Несколько полусказочных версий его кончины передал Диоген Лаэртский. По одной из них, Эмпедокл созвал друзей на жертвоприношение. Вечером после пира все пошли спать. А в полночь на небе вспыхнул свет и чрезвычайно громкий голос призвал Эмпедокла. Философ исчез. Когда рассвело, один из приглашённых принялся разыскивать его и поднял тревогу, но в конце концов остановил поиски и сообщил гостям, что случилось нечто выходящее за рамки обычных явлений и что теперь Эмпедоклу надо приносить жертвы как ставшему богом.

Скрижаль не смог выяснить, кто первым указал на подобие вселенной и человека — макрокосма и микрокосма. Но следующим, кого вслед за Пифагором влекли тайны меньшего из этих двух миров, был Протагор. Философские искания его современников и мыслителей, которые жили до него, лежали в области космологии и физики. Протагора интересовал феномен человека. В результате его активной преподавательской работы приложение главных интеллектуальных сил эллинов стало смещаться от вопросов о происхождении мироздания к сфере деятельности людей.

В возрасте около тридцати лет Протагор стал вести жизнь странствующего учителя. Он неоднократно бывал и в Афинах, где его принимали с большим почётом. В отличие от Пифагора, который посвящал в свою науку только избранных и даже запрещал ученикам разглашать усвоенные взгляды, Протагор первым из философов передавал свои знания всем желающим. Правда, его слушателем мог стать тоже далеко не каждый: обучение у Протагора стоило больших денег. Но высокая плата за учёбу говорила о том, что интерес к его выступлениям был очень велик и что лекции того стоили.

К середине V века античной эры в Элладе появилась практическая потребность в знаниях. Успеха в политической борьбе и на общественном поприще в условиях демократии добивался лишь тот, кто умел убеждать сограждан в своей правоте, кто мог вести за собой народ и знал, как нужно управлять государственными делами. В демократических городах-государствах Древней Греции каждый гражданин мог привлечь к суду другого гражданина по любому, обоснованному или ложному обвинению. Чтобы доказывать свою правоту и грамотно защищать себя перед судьями, тоже требовалось умение владеть речью. Школ, где можно было приобрести такие навыки, в те времена не существовало.

Видимо, Протагор был первым из странствующих учителей Западного мира. Он уделял большое внимание правильности употребления слов и первый стал преподавать грамматику. Его и тех, кто вскоре последовали примеру Протагора, стали называть софистами. Слово «софист», образованное от греческого слова, которое можно перевести как «мастерство», «знание», «мудрость», — прежде несло в себе более широкий смысл: софистом называли того, кто достигал совершенства в своём деле. Начиная со второй половины V века этот термин закрепился за представителями уже вполне определённого рода занятий — за учителями философии и риторики. Софисты брали плату за свою работу, — преподавание было их профессией. Они учили всех желающих не только красноречию и философии, но читали также лекции на темы политики, законодательства, морали, мифологии, занимались толкованием поэтических произведений.

Хотя Платон во многом обязан был софистам — прежде всего Протагору и Продику, — он презрительно относился к профессорам, которые брали деньги со слушателей. Платон мог позволить себе заниматься философией не думая о средствах к существованию. Слово «софисты» у него, а затем у Аристотеля и других древних авторов приобрело негативную окраску, подобно тому как слово «фарисеи» стало почти бранным у приверженцев Иисуса.

То что среди странствующих учителей Эллады появились беспринципные торговцы словом — люди, которые в корыстных целях пользовались именем и авторитетом первых софистов, — отражало участь всех мало-мальски известных в истории человечества прогрессивных движений, как знал уже Скрижаль. Неизбежный приход авантюристов вслед за пионерами любого благородного начинания может дискредитировать имя такого новаторства, но не умаляет заслуги подвижников.

От работ всех греческих философов, которые жили до Платона, сохранились лишь отдельные фрагменты, причём и эти отрывки известны только благодаря более поздним авторам, которые процитировали или передали своими словами высказывания древних мудрецов Эллады. От сочинений Протагора уцелело лишь несколько фраз.

«Человек есть мера всех вещей, — существующих, что они существуют, и несуществующих, что они не существуют», — такими словами начиналась одна из книг Протагора. Подобный зачин мог служить началом для самых разнообразных последующих утверждений. Если под словом «человек» в этой фразе понимать то главное в людях, что отличает их от других живых существ, — разум с его способностью к строгому логическому мышлению, — то «мера вещей» Протагора могла оказаться более или менее универсальной. Если же под словом «человек» понимать каждую личность с её неповторимым мировосприятием, то разнообразных мер вещей получалось почти столько же, сколько живущих и когда-либо живших людей, и тогда суть этого утверждения Протагора сводилась к отрицанию абсолютной истины. А если при таком возведении в абсолют субъективного взгляда на мир подвести под слова «все вещи» ещё и моральные принципы, то смысл зачина в утерянном труде Протагора и вовсе окажется таков: у каждого человека своя истина и своя шкала нравственных ценностей, не менее истинная, чем другая.

Мнения знатоков древнегреческой философии относительно содержания этой фразы Протагора не совпадали. Большинство исследователей видели в ней указание на справедливость абсолютно любого воззрения. Некоторые критики склонялись к выводу, что Протагор подразумевал в этом высказывании человека вообще, а значит усматривал меру истины в коллективном мнении большинства людей.

Фраза Протагора о человеке как мере всех вещей оказалась той безразмерной фигурой речи, которая вмещала в себя самые противоположные суждения и быть может самóй такой неопределённостью указывала на содержание утерянного труда: возможно, Протагор в самом деле полагал, что истина многолика.

От другого сочинения Протагора, которое называлось «О богах», также уцелела лишь первая фраза: «О богах я не могу знать ни того, что они существуют‚ ни того, что их нет‚ потому что многое препятствует такому знанию: и неясность предмета‚ и краткость человеческой жизни». Протагор обнародовал эту книгу в Афинах уже на склоне своих лет. За честно высказанные сомнения он сурово поплатился: Протагор был привлечён к суду и признан виновным. «IХ.51 Афиняне изгнали его из города, а его труды сожгли на площади, после того как посланный глашатай собрал их у всех, кто имел копии», — сообщает Диоген Лаэртский.

Обвинительные приговоры Анаксагору и Протагору, вынесенные народными судьями, убедительно свидетельствовали, что образ мыслей большинства людей в качестве мерила истинности неприемлем: религия древних греков, доподлинность которой для судей Анаксагора и Протагора не подлежала сомнению, оказалась преходящей.

Просвещая соотечественников, софисты сознательно или невольно подрывали их веру в олимпийских богов. Влияние софистов на современников усиливалось тем, что они обладали красноречием и умели убеждать слушателей в своей правоте.

Продик — один из наиболее известных наряду с Протагором софистов — получил прозвище «безбожник» за то, что выступал против примитивных религиозных убеждений эллинов. Древние люди, говорил он, признали богами Солнце, Луну, реки и вообще всё то, что приносит пользу для жизни, и по той же причине египтяне обожествили Нил.

Продик не был атеистом и не стремился разрушить общепринятые нравственные ценности греков. Скрижаль понял это, когда узнал о содержании его сочинения о Геракле, которое сохранилось благодаря воспоминаниям Ксенофонта. В юношеском возрасте Геракл якобы решил поразмышлять над выбором жизненного пути и удалился в пустынное место. Там, в уединении, ему явились две женщины. Одна назвалась Пороком, другая — Добродетелью. Первая посулила юноше приятную и лёгкую дорогу в жизни, а вторая честно говорила об ином, тернистом и долгом пути добра. Добродетель сообщила Гераклу, что она, в отличие от Порока, живёт с богами и что предлагаемый ею выбор — единственный, который ведёт к истинному счастью.

Во второй половине V века античной эры древнегреческие философы своими выступлениями и рукописными трудами не только подтачивали веру народа в богов, но и подвергали сомнению реальность вроде бы обычных явлений. Так, Зенон из Элеи, земляк и ученик Парменида, постановкой ряда задач показал неоднозначность, относительность понятий пространства и движения, множественности и единичности. Один из самых известных парадоксов Зенона построен на расчётах, которые показывают, что быстроногий Ахиллес никогда не догонит черепаху, если даст ей небольшую фору в беге.

Философ и математик Антифонт, живший в Афинах в V веке античной эры, утверждал: то, что существует в представлениях людей, вовсе не обязательно имеет место в действительности. Всё едино; для разума нет ничего единичного, заявлял он и на основании этого отрицал реальность ни с чем не связанных, самих по себе вещей. Понятие времени тоже надумано, считал Антифонт. «Время есть наша мысль или мера, но не сущность», — говорил он.

Философ Мелисс, современник Протагора, Продика, Зенона и Антифонта, шёл в отрицании явлений материального мира ещё дальше. Он учил, что действительность, о которой мы судим благодаря органам чувств, есть не более чем тень, призрак. А того, что существует на самом деле, мы не видим и не познаём, полагал Мелисс.

Последнюю точку в отрицании земной и запредельной реальности поставил в том же V веке греческий философ Горгий. Он родился в Сицилии и прожил долгую, длиной в сто лет жизнь. Само заглавие его сочинения «О несуществующем, или О природе» указывало на мир как на небытие. Три главных положения этого труда известны по ссылкам на них и комментариям более поздних авторов. Тезисы Горгия гласили:

1. Ничего не существует.

2. Если бы нечто и существовало, то было бы непознаваемо.

3. Если бы нечто и оказалось познанным, то постигнутое не удалось бы кому-либо передать.

Доказательство первого тезиса Горгия строилось главным образом на игре слов, и оно, видимо, в немалой степени имело целью эпатировать публику. В защиту второго утверждения Горгий выдвинул факт отсутствия у людей какого-либо надёжного ручательства в том, что обретённые знания соответствуют истине. Наконец, свой третий тезис Горгий обосновывал тем, что средством общения у людей служат слова, а словами никак нельзя адекватно выразить столь разнообразные явления природы.

____________________

Читать следующую главу

Вернуться на страницу с текстами книг «Скрижаль»

На главную страницу