Ростислав Дижур. «Скрижаль». Книга 2. Будда

___________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

 

 

 

 

 

Будда. — Имя‚ данное Сиддхартхе Гаутаме — основателю буддизма. «Будда» передаёт звучание на санскрите слова, которое значит «просветлённый». Этим именем в буддизме называют также человека‚ достигшего совершенства.

Достоверных сведений о времени жизни Будды не сохранилось. Принято считать, что он родился в середине VI века античной эры, но некоторые источники смещают эту дату в ту или другую сторону на несколько столетий.  По происхождению Сиддхартха Гаутама принадлежал к царскому роду племени шакьев. Будучи ещё молодым человеком, он стал задумываться над причинами человеческих страданий. Гаутама покинул свою семью и отправился странствовать. В возрасте около сорока лет он обрёл знания, которые искал, и с тех пор проповедовал своё учение до самой смерти.

Гаутама прожил восемьдесят лет. Письменных трудов он не оставил.  Последователи передавали его учение устно. Первое сочинение‚ повествующее о Будде и его взглядах появилось лишь спустя два века после его смерти.

 

26

*

До знакомства с историей буддизма Скрижаль считал, что Будда является богом у приверженцев этой религии.  С именем Будды у него ассоциировалось виденное им когда-то изображение человекоподобного‚ многоликого и многорукого существа.

Степень своего невежества Скрижаль осознал тогда‚ когда познакомился с судьбой Гаутамы и с учением буддизма.  Он открыл для себя мыслителя, который для многих жителей Азии занимал такое же место‚ какое Иисус из Назарета занял в Западном мире.  Сходство суждений этих религиозных вождей, параллель в их обожествлении после кончины, подобие чудес и легенд‚ связанных с судьбами этих утешителей народа, при разобщённости древних цивилизаций Востока и Запада, — всё убедительно указывало на единую природу населяющих планету людей.

 

27

*

В эпоху‚ когда Будда появился на свет‚ на территории Индостана существовало множество мелких государств.  Два таких княжества — колианов и шакья — располагались в предгорье Гималаев на противоположных берегах небольшой реки Рохини.  Две дочери царя колианов, Майя и Махаяпати, были отданы замуж за царя шакьев — Шуддходана.  Обе они долго оставались бездетными.  Лишь в возрасте сорока пяти лет старшая из двух жён царя шакьев, Майя, забеременела.  Через семь дней после рождения сына она умерла.  Этот поздний ребёнок и был Сиддхартха Гаутама.  Впоследствии он получил имя Будда‚ то есть просвещённый‚ просветлённый.

Жизнь Сиддхартхи была небогата внешними событиями.  Девятнадцатилетним юношей он женился на Ясодхаре — царской дочери из того же соседнего племени колианов.  Ясодхара приходилась ему двоюродной сестрой.  Молодому Гаутаме предстояло царствовать‚ но его пытливый ум не занимали помыслы о власти.  Он стал задумываться о сущности жизни и смерти‚ о причинах человеческих страданий и о том‚ возможно ли избавление от них.  Согласно общепринятой философской мысли Индии тех времён‚ для постижения тайн мира полагалось прежде всего порвать со всем, что отвлекает ум от поисков истины, отречься от всех земных благ и привязанностей.  Человеку‚ который испытывал потребность всецело предаться размышлениям‚ индийская традиция издревле указывала путь отшельника‚ аскета.

Сиддхартха Гаутама пренебрёг всем тем, что ему предназначалось царским саном.  В возрасте двадцати девяти лет он ушёл из дому.  К этому времени у него уже родился сын.  Но родительское чувство и необходимость исполнения отцовских, новых для него обязанностей не остановили его.  По народному преданию‚ именно известие о рождении ребёнка послужило Гаутаме толчком в намерении порвать с мирской жизнью.  Ночью‚ перед тем как покинуть свой дом и родные края‚ он потихоньку приоткрыл дверь в комнату жены‚ чтобы последний раз взглянуть на неё и обнять новорожденного сына.  Жена спала.  Гаутама положил руку на голову младенца‚ постоял в нерешительности и так же тихо закрыл за собой дверь.

 

28

*

Какое-то время наследный принц странствовал.  Он просил милостыню и был всецело занят духовными исканиями.  Так он попал в столицу государства Магадха‚ невдалеке от которой жили в пещерах отшельники брамины.  Среди них он нашёл себе учителей.  Хотя Гаутама освоил богатейшее наследие индийской философии‚ удовлетворительного объяснения тайн жизни и смерти не получил.  И он покинул своих наставников.

Сиддхартха отправился в джунгли Урувелы.  Здесь вместе с пятью другими отшельниками он в течение шести лет предавался самому суровому аскетизму и постам.  Однажды от крайнего истощения он потерял сознание.  Придя в себя‚ Гаутама решил‚ что умерщвление плоти не откроет ему истину.  Он нарушил пост‚ и это вызвало разрыв с друзьями.  Так он опять остался один на один с собой и всеми нерешёнными философскими проблемами.

 

29

*

Гаутама расстроился не оттого, что его ожидало одиночество‚ а от досады‚ что не удалось уговорить товарищей перестать изводить плоть.  Его личное мнение не могло опровергнуть авторитет вековой народной традиции.  Но он понял, что истязание собственного тела, которое и без того подвержено страданиям, — такая же крайность‚ как бездумная погоня за мимолётными удовольствиями.  В конце концов‚ рассудил он, становление духа происходит именно в телесной оболочке‚ и её преждевременное разрушение означает риск не успеть совершить путь познания‚ ради которого человеку‚ по всей видимости‚ и даётся шанс‚ называемый жизнью.

 

30

*

Помимо того что Наяна помогала новым эмигрантам материально, учила их английскому языку и содействовала в трудоустройстве, организация предоставляла также своим клиентам шанс поступить на профессиональные курсы и сама оплачивала учёбу.  Здесь однако существовали ограничения.  Количество мест на таких курсах было невелико, и отбор проходил на конкурсной основе.  Кроме того, учиться мог только один из членов семьи.  Перечень специальностей, которые предлагалось освоить новым эмигрантам, был тоже невелик: водитель такси‚ бухгалтер‚ ремонтник бытовой техники‚ программист‚ сантехник, специалист по охране окружающей среды.  От претендентов требовался определённый уровень знаний английского языка‚ а в каких-то учебных группах — ещё и достаточный опыт работы именно по данной специальности.  Если человек поступал на такие курсы‚ то всю его семью Наяна содержала до окончания занятий, и этот срок мог продлиться от нескольких месяцев до полугода.

Скрижаль ещё в России решил‚ что к программированию не вернётся.  Он слишком хорошо знал‚ насколько этот труд сушит мозги, а они ему были нужны для достижения иных, главных в жизни целей.  Его супруга тоже в течение многих лет работала программистом.  Курсы ей бы очень помогли, но её знание английского не дотягивало до требований Наяны.  Скрижалю стоило немалых усилий уговорить китаянку‚ которая курировала их семью‚ дать его супруге направление на курсы.  Полученная справка оказалась не пропуском на учёбу‚ как думал он‚ а лишь направлением на участие в конкурсе.

По результатам теста в школу программистов отобрали двенадцать человек.  Имя жены Скрижаля в списке не значилось.

 

31

*

Хотя Гаутама осознавал‚ что место пребывания тела практически никакого значения для состояния духа не имеет‚ он всё же решил выбраться из джунглей.  Уже не первый день пробирался он сквозь заросли лиан, через завалы мёртвых догнивающих стволов и чащи молодых деревьев‚ которые изо всех сил тянулись к солнцу.  Временами он останавливался и подолгу наблюдал за жизнью леса: то рассматривал необычные формы листьев‚ то внимательно следил за повадками змеи‚ то удивлялся ярким причудливым сочетаниям красок в оперениях птиц.  Природа фантазировала и осуществляла свои фантазии.  И воплощение этих причуд — всё живое — испытывало мощный неисчерпаемый приток сил: всё вокруг ликовало, стремилось продлить торжество и запустить его по новому кругу.

На этом празднике жизни Гаутама чувствовал себя довольно странно.  Он ясно осознавал себя носителем бесплотного‚ безличного разума, не знающего никаких пределов.  И в то же время он видел себя ограниченным‚ конечным созданием‚ призванным в мир чувственных явлений для того, чтобы понять этот мир изнутри, — ему надлежало уяснить скрытый смысл и буйной растительности‚ и столь многообразного животного царства‚ и своего собственного появления на земле.  Эта раздвоенность занимала его всё больше и больше.  С некоторых пор Гаутаме стало казаться‚ что все человеческие страдания и несчастья идут именно от разделённости человеческой натуры.  Путь в иной, не знающий страданий мир находился где-то совсем рядом.  И этот путь — Сиддхартха успел уже убедиться в том — уводил далеко за пределы отпущенной ему земной жизни.

Гаутама остановился‚ увидев на стволе большого поваленного дерева двух мартышек.  Самец поднялся на задние лапы и уверенным жестом притянул к себе за талию свою подругу‚ которая стояла на четвереньках.  Самец устроился сзади и начал совокупление.  Он заметил Гаутаму‚ но на ритмично покачивающейся обезьяньей морде отражалось совершенное безразличие и к человеку‚ и ко всему на свете.  Это была физиономия самóй скуки‚ мировой тоски.

Веселье на этом всеобщем празднике действительно было неотторжимо от печали.  Во всём‚ что окружало Гаутаму‚ торжествовали силы‚ которые зачем-то заставляли всё живое снова и снова совершать движение по одному и тому же кругу — рождения‚ любви и смерти.

 

32

*

На исходе очередного дня продолжительных‚ без очевидной цели скитаний в джунглях Гаутама вышел на высокий берег полноводной быстрой реки.  Уставший‚ с гнетущей тяжестью в груди он опустился на траву под большой раскидистой смоковницей и долго невидящим взглядом смотрел на бегущую воду.

Впервые за эти годы отшельничества Гаутама так остро, до боли, почувствовал одиночество.  Он увидел себя очень далеко в стороне от бурно текущей жизни с её пусть мимолётными‚ но столь волнующими радостями.  Ему вдруг показалось‚ что он неправ‚ — что единство с миром нужно искать не вдали от людей‚ а именно в мирских буднях.  Мысли невольно увели в прошлое — туда‚ где он был ещё молодым царевичем‚ в самый счастливый год его семейной жизни‚ когда они с Ясодхарой так любили друг друга.  В том брошенном суетном мире уже подрос его единственный сын‚ которого он тоже оставил.  У Гаутамы защемило в груди.  Он ведь ещё не стар и мог бы долго наслаждаться отпущенным на земле сроком...  Ему вдруг неудержимо захотелось прижать к себе жену и сына‚ окунуться в негу давно забытого домашнего уюта.  А что‚ подумал он‚ если в самом деле вот сейчас подняться и пойти — вернуться к ним‚ самым родным людям?..

 

33

*

После мучительной и долгой внутренней борьбы Гаутама сумел подавить в себе желания, которые вдруг вырвались из-под контроля.  Причиной смятения, понимал он, была всё та же присущая человеческой натуре раздвоенность.  Одно из этих двух уживающихся в нём начал — то‚ что являлось носителем всего земного‚ — едва не одолело другое‚ главное, духовное начало.  Эта приземлённая суть чуть не убедила его забыться в потоке ежедневных людских забот и страстей‚ радостей и печалей.

Сиддхартха окончательно справился с искушением и теперь удивлялся тому‚ что всё ещё подвержен таким соблазнам.  Семейное счастье опять выглядело всего лишь временным забвением в кругу родных.  Мир и согласие стали помалу возвращаться в сердце.  Некоторое беспокойство вызывал только вопрос‚ было ли с его стороны эгоизмом бросить на произвол судьбы семью и отправиться на поиски истины.  В оправдание своего решения он говорил себе‚ что по существу не в состоянии помочь ни жене‚ ни сыну: путь к спасению человек может найти лишь сам.  К тому же на самом деле он никого не оставил...

Гаутама осознавал себя неотъемлемой частью того надмирного сверхжизненного единства‚ которое любит всё и всех.  Он безусловно находился в неразрывной, самой непосредственной связи и с женой‚ и с сыном‚ а значит их незримо согревала его любовь.  Он любил их столь же трепетно‚ как любил каждого смертного‚ кому выпало родиться на земле.  Эта всеохватывающая‚ не разбирающая степеней родства любовь была наибольшим чувством‚ на которое он‚ казалось‚ способен.

Две противоположные, как-то уживающиеся в нём натуры оценивали такую любовь по-разному.  Одно из этих разумных начал — наделённое человеческими достоинствами и слабостями — всё ещё укоряло его; оно видело в таком отношении к самым близким людям высшую степень равнодушия и чёрствости.  Другое же — свободное от всех присущих людям эмоций — утверждало‚ что это и есть высшее проявление человеческой любви.  Положа руку на сердце‚ Гаутама не мог с убеждённостью сказать‚ какой из двух голосов прав.  Он верил тому началу, которое поощряло его действия‚ хотя порой ему казалось‚ он просто стремится таким образом оправдать свой эгоизм.

«Конечно!  А что же это‚ если не эгоизм? — подхватывал мысль прагматично рассуждающий голос. — Оставить жену и беспомощного ребёнка даже ради якобы вечной и бóльшей любви?!  Конечно же‚ это от себялюбия».  «Но если это эгоизм‚ — парировало другое начало‚ — если ты находишься в разлуке с семьёй ради собственного блага или удовольствия‚ то где же оно‚ твоё Эго?  Ты же давно освободился от всего личного: Гаутамы с его былыми запросами‚ с его неповторимой индивидуальностью по сути давно нет на свете...».

 

34

*

Над Индостаном опустилась ночь.  На небе высыпали звёзды.  Их манящий волнующий свет ясно говорил о том‚ что мироздание — не просто случайное скопление небесных тел.  Сияние звёздного пространства словно подсказывало разгадку главной тайны жизни.  Но люди, увлечённые повседневными делами, не обращают внимания на этот высокий свет‚ будто сиюминутные хлопоты гораздо важней вечности.  Да что там небесные глубины‚ подумал Гаутама‚ многие не хотят разобраться даже в собственных помыслах.

Торжественное молчание звёздных далей то и дело нарушали звуки‚ доносившиеся из ночного леса.  Там и любили, и враждовали его обитатели.  Звери и птицы боролись за существование, подобно тому как происходит это среди людей...  Жизнь на земле‚ которая брала исток неизвестно откуда и уходила неизвестно куда‚ по-прежнему днём и ночью безостановочно неслась‚ как вóды стремительно бегущей мимо Гаутамы реки.  Но Сиддхартха уже находился в стороне от человеческих страстей и страданий.  Он чувствовал, что достиг вечной‚ незыблемой, не подверженной круговороту рождений и смертей основы мира.  Теперь он‚ похоже‚ окончательно выбрался из бурных и мутных вод на берег.

 

35

*

Гаутама проснулся от лёгкого касания сухого листа, скользнувшего по щеке.  Какое-то время он лежал неподвижно‚ то прислушиваясь к себе‚ то внимая звукам так осторожно разбудившего его утра.  Наконец он открыл глаза и приподнялся.  На душе было необыкновенно спокойно.  От вчерашней внутренней борьбы не осталось и следа.

Уже начинало светать.  Над рекой низко плыли волокнистые клубы тумана.  В щебете птиц‚ в едва заметном трепете листвы угадывалось взволнованное предчувствие скорого появления светила.

Гаутама лишь теперь присмотрелся к старой смоковнице‚ под которой провёл ночь.  Это была ашваттха — одно из удивительных произведений природы‚ будто созданных с целью указать несведущим на главную сущность мироздания.  Ветви смоковницы ниспадали до самой травы‚ стелились по земле и пускали корни.  Корни служили началом новой жизни: по всей видимости, именно от них произросли два соседних дерева.  Ветви этих деревьев также лежали на земле и уходили в почву.  Все смоковницы на этом берегу, росшие обособлено‚ были незримо соединены между собой и являлись по сути одним живым организмом.

 

36

*

Сиддхартха дошёл до излучины реки и сел на возвышении берега лицом к той, уже озарённой стороне горизонта‚ откуда должен был появиться солнечный диск.  Он закрыл глаза‚ опустил руки ладонями к восходу и сосредоточился на состоянии согласия‚ в котором находилось всё его существо.  Из такого внутреннего равновесия ему, случалось, открывался путь к освобождению‚ как называл он раскрепощение главного в себе.  Самыми трудными в попытках уйти из мира влечений в мир блаженного покоя оказывались первые усилия‚ когда нужно было отрешиться от всех переживаний‚ от всего личностного.  Лишь полностью сбросив груз мыслей о преходящем‚ он проникал в ту безбрежную‚ влекущую к себе реальность‚ где сходились причины и следствия всех стремлений.  При этом он терял всякую привязанность к собственному телу; он не был ограничен ничем, ни одним из явлений действительности.  Он ясно осознавал себя самóй всеохватной явью.

В этот раз Гаутама отрешился от всех личных переживаний без особых усилий.  Дальнейшее удалось необычайно просто‚ словно кто-то невидимый помогал ему, притягивал к себе.  А затем начался подъём такой силы‚ подобного которому он ещё не испытывал.  Впрочем‚ подъёмом это можно было называть лишь условно: Гаутама не ведал‚ куда простиралось его естество.  То, что происходило с ним, было похоже на растворение.  Вскоре действие рассредотачивающих его потоков замедлилось‚ приблизилось к равновесию и наконец всякое движение прекратилось вовсе.  Стало так легко, он испытывал такое невозмутимое блаженство‚ будто освободился не только от телесной оболочки, но и от всех признаков своего Я.

Он не мог сказать определённо, можно ли назвать это состояние жизнью.  Но это не была смерть.  Ему и раньше удавалось освобождать мысли от всех земных привязанностей до дления внеличностным началом.  Но так полно‚ без остатка, раствориться в бесплотной сфере мирозданияосознать её как собственное Эго удалось впервые.  Все желания представлялись уже исполненными.  Страдания, известные смертным — происходившие от несовершенства материального мира, здесь были исключены.  И тревог эта всеобъемлющая рефлексирующая реальность тоже не испытывала: опасаться было некого и нечего‚ поскольку кроме неё самóй, никого не существовало‚ а изнутри поколебать её равновесие не могло ничто.  Разлука здесь тоже мнилась чем-то эфемерным: единение являлось самой сутью этой цельной среды; её духовное протяжение пронизывало абсолютно всё и всех.

Тому‚ кто сидел на высоком берегу реки, некогда почудилось, что он оказался в стороне от жизни.  Теперь же он сам являлся тем первоначалом‚ куда все жизненные потоки стремятся и впадают‚ как реки в море.  Совершенно равнозначный этой всеобъемлющей действительности он осознавал себя любовью‚ но такой любовью‚ из которой исключены понятия времени и пространства и которая не знает каких-либо разграничений между любящим и любимым.  И некую личность по имени Сиддхартха из этой одухотворённой реальности тоже нельзя было вычленить без нарушения её целостности.  Если он ещё имел отношение к сгустку плоти‚ который остался где-то в земной жизни‚ на берегу одной из рек Индостана‚ то эта связь была не сильнее‚ чем любая другая‚ соединяющая изначальный‚ незримый‚ любящий мир с иным — порождённым‚ несовершенным‚ земным его подобием.

 

37

*

Скрижаль продолжал мысленно подбирать слова к испытанному чувству — те слова, которые наиболее точно передали бы состояние‚ называемое у буддистов нирваной.  Он пережил это состояние вместе с Буддой.  В той‚ самой высокой точке духовного подъёма Скрижаль не смог бы с уверенностью сказать‚ где находилось земное, оставленное им тело: в Индии ли — на высоком берегу одной из её быстрых рек; в Нью-Йорке ли — у окна, которое смотрело на оживлённую автомагистраль‚ или где-нибудь ещё.  На вершине блаженства — вернее, осознав себя самим блаженством‚ — он уже не отличал себя ни от Будды, ни от согревающих землю лучей солнца, ни от всего живого, согреваемого солнечными лучами.  Пребывая в этом бестелесном качестве, он никак не мог отождествить исполненную высоким любящим чувством реальность, которой являлся‚ с каким-то одним из её малых, индивидуализированных, конечных подобий.  В какой-то момент он потерял ощущение пределов собственного Я, — был единым, одушевлённым, не знающим границ любящим пространством.

Скрижаль, конечно же, мог только предполагать, чтó пережил Гаутама Сиддхартха на индийской земле в том духовном подъёме в далёком VI веке античной эры.  И всё же для понимания природы высших сил, которые позвали к себе наследного принца шакьев, Скрижаль, получалось‚ ничуть не опоздал со своим рождением.  Вселюбящее Эго‚ которым пребывал Гаутама и куда из пределов собственной души поднялся Скрижаль‚ являлось всенациональным‚ всепространственным‚ всевременны́м.  Подобно индийской смоковнице‚ не знающей ни начала существования‚ ни конца‚ это Эго имело удивительное свойство быть одновременно и единым, и многоликим.  Одним из мириадов отпрысков этого вселенского одухотворённого Древа Жизни осознавал себя и Скрижаль.  Теперь, когда ему открылась эта связь, он уже знал: за его вроде бы сугубо личными переживаниями и действиями стоит непреходящий, цельный — видимый и незримый — мир.

 

38

*

Раздался звонок в дверь.  Скрижаль пошёл открывать — должна была прийти Марина.  Встретившись взглядом с хрупкой на вид молодой женщиной, с которой подружилась его супруга, он подивился самообладанию этого человека.

Два года назад, когда Марина подавала в Москве документы на отъезд в США‚ она была одинока.  Пока подошла её очередь на собеседование‚ она успела выйти замуж и родить дочку.  Въездную визу в США дали только ей и ребёнку‚ так как муж Марины в её анкетах не значился.  На семейном совете решили‚ что Марине с дочкой надо уезжать‚ а муж будет добиваться разрешения соединиться с семьёй.  И она улетела с ребёнком в Нью-Йорк.  Однако у мужа с выездом ничего не получалось.  Он то и дело звонил Марине — говорил, не может больше без неё.  Марина училась на курсах английского языка и работала в овощном магазине кассиром.  Все деньги она тратила на консультации с юристами‚ на оформление каких-то документов — и всё безрезультатно.  Её муж‚ видно в полном отчаянии‚ решил перебраться в США нелегально, через мексиканскую границу.  Он продал в Москве машину и квартиру.  Но разгул бандитизма в России настиг и его.  Все деньги у парня отобрали, да ещё и крепко избили.  Он остался без жилья и без гроша в кармане.  Потеряв последнюю надежду увидеть жену и дочь, он впал в глубокую депрессию.

Марина пришла попрощаться: улетала с дочерью в Москву — спасать мужа.

 

39

*

Поскольку жена Скрижаля в школу программистов не поступила‚ он мог воспользоваться своим шансом на учёбу.  И он поинтересовался условиями приёма на курсы специалистов по охране окружающей среды.  В конце концов, оберегать природу достойней, чем сторожить небоскрёбы, решил Скрижаль.  Но оказалось, лекции в этой группе, а также занятия в классах по другим специальностям давно шли.  Следующий набор начинался лишь в ноябре‚ когда рассчитывать на какую-либо поддержку Наяны Скрижаль уже не мог.  Поэтому в течение двух недель, которые оставались до конца сентября, он должен был форсировать поиски работы или же подавать документы на получение материальной помощи от города.  Но даже назначение такого содержания не снимало вопрос о необходимости зарабатывать на жизнь.  Срок получения пособия из городской казны был ограничен, да и выдавался этот прожиточный минимум лишь при условии‚ что хотя бы один из членов семьи где-то учится.

Скрижаль ухватился бы уже за любую работу.  Не переставая грезить о скромной должности помощника библиотекаря, он откликался на разного рода объявления в газетах.  Если на ввод данных требовался оператор‚ печатающий не с частотой пулемётной стрельбы, а чуть помедленнее‚ у него уже хватало наглости обращаться по указанному адресу‚ хотя по-английски, которого не знал, он печатал только двумя пальцами.  Он звонил и слал письма туда, где требовались охранники и сторожа.  Никак не похожий на человека‚ когда-либо занимавшегося тяжёлым физическим трудом‚ он претендовал на должность вахтёра‚ в обязанности которого входило поднятие тяжёлых предметов.  Любое объявление о вакансии в библиотеке Скрижаль стал воспринимать так‚ будто оно адресовалось ему лично‚ и угрызения совести его уже почти не мучили.  Впрочем‚ краснеть из-за вранья не приходилось.  На письма никто не отвечал‚ а телефонные разговоры заканчивались в лучшем случае обещанием‚ что ему непременно через несколько дней позвонят.  Всё шло к тому‚ чтобы подавать документы на получение пособия.  И хотя сидеть в нахлебниках у общества ему было совестно‚ другого выхода он пока не видел.

 

40

*

В последующие сорок лет после пережитого Гаутамой на берегу реки Найранджаны — от достижения состояния Будды и до самой смерти — он проповедовал миру свои взгляды.  Спасение доступно каждому‚ говорил он.  Для этого совсем не нужно молиться‚ ходить на поклон к священнослужителям‚ совершать жертвоприношения и вообще соблюдать какие-либо обряды.  Размышление гораздо полезней молитвы; не употребление мясных продуктов, а гнев‚ ненависть‚ обман‚ зависть‚ мстительность‚ нечистые помыслы — вот что оскверняет человека.

Первыми учениками Будды были его товарищи, вместе с которыми он прежде жил аскетом.  Число приверженцев нового учения росло, и вскоре Будда уже стоял во главе довольно большой общины.  Спустя двенадцать лет после ухода из семьи он побывал в родных краях и посвятил в своё учение жену и сына.  Несколько женщин, в числе которых была и Ясодхара, получили его согласие на создание ордена буддийских монахинь.  В возрасте восьмидесяти лет Гаутама дал последние наставления своим ближайшим ученикам и ушёл из жизни.

 

41

*

Чтобы лучше понять взгляды Будды и место его учения в духовной жизни Индии, Скрижаль захотел узнать о том времени, в котором Гаутама выступил со своей проповедью.  В ту эпоху, как выяснил Скрижаль, все индийцы строго разделялись по происхождению — по кастовому признаку.  Таких каст существовало четыре.  К высшему сословию принадлежали жрецы — брахманы.  Они выступали посредниками между богами и всеми остальными людьми.  Простые смертные отдавали за это брахманам шестую часть своих доходов.  Вторая каста — кшатриев — являлась воинским классом.  Кшатриями были цари, военачальники, князья и дворяне.  Третью касту составляли вайшьи — мелкие земледельцы, скотоводы, торговцы и ремесленники.  Наконец, к четвёртой, низшей и самой многочисленной касте относились шудры; они прислуживали членам трёх высших сословий.  Индийцев же смешанного происхождения — тех, которые не принадлежали ни к одной из каст, — за людей почти не считали.

Мужчинам первых трёх общественных классов вменялось в обязанность изучать Веды — священные гимны индусов.  В этом их наставляли брахманы.  Представители четвёртой касты — шудры, а также женщины всех четырёх каст не только не имели права изучать Веды, но даже не могли присутствовать при пении ведийских гимнов.

Строго регламентированная религия индусов не выходила в то время за рамки обрядности.  Суть её составляли жертвоприношения, различные ритуалы и молитвы.  Люди верили, что за плату богам, которую принимали брахманы, можно выпросить себе все земные блага и отпущения всех грехов.  Такая чисто формальная вера, основанная на торге с богами, не удовлетворяла мыслящих людей.  Прибежищем для пытливых умов служили упанишады — древнеиндийские религиозно-философские произведения, в которых рассматривались вопросы о происхождении вселенной, о природе человеческой души и разума.  В упанишадах развивались идеи единобожия, личного бессмертия и единосущности человеческого Я с Богом — Брахманом.

После того как Скрижаль получил представление о религиозных традициях индусов той эпохи, он понял, насколько революционным для Индии явилось учение Будды.

 

42

*

Необычным в проповеди Гаутамы было уже то, что он дерзнул выступить в качестве вероучителя, будучи по происхождению не брахманом, а кшатрием.  У него хватило смелости отвергнуть народную религию со всем её мёртвым церемониалом.  Вопреки общепринятым в Индии убеждениям, Будда заговорил о возможности спасения для каждого человека, независимо от пола и кастовой принадлежности.  Он отказался и от аскетизма, который для индусов служил общепринятым идеалом жизни.  И всё же в проповедях Будды не было чего-то абсолютно нового для его соотечественников.  Да и сам Гаутама не считал себя ни первооткрывателем неких неведомых прежде истин, ни даже реформатором уже известных до него учений.  Его ви́дение мира отталкивалось от философии упанишад, созданных кастой жрецов, а также от философии санкхья, которая возникла в среде воинского сословия.  Развив одни направления этих индийских школ — главным образом их этику и психологию — и полностью исключив из рассмотрения другие, недоступные для проверки вопросы, Будда и создал своё учение.  Причём в объяснении основополагающих законов жизни он обошёлся без упоминаний о Боге.  В центре мироздания, согласно его системе взглядов, стоит человек.

 

43

*

На одном из последних уроков по английскому языку Скрижаль случайно узнал‚ что занятия на курсах программирования, куда пыталась попасть его супруга‚ ещё не начались.  Об этом ему сказала молодая женщина, сидевшая рядом с ним на уроке.  Её муж сдавал накануне тест‚ но видимо написал работу неважно, — его на учёбу не взяли.

На следующий день Скрижаль должен был встретиться с китаянкой, которая курировала его семью, — предстояло рассказать о своём нынешнем положении и дальнейших планах.  Так как ни он‚ ни его супруга работу не нашли и ни на какие курсы не поступили‚ им оставалось одно: оформлять документы на получение городского пособия.  Правда‚ Скрижаль мог воспользоваться последним шансом, который у него оставался: можно было попытаться поступить на курсы программирования‚ куда всё ещё‚ оказывается‚ шёл приём.

Ему никак не хотелось возвращаться к своей‚ заброшенной с таким наслаждением‚ профессии.  Тем не менее он решил ещё раз взвесить все «за» и «против» такого шага.  За время поисков какой-нибудь службы, которая не утруждала бы мозги, Скрижаль успел убедиться в том‚ что он по всем статьям проигрывает своим конкурентам; шансов найти работу, не требующую квалификации, у него было гораздо меньше, чем у тех мускулистых парней, для которых английский язык являлся родным.  Ясно было и то‚ что на рынке умственного труда его тоже не очень-то ждут.

Он провёл в размышлении весь вечер и полночи‚ но так ни к чему и не пришёл.  Ложась спать‚ он подумал‚ что утро вечера мудренее.

 

44

*

Утром Скрижаль решил вернуться к занятию, которое его когда-то кормило.  Он приехал в Наяну, позвонил из вестибюля по телефону внутренней связи в учебную часть и попросил соединить его с человеком‚ который заведует приёмом на курсы программирования.  Когда после паузы в трубке прозвучал женский голос‚ он представился и спросил‚ в самом ли деле ещё продолжается набор.  Начальница ответила ему положительно; она сказала, что отобрано шестнадцать человек и нужно принять ещё двоих.  Скрижаль поинтересоваться‚ может ли он претендовать на одну из этих двух вакансий, но вместо ответа последовали расспросы о его работе в России.  С трудом подбирая нужные английские слова, он первый раз за последние недели говорил о своей трудовой биографии правду.  Заведующая курсами предложила ему перезвонить ей‚ когда у него будет на руках рекомендация от куратора.  Прощаясь, она посоветовала поторопиться, иначе он может опоздать.

На встрече с кураторшей Скрижаль попросил у неё рекомендацию на курсы программирования.  Китаянка дала такое письмо‚ но напомнила‚ что срок пребывания его семьи на содержании Наяны заканчивается, — осталась всего лишь неделя.  За это время ему нужно было успеть сдать тест и сообщить ей‚ приняли его или нет.

Скрижаль спустился на лифте в вестибюль и остановился в нерешительности у телефона внутренней связи.  Он постоял немного в раздумье над тем, следует ли ему позвонить заведующей курсами‚ которая попросила у него рекомендацию.  Скрижаль рассудил, что она тотчас же может пригласить его на тест, и потому не стал торопиться со звонком.  Он не выдержал бы сейчас проверку знаний.  Была пятница, и он решил‚ что для подготовки к тесту у него есть как минимум два выходных дня.

С тяжестью на душе Скрижаль отправился в Центральную библиотеку Нью-Йорка.  В этот раз ему нужен был не Русский отдел, а Технический.  Он нашёл там книги по языкам программирования‚ с которыми когда-то работал.  И за выходные он отчасти восстановил в памяти, казалось, совершенно забытые знания.  Он расспросил также супругу о том, как проходил тест и какого рода программы ей предложили составить.

 

45

*

В условленный час‚ после недолгого собеседования‚ заведующая курсами программирования дала ему несколько письменных заданий‚ рассчитанных на сорок минут работы.

Результат теста Скрижаль узнал спустя два дня.  Его приняли на курсы.  Это известие не принесло ему однако радости.  Случившееся означало, что он должен включаться в борьбу за право продать не только бóльшую часть своего времени‚ но и значительную часть интеллектуальных и душевных сил‚ так нужных ему для духовного роста.  Тем не менее до начала учёбы оставалось ещё две недели.  Это время он мог полностью посвятить самообразованию.  И прежде всего он хотел до конца уяснить мировоззрение Будды.

 

46

*

Учение Гаутамы, как понял Скрижаль, охватывает главным образом область психологии и этики.  О закономерностях, присущих духовной жизни людей, Будда высказался вполне определённо.  На многие же принципиальные философские вопросы — о существовании или несуществовании Бога‚ о происхождении мира‚ о том‚ свободен ли человек в своих поступках или нет‚ — он ответов не оставил.  Гаутама полагал‚ что никому не дано познать находящееся за пределами опыта‚ а потому все рассуждения на эту тему считал бесплодными.  Он призывал людей совершенствоваться духовно‚ но советовал не размышлять о причинах и конечной цели таких стремлений.

Обойдя стороной вопрос о существовании Бога и заострив своё внимание на человеке, Будда не обнаружил в мире абсолютно ничего, что оставалось бы равным самому себе хотя бы в течение непродолжительного времени.  Вселенная не только меняется, но и разрушается, после чего возрождается опять.  Если и можно говорить о чём-то неизменном в миропорядке, отражённом в учении Будды, то этим устойчивым фактором является разве что постоянное движение — изменчивость.  Вернее, постоянным остаётся закон причин и следствий, которому изменчивость подчинена.  Будда считал, что понимание этого закона даст людям возможность управлять своей судьбой.

Человек, согласно его воззрениям, — это живая организованная система, состоящая из материи и духа, которая непрерывно меняет свои качества с очень большой частотой.  Спустя неуловимо короткое мгновение она обращается уже в нечто другое по сравнению с тем, чем была мигом раньше.  Живой организм, учил Будда, переживает за сутки мириады различных состояний, из которых каждое последующее обусловлено предыдущим.  Каждое из состояний представляет собой по сути отдельную личность.  «12.61 То, что называется умом, интеллектом, сознанием, днём и ночью возникает как нечто одно и исчезает как другое», — говорил Гаутама; об этом сообщает Самьютта-никая — третий сборник Сутта-питаки, который считается одним из трёх главных частей буддийского канона.  Лишь из-за большой частоты следования этих состояний организма создаётся ложное представление о жизни одного единственного человека.

Будучи убежденным в дискретности явлений духа, Будда не касался таких понятий, как душа и Эго, поскольку даже если они обозначают нечто реальное, то период их существования не превышает того же предельно короткого промежутка времени.  И тем более бессмысленно, полагал Будда, говорить о какой-то вечной жизни души и личного Я.

 

47

*

В качестве связующего начала, которое передаётся от каждого очередного проявления индивидуума к его последующему проявлению, в буддизме выступает сознание разумного существа.  Собственно, человека, согласно буддизму, и нужно рассматривать как процесс развивающегося сознания.  Причём этот процесс не ограничивается продолжительностью одной отдельно взятой жизни.  Сознание служит связующим звеном как между двумя последовательными состояниями одной и той же личности, так и между смертью одного организма и началом жизни другого.  По учению Будды, в момент смерти последняя вспышка сознания умирающего человека порождает очередную в этом же ряду вспышку, но уже в ином теле, которое появляется на свет.

Движущей силой этого процесса генерации различных состояний живых особей служит энергия кармы.  Будда разделял издревле существовавшую в Индии веру в кармический закон.  Карма является неким эквивалентом совокупности всех сознательно совершённых поступков данного субъекта и всех тех людей, сплетение жизней которых предшествовало его рождению.  Закон кармы — своего рода закон справедливости.  Именно карма — результирующая всех добрых и злых дел — обуславливает, кем и каким надлежит родиться ребёнку, принимающему эту эстафету жизни.  Но несмотря на то что характер любой личности предопределён заранее, будущее каждого человека находится в его собственной власти.

Механизм действия кармы и других законов столь стремительного в своей изменчивости потока жизни Будда не объяснил.  Он принял распространённую в Индии веру в закон кармы без каких-либо доказательств и без проверки этого закона на опыте.  Видимо по той же причине — из-за невозможности какого-либо исследования объекта — он не желал рассуждать о Боге.

Попытку оправдать неразработанность даже основополагающих принципов учения Будды Скрижаль увидел в часто цитируемых словах из Мадджхима-никая — втором из пяти сборников Сутта-питаки: «Не время спорить о природе огня тем‚ кто находится в горящем пламени‚ но время спасаться из него».  Впрочем, найти это высказывание Будды в Мадджхима-никая Скрижаль не смог.  Учение Гаутамы, как понял он, представляет собой не свод теоретических рассуждений, а вполне конкретное, практическое руководство к бегству от беды, в которой оказался человек, имевший несчастье родиться на земле.

 

48

*

Убеждение в том, что страдание является одним из определяющих признаков человеческой жизни, было в той или иной степени присуще всем известным философским школам Индии.  В буддизме же, как видел Скрижаль, страдание выступает тем главным стержнем, вокруг которого вращаются и от которого отталкиваются все положения этого учения.  Даже сколь-нибудь малой согревающей сердце радости он в мировоззрении Гаутамы не обнаружил.

Суть учения Будды составляют четыре так называемые высокие истины.  Первая из них гласит, что земная жизнь есть страдание.  Вторая истина называет причиной всех бед желания.  Мытарства людей закономерны, поскольку все объекты влечений изменчивы и бренны.  В материальном мире нет ничего такого‚ к чему имело бы смысл стремиться; все предметы страсти — страсти любого рода — перестают удовлетворять человека после её утоления.  Освобождение от всех стремлений несравненно выше обладания какими-либо земными благами.  Согласно третьей буддийской истине, избавиться от страданий может каждый.  Наконец, последняя четвёртая истина гласит, что путь к освобождению от столь незавидной участи, доставшейся людям, существует.  И Будда указал этот путь.

Духовное восхождение человека, ведущее к освобождению от страданий, начинается с безусловной приверженности праведному образу жизни — в мыслях, словах и действиях.  Необходимым условием возможного спасения является обретение мудрости с помощью познаний и размышлений.  Достижению конечной цели способствует также умеренность во всём: исключение крайностей как сурового аскетизма, так и ненужного изобилия.  Помимо воздержания от тяжких грехов — убийства живых существ, воровства, измены супругу, лжи и употребления алкогольных напитков, — человеку, идущему по пути Будды, положено освобождаться от тех уз, которые привязывают его к миру.  Этими путами являются уверенность в существовании личного Я, гордость, чувственность, тяга к получению удовольствий, недоброжелательность к людям, вера в действенность религиозных обрядов, неведение истинной природы вещей и жажда жизни.  Конечной же целью этого избавляющего от страданий пути является нирвана.

 

49

*

Подходя к дому, Скрижаль обратил внимание на пожилого мужчину‚ который собирался сесть в автомобиль, но впустил сначала в машину свою собаку.  Собака тут же устроилась на переднем кресле, рядом с местом водителя.  Хозяин сел за руль‚ что-то сердито сказал ей — и она послушно прыгнула на заднее сидение.  «Здесь даже собаки понимают по-английски‚ — подумал Скрижаль. — Должен же и я когда-нибудь выучиться».

 

50

*

Вера в возможность достижения нирваны существовала в Индии с незапамятных времён.  Слово «нирвана» передаёт звучание на санскрите слова, которое означает «угасание», «успокоение».  Буддисты утверждают, что при достижении этого состояния карма больше не вырабатывается и тем самым результаты всех прошлых поступков полностью уничтожаются.  Главное же, достигший нирваны навсегда останавливает цепь рождений, которые предшествовали его появлению на свет; такой человек уже неподвластен законам материального мира, и значит избежит очередной жизни с её неминуемыми страданиями и смертью.

Хотя Гаутама указал на нирвану как на вершину духа, к которой людям необходимо стремиться, объяснения этому феномену он не оставил.  Нирвану нельзя ни описать, ни представить, — её нужно пережить, считал он.  Из того, что Скрижаль вынес из буддийских текстов, следовало, что Гаутама понимал нирвану как существование вне времени и пространства.  Такое существование лишено индивидуальности и сознания; оно свободно от любого рода переживаний и желаний, включая и желание жить.  Этому умозаключению Скрижаля противоречило то обстоятельство, что Гаутама прожил после достижения нирваны ещё сорок лет, в течение которых безусловно обладал и сознанием, и желаниями — по крайней мере желанием дать людям своё учение, иначе о буддизме никто бы никогда не узнал.  Некоторые буддисты, как выяснил Скрижаль, разрешают эту неувязку, различая два вида нирваны: наступающую с затуханием всех человеческих страстей, и другую, связанную с прекращением жизни.

 

51

*

Скрижаль задумался над тем, чтó представляет собой действительность, если её законы в самом деле таковы, какими понял их Будда.  И он увидел мир огромным, вмещающим в себя всё и вся вселенским кораблём.  Многие отсеки этого корабля недоступны для исследования.  В то же время ход вселенской махины напрямую зависит от характера жизни её пассажиров: движет ковчегом энергия кармы, которую генерируют поступки людей.  По мере совершения ими неблаговидных действий дурная карма накапливается, и под её влиянием этот корабль в конце концов разрушается.  Затем наступает космическая пауза.  За время такого вынужденного восстановительного периода карма каким-то образом дозревает до состояния, при котором она, согласно тому же закону причинности, опять начинает формировать вселенную и заселять её.

Скрижаль только теперь вполне осознал, что судьба мира по учению Будды полностью зависит от образа действий людей.  Однако сами люди, в соответствии с идеалами буддизма, должны всеми силами стараться навсегда уйти из этого мира.  И если бы все обитатели вселенной в самом деле последовали бы советам Гаутамы, то не только человечество, но вся живая и неживая природа перестали бы существовать.  Случись такое — и за отсутствием кармы исчезли бы и побуждающие причины для каких-либо движений.  Закон причинности, который понуждает мир возрождаться и гибнуть, просто перестал бы работать.  Получалось, целью учения Будды является полная и окончательная остановка этого, пока ещё самовозрождающегося вселенского корабля.

Оказалась бы такая неподвижность вселенной её последней и окончательной смертью или же, напротив, обернулась бы непреходящим блаженством — Скрижаль не мог с уверенностью заключить.  И всё же, достраивая логическую, подчинённую законам буддизма цепочку причин и следствий, он склонялся к выводу, что лишённая всяких движущих сил вселенная будет мертва, так как достижение нирваны всеми её обитателями означает, по учению буддистов, полное исчезновение энергии кармы, которая движет этим вселенским кораблём.  А поддержание какого-либо положительного состояния любой системы — хотя бы того же блаженства — всё-таки требует пусть даже самого минимального количества энергии.

 

52

*

Постулаты буддизма, осмысленные Скрижалем, подталкивали его к ещё одному выводу.  Так как мудрецы уходят в нирвану — уходят навсегда, — на земле остаются и продлевают цепь рождений лишь недостаточно развитые люди.  И значит, пока существует подлунный мир, им будет управлять если не полное невежество, то по крайней мере неведение.

Оттого что он, Скрижаль, не усматривал смысла в подобном устройстве мироздания, ещё не следовало, что действительность не может быть именно такой, какой её увидел наследный принц шакьев.  Но если реальность и впрямь настолько бессмысленна и если Будда в самом деле понимал нирвану как небытие, то возможно, он и прав: стоит ли жить в столь нелепо устроенном мире?

Скрижаль не сомневался в том, что смерть гарантирует человеку прекращение страданий.  Однако он не считал такую радикальную меру единственно возможным и достойным для человека средством изменить свою жизнь к лучшему.  На то ведь люди и наделены разумом, чтобы искать пути к счастью.  Исцеление мира по рецепту буддистов напоминало Скрижалю горькую шутку о гильотине как средстве, избавляющем от головной боли.  Действительно, нельзя прожить жизнь не испытав печалей, соглашался Скрижаль, но их ведь можно уменьшить.  Научились же люди предотвращать многие недуги и снимать боль.  Главное же, причиной горестей служат не только неизбежные потери близких и немощи тела.  Люди страдают чуть ли не каждый день — и быть может больше всего — от унижения, грубости, недоброжелательности, чёрствости к ним со стороны других людей.  Нирвана как цель жизни является отказом от всяких попыток изменить что-либо в мире к лучшему.

 

53

*

Будда избегал разговоров о нирване по той же причине, по которой не хотел рассуждать о Боге: он придавал значение лишь тем знаниям, которые с его точки зрения способствуют продвижению людей по указанному им пути.  Таким образом, призвав страждущих следовать за ним, он фактически устранился от объяснения конечной цели этих стремлений.  Получалось, человеку нужно просто положиться на личный опыт Будды, — идти и не рассуждать.  Такая позиция виделась Скрижалю недостаточно уважительной по отношению к людям, о спасении которых Гаутама вроде бы заботился.  Оправдание этого умолчания необходимостью скорейшего бегства из пламени жизни, если Будда действительно произнёс эти слова, не звучало убедительно.

Молчание о нирване представлялось Скрижалю тем более загадочным, что Будда, как принято считать, достиг этого состояния ещё при жизни, и значит мог бы поведать о своём опыте всему миру.  Опасался ли он быть неправильно понятым или же сомневался в возможности рассказать о нирване избитыми земными словами, не исказив суть, — осталось неизвестно.  Однако после него это не побоялись сделать другие.

 

54

*

Учебное заведение‚ которое Скрижалю предстояло посещать в течение ближайших трёх месяцев‚ располагалось на шестнадцатом этаже одного из высотных зданий на Бродвее.  Учебный центр занимал три небольшие комнаты: компьютерный зал и два лекционных класса.  Группа студентов полностью состояла из бывших граждан Советского Союза.  В неё попали довольно сильные программисты.  Многие из них не порывали со своей профессией до самой эмиграции.  Эти курсы им нужны были скорее лишь для того‚ чтобы за время оплачиваемой учёбы иметь возможность искать работу.  Насколько мог судить Скрижаль‚ сюда и отбирали именно таких специалистов‚ которые нуждались в минимальной помощи.  Основательная, продолжительная учёба студентов стоила бы Наяне гораздо дороже.

Скрижаль многое подзабыл из своих профессиональных навыков.  К тому же его знания изрядно устарели.  Без серьёзного изучения хотя бы одного из популярных языков программирования и освоения новых компьютерных систем найти работу было крайне тяжело.  Но ему выдали учебники‚ по которым он мог заниматься самостоятельно‚ его ожидал очередной курс английского языка...  Скрижаль понимал‚ сколь многим он обязан и покойному Самуэлю Рубину, продолжающему платить за него, и другим неизвестным ему щедрым людям.

 

55

*

Судьба сыграла с Буддой злую шутку.  Он предостерегал своих приверженцев от поклонения ему как божеству и вообще избегал разговоров о запредельном.  Но поскольку место Бога в его учении оказалось в каком-то смысле вакантным, именно он стал богом для непросвещённых масс.

Когда Скрижаль узнал о событиях, последовавших за смертью Будды, он представил себе Гаутаму не в той общеизвестной невозмутимой позе, в которой художники и скульпторы часто его изображают — прямосидящим, с поджатыми под себя ногами; он увидел Гаутаму потрясённым, обхватившим голову руками, в ужасе от всего, что довелось наблюдать с того света.  Скрижалю почему-то припомнилась фигура грешника кисти Микеланджело с росписи Сикстинской капеллы, — осуждённый на муки человек ясно осознал весь ужас своего положения и, кажется, в страшном испуге шепчет: «Что же я натворил?!».

После препирательств останки Будды были разделены на восемь частей — по количеству групп мирян, которые присутствовали на кремации.  Возвратясь в свои селения с доставшимися им костями и прахом, почитатели просветлённого мудреца захоронили его останки в ступах — могильных курганах.

Праху Гаутамы и его ближайших учеников поклонялись уже в первые века существования буддизма.  А в конце I — начале II столетия христианской эры царь Канишка, который правил в северной части Индии, чеканил изображение Будды на монетах.  Начиная с этого времени, каким-то образом становится известно о прежних воплощениях Будды.  Оказалось, в одной из своих предыдущих жизней он был кроликом, который по собственной воле взошёл на костёр и поджарился на огне, чтобы накормить голодного брахмана.  В другом существовании ему довелось родиться слоном.  И когда охотник попал в него отравленной стрелой, он не бросился в бешенстве на стрелка, а смиренно умирал и даже помогал выламывать свои бивни.

Поклонение святым мощам и реликвиям развилось в буддизме в культ, не имеющий ничего общего с учением Гаутамы.  Китайскому монаху Фа-сяню, который побывал в Индии около 400 года христианской эры, посчастливилось лицезреть и одеяния, и посох Будды, и его чашу для сбора подаяний, и черепную кость великого учителя, и его зуб.  Фа-сянь собственными глазами видел и такие буддийские святыни, как ступу, где покоилась тень Гаутамы, и торчащую из земли зубочистку, которую Будда якобы самолично воткнул туда почти за тысячу лет до появления в Индии этого китайца.

 

56

*

Подобно метаморфозе с обожествлением Гаутамы — обожествлением того, кто отвергал разговоры о Боге, — буддизм изменил первоначальное, крайне скептическое, отношение к чудесам.  Будда не позволял своим сторонникам демонстрировать кому-либо сверхъестественные способности.  Это никак не содействует нравственному совершенствованию людей, говорил он.  Тем не менее его недалёкие последователи и здесь решили по-своему.

Если верить буддийским легендам, Гаутама был зачат не иначе как непорочным образом.  Во чреве матери он сидел именно в той глубокомысленной безмятежной позе, в которой его обычно изображают.  А едва появившись на свет, он тут же встал, сделал три шага и подал свой могучий голос.  И конечно же, нашёлся старец, который предсказал младенцу планиду Будды и спасителя народа.  Не обошлось и без поклонения волхвов.  Когда Гаутама ещё пятимесячным ребёнком лежал под деревом, мимо него проходили пять мудрецов, и они настолько были поражены глубокой задумчивостью мальчика, что поклонились ему.  Будда исцелял душевнобольных и даже проповедовал своё учение богам.  Спаситель индусов прошёл и через искушение дьяволом в пустыне: Мара — властелин зла — склонял Будду к отказу от выбранного им жизненного пути.  Но все соблазны и угрозы Мары оказались тщетны.

В своё время Скрижаль затруднялся судить о доле правды и вымысла в текстах Нового Завета.  Теперь же он пришёл к выводу, что чудеса из жизни выдающихся людей — Иисуса или того же Будды — не столько отражают их неординарные способности, сколько характеризуют народные массы, склонные обставлять легендами известные исторические события и эпизоды из жизни своих кумиров.  Природа такого домысливания казалась Скрижалю сродни той, которая была присуща барону Мюнхгаузену.  Он уже уяснил, что невольное или сознательное измышление подобных чудес необходимо людям для укрепления своей или чьей-то недостаточно твёрдой веры.

 

57

*

Разногласия среди сторонников Будды начались ещё при его жизни.  А спустя век после его кончины уже насчитывалось восемнадцать различных сект, каждая из которых мнила себя истинной наследницей его учения.  Одни приверженцы этой религии не только обожествили Гаутаму, но и приняли в пантеон иных богов; в глазах других почитателей Будда остался тем же, кем был, — смертным, как все люди.  Относительно понимания нирваны диапазон убеждений разных школ буддизма также простирался от одной крайности к другой: от ви́дения её сути в абсолютном небытии до объяснения нирваны как состояния блаженства и наслаждения.

При знакомстве с историей развития этого вероучения Скрижаль столкнулся с довольно широким спектром разноречивых суждений.  И все они приписывались одному и тому же человеку — Сиддхартхе Гаутаме.  Так, буддизм, согласно одним его сторонникам, сводился к чисто философскому взгляду на мир, а судя по убеждениям других — заключался в магии и системе мистических обрядов, выполнение которых и ведёт к достижению нирваны.  В то время как жизненным идеалом для ряда буддийских сект служил крайний аскетизм, приверженцы иных направлений этой религии проповедовали вполне активную жизненную позицию.  С точкой зрения на нирвану как доступную лишь немногим сталкивалось утверждение о достижимости нирваны для каждого человека.  Поборникам учения Гаутамы, стремившимся к личному спасению, противостояли буддисты, которые считали необходимым посвятить себя делу спасения других.

Благодаря стараниям царя Ашоки, жившего в III веке античной эры, учение Гаутамы приобрело огромное влияние.  С тех пор в рядах буддистов появилось немало людей, которые пользовались именем Будды и преимуществами монашеского ордена в личных интересах.  Путь этой древней веры оказался довольно причудливым.  В период зарождения буддизм решительно отмежевался от верований недалёкого люда; он представлял собой философскую систему взглядов, разработанную для усвоения развитыми личностями.  Но с течением веков буддизм был разбавлен суевериями толпы, а затем и вовсе поглощён индуизмом, — той стихией, из которой вышел.

 

58

*

Хотя соотечественники некогда называли Гаутаму спасителем народа, он оказался у них не в чести.  К началу ХIII столетия буддизм в Индии практически исчез.  Однако учение Гаутамы к этому времени уже утвердилось за её пределами: на Цейлоне, в Китае, в Корее, в Японии, в Тибете, в государствах Индокитая.  В этих странах буддизм также видоизменялся, идя навстречу местным религиозным традициям.  Возможно, он и выжил благодаря такому умению приспосабливаться к любым условиям.

Скрижаль пришёл к выводу, что говорить о буддизме как вполне определённой вере можно только условно.  И хотя по статистическим данным конца ХХ столетия количество приверженцев этой мировой религии оценивалось числом двести пятьдесят миллионов, верой Гаутамы, как ясно теперь понимал он, обладал только один единственный человек — сам Гаутама.

 

59

*

Когда Скрижаль увидел, что мировоззрение буддизма довольно размыто и противоречиво, а главное, является многогранным искажением взглядов самогó Будды, он задумался о цельности других вероисповеданий и об их участи.  Известные ему исторические факты подталкивали к выводу, что происшедшее с буддизмом было продиктовано неким общим для всех религий законом размежевания верующих людей и распада каждой конфессии.  Да и простой ход мыслей указывал Скрижалю на неизбежность искажения взглядов основоположника любого культа и закономерность расколов в среде приверженцев всех исповеданий.  Возникновение разногласий в вопросах веры представлялось ему неминуемым, даже если оставить в стороне подмеченный Буддой факт, что каждый человек, не исключая и основателей религий, меняет убеждения в течение жизни и может противоречить самому себе.

В лучшем случае, рассудил Скрижаль, передать свою веру кому-либо можно лишь с некоторой степенью приближённости, поскольку внутренний мир человека со всеми его особенностями восприятия реальности неповторим.  Недопонимания при усвоении чьего-либо отношения к действительности неизбежны ещё и потому, что для передачи своего мировоззрения другим людям приходится пользоваться иноязычными для чувств и разума средствами: прибегать к помощи слов, или музыки, или рисунка.  По той же причине уникальности каждого из живущих на земле людей два человека понимают и принимают вроде бы одну и ту же проповедь по-своему.

Скрижаль знал, что ему ещё рано делать какие-то выводы о происходящем с мировыми религиями.  Прежде чем обобщать, нужно было вникнуть в суть массовых вероисповеданий и проследить их историю.

 

60

*

Скрижаль обратил внимание на то, что сам Гаутама не стремился к превращению своих суждений в догматы.  Напротив, он утверждал, что открыл всего несколько из множества существующих истин.  То были общие для всех людей нравственные правила, которые учитывали исключительность, уникальность жизненного пути каждого человека.

Скрижаль отметил также индивидуальный по своей сути, а не массовый характер наставлений Гаутамы.  В центре его учения стоит личность, вольная в своих действиях и несущая ответственность за каждый свой поступок.  Человек, как следовало из основных положений буддизма, наделён не только неповторимыми природными задатками, но и собственными убеждениями, никак не поддающимися нивелировке.  Заповедь Будды, которую он дал своим приверженцам в последние дни жизни, свидетельствует о том, что он и веру понимал как личное — не предназначенное для заимствования — отношение к миру.  Это поучение осталось запечатлённым в Махапариниббана-сутте, входящей в буддийский канон.  На вопрос своего любимого ученика Ананды о каких-либо предписаниях относительно религиозной общины Будда ответил: «Будьте светочами для самих себя.  Будьте прибежищем для самих себя.  Не ищите никакого внешнего убежища.  Крепко держитесь истины как светоча.  Не ищите никакого убежища‚ кроме себя самих».

Из довольно противоречивого учения Гаутамы следовало также, что для общения с горними сферами — чтó бы они собой ни представляли — люди не нуждаются в посредниках: без священнослужителей вполне можно обойтись.  Каждый человек сам является носителем высших в мире сил.

 

61

*

В группе, где учился Скрижаль, программирование преподавал китаец, который абсолютно не знал свой предмет.  Каждый раз, когда кто-то из слушателей спрашивал его по ходу лекции о чём-либо‚ он выдерживал недолгую паузу и задумчиво произносил: «М-м...  Good question!»‚ то есть: «Хороший вопрос!».  Причём это восклицание звучало не только своеобразной похвалой тому, кто хотел что-то уточнить‚ но было одновременно и ответом ему.  Следом за «Good question!»‚ китаец неизменно произносил: «O’key?» — и тут же отвечал самому себе: «All right»‚ — всё‚ мол‚ в порядке‚ после чего продолжал читать вслух страницу за страницей из учебника.

Поначалу студенты ещё надеялись что-то из него вытянуть‚ но вскоре вопросы к нему иссякли.  Спустя какое-то время класс вообще перестал обращать на него внимание.  Если же кто-то забывался и спрашивал его о чём-нибудь‚ то после его «Good question!» уже следовали смешки.  Однако смех абсолютно не смущал китайца; он‚ казалось‚ совершенно по-детски не чувствовал никакой неловкости.  Стоя спиной к классу, он переписывал что-то из учебника на доску и озвучивал текст книги.  Студенты сидели вдоль стен у компьютеров к нему спиной и работали над своими программами.  Переписав из учебника на доску очередную фразу‚ он спрашивал себя: «O’key?» — и не оборачиваясь к аудитории‚ отвечал самому себе: «All right» — всё хорошо.






____________________


Читать следующую главу


Вернуться на страницу с текстами книг «Скрижаль»


На главную страницу