"Скрижаль". Книга 1 - Иисус из Назарета

Ростислав Дижур. «Скрижаль». Книга 1. Иисус из Назарета

___________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

Иисус из Назарета. Если судить по одному из самых полных источников знаний о евреях — шестнадцатитомной Еврейской энциклопедии, которая вышла в Петербурге в начале XX века, — этот человек, носивший еврейское имя Йешуа, никакого отношения к еврейству не имел. По крайней мере, посвящённой ему статьи в этом фундаментальном коллективном труде нет.

В восьмом томе Еврейской энциклопедии, изданной ещё в царской России, Скрижаль нашёл сведения только о двух личностях по имени Иисус. Первая из этих статей начиналась словами: «Иисус бен-Запфа — правитель Идумеи в первом веке по Р. Хр., назначенный революционным правительством в Иерусалиме...». За ней шла другая статья: «Иисус, сын Фаби (ок. 30 г. до Р. Хр.), был низложен Иродом Великим...». О самóм же человеке, от рождения которого берёт начало упомянутое в обеих этих статьях летосчисление, — о человеке, который вышел из еврейского народа, коренным образом повлиял на его судьбу и на исторические пути всего человечества, — не сказано ни слова.

Поначалу такая зияющая пустота в томе, где он ожидал увидеть много фактического материала и найти еврейскую оценку трагического конфликта между Иисусом и духовными вождями Иудеи, крайне удивила Скрижаля. В Еврейской энциклопедии приводились биографии виднейших, с мировыми именами, писателей и поэтов, художников и музыкантов, предпринимателей и религиозных деятелей — людей, прямо или косвенно причастных к еврейству. Не обойдены были вниманием ни Жюль Верн по фамилии Ольшевич, ни Александр Дюма-сын, во французской крови которого можно было найти примесь разве что африканской, но который был женат на еврейке. В Энциклопедии рассказывалось о физике Герце и основоположнике психоанализа Фрейде; не забыты ни Карл Маркс, ни Роза Люксембург. Нашлось тут место и для статьи о Христофоре Колумбе с доказательством того, что первооткрыватель Америки является испанцем только наполовину, так как мать его — Сусана Фонтерозас — еврейка. Однако статьи, посвящённой Иисусу из Назарета, также рождённому еврейской женщиной, в Еврейской энциклопедии не было.

Всё ещё не веря своим глазам, Скрижаль в растерянных чувствах снова и снова перелистывал тома этого замечательного издания в надежде отыскать хоть какие-то сведения об Иисусе. Он пробегал глазами заметки о малоизвестных и совсем неизвестных ему людях: о журналисте, который первым ввёл жанр интервью в прессе; о создателе так и не прижившегося международного языка эсперанто; о еврее, которому первому пришла в голову идея о страховании жизни и мысль об освещении улиц газом. Сотни, тысячи разных имён...

В статье о Понтии Пилате, довольно информативной, в полстраницы, говорилось лишь между прочим: «Пилат приобрёл огромную известность благодаря участию в суде над основателем христианства. Исследователи различно трактуют его роль в этом деле». И это — всё, что касается причастности римского прокуратора к расправе над мятежником из Иудеи. Включили редакторы в свою многотомную энциклопедию и статью о Варавве — узнике, отпущенном Пилатом на свободу. Здесь указывалось, что «Варавва» означает буквально «сын Аббы» и что человека не могли так называть, — он должен был иметь собственное имя. Тут же стояла ссылка на свидетельство христианского богослова Оригена, который встречал в рукописях евангелий — в строчках о помилованном узнике — имя «Иисус Варавва», то есть «Иисус, сын Аббы». Впоследствии же имя этого преступника со страниц евангелий исчезло, поскольку оно, как сказано в статье, «приобрело особую святость».

Скрижалю стало ясно, что редакторы этого многотомного труда намеренно не только уклонились от передачи известных фактов, связанных с жизнью распятого в Иерусалиме христианского законоучителя, но сочли за лучшее вовсе не упоминать лишний раз его имя.

Молчание Еврейской энциклопедии об Иисусе заставило Скрижаля задуматься. Поразмыслив, приняв во внимание многовековой опыт жизни еврейского народа в среде христиан и нападки на иудеев — в лучшем случае печатные — за одно лишь подозрение в посягательстве на христианские святыни, он понял, что в России начала XX столетия редакторы Еврейской энциклопедии иначе поступить, наверное, и не могли. До середины XX века евреи, где бы ни обитали, находились в гостях; в течение двух тысячелетий у народа не было убежища, из которого он мог бы разговаривать со своими оппонентами на равных. А тому, кто живёт в чужом, строгих правил доме, разумнее не оспаривать постулаты принятой здесь веры. В то же время, рассудительный и уважающий себя постоялец не станет поддакивать хозяевам, если он не согласен с их взглядами. Этим, очевидно, и руководствовались редакторы Еврейской энциклопедии, когда решили умолчать о своём ви́дении земного пути основателя христианства и о его уходе из мира.

Новозаветная история, уже неплохо знакомая Скрижалю, по-прежнему притягивала его к себе. И всё же более обстоятельную, многообещающую встречу с Иисусом он решил на время отложить. Областью его интересов была пока судьба одного народа, — того, к которому принадлежал он сам. Судьба же распятого назаретянина представлялась Скрижалю фактом общечеловеческим, далеко выходящим за национальные рамки. Глубокое погружение в мир новозаветных книг, — а именно от такого шага Скрижаль себя пока удерживал, — неизбежно побудило бы его не только уяснить причины и следствия описанных евангелистами событий, но также проследить, каким образом христианство отошло от иудаизма и как распространилось оно из Иудеи. Подобное разбирательство могло увести его в такие исторические дали, в которых он ориентировался ещё недостаточно уверенно. Главное же, он понимал, что не постигнет всех мотивов и движущих сил, которые руководили поступками Иисуса, если не обживёт сначала мир ветхозаветных книг — самую весомую часть духовного наследия иудеев.

Свой интерес к личности христианского законоучителя Скрижаль ограничил пока рассмотрением обстоятельств его гибели. Именно казнь Иисуса, как представлялось Скрижалю, сделала историю еврейского народа как бы несущим стволом истории Западной цивилизации. Для сами́х же евреев эта смерть на кресте обернулась преследованиями и убийствами, которые не прекращались во все последующие века. Распятие Иисуса повлекло за собой уничтожение миллионов потомков Израиля.

Скрижаль отдавал себе отчёт в том, что говорить о коллективной ответственности какого-либо народа в целом за действия в прошлом небольшой группы представителей этого народа абсолютно нелепо. Но обоснованное суждение о виновности или невиновности конкретных людей, которые принимали участие в известных событиях, является вполне правомерным. И Скрижаль хотел понять роль иудейских первосвященников и старейшин в расправе над Иисусом. Для этого ему нужно было ознакомиться со всеми фактами — как подтверждающими причастность вождей иудеев к этому смертному приговору, так и отрицающими их вину.

После просмотра всей доступной ему справочной литературы Скрижаль пришёл к выводу, что фактический материал о казни Иисуса ограничивается главным образом лишь известными христианскими источниками, а именно: книгами Нового Завета. Все обвинения, которые выдвигались в течение веков против евреев, основаны по сути только на этих текстах. Причём такие обвинения повторяли не только обыватели, но и самые авторитетные представители христианства. Так, в первом десятилетии XIII столетия папа Иннокентий III, обращаясь с посланиями к французскому королю Филиппу II Августу, к епископам и крупным феодалам Франции, указывал, что евреи обречены на вечное рабство за то, что их предки распяли Христа. Иннокентий поучал высокопоставленных сынов церкви, что евреям, подобно Каину, предстоит вечно скитаться по земле и бедствовать и что христианские правители не должны им покровительствовать, а напротив, обязаны порабощать их и держать обособленно в качестве бесправного низшего сословия.

Скрижаль понял, что не сможет составить беспристрастное суждение о степени причастности влиятельных иудеев к казни Иисуса исходя лишь из рассказов евангелистов, поскольку все новозаветные свидетельства принадлежат христианам. Поэтому он решил попробовать сначала взглянуть на трагическую развязку того рокового конфликта глазами иудея. Только таким образом — представив доводы защиты и выслушав ещё раз аргументы обвиняющей стороны, — он мог попытаться увидеть расправу над Иисусом в свете истории, непредвзято.

100

За отсутствием свидетельств иудеев, которые были очевидцами тех роковых событий, Скрижалю пришлось довольствоваться кратким упоминанием об Иисусе в «Иудейских древностях» Иосифа Флавия, а также сообщениями о римском прокураторе Понтии Пилате, оставленными тем же Флавием и александрийским философом Филоном.

Иосиф Флавий в труде «Иудейские древности» подробно изложил историю еврейского народа от праотца Адама вплоть до войны иудеев против римлян, которая началась в 66 году по христианскому летосчислению. В популярном издании этого исторического труда Иисус предстаёт в полубожественном ореоле, а виновными в его казни иудей Иосиф Флавий назвал своих соотечественников:

18.3.3 Около этого времени жил Иисус, мудрый человек, если его вообще можно назвать человеком. Он совершил изумительные деяния и был наставником людей, которые охотно воспринимали истину. Он привлёк к себе многих иудеев и многих язычников. То был Христос. По настоянию наших влиятельных лиц Пилат приговорил его к кресту.

Хотя слова Иосифа однозначно указывали на виновность иудейских вождей в смерти Иисуса, Скрижаль знал, что в подлинности именно этих строк историки сомневаются. И основания для сомнений были довольно веские, поскольку у христианского епископа Агапия, который жил в Х веке и который процитировал Иосифа в своей «Всемирной истории», этот фрагмент текста звучал совсем иначе:

2.15–16 В это время был мудрый человек по имени Иисус. Он вёл безупречный образ жизни и был известен своей добродетелью. И многие люди из иудеев и других народов стали его учениками. Пилат осудил его на распятие и смерть.

Христианский епископ, как понимал Скрижаль, не стал бы править текст Иосифа таким образом, чтобы лишить Иисуса ореола святости. Поэтому изменённым следует скорее считать фрагмент об Иисусе в популярном издании «Иудейских древностей».

К показаниям самогó Иосифа Флавия, как знал уже Скрижаль, следовало тоже относиться с осторожностью. Этот известный историк родился на два-три года позже расправы над Иисусом и дожил до начала второго столетия новой эры. В войне иудеев за свою независимость Иосиф принимал участие в качестве одного из главнокомандующих иудеев, но сдался римлянам. Находясь уже в их лагере, он уговаривал осаждённых защитников Иерусалима покориться и тем самым спасти город. В награду за оказанные им услуги император щедро одарил его: Иосиф получил дом в Риме, римское гражданство и пенсию. В своих трудах он отстаивал правоту Империи даже там, где эта правота была крайне сомнительной. Между тем Иосиф стремился оправдать и действия иудеев, так как родился евреем и оставался убеждённым приверженцем Моисеева закона до конца своих дней.

101

В той же главе «Иудейских древностей», где Иосиф Флавий говорит об Иисусе, он привёл факты надругательства Пилата над религиозными традициями иудеев. При этом, рассказывая о столкновении между всесильным приласкавшим его Римом и своим отечеством — маленькой Иудеей, — он старался представить в лучшем свете обе стороны. Скрижаль занёс в картотеку и это свидетельство Иосифа:

18.3.2 Пилат взялся подвести воду в Иерусалим. Он сделал это на деньги святилища, используя источник воды, который находился на расстоянии двухсот стадий. Однако иудеи были недовольны этим, и много десятков тысяч людей собрались вместе и стали возмущаться его действиями, и требовали, чтобы он оставил свой план.

Римляне, должно быть, удивлялись темноте туземного населения, которое препятствовало проведению воды в Иерусалим. Иудеи же всего мира видели в этом начинании Пилата то, что возмутило десятки тысяч мятежников: язычник самовольно распорядился фондами национальной святыни иудеев — Иерусалимского храма. Далее в своём повествовании Иосиф Флавий представил недовольство иудеев так, чтобы оно не выглядело восстанием против Рима, а перед тем как рассказать о кровавом исходе этого бунта, поспешил уведомить читателя, что римский прокуратор не хотел такого трагического конца:

18.3.2 Некоторые из них упрекали и оскорбляли Пилата, как делает обычно толпа в таких случаях. Тогда он распорядился переодеть большое число солдат, которые спрятали под одеждой кинжалы, и велел им окружить толпу со всех сторон. Затем он предложил собравшимся разойтись, но так как они продолжали упрекать его, он подал солдатам сигнал, согласованный заранее. Солдаты наносили удары гораздо сильнее, чем Пилат приказал им, и поражали без разбора как возмущавшихся, так и неропщущих; и не щадили их. Поскольку люди были безоружными и попадали в руки вооружённых солдат, многие из них были убиты и многие ушли ранеными. Таким образом был подавлен мятеж.

Другого автора, свидетельствами которого располагал Скрижаль, — александрийского философа Филона — он не мог заподозрить в желании приписать Пилату нечто сверх совершённых прокуратором грехов. Филон прожил долгую жизнь в Египте и умер лишь через полтора десятилетия после казни Иисуса, то есть ещё задолго до того, как христианство выделилось из среды иудеев в самостоятельную религию. Беспристрастности этого человека могло помешать лишь то, что он был евреем. Филон охарактеризовал Пилата в труде «О посольстве к Гаю»: «I.38 ...Он был от природы крут, своеволен и безжалостен». Здесь же Филон сообщил, что прокураторство Пилата отличалось бессмысленной жестокостью и постоянными казнями, происходившими без всякого суда.

Скрижаль увидел значительное расхождение между чертами невинного наблюдателя, в образе которого Пилат предстаёт со страниц новозаветных книг, и характеристикой Пилата в трудах Иосифа Флавия и Филона.

102

Чтобы для своего разбирательства выявить отсутствующие аргументы защиты иудеев, Скрижаль критически рассмотрел те места канонических евангелий, где речь шла о вынесении Иисусу смертного приговора. Для удобства сравнения он переписал эти четыре отрывка без каких-либо пропусков в один текст, расположив подобные фрагменты рядом. Показания четырёх евангелистов оказались очень близки. А параллельные места двух самых ранних по времени написания евангелий — Матфея, в XXVII главе, и Марка, в XV главе, — выглядели более чем сходными:

Матфей: 27.11 Иисус же предстал пред правителем. И правитель спросил его: «Ты царь иудеев?».

Марк: 15.1–2 Рано утром первосвященники собрали совещание со старейшинами и книжниками и всем Советом, и связали Иисуса, и повели его, и предали Пилату. Пилат спросил его: «Ты царь иудеев?».

Матфей: 27.11 Иисус сказал ему: «Ты говоришь».

Марк: 15.2 Он сказал ему: «Ты говоришь».

Матфей: 27.12–14 И когда обвиняли его первосвященники и старейшины, он ничего не отвечал. Тогда Пилат сказал ему: «Не слышишь, сколько свидетельствуют против тебя?». Но он не ответил ему ни слова, так что правитель сильно удивился.

Марк: 15.3–5 И первосвященники обвиняли его во многом, но он ничего не отвечал. И Пилат опять спросил его: «Ты ничего не отвечаешь? видишь, сколько много обвинений против тебя». Но Иисус и на это ничего не ответил, так что Пилат удивился.

Матфей: 27.15 На этот праздник правитель имел обычай отпускать народу одного узника, которого они хотели.

Марк: 15.6 На этом празднике он отпускал им одного узника, кого бы они ни пожелали.

Матфей: 27.16 У них был тогда известный узник по имени Варавва.

Марк: 15.7 Тогда был некто по имени Варавва, связанный с теми людьми, которые подняли мятеж и во время мятежа совершили убийство.

Матфей: 27.17–18 И когда они собрались, Пилат сказал им: «Кого хотите, чтобы я отпустил вам: Варавву или Иисуса, которого называют Христос?». А знал ведь, что они предали его из зависти.

Марк: 15.8–10 И толпа, громко крича, стала просить его о том, что он всегда делал для них. Тогда Пилат сказал им в ответ: «Хотите, я освобожу вам царя иудеев?». А знал ведь, что первосвященники предали его из зависти.

Матфей: 27.19 Когда он сидел на месте судьи, его жена послала сказать ему: «Не делай ничего этому праведному человеку, потому что я сегодня во сне много пострадала из-за него».

Марк: П о д о б н о е с о о б щ е н и е у М а р к а о т с у т с т в у е т.

Матфей: 27.20–21 Но первосвященники и старейшины убедили народ просить Варавву, а Иисуса погубить. Тогда правитель спросил их: «Кого из двоих хотите, чтобы я отпустил вам?». Они сказали: «Варавву».

Марк: 15.11 Но первосвященники побудили народ просить, чтобы он отпустил им лучше Варавву.

Матфей: 27.22 Пилат говорит им: «Что же мне сделать с Иисусом, которого называют Христос?».

Марк: 15.12 Пилат в ответ опять сказал им: «Что же хотите, чтобы я сделал с тем, кого вы называете царём иудеев?».

Матфей: 27.22 Они все говорят ему: «Да будет распят!».

Марк: 15.13 И они опять закричали: «Распни его!».

Матфей: 27.23 Правитель сказал: «Какое же зло он сделал?». Но они ещё больше закричали: «Да будет распят!».

Марк: 15.14 Пилат сказал им: «Какое же зло он сделал?». Но они ещё сильнее закричали: «Распни его!».

Матфей: 27.24–25 Когда Пилат увидел, что ничто не помогает, но смятение увеличивается, он взял воды и умыл руки перед толпой, говоря: «Я невиновен в крови этого человека; смотрите сами». И в ответ весь народ сказал: «Его кровь на нас и на детях наших».

Марк: П о д о б н о е с о о б щ е н и е у М а р к а о т с у т с т в у е т.

Матфей: 27.26 Тогда он отпустил им Варавву, а Иисуса после бичевания предал на распятие.

Марк: 15.15 Тогда Пилат, желая угодить народу, отпустил им Варавву, а Иисуса после бичевания предал на распятие.

103

Скрижаль и раньше знал о схожести многих мест канонических евангелий. И всё же он никак не ожидал обнаружить столь очевидную согласованность этих текстов. Тем не менее он приостановил на время ход размышлений о причине подобия, которое поразило его, и переключил внимание от сходства этих двух отрывков к их отличию. Одно из них состояло в том, что Матфей говорил об омовении рук Пилатом, а в соответствующем месте Евангелия от Марка об этом не упомянуто. Такого свидетельства не оказалось ни в рассказе Луки, ни в повествовании Иоанна.

У Скрижаля возникло подозрение, что известный пассаж о показном умывании рук римским наместником инороден в Евангелие от Матфея, независимо от того, кто был автором этого текста. Проанализировав свои сомнения, он лишь укрепился в таком выводе. Прежде всего, фальшивой выглядела фраза: «27.25 И в ответ весь народ сказал: “Его кровь на нас и на детях наших”». Получалось, весь народ одним возгласом не только потребовал казни пророка из Назарета, но уже как бы заклеймил себя и все грядущие поколения кровью человека, который только дожидался решения своей участи. Иными словами, толпа, требовавшая смерти Иисуса, чуть ли не раскаивалась в своём требовании.

104

Скрижаль ещё раз перечитал выписанные им строки из параллельных глав евангелий Матфея и Марка, сосредоточив внимание на ходе произведённого Пилатом судебного разбирательства. И теперь он чётко уяснил, что римский наместник ограничил разбор дела пленённого назаретянина только выслушиванием обвиняющей стороны — иудейских священников и старейшин, а также двумя своими вопросами, обращёнными к узнику. При этом Иисус во время обвинительных речей соотечественников не проронил ни слова; на первый вопрос прокуратора ответил: «Ты говоришь», а на второй — промолчал вовсе. По несколько отличающемуся рассказу евангелиста Иоанна, Иисус, отвечая Пилату, произнёс пару фраз, но их также было явно недостаточно, чтобы осудить или оправдать схваченного иудейского проповедника.

Получалось, вопреки предписанному Римом порядку рассмотрения споров и уголовных дел, суд над Иисусом произведён не был. Тем не менее из текстов евангелий следовало, что Пилат каким-то образом установил его невиновность. Полагаясь на 19-й стих XXVII главы у Матфея, можно предположить, что римского прокуратора вразумили слова его супруги: она назвала приснившегося ей узника праведником, хотя судить о его непогрешимости у неё не было никаких оснований. Совет жены Пилата не причинять Иисусу зла представлял её единственным человеком, который высказался в защиту еврейского законоучителя. Однако никто другой — ни Марк, ни Лука, ни Иоанн — о подобной просьбе жены римского наместника не упомянул.

Фраза о трогательном заступничестве римлянки за пленённого иудея наводила Скрижаля на ту же мысль: и этот стих, нарушающий созвучие евангелий в рассказе об осуждении Иисуса, добавлен в повествование Матфея тем же редактором, который представил Пилата принародно умывающим руки. Но Скрижаль никак не мог рассудить, диктует ли ему такой вывод тот, кто ищет недостающие в данном разбирательстве аргументы для защиты евреев, или же это заключение — следствие его собственного, избегающего каких-либо пристрастий стремления выявить истинный ход тех событий.

105

Сомнения Скрижаля в исторической правде 24-го и 25-го стихов всё той же XXVII главы Евангелия от Матфея усиливало и то, что слишком уж волнуется о своей непричастности к смерти ещё не казнённого узника человек, который послал на казнь множество людей без всякого суда. Римский прокуратор у Матфея обеспокоен до такой степени, что демонстративно, перед иудеями, омывает руки и сообщает им о своей невиновности. А присутствующие при этом жители Иерусалима тут же с готовностью, дружно взваливают всю вину на себя и своих потомков.

Очень походило на то, что кто-то уже по прошествии событий отмывал таким образом Рим и спускал эту мутную воду на иудеев.

106

Заметив некоторые расхождения между переводами новозаветных текстов на русский и английский языки, Скрижаль захотел узнать, как звучат заинтересовавшие его стихи в оригинале. Но оказалось, что первоначальный текст Евангелия от Матфея, написанный по-арамейски, на разговорном языке иудеев, не уцелел — случайно или нет. О степени совпадения сохранившегося, канонизированного церковью греческого перевода с текстом утерянного подлинника оставалось только гадать.

107

Поскольку обвинения евреев в казни законоучителя христиан были основаны лишь на текстах евангелий, Скрижаль, прежде чем взвесить эти нападки, задумался над тем, может ли он доверять рассказам евангелистов.

Для веры Матфею и Марку причин было достаточно, если, конечно, считать, что именно эти соотечественники Иисуса являются авторами первых двух новозаветных книг. Свидетельство Матфея — пусть и не дошедшее в оригинале — принадлежало не просто очевидцу, но человеку, который входил в число двенадцати апостолов Иисуса. Передавал ли Марк личные впечатления от увиденного — достоверных сведений на сей счёт не осталось. Но даже если свидетелем тех трагических событий Марк не был, он мог пересказать воспоминания своего наставника — апостола Петра, который находился около Иисуса до самого последнего, рокового дня.

Повествование евангелиста Луки вызывало у Скрижаля значительно меньше доверия. В отличие от иудеев Матфея, Иоанна и Марка, Лука не принадлежал к соотечественникам Иисуса. Он жил в сирийском городе Антиохии. Там он встретился с апостолом Павлом, которого и стал сопровождать во всех его миссионерских путешествиях. Услышанное от Павла скорее всего и послужило Луке источником для передачи новозаветных событий. Но Павел не являлся таким же авторитетом в знании земной судьбы Иисуса, каким его считали в вопросах веры. Павлу не довелось даже увидеть законоучителя из Назарета, который столь круто изменил его жизнь. Кроме того, Лука в первых строках своего текста упомянул об уже известных, составленных до него, жизнеописаниях Иисуса. Этими более ранними рукописями он тоже, очевидно, воспользовался в своём рассказе.

Апостол Иоанн изложил ту же историю ещё позже Луки, спустя приблизительно полвека после казни Иисуса. К этому времени Иоанн был уже в очень преклонном возрасте. Несмотря на столь позднюю датировку, его книга заслуживала доверия. Иоанн был одним из самых приближённых учеников Иисуса и повествовал о том, что запечатлелось в его памяти.

108

Чтобы решить, насколько можно доверять евангелистам, Скрижаль поставил перед собой этот же вопрос несколько иначе. Что именно вызывает у тебя наибольшие сомнения? — спросил он себя. Поразмыслив, он ответил: во-первых — описание ряда сверхъестественных явлений, связанных с жизнью и смертью Иисуса, а во-вторых — слишком высокая степень сходства некоторых мест в евангелиях — в книгах, написанных разными авторами.

Первую причину, которая вызывала сомнения, Скрижаль отбросил, поскольку осознал, что ни его субъективное понятие о сверхъестественности, ни известная склонность толпы мифологизировать жизнь своих кумиров не является поводом для отрицания достоверности других событий, описанных в этих книгах. Когда же Скрижаль сосредоточил внимание на причинах сходства канонических евангелий — как в целом, так и в выписанных отрывках в частности, — он нашёл пять возможных объяснений их подобия:

1. Рукой каждого евангелиста водила вполне определённым образом некая, одна и та же, сверхъестественная сила.

2. Роль унифицирующего начала сыграл какой-нибудь редактор или группа лиц, которые откорректировали первоначальные рукописи и выстроили тексты согласно единому плану. Такое вполне могло случиться, поскольку оригиналы евангелий не сохранились, а самые древние их копии датируются IV веком.

3. Роль той силы, которая привела к единообразию повествований, сыграла сама действительность. Иными словами, рассказы евангелистов похожи только потому, что они точно отразили одни и те же некогда происходившие события.

4. Исходным материалом для всех четырёх книг послужил один и тот же письменный источник. Каждый из евангелистов взял его за основу и переработал с учётом увиденного собственными глазами или услышанного от других. При этом не исключено, что таким источником явилось одно из наиболее ранних евангелий, а именно: рассказ Матфея или свидетельство Марка.

5. Наконец, факт подобия евангелических текстов мог быть результатом любого сочетания первых четырёх причин.

109

Рассмотрев каждое из возможных объяснений похожести канонических евангелий, Скрижаль понял: какая бы из этих причин ни стояла за очевидной перекличкой жизнеописаний Иисуса, существенных поводов сомневаться в достоверности главных событий, пересказанных в этих книгах, у него нет.

110

Евангелисты Матфей, Марк и Лука сообщают, что незадолго до того рокового праздника Пасхи состоялось совещание иудейских первосвященников и старейшин, на котором было постановлено предать Иисуса смерти. Матфей и Марк только упомянули о самóм факте созыва этого собрания и о принятом на нём решении. Иоанн же пишет об этом совете более обстоятельно.

Всё повествование апостола Иоанна свидетельствует о его большей по сравнению с другими евангелистами осведомлённости о действиях религиозных лидеров Иудеи и высших должностных лиц. Иоанн, по его собственным словам, был знаком с первосвященником. Являлся ли этим служителем Божьим сам Каиафа, или же то был тесть Каиафы — Анна, который в тексте тоже назван первосвященником, — Скрижаль не смог понять. Но знакомство Иоанна с духовными вождями Иудеи было явно не шапочным. Благодаря своим связям он не только сам беспрепятственно вошёл во двор к Анне, когда туда привели на допрос Иисуса, но даже замолвил слово за апостола Петра — и Петра тоже впустили.

В отличие от других евангелистов, Иоанн заводит речь о причинах, которые побудили религиозных старшин прийти к соглашению о расправе над Иисусом:

11.47–53 Тогда первосвященники и фарисеи собрали совет и сказали: «Что нам делать? ведь этот человек творит много чудес; если оставим его так, то все уверуют в него, и придут римляне и овладеют и нашей землёй, и народом». Один же из них по имени Каиафа, который в том году был первосвященником, сказал им: «Вы ничего не знаете и не осознаёте, что лучше для нас, чтобы один человек умер за народ, чем весь народ погиб». [...] С того дня они порешили предать его смерти.

Рассказ Иоанна определённо указывал на то, что иудейские вожди опасались, как бы проповеди Иисуса, которые собирали тысячи слушателей и которые породили слухи о появлении иудейского царя, не были восприняты Римом как вызов, как попытка иудеев избрать себе правителя. Такое самочинство повлекло бы за собой вмешательство Рима во внутренние дела Иудеи. И это вмешательство неизбежно закончилось бы установлением более жёсткого контроля над страной. Господство же римлян в то время не было для потомков Израиля тягостным. Несмотря на присутствие в Иудее римского прокуратора и вооружённых отрядов, власть римского наместника ограничивалась лишь командованием над размещёнными здесь воинскими частями, а также надзором над уголовным судопроизводством в стране. Фактически же Иудея находилась на правах автономии. Её обязанности по отношению к Риму сводились по существу лишь к уплате дани. Высшим органом религиозной жизни иудеев по-прежнему оставался синедрион. Римские власти признавали постановления этого верховного суда иудеев законными. Опасаясь потерять свои полномочия и лишиться национального самоуправления, религиозные вожди и старейшины Израиля, возможно, решили пожертвовать жизнью одного иудея ради всеобщего блага.

111

Скрижаль понимал, чего опасались духовные вожди иудеев. Восстание против могущественного Вавилона когда-то стоило небольшому Иудейскому царству полной потери государственности, разрушения Иерусалима и Храма. Потомки Израиля заплатили за тот мятеж ещё и полувековым пленом. Религиозные авторитеты и старейшины Иудеи, которые теперь, во времена владычества Рима, отвечали за благополучие своего народа — мужи, умудрённые печальным опытом предков, — должно быть, увидели в происходящем серьёзную угрозу существования нации. Такие опасения были небезосновательны. Своими высказываниями и поступками Иисус будоражил соотечественников, вселял в них надежду на скорое освобождение и тем самым провоцировал силовое вмешательство Рима во внутренние дела Иудеи.

Время показало, что серьёзное беспокойство за будущее народа, если совещавшиеся вожди действительно испытывали такие страхи, оказалось правомерным. Спустя всего лишь сорок лет после новозаветных событий евреи в самом деле восстали против Рима — и опять лишились своей земли, в этот раз — почти на девятнадцать столетий.

112

Осведомлённость апостола Иоанна о содержании речей, которые прозвучали на собрании влиятельных иудеев, а также последовавшее затем бегство Иисуса навело Скрижаля на мысль, что среди высших религиозных и наиболее уважаемых в народе лиц, которые присутствовали на совете первосвященников и фарисеев, находился кто-то из доброжелателей Иисуса. Скрижаль не исключал, что это был сам апостол Иоанн. Возможно именно он предупредил своего учителя о нависшей над ним опасности. Рассказав о решении этого высокого собрания пожертвовать одним человеком ради блага всего народа, Иоанн заметил: «11.54 Поэтому Иисус больше не ходил открыто между иудеями, а пошёл оттуда в страну, что вблизи пустыни, в город, называемый Ефраим, и там оставался со своими учениками».

Вдали от Иерусалима дерзкий проповедник, судя по всему, ни для кого не представлял опасности. Во всяком случае, погони за ним не было. Живи он со своими учениками в том захолустном селении — и его, видимо, оставили бы в покое. Но призвание влекло Иисуса учительствовать и находиться в окружении множества слушателей. К тому же приближался праздник Пасхи. Будучи иудеем, Иисус должен был явиться в Иерусалим, как требовал того закон Моисея. И он пришёл и попал в руки искавших его смерти.

Матфей и Марк пишут, что в ту роковую пятницу для решения судьбы опального проповедника был созван совет первосвященников и старейшин — возможно, это был синедрион, — который признал Иисуса заслуживающим смерти. Лука тоже сообщил о созыве такого совета, однако о каком-либо решении этого собрания ничего не сказал. Иоанн и вовсе не упомянул о совете первосвященников и старейшин, но поведал подробности, которые мог знать лишь очевидец тех событий. Согласно его повествованию, представители иудеев привели Иисуса к Пилату, и Пилат предоставил им право самим решить участь схваченного назаретянина. «18.31–32 Возьмите его и судите его по вашему закону», — передал Иоанн слова римского наместника. Иудеи на это ответили Пилату: «Мы не вправе предавать смерти никого; да исполнится то, что сказал Иисус, давая понять, какой смертью он умрёт». После дальнейшего препирательства вожди народа стали высказываться более определённо о том, какой участи они хотят для Иисуса, и в конце концов потребовали казни: «19.12–15 Пилат хотел отпустить его. Иудеи же кричали: “Если ты отпустишь этого человека, ты не друг цезарю; тот, кто делает себя царём, выступает против цезаря”. [...] И он сказал иудеям: “Вот ваш царь!”. Но они закричали: “Возьми его, возьми его, распни его!”. Пилат спросил их: “Распять ли мне вашего царя?”. Первосвященники ответили: “Нет у нас царя, кроме цезаря”».

Если события происходили именно таким образом, как поведал о них Иоанн, то требование казни Иисуса, исходящее от людей, на которых лежала ответственность за судьбу еврейского народа, можно истолковать как законопослушное действие. Наивный и тёмный люд стал прочить Иисуса в цари, не понимая того, что Рим жестоко расправится с иудеями, если разговоры о притязании их соотечественника на царство примут сколь-нибудь серьёзный оборот. Требование вождей народа казнить Иисуса было продиктовано намерением засвидетельствовать лояльность иудеев по отношению к римским властям и тем самым упредить возможные карательные меры за попытку восстания в стране.

113

Выслушав себя как защитника в деле рассмотрения причастности еврейских вождей к смерти Иисуса и ещё раз взвесив мотивы обвинения, Скрижаль подытожил аргументы обеих сторон.

Доводы защиты заключались в следующем:

1. В соответствии с римским законом, Иисуса как мятежника надлежало выдать римским властям.

2. Приказ о его казни отдал наместник Рима, и казнён Иисус был наиболее распространённым тогда в Римской империи способом.

3. Есть серьёзные основания полагать, что евангелические книги подвергались редакторской правке, которая, в частности, преувеличила роль вождей народа в казни Иисуса и представила римского чиновника невинным исполнителем их воли.

Аргументы обвиняющей стороны сводились также к трём пунктам:

1. Иудейские священники и старейшины искали смерти этого проповедника, который своими речами волновал толпу.

2. Они же отдали Иисуса в руки римского наместника.

3. Те же старейшины и священники потребовали для Иисуса смертной казни.

114

После проведённого разбирательства, подытожив доводы защиты и аргументы обвинения, Скрижаль мог уже сделать вывод. Он не сомневался, что Иисус был предан в руки римлян при участии наиболее влиятельных иудеев, которые хотели избавиться от мятежного проповедника. Поэтому на вопрос, виновны ли те высокопоставленные священники и старейшины Иудеи в смерти Иисуса, Скрижаль ответил себе с уверенностью: да, виновны.

Рассмотрение степени ответственности Рима за ту же казнь Скрижаль оставил в стороне, поскольку это не относилось к теме, которая его сейчас интересовала. Если бы он задался целью выяснить, кто ещё повинен в смерти вероучителя иудеев, тогда нужно было бы разобраться и в том, причастен ли к этой расправе сам Создатель, потому что такую трагическую участь проповедника из Назарета, как следовало из новозаветных книг, Бог предопределил заранее. Во всяком случае, Иисус и его ученики утверждали это.

115

Хотя вина религиозных вождей Иудеи стала для Скрижаля очевидной, в причинах этого трагически завершившегося в Иерусалиме конфликта он ясно различал не столько национальные, сколько общечеловеческие черты. Подобные столкновения незаурядной личности с ревнителями веры или с блюстителями мировоззренческих стереотипов случались во все времена у всех народов и во всех сообществах людей, объединённых религией или некой идеологией. Так происходило и в тираниях, и в тех обществах, которые жили, казалось бы, уже по достаточно гуманным законам. Различия между подобными расправами касались только повода для совершения насилия и способа устранения такого мешающего многим неординарного человека. Так древние греки обвинили в безбожии и осудили Анаксагора и Протагора, а Сократа приговорили к осушению кубка с ядом. Иерархи Римской католической церкви послали на костёр за ересь Яна Гуса и Джордано Бруно. Да и на веку Скрижаля, в Советской империи, власти преследовали и уничтожали свободомыслящих и потому опасных для них граждан.

Видно, так уж устроен мир, понимал Скрижаль, что за торжество прогрессивных идей и за своё желание послужить людям подвижники платят личным страданием, а то и жизнью. Получалось, поиски виновных в смерти праведников в самом деле вели к устроителям мира — то ли к Богу, то ли к неким объективно существующим законам развития духа. Вина же первосвященников и старейшин еврейского народа в смерти Иисуса оказалась потому столь значимой, заключил Скрижаль, что эта казнь радикально повлияла на ход истории человечества.

116

Ещё до недавнего времени понятие о границах, разделяющих советские республики, было довольно условным. На протяжении всех лет существования СССР народы, которые здесь жили, расселялись далеко за пределами своих малых отечеств. Тому способствовали и войны, и насильственные высылки, и всевозможные повороты человеческих судеб. По призыву Коммунистической партии и по собственной воле энтузиасты отправлялись в самые дальние края — поднимать целину и восстанавливать разрушенные стихийными бедствиями города, прокладывать железные дороги и строить производственные гиганты; уезжали — и навсегда оставались в тех местах. Советские республики обменивались специалистами; в стране ежегодно заключались тысячи смешанных браков; уволенные в запас офицеры получали государственные квартиры в городах, где проходила их служба; студенты уезжали учиться, и в родные края уже не возвращались. Люди меняли место жительства в пределах одной и той же страны и не задумывались над тем, что однажды могут оказаться на чужбине.

Теперь же, по прошествии семи десятилетий существования социалистической державы, наряду с центробежными силами, которые стремились разъять Советский Союз на отдельные самостоятельные государственные образования, стало наблюдаться иное движение. Многие из советских граждан, живущих вдали от родных мест, потянулись туда, где они родились, на землю предков. При этом русские возвращались из союзных республик в Россию, побуждаемые к тому прежде всего чувством самосохранения: они испытывали теперь на себе всю силу злобы к советскому строю, которая накопилась в сердцах подданных этого огромного многонационального государства. Русские — соседи или сослуживцы — в глазах обывателей окраинных республик являлись посланцами Москвы. Враждебность к представителям доминирующей нации всё чаще перехлёстывала через край и обрушивалась на ни в чём не повинных людей. И бесстрастные статистические сводки свидетельствовали о том, что наплыв беженцев в Россию с каждым месяцем увеличивался.

Русские, которые жили за пределами своей исконной земли — в одной из союзных республик, стремившихся к независимости от Москвы, — стали теперь ощущать, что находятся не у себя дома. Страх за жизнь своих детей и близких гнал их в Россию. Они оставляли квартиры, бросали вещи и направлялись туда, где у них не было ни жилья, ни работы, но зато и не было риска погибнуть лишь за то, что они русские.

117

На каждом шагу Скрижаль слышал слово «нет». Звучащие в магазинах вопросы «Есть ли у вас..?», «Привезут сегодня?» — стали почти риторическими. В булочных не было хлеба. Посылки, бандероли, ценные письма ни в одном почтовом отделении не принимали: не было сургуча. Пропало курево. В Москве и во многих городах страны разразились табачные бунты. Исчезновение пиломатериалов оказалось бы не столь страшным, если бы люди не умирали: мастерá в похоронных службах теперь обещали сделать гробы только при условии, если родственники умерших принесут доски.

____________________

Читать следующую главу

Вернуться на страницу с текстами книг «Скрижаль»

На главную страницу