"Скрижаль". Книга 1 - Вавилонское пленение

Ростислав Дижур. «Скрижаль». Книга 1. Вавилонское пленение

___________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

Вавилонское пленение. — Название исторического периода от времени насильственного переселения жителей Иудеи в Вавилонию до возвращения первой группы евреев на родную землю.

Началом плена считается 597 год античной эры. Тогда, после бескровного взятия Иерусалима Навуходоносором — царём Вавилонии, завоеватели увели с собой около десяти тысяч евреев: знать, священников, воинов, а также разного рода мастеровых людей. Среди пленников был и царь Иудеи Иехония со всем его домом.

Поставленный на правление Навуходоносором новый царь Иудеи понадеялся на обещанную ему поддержку со стороны Египта и решил порвать зависимость от вавилонян. Навуходоносор жестоко отомстил евреям за измену. Иерусалим вместе с Храмом был разрушен, виновники восстания казнены, а жители Иудеи уведены в Вавилонию. Это переселение случилось в 586 году и было самым значительным. Ещё через пять лет, в наказание за убийство вавилонского наместника Иудеи, последовало третье по счёту пленение евреев. С этих пор в течение полстолетия Иудея оставалась почти безлюдной.

В 538 году Кир, царь Персии и Элама, покорил Вавилон и разрешил всем находящимся в плену иудеям вернуться на родину.

В последние годы VII века античной эры Иудейское царство в силу своего географического расположения в очередной раз оказалось между двумя соперничавшими между собой державами: Египтом и Нововавилонским государством. Оставаться политически независимой такая маленькая страна не могла. Царь Иудеи Иоаким заручился поддержкой египтян и отказался повиноваться Навуходоносору. После его смерти ту же политику вёл молодой сын Иоакима и наследник престола Иехония. Египтяне в прошлом неоднократно нарушали свои союзнические обязательства. Не пришли они на помощь Иудее и в самый тяжёлый для неё час. А пророчества Иеремии о гибели страны и разрушении Храма сбылись. И евреи, оторванные от родной земли, стали расселяться с этих пор по всему свету.

Переселение народов не было в ту эпоху чем-то неслыханным. В картотеке Скрижаля уже хранились сведения и о более ранних по времени перемещениях ассирийскими и вавилонскими царями жителей покорённых ими земель. Но подобные поселения одной малой народности на территории другой, гораздо более многочисленной, прежде заканчивались растворением такого пришлого народа в чужой для него среде. Однако с потомками Израиля это не произошло. Скрижаль мог ещё понять, почему евреи сумели сохранить своё лицо после двухсотлетнего проживания в Египте, — слишком, видимо, разнились культуры этих двух народов. Но он терялся в догадках, почему сыны и дочери Израиля не ассимилировались в Вавилонии с близкими им во всех отношениях семитами. Уведённые из Иудеи в долины Тигра и Евфрата они не только соблюдали здесь свои традиции на протяжении двух тысячелетий, но именно сюда, к ним — к потомкам тех пленников Навуходоносора, — переместился в IV веке новой эры центр иудаизма. В интеллектуальной жизни народа Израиля Вавилония играла эту роль вплоть до середины ХI века.

Столь странные исторические факты побудили Скрижаля задуматься над тем, почему оторванные от своей земли евреи остались единым народом.

Двуречье, где расселили пленённых жителей Иудеи, было их прародиной. Именно из этих краёв, из города Ура, почти за две тысячи лет до начала христианского летосчисления отправился в Ханаан пращур евреев Авраам вместе с женой, отцом и племянником. Чтобы уяснить степень общности между цивилизациями древних вавилонян и народа Израиля, Скрижаль проштудировал книги и справочники по истории, религии и мифологии Двуречья. И он ясно увидел в культуре евреев преемственность как духовных, так и бытовых традиций их далёких предков. И часть библейских сюжетов, и обычаи, которые укоренились у евреев, и присущие иудаизму нравственные принципы в немалой степени унаследованы ими от древних жителей низовий Тигра и Евфрата.

Факт нерастворения гораздо меньших по численности переселенцев из Иудеи в среде жителей Вавилонии — при схожести культуры, языка и быта — наводил Скрижаля на мысль о слишком значительном разрыве в духовной жизни этих двух соседних народов на рубеже VII–VI веков античной эры. Для такого вывода имелись веские основания.

Многовековая борьба иудейских пророков с грубостью и невежеством соотечественников принесла в конце концов определённые плоды. Ко времени Вавилонского плена прежние суровые законы были в Иудее смягчены, а кое-какие — отменены вовсе. Перечень преступных действий, которые влекли за собой казнь злоумышленника, значительно сократился. Моисеевы постановления, часто крайне жестокие к правонарушителям, в то же время отличались гуманностью по отношению и к рабам, и к поселившимся среди евреев инородцам, и к побеждённым неприятелям, особенно к пленным женщинам. Заповеди Моисея предписывали иудеям неведомую в окружающем их мире благотворительность в пользу бедных, а также требовали жалостливого отношения к животным.

В сравнении с Моисеевым учением, законы, по которым жили халдеи — как впрочем и подавляющая часть древних народов, — были гораздо более жестокими: рабовладельцы могли убивать своих рабов, инородцы не имели никаких прав, а боги халдеев не переставали домогаться человеческих жертв — и в угоду им такие жертвоприношения случались.

Грубый и распутный образ жизни вавилонян как бы освящался благосклонно взирающими на всё рукотворными идолами. Скрижаль был немало растерян, когда узнал, что сáмому бесстыдному разврату народы древности предавались именно в храмах. Капища являлись по сути публичными домами. При них находился особый класс священных блудниц, с которыми каждый желающий мог совершить якобы религиозный акт. В Вавилоне такие совокупления считались угодными богине Иштар.

Священная проституция не была исключительной особенностью культа вавилонян. На алтарь той же богини, алчущей любви, приносили своё тело и финикийские блудницы, — финикийцы называли её Астартой, — а греческие гетеры отдавались во имя богини Афродиты. Религиозной проституцией при храмах занимались не только женщины, но и мужчины. Как следовало из библейских книг, такого рода храмовые служители, причём обоего пола, существовали когда-то и у евреев.

Скрижаль осознал, что его предположение о более высоком культурном уровне переселенцев из Иудеи противоречит свидетельству пророка Иеремии — очевидца тех событий, которые предшествовали опустению обетованной земли. Из книги Иеремии, входящей в библейский канон, следовало, что в нравственном отношении потомки Израиля не стояли выше других древних народов. У Скрижаля не было никаких оснований не доверять пророку, который всю жизнь самоотверженно и бескорыстно служил истине. «5.1 Походúте по улицам Иерусалима, и посмотрúте, и разузнайте, и поищите на его площадях, не найдёте ли человека, нет ли кого, кто поступает честно, кто ищет истину?» — звучит полный сарказма голос Иеремии.

Главной виной своих братьев и сестёр пророк называет их измену вере в единого Бога. «11.13 Сколько у тебя городов, столько и богов у тебя, Иудея...»; «7.18 Дети собирают дрова, и отцы разводят огонь, и женщины месят тесто, чтобы сделать пироги для царицы небесной...» — выговаривает он своему народу. Должно быть, выпечкой пирогов для царицы небесной иудеи пытались искупить свои прегрешения. «5.7–8 ...Они прелюбодействовали и ходили толпами в дома блудниц. Это откормленные кони: каждый ржёт на жену другого», — говорит пророк о своих соотечественниках.

Скрижаль находил в тексте горькие сетования Иеремии и мелко исписывал ими очередную карточку: «5.27 Их дома полны обмана...», «5.28 Они превзошли нечестивых в своих делах...», «6.15 Стыдятся ли они, когда совершают мерзости? Нисколько. Не стыдятся и не краснеют...».

В не столь отдалённые от падения Иерусалима времена дикий обычай человеческих жертвоприношений бытовал и среди евреев. «7.31 Устроили высоты Тофета в долине Бен-Гинном, чтобы сжигать своих сыновей и своих дочерей в огне...» — негодует Иеремия.

Объяснение неассимиляции переселенцев их более высоким по сравнению с жителями Вавилонии уровнем культуры уже казалось Скрижалю неубедительным.

По российскому календарю наступила очередная годовщина Октябрьской революции. Ещё пару лет назад этот праздник проходил и в Москве, и во всех провинциях с показным энтузиазмом и помпезностью. Теперь же это был просто нерабочий день. В оценке событий 1917 года у граждан России уже не наблюдалось прежнего единодушия. Одни россияне прозрели и в том, что к власти пришли большевики, увидели великую трагедию России. Другие по-прежнему считали победу Октября началом движения страны к светлому и радостному будущему. Сторонники социалистического строя и в этот раз наметили во многих малых и больших городах России шествия — с музыкой, с торжественным проносом знамён и портретов основателя Советской державы.

Скрижаль сидел у окна своей комнаты и глядел отсутствующим взглядом поверх раскачивающихся верхушек деревьев за видимую границу города. Мысли переносили его в то далёкое прошлое, где уведённые в плен иудеи расселялись в чужой для них земле. И время, которое отделяло ноябрьское утро конца XX века в старинном российском городе — с его нагромождением телевизионных антенн на крышах и автомобильным шумом — от знойного полдня в раскалённом от солнца Вавилоне — с его позолоченными сияющими куполами храмов и грохотом проносящихся по пыльным улицам колесниц, — это время, эти две с половиной тысячи лет показались Скрижалю мгновением.

Он отчётливо увидел себя бредущим по Вавилону и разглядывающим невиданные прежде, высокие, в три-четыре этажа домá, грандиозные дворцы и памятники чужого города. Должно быть, и здесь отмечали сегодня какой-то праздник: по улице, навстречу ему, с музыкой и пением прошествовала многолюдная процессия с носилками, на которых рабы несли красочные массивные статуи местных богов... Он шатался по городу без видимой цели, пытаясь найти ответы на мучающие его вопросы. Но обрывки незнакомой речи вокруг ещё больше обостряли его чувство безысходности. Он проходил мимо торговых рядов, останавливался около многоярусных пирамидообразных храмов и добрёл до исполинского храма Мардука, который возвышался над всеми постройками Вавилона своей устремлённой в небо величественной башней. У этого святилища чуждого ему бога, он, потомок Израиля, оторванный от родины и лишённый крова, вдруг ощутил себя абсолютно беззащитным, почти раздавленным. Он невольно опустился на колени. «Господи, за что?!» — со стоном вырвалось у него.

Скрижаль долго сидел под нещадно палящим солнцем, сжавшись в комок и мысленно озирая прожитую им на родной земле жизнь... Было за что.

Он поднялся с пыльной, истосковавшейся по дождю земле. Изнуренный борьбой, которая разыгралась в душе, он направился в обратную сторону, — в пригород, где предстояло обживаться переселенцам из Иудеи. Когда он вошёл в ветхий хлев, где обрели кров пять семей, жена вопрошающе, молча, с бледным лучом надежды в больших печальных глазах посмотрела на него. Чтобы избежать её пытливого взгляда, он отвёл глаза и похлопал по плечу старшего сына, поднявшегося ему навстречу, затем попытался рассмешить льнущую к матери дочку. «А когда мы пойдём домой?» — неожиданно спросил его младший черноглазый сынишка. Скрижаль чуть замешкался. Он взял малыша из рук матери, прижал к себе и ответил: «Скоро, сыночек, скоро».

Как всякий живой организм в инородной для него среде включает внутренние резервы, чтобы выжить в экстремальных условиях, так и пленённый еврейский народ предпринял в целях самосохранения некоторые защитные меры.

На родине многим евреям предписания иудаизма представлялись довольно обременительным сводом постановлений. Законы Моисея, казалось, не учитывали ни реальных условий жизни, ни человеческих слабостей. Однако на чужбине эти заповеди обрели для изгнанников совсем иное значение. Мир Пятикнижия и книг пророков с его непреложной значимостью нравственных ценностей стал той духовной территорией, куда потянулись потерпевшие крушение, лишённые своей земли иудеи. И это понимание необходимости исполнения Закона спасло народ Израиля от вырождения.

Скрижаль стал думать, что главная причина неассимиляции евреев в Вавилонии — если вообще допустимо говорить о каком-то логическом объяснении подобных явлений, — заключается вовсе не в более высоком уровне их развития по сравнению с вавилонянами, как предположил он поначалу. Уведённые на чужбину евреи сохранились как народ — пусть лишённый своей земли, но сплочённый общностью духовных стремлений — скорее всего потому, что осознали плен как наказание за неисполнение нравственных заповедей Торы. Скрижаль пришёл к выводу, что жизнестойкими евреев сделало понимание своей вины и решимость следовать указанным пророками идеалам.

В 562 году античной эры, после сорока трёх лет царствования, Навуходоносор умер. Начался закат могущественной халдейской державы. На Востоке появился новый завоеватель — Кир, царь Персии и Элама. В 539 году Кир покорил Вавилон и в следующем году разрешил всем находящимся в плену евреям возвратиться на родину.

Хотя евреи получили свободу, на землю предков вернулась меньшая их часть: около пятидесяти тысяч человек — главным образом бедняки, не обременённый пожитками люд, и те, кого в родные края влекли патриотические чувства. Большинство же потомков Израиля остались жить в завоёванной персами Вавилонии. И это не удивляло Скрижаля. От того времени, когда евреи были сорваны со своей земли, до царского указа, который позволил им возвратиться домой, минуло полвека. Только старики хранили в памяти воспоминания о родине. Для большей же части евреев понятие отчизны было теперь неразрывно связано с долинами Тигра и Евфрата, где они родились, выросли, где обзавелись семьями и завели домашнее хозяйство.

Так, переселённые в Вавилонию жители Иудеи, словно брошенные в чужую почву семена, пустили корни вдали от родных мест. А потомков тех переселенцев разными ветрами разнесло сначала по ближним, затем — и по дальним странам. Но и вдали от Иерусалима, в своих новых отечествах, евреи свято хранили и передавали своим детям представление о великой животворной силе их духовной родины, нерушимой твердыней которой является вера в единого Бога и необходимость исполнения Закона. А большие расстояния — и до земли обетованной, и между всеми разбросанными по свету потомками Израиля — не являлись существенной помехой их духовному единению, поскольку Бог вездесущ и законы Бога едины.

Пристально вглядываясь в прошлое, Скрижаль ясно увидел и своё место в тех странствиях евреев по миру, которые начались два с половиной тысячелетия назад. Дядя Илья в письме сообщил ему, что их предки прошли по одному из более поздних, европейских, маршрутов евреев — из Испании через Францию в Польшу. Во время войны 1812 года один из потомков тех выходцев из Испании оказался в России, где и положил начало большому роду со странной фамилией. И теперь, когда евреям разрешён был выезд из Советского Союза в Израиль, на историческую родину, Скрижаль находился в положении тех переселенцев, которые указом царя Кира получили в Вавилонии свободу. Он тоже оказался перед выбором: оставаться ли здесь, в стране, где родился и вырос, где чувствовал себя дома, или же уехать в неведомую землю, которая являлась некогда отечеством его предков.

Изучая материалы, связанные с пленением иудеев, Скрижаль обратил внимание на гипнотическую силу пророческой речи. Иеремия был настолько прозорлив, что предвидел и разрушение Иерусалима вавилонским царём, и увод еврейского народа в страну завоевателей, и последующее падение Вавилонии, которая многим казалась тогда несокрушимой. Предсказал Иеремия и возвращение иудеев на свою родину после истечения семидесяти лет неволи. Однако из достоверных исторических источников следовало, что иудеи находились в плену в течение 59 лет, если считать от времени первого пленения еврейской знати и воинов, или же 48 лет, если считать от второго, самого массового увода еврейского народа в плен — что, вероятно, более правильно. И хотя в исторических книгах приводились и точные даты переселений, и год издания Киром указа об освобождении евреев, — во многих популярных изданиях упоминался именно семидесятилетний, общепризнанный срок неволи. О разнице во времени между предсказанной Иеремией и действительной продолжительностью плена авторы или умалчивали, или же начинали выкраивать этот семидесятилетний период из прошлого таким образом, чтобы избежать расхождения с предсказанием пророка. Кто-то высчитывал время от основания Вавилонского царства до его падения — и уже выходило 68 лет, а кто-то исчислял этот срок от разрушения Иерусалимского храма до его отстройки заново — и тогда точно получалось семь десятилетий.

Ещё не так давно, будучи очень далёким от интереса к истории, Скрижаль сильно сомневался в достоверности многих вроде бы сбывшихся предсказаний. Он подозревал, что все подобные пророчества просто подделаны, — сказаны или нанесены на бумагу уже вслед за происшедшим в действительности. Но после того как ему открылись многие события прошлого, сомнения относительно возможности столь необычного человеческого дара постепенно, под напором неопровержимых фактов, стали рассеиваться. Теперь его занимал другой вопрос: предвидит ли пророк будущее, или же изречённое провидцем направляет историю по указанному руслу?

То, что сила внушения, которой наделена пророческая речь, заставляет даже прошлое согласовываться с прорицаниями такого с неординарными способностями человека, говорило Скрижалю по крайней мере о не совсем пассивной роли пророка в хитросплетениях исторических событий.

Тула, где жил Скрижаль, была взбудоражена тем, что на рынке, который снабжал продуктами весь город, произошла драка между приезжими торговцами из Грузии и местной братией. Многие жители возмущались вызывающим, как считали они, поведением сынов Кавказа. Они потребовали от городских властей запретить всем грузинам торговать на рынке, — пусть убираются к себе домой. И стражи закона, обычно неповоротливые, неожиданно проявили прыть: то ли отлавливали приезжих по акценту, то ли определяли их национальность по паспортам, но волю разгневанных туляков исполнили: грузины с рынка исчезли.

Оскорблённые чувства горожан были вполне удовлетворены. Однако желание ублажить желудок по-прежнему вело их не к пустым полкам государственных магазинов, а на тот же базар. Когда же люди попадали на рынок, они от неожиданности столбенели.

Скрижаль решил собственными глазами посмотреть на то, о чём говорили вокруг. Направляясь в очередной раз в библиотеку, он чуть изменил свой маршрут и завернул в торговые ряды. Оказалось, рынок почти опустел. А выбор фруктов и овощей стал здесь настолько скуден, что немногие стоявшие за прилавками продавцы — свои же, россияне, — ломили теперь за свой товар такую неимоверную цену, что было бы, кажется, дешевле поехать за теми же продуктами на Кавказ. Помидоры же с отъездом грузин исчезли из города начисто.

Вербер, Яков. — Писатель. Родился в 1859 году в Галиции, в Бродах; умер там же в 1890 году. Публиковал свои статьи и рассказы в различных журналах, в том числе и в еврейском еженедельнике «Haibri», который издавал его отец. В 1876 году, после смерти отца, Яков взял выпуск этого журнала в свои руки. Он оставался редактором «Haibri» до конца своих дней. Тяжело заболев и узнав, что надежды на излечение нет, он составил и поместил в своём еженедельнике некролог — рассказал читателям о собственной кончине — и через три дня после выхода этого траурного номера умер.

Советская держава, в течение семидесяти лет объединявшая с помощью идеологической пропаганды и силой оружия столь разные народы, стала трещать по швам. Лишь теперь, когда наметился её распад, Скрижаль осознал, что родился и живёт в империи, которая подчинила себе разные, большие и малые, народы. Тоталитарное государство всячески стремилось подавить национальное самосознание граждан и тем самым неизбежно приближало свою кончину. Идеологи и вожди Советского Союза провозгласили высокие принципы равенства и братства между людьми только на словах. На самом же деле они пытались переплавить многие самобытные, со своими традициями и верованиями, нации в единое, говорящее на одном языке и верящее в коммунизм сообщество атеистов. Этому обществу придумано было название «советский народ».

Неминуемый развал этой очередной, с огромным трудом и с колоссальными человеческими жертвами возведённой Вавилонской башни был уже очевиден. В кавказских республиках и Прибалтике то и дело происходили массовые выступления безоружных людей, которые открыто заговорили о своей свободе. Войскá жестоко подавляли эти демонстрации: солдаты применяли против манифестантов оружие — и лилась кровь. Такие расправы армейских частей над мирными гражданами лишь усиливали возмущение местного населения. Советские республики активизировали борьбу за независимость от Москвы, за отделение от Союза.

Освободительное движение стало раскачивать возведённую на крови, увешанную коммунистическими лозунгами башню, архитекторы которой обещали миру, что она достигнет небес.

Пылесос, отработавший больше двадцати лет безукоризненно и ещё пару лет — с перебоями, отказался служить окончательно. Разборка на части с последующей сборкой уже не помогала. Поскольку новых аппаратов в продаже не было, Скрижаль решил отдать в починку старый. Он раздумывал, в какое из ближайших ремонтных предприятий позвонить, но после первого же разговора в очередной раз понял, насколько наивен. Оказывается, в Туле с её полумиллионным населением существовала лишь одна-единственная мастерская, где ремонтировали пылесосы. Скрижаль набрал номер. На другом конце провода прозвучал равнодушный женский голос.

— Что с пылесосом? — безучастно спросила дама.

— Не работает, — ответил Скрижаль.

Выяснив, очевидно, всё, что ей полагалось по должности, дама назвала другой номер, по которому следует звонить, и повесила трубку. Скрижаль даже не успел сказать ей «спасибо». Женский голос, ответивший по второму номеру, уже выражал вполне определённые эмоции. «Ну чего ты звонишь?!» — ясно слышалось ему. На вопрос, можно ли принести в починку неработающий агрегат, женщина отреагировала точно так же, как минутой раньше её сослуживица:

— Что с пылесосом?

В мастерской, казалось, не хотели никого видеть. Похоже, там ремонтировали пылесосы на расстоянии — по телефону. Скрижаль опять взглянул на мотор, который безжизненно лежал у его ног, и на полый, стоящий торчком цилиндрический корпус пылесоса.

— Наверное, что-то с двигателем, — предположил он, забыв, кто здесь клиент, а кто мастер.

— Новых двигателей у нас нет, — прозвучало в трубке, и Скрижаль сразу вспомнил, кто есть кто. В тоне, которым была отчеканена фраза, и в той паузе, которая последовала за ней, сквозило нетерпение: «Ну теперь-то, наконец, всё?!».

— Там, возможно, что-нибудь несложное... — попытался как-то задержать внимание женщины Скрижаль.

— Двигатели не ремонтируем, — отрезала она, однако трубку положила не сразу, так что он успел всё же вставить своё «спасибо».

Познания Скрижаля в области техники были крайне скудны. И возможно, его не удивила бы очередная гримаса государственной сферы обслуживания, если бы он не видел собственными глазами, что пылесос состоит из шнура, выключателя, корпуса и двигателя. Корпус, если не бить по нему кувалдой, ремонта вряд ли когда-либо мог потребовать. О двигателях на том конце провода и слышать ничего не хотели. Отсюда однозначно следовало, что единственная в городе мастерская по ремонту пылесосов в лучшем случае ремонтирует лишь выключатели и шнуры.

____________________

Читать следующую главу

Вернуться на страницу с текстами книг «Скрижаль»

На главную страницу